После четырехдневного марша мы достигли вершины холма возле Колдера.

У подножия холма простиралась болотистая равнина, поросшая вереском, но мы разбили лагерь повыше, под кронами деревьев. Два небольших ручья проложили свои русла по скалистому склону холма. Близость воды и бодрящий воздух ранней осени создавали атмосферу скорее пикника, нежели военного похода.

Но было семнадцатое сентября, и если мои отрывочные сведения о якобитских восстаниях были верны, то война начнется через несколько дней.

— Повтори, Саксоночка, — в сотый раз просил меня Джейми, пока мы пробирались по извилистым горным тропам и грязным дорогам.

Я ехала верхом на Донасе, а Джейми шел рядом, но тут я спешилась и пошла рядом с ним, чтобы нам было удобнее беседовать. И хотя у нас с Донасом установилось, полное взаимопонимание, это была лошадь, требовавшая постоянно нашего внимания. Особенно ему нравилось сбрасывать зазевавшегося седока, ступив под низко расположенные ветки деревьев.

— Я уже говорила тебе, и не раз, что мне известно только это, — сказала я. — В учебниках по истории якобитским восстаниям отведено немного места, да и я тогда не особенно этим интересовалась. Я знаю только одно, что битва состоялась… то есть что она произойдет близ города Престон, а поэтому она называется Престонпанской битвой, хотя шотландцы называли ее… то есть называют… битвой при Глэдсмуире, потому что, согласно предсказанию, вернувшийся король должен был одержать победу под Глэдсмуиром. Бог его знает, где находится этот самый Глэдсмуир и существует ли он вообще.

— Ясно. А что дальше?

Я наморщила лоб, стараясь припомнить все читанное когда-то до последнего слова. Мысленно я воссоздавала в памяти сведения, почерпнутые из пожелтевшей от времени книжицы — «История Англии для детей», прочитанной мною при тусклом свете керосиновой лампы в глинобитной хижине где-то в Персии. Мысленно листая эти полузабытые страницы, я дошла до того места, где речь шла о втором якобитском восстании, известном в истории под лаконичным названием — «45». Все сведения о якобитах умещались на двух страницах, а битве, в которой мы готовились принять участие, был посвящен всего один небольшой абзац.

— Шотландцы победят, — уверенным тоном добавила я.

— Весьма существенная деталь, — с некоторой иронией заметил он, — но хотелось бы знать чуточку подробнее.

— Если ты хочешь знать подробности, обратись к предсказателю, — отрезала я, но тут же смягчилась: — Извини меня. Дело в том, что я больше ничего не знаю.

— Понятно. — Он взял меня за руку и, нежно стиснув ее, улыбнулся. — Не мучайся, Саксоночка. Ты не можешь сообщить мне больше, чем знаешь, но расскажи мне все еще раз…

— Хорошо. — Я ответила таким же нежным жестом, и мы пошли дальше рука в руке.

— Это была замечательная победа, — снова начала я, читая страницы по памяти, — потому что якобиты значительно превосходили своих врагов по численности. Они напали врасплох на армию генерала Коупа — одновременно с восходом солнца, — я это прекрасно помнила, — и началось беспорядочное бегство. Англичане понесли серьезные потери, исчисляемые сотнями погибших, а у якобитов погибло совсем немного — тридцать человек. Только тридцать человек.

Джейми обернулся и посмотрел назад на беспорядочную вереницу своих соплеменников из Лаллиброха. Они шли небольшими группами, болтая и распевая песни. Их было тридцать. И, глядя на них, нельзя было сказать, что их было всего лишь «несколько». Но я видела поля сражений и акры лугов, превратившихся в кладбище после захоронения тысяч убитых.

— Если рассматривать события в историческом контексте, — продолжала я извиняющимся голосом, — количество убитых среди них было довольно… незначительным.

Джейми резко выдохнул, едва разжав стиснутые зубы, и мрачно посмотрел на меня:

— Незначительным. В самом деле незначительным…

— Прости меня.

— Ты тут ни при чем, Саксоночка.

Но я почему-то не могла отделаться от чувства вины.

После ужина мужчины сидели вокруг костра, наслаждались ощущением сытости, переговариваясь между собой и почесываясь. Почесывание было эндемическим заболеванием. Тесные жилища, несоблюдение правил гигиены способствовали повальному заражению. Ни у кого не вызывало удивления, когда тот или иной воин извлекал такой образчик откуда-нибудь из складок своего пледа и бросал в огонь. Вошь вспыхивала искрой и исчезала.

Молодой парень по имени Кинкейд, — впрочем, настоящее его имя Александр, но среди воинов было так много Александров, что было решено присвоить им псевдонимы, — казалось, особенно тяжко страдал от этой напасти. Он яростно чесал то темную кудрявую голову, то под мышками, то, бросив на меня быстрый взгляд и убедившись, что я не смотрю в его сторону, промежность.

— Ну и достается тебе, парень! — сочувственно произнес кузнец Росс.

— Да, — ответил тот. — Эти мелкие твари съедают меня живьем.

— Придется тебе избавляться от всех волос, — заметил Уоллес Фрэзер, сам почесываясь, — на тебя тяжело смотреть, парень.

— Разве тебе не известен лучший способ избавления от этой мерзости? — произнес Сорли Макклюр и, так как Кинкейд отрицательно покачал головой, наклонился и осторожно вытащил горящую головню из костра. — Подними-ка свою юбку на минуту, парень, и я выкурю их оттуда, — предложил он под смех и улюлюканье окружающих.

— Проклятый откупщик, — пробормотал Муртаг. — Смотри до чего додумался!

— А ты знаешь лучший способ? — Уоллес скептически поднял широкие брови, наморщив при этом загорелый лоб.

— Конечно. — Муртаг торжественно извлек из ножен кинжал. — Парень — сейчас солдат. И должен действовать по-солдатски.

Открытое, доверчивое лицо Кинкейда выражало нетерпеливое ожидание.

— Как это?

— Очень просто. Берешь кинжал, поднимаешь юбку и сбриваешь половину волос в промежности. — Он осторожно поднял свой кинжал. — Но помни: только половину.

— Половину? Понятно… — Кинкейд был само внимание, однако лицо его выражало сомнение. Я заметила, что на лицах людей, сидевших вокруг костра, появились улыбки, но никто пока не смеялся.

— И только потом, — Муртаг жестом указал на Макклюра, — ты поджигаешь вторую половину, и когда эти твари начнут выпрыгивать, рази их кинжалом.

Кинкейд так покраснел, что это было заметно даже при свете костра, а сидевшие вокруг мужчины взревели разом и заулюлюкали. Началась грубая потасовка, стали размахивать горящими поленьями, выхваченными из пламени костра. Именно в этот момент, когда, казалось, это грубое развлечение вот-вот перейдет в серьезную драку, появился Джейми, ходивший проверять лошадей. Шагнув в круг, он достал из-под мышки две глиняные бутылки и бросил одну Кинкейду, другую Муртагу. И тут же все затихли.

— Все вы глупцы, — объявил он. — Второй способ избавиться от вшей — это вылить на них виски, чтобы напоить допьяна. Когда они уснут и захрапят, просто встать — и они посыпятся с тебя.

— Второй способ лучше, говоришь? — спросил Росс. — А могу я спросить, какой из них самый лучший?

Джейми снисходительно улыбнулся всем, сидящим вокруг костра, словно отец, посмеивающийся над недомыслием детей.

— Пусть твоя жена выберет их, одну за другой. — Он изобразил поклон, повернувшись ко мне, и, приподняв бровь, произнес: — Не доставите ли вы мне такое удовольствие, леди?

Шутки шутками, но это был единственный реальный способ избавиться от вшей. Я тщательно расчесывала свои волосы, утром и вечером, мыла их тысячелистником каждый раз, когда мы останавливались возле водоема, достаточно глубокого, чтобы можно было искупаться в нем, и только таким способом спасалась от этой напасти. Сознавая, что я смогу избежать вшей только до тех пор, пока их не подхватит Джейми, я предпринимала то же самое и по отношению к нему. Каждый раз, когда я могла заставить его посидеть спокойно некоторое время, я искала у него в голове, перебирая за прядью прядь.

— Обезьяны-бабуины занимаются этим все время, — заметила я, осторожно вытаскивая лисохвост из его густой рыжей гривы. — Но мне кажется, они съедают продукты своего труда.

— Пожалуйста, не продолжай, Саксоночка, — взмолился Джейми. Он ежился от удовольствия, когда расческа мягко скользила по его волосам.

Огонь костра тысячами сверкающих бликов отсвечивал на моих руках.

— Мм… Ты не представляешь, как это приятно, когда кто-то расчесывает тебе волосы.

— Подожди, пока я вытащу последнюю, — сказала я, ущипнув его и заставив засмеяться. — Терпи, иначе я прибегну к методу Муртага.

— Коснись волос в нижней части моего живота факелом и получишь тот же результат, — предложил он. — А как Луиза де ла Тур называла девушек с бритыми наголо головами?

— Эротоманками. — Я наклонилась и слегка прикусила зубами мочку его уха.

— Мм… мм.

— О вкусах не спорят, — сказала я. — Кому что нравится.

— Одно из мерзких, типично французских извращений, — ответил он.

— А разве это не так?

Громкий, раскатистый крик прервал мое занятие, я положила гребень и тревожно взглянула в сторону леса у нас за спиной.

— Там либо медведь, либо… — прошептала я. — Почему ты не стал есть, Джейми?

— Я был занят лошадьми. У одной из них треснуто копыто, и мне пришлось делать ей припарки. И сейчас, когда У меня разыгрался аппетит, ты говоришь о том, что кто-то ест вшей.

— Какие припарки?

— Разные. В таких случаях хорошо помогает свежий навоз. Но сегодня я использовал жеваные листья вики, смешанные с медом. Седельные вьюки мы свалили прямо У костра, разожженного на небольшой просеке, где солдаты поставили для меня небольшую палатку. И хотя я вначале намеревалась спать, как все, под открытым небом, я исполнилась чувства глубокой благодарности к ним за эту маленькую привилегию. Но когда я стала благодарить Муртага, он, со свойственной ему прямолинейностью дал мне ясно понять, что это было сделано вовсе не ради меня.

— Если он сможет расслабиться, оставшись наедине с тобой, никто не сможет ему завидовать, — сказал маленький клансмен, кивнув в сторону Джейми, советовавшегося о чем-то с несколькими мужчинами. — И в то же время нет необходимости наводить ребят на мысль о том, чего они лишены в настоящее время, понятно?

— Вполне. Вы очень предусмотрительны, — произнесла я сдержанным тоном.

По тонким губам Муртага скользнула хитрая улыбка.

— О, разумеется, — сказал он.

Порывшись в сумках, я отыскала головку сыра и несколько яблок, предназначенных для Джейми. Он подозрительно покосился на них, спросив:

— А хлеба нет?

— Есть, но в другой сумке. Сначала съешь яблоки. Это будет тебе очень полезно. Джейми разделял свойственное многим шотландцам неприязненное отношение к сырым фруктам и овощам, хотя благодаря отменному аппетиту вынужден был съедать все до крошки.

— Мм… — произнес он, откусывая яблоко. — Согласен, если ты так считаешь, Саксоночка.

— Да, я так считаю. Смотри. — Я показала ему свои зубы. — Много ли ты знаешь женщин моего возраста, у которых целы почти все зубы?

Улыбка обнажила его собственные прекрасные зубы.

— Должен признать, что для старой карги ты неплохо выглядишь.

— И это все исключительно благодаря правильному питанию, — продолжала я. — Половина людей твоего сословия страдают слабой формой цинги. И, судя по людям, встречавшимся нам в пути, у других положение еще хуже. Для предупреждения цинги требуется витамин С, а в ябдоках его очень много.

Джейми отодвинул яблоко и подозрительно нахмурился:

— Очень много?

— Именно так, — твердо сказала я. — Много его содержится почти во всех фруктах, но больше всего в лимонах и апельсинах. Здесь они, к сожалению, не растут, но их могут заменить лук, капуста и яблоки. Ешь их понемногу каждый день и сможешь избежать цинги. Даже в простой луговой траве содержится витамин С.

— Мм… Поэтому олени сохраняют зубы до глубокой старости.

— Вот именно.

Джейми повертел яблоко так и эдак, критически осмотрел его, затем пожал плечами.

Я как раз собиралась пойти принести хлеба, когда слабый треск привлек мое внимание. Боковым зрением я уловила какое-то движение и, повернувшись, увидела, как что-то мелькнуло рядом с головой Джейми. Я с криком бросилась к нему, но он, схватив горящую головню, канул в темноту ночи.

Луна была скрыта облаками, поэтому можно было лишь догадываться о происходящем по тяжелому дыханию и взаимным проклятиям двух мужчин, доносившимся из ближайших лесных зарослей, да еще по шуршанию сухой листвы у них под ногами.

Вдруг раздался короткий, резкий звук, а следом за ним воцарилась мертвая тишина. Тишина, по-видимому, длилась несколько секунд, но они показались мне вечностью.

Я все еще стояла у костра, не в силах шевельнуться, когда из мрачной тишины леса появился Джейми. Впереди него шагал пленник. Одна рука пленника была заломлена за спину. Отпустив его руку, Джейми повернул пленника к себе и толкнул изо всех сил; тот врезался в дерево, ударившись с такой силой, что посыпались листья и желуди, а пленник медленно опустился на кучу опавших листьев.

Привлеченные необычным шумом, подоспели Муртаг, Росс и еще двое мужчин. Подняв пленника на ноги, они поволокли его поближе к костру. Муртаг схватил его за волосы и дернул, заставив повернуть лицо к свету. Как выяснилось, у пленника был весьма приятный, благородный вид. Тонкие черты лица, большие, опушенные длинными ресницами глаза, изумленно взиравшие на мир.

— Да он всего лишь мальчик, — воскликнула я. — Ему не больше пятнадцати лет!

— Шестнадцать! — уточнил пленник и тряхнул головой, стараясь прийти в себя. — Хотя это не имеет никакого значения, — высокомерно добавил он на хорошем английском языке. «Из Гемпшира, — подумала я. — Далековато же он забрался».

— Действительно, не имеет, — мрачно согласился Джейми. — Шестнадцать или шестьдесят, но он пытался перерезать мне горло. — Я заметила, что Джейми прижимает к шее окровавленный платок.

— Я вам ничего не скажу, — заявил юноша. Большие глаза на его бледном лице были подобны бездонным озерам, а отблески костра золотили светлые волосы. Одну руку он держал прямо перед собой. «Наверное, она повреждена», — подумала я. Юноша явно делал над собой усилие, чтобы сохранить гордую осанку в окружении враждебно настроенных людей. Плотно сжатые губы скрывали чувство страха и боли.

— Кое-что мне и так уже известно, — сказал Джейми, внимательно оглядывая мальчика. — Во-первых, ты англичанин и английские солдаты находятся где-то здесь неподалеку. Во-вторых, ты здесь один.

Юноша казался озадаченным:

— Как вы узнали об этом?

— Полагаю, ты не стал бы нападать на меня, если бы не был уверен, что, кроме леди и меня, здесь никого нет. Если бы с тобой был еще кто-то, тоже считавший, что здесь нас только двое, он обязательно пришел бы тебе на помощь, тем более что у тебя сломана рука, если я не ошибаюсь. Мне кажется, я слышал, как она хрустнула. И потом, если бы с тобой был кто-нибудь еще, они удержали бы тебя от такого глупого поступка.

Несмотря на эти отнюдь не тревожные рассуждения Джейми, я заметила, что три человека по его сигналу бросились в лес, по-видимому, для того, чтобы прочесать окрестности.

Выражение лица юноши резко изменилось, когда он услышал, что его действия расцениваются как неразумные. Джейми промокнул рану и еще раз критически осмотрел платок.

— И если в следующий раз, парень, ты решишь нанести кому-нибудь удар в спину, не выбирай для этого человека, сидящего на куче сухих листьев. Если пожелаешь пустить в ход нож против человека, который сильнее и крупнее тебя, выбери исходную позицию поудачнее. Требуется как минимум, чтобы этот человек сидел спокойно, в полном неведении о готовящемся нападении.

— Благодарю за ценные советы. — Юноша ехидно улыбнулся. Он прилагал неимоверные усилия, пытаясь доказать, что ему все нипочем, хотя его взгляд нервно перескакивал с одного сурового лица на другое. Ни одному из присутствующих шотландцев при свете дня не присудили бы приза за красоту, ночью же лучше было с ними вообще не встречаться.

— Пожалуйста, — вежливо ответил Джейми. — Жаль только, что тебе не удастся воспользоваться ни одним из этих советов в будущем. Но разреши мне все-таки спросить: зачем ты напал на меня?

Привлеченные шумом, соплеменники Джейми поспешили к костру, они выходили из темных зарослей подобно привидениям. Глаза мальчика перебегали с одного лица на другое и наконец остановились на мне. Он помолчал минуту, но все же ответил:

— Я намеревался освободить эту леди.

Среди присутствующих поднялся ропот, но тут же стих, повинуясь решительному жесту Джейми.

— Понятно, — спокойно произнес он. — Ты услышал, как мы разговаривали, и понял, что леди — англичанка, причем знатного происхождения, в то время как я…

— В то время как вы, сэр, наглый преступник, вор и насильник! Ваши фотографии с описанием характерных примет расклеены повсюду в Гемпшире и Сассексе! Я сразу же узнал вас. Вы — бунтовщик и бессовестный сластолюбец! — громко выкрикнул мальчик. Даже при свете костра стало видно, как побагровело его лицо.

Я прикусила губу и опустила глаза, стараясь не встречаться взглядом с Джейми.

— Ну, что ж, понятно, все правильно, — спокойно продолжал Джейми. — Очевидно, теперь ты намерен изложить аргументы, почему мне не следует немедленно убить тебя. — С этими словами он осторожно вытащил кинжал из ножен и слегка взмахнул им. При этом отблеск костра заиграл на его клинке.

Кровь отхлынула от лица молодого человека, и он стал похожим на призрак, но в следующую минуту расправил плечи, отодвинув от себя окружавших его с обеих сторон людей Джейми, и сказал:

— Я предполагал такой исход. И готов принять смерть.

Джейми задумчиво кивнул, затем наклонился и положил клинок своего кинжала в огонь. От почерневшего металла пошел дымок, сильно запахло кузницей. Мы все молча любовались игрой пламени, отливающего всеми оттенками синего цвета там, где оно касалось металла. Казалось, что мертвое железо оживает в темно-красном пламени костра.

Обернув руку окровавленным платком, Джейми осторожно вытащил клинок из огня, медленно приблизился к юноше и как бы невзначай коснулся его камзола.

Почувствовался сильный запах паленой ткани, исходивший от носового платка, обернутого вокруг рукоятки кинжала, который становился все сильнее по мере того, как раскаленное острие кинжала скользило по сукну камзола юноши, оставляя на сукне тонкую выжженную полоску, идущую от талии вверх. Я видела струйки пота, стедавшие по шее юноши, когда острие кинжала достигло лунки под гордо вскинутым подбородком.

— Ну ладно. Боюсь, что пока я не готов убить тебя. — Джейми говорил тихо, и оттого в его голосе особенно остро ощущалась скрытая угроза. — С кем ты пришел сюда? — Этот резкий вопрос был подобен удару хлыста, от которого невольно сжимается сердце. Кончик кинжала угрожающе приблизился к шее юноши.

— Я… я не скажу вам! — Юноша запнулся, крепко стиснув зубы. По его нежной шее пробежала дрожь.

— Где твои товарищи? Сколько их? Куда вы направляетесь? — Вопросы следовали один за другим, лезвие кинжала почти касалось горла юноши. У него глаза вылезли из орбит, словно у обезумевшей лошади, он отчаянно тряс головой. Росс и Кинкейд крепко держали руки юноши, не давая ему двигаться.

Вдруг почерневшее лезвие коснулось шеи юноши. Раздался пронзительный крик, и я почувствовала запах горящей плоти.

— Джейми! — вскричала я, потрясенная. Он даже не взглянул в мою сторону. Его глаза были прикованы к пленнику. Росс и Кинкейд больше не держали юношу, и он рухнул на колени, на груду сухих листьев, зажав рукой рану.

— Это вас не касается, мадам! — сквозь зубы процедил Джейми.

Наклонившись, он схватил юношу за грудки, встряхнул и поставил на ноги. Лезвие кинжала в руке Джейми стало медленно подниматься вверх и наконец замерло на Уровне левого глаза пленника. Джейми всем своим видом показывал, что ждет ответа на заданный им вопрос, но юноша лишь решительно качнул головой, говоря что-то глухим, словно шепот, голосом, но его не было слышно. Тогда он прочистил горло и вполне внятно произнес:

— Нет. Ничто не заставит меня говорить.

Джейми помедлил немного, продолжая глядеть в упор в глаза пленника, затем отступил назад и медленно произнес:

— Понимаю. Ну а что, если речь пойдет об этой леди?

Вначале я не поняла, кого Джейми имеет в виду, но он вдруг схватил меня за руку и так рванул к себе, что я упала на него. Тогда он заломил мне руку за спину и, обращаясь к юноше, сказал:

— Ты можешь оставаться безразличным к собственной судьбе, но тебе, по-видимому, дорога честь этой леди, коль скоро ты жертвовал жизнью ради ее спасения. — Повернув к себе, он схватил меня за волосы, откинул мне голову назад и поцеловал с нарочитой страстью, так, что я невольно стала вырываться из его рук.

Тогда он развернул меня так, чтобы я оказалась теперь лицом к пленнику. Юноша во все глаза смотрел на меня, в его расширившихся зрачках отражалось пламя костра.

— Отпусти ее! — хриплым голосом потребовал он. — Что ты собираешься делать с ней?

Руки Джейми потянулись к вороту моего платья и вцепились в него. Потом дернули изо всех сил. Ткань с треском лопнула, обнажив мою грудь. Я непроизвольно ударила Джейми в голень. Юноша рванулся вперед, но был остановлен Россом и Кинкейдом.

— Ну раз уж ты спрашиваешь, — любезным тоном ответил Джейми. — Я собираюсь изнасиловать эту леди у тебя на глазах. Потом отдам ее своим солдатам. Пусть делают с ней все, что хотят. Возможно, и ты пожелаешь воспользоваться случаем, прежде чем я убью тебя. Негоже мужчине умирать девственником, как ты считаешь?

Теперь я боролась уже всерьез. Руки у меня были зажаты железной хваткой, мои протестующие крики блокировала огромная теплая ладонь Джейми, накрывающая мне рот. Я изо всех сил впилась в нее зубами, ощутив во рту вкус крови. Я прокусила ему ладонь. Чуть слышно ахнув, он отдернул руку и тут же заткнул мне рот какой-то тряпкой, поверх которой снова оказалась его ладонь. Я задыхалась с кляпом во рту, а рука Джейми проворно метнулась к моим плечам, сдирая с меня разорванное платье. Затем он сдернул с меня белье, обнажил меня и прижал мои руки к бокам. Я заметила, как Росс взглянул на меня и быстро перевел взгляд на пленника. Густая краска залила его щеки. Кинкейд, которому было не более девятнадцати, был потрясен. Он замер на месте с разинутым словно ловушка для мух ртом.

— Прекрати! — Голос юноши дрожал, но уже не от страха. — Ты… ты презренный трус! Как смеешь ты, шотландский ублюдок, бесчестить леди! — Он на мгновенье умолк, задохнувшись от гнева. Грудь его высоко вздымалась. Потом, видимо, принял решение. — Хорошо. Я вижу, что достойным путем мне ничего не добиться. Освободи эту леди, и я скажу все, что вас интересует.

Джейми тут же отпустил меня. Росс оставил пленника и поспешил за моим плащом, незаметно соскользнувшим у меня с плеча во время облавы на юношу и валяющимся где-то поблизости на земле. Джейми выдернул из плаща пояс и связал им мне руки за спиной, затем взял у Росса плащ, надел его на меня и тщательно застегнул. Отступив на несколько шагов, он насмешливо поклонился мне, затем обратился вновь к своему пленнику.

— Даю тебе слово, что этой леди не грозят мои притязания, — сказал он тоном, с трудом сдерживающим гнев и неудовлетворенную страсть. Но я-то прекрасно понимала, что за напускным гневом он изо всех сил старался спрятать неуемное желание рассмеяться. Я готова была убить его в этот момент.

С окаменевшим лицом юноша сухими отрывистыми фразами отвечал на вопросы Джейми.

Его звали Уильям Грей. Он был вторым сыном виконта Мелтона. Он был прикомандирован к отряду в двести человек, двигавшемуся в Думбар, на соединение с армией генерала Коупа. Отряд разбил лагерь в трех милях отсюда к западу. Он, Уильям, решил прогуляться по лесу, заметил свет нашего костра и пошел выяснить, кто его разжег. Нет, с ним никого не было. Да, отряд располагает тяжелым вооружением, шестнадцатью оружейными повозками и двумя шестнадцатидюймовыми мортирами. Большая часть солдат вооружена мушкетами. Кроме того, в состав отряда входит кавалерийская рота, насчитывающая тридцать солдат с лошадьми.

Юноша изнемогал от сыпавшихся на него бесконечных вопросов и от боли в сломанной руке, но от предложения присесть отказался. Он лишь слегка прислонился к стволу дерева, чтобы удобнее было поддерживать сломанную руку.

Допрос продолжался около часа. Джейми снова и снова задавал одни и те же вопросы, уточняя отдельные детали, добиваясь полной ясности во всем, что его интересовало, и абсолютной правдивости показаний. Наконец, удовлетворенный, Джейми глубоко вздохнул и отвернулся от юноши, который теперь тяжело опустился на землю под развесистым дубом. Не говоря ни слова, Джейми протянул к нему ладонь. Муртаг, обычно понимавший Джейми без слов, вложил в нее пистолет.

Повернувшись спиной к пленнику, Джейми занялся проверкой пистолета. Свет костра отбрасывал огненные блики на его черный металл.

— В голову или сердце? — небрежно спросил Джейми, закончив осмотр пистолета.

— Что? — очнувшись от задумчивости, спросил юноша.

— Я собираюсь застрелить тебя, — терпеливо объяснил Джейми. — Вражеских лазутчиков обычно вешают, но, принимая во внимание твою галантность, я хочу подарить тебе легкую, быструю смерть. Куда ты предпочитаешь получить пулю — в голову или в сердце?

Юноша выпрямился, расправил плечи.

— О да. Да, конечно. — Он облизнул пересохшие губы, проглотил подкативший к горлу комок. — Я думаю… в сердце. Спасибо, — спохватившись, добавил он, затем вскинул голову и крепко сжал губы, не утратившие еще детской припухлости.

Джейми кивнул и взвел курок пистолета; этот звук эхом отозвался в тиши под сенью дуба.

— Подождите! — вдруг произнес пленник. Джейми с любопытством взглянул на него, держа пистолет на уровне груди юноши. — Чем вы можете гарантировать, что не станете досаждать этой леди после того, как я… умру? — с вызовом спросил юноша, оглядывая собравшихся вокруг воинов. Его единственная здоровая рука решительно сжалась в кулак, но тем не менее сотрясалась от дрожи.

Джейми издал какой-то неясный звук, который искусно сумел превратить в чихание. Потом опустил пистолет и, изобразив на лице железное спокойствие, торжественно произнес с весьма заметным от напряжения шотландским акцентом:

— Малыш, я могу дать тебе слово, хотя, наверное, ты вряд ли поверишь слову… — губы его невольно скривились, — шотландского ублюдка. Но, может, поверишь заверениям самой леди? — Он повел бровью в мою сторону, и Кинкейд тут же бросился неуклюже освобождать меня от кляпа во рту.

— Джейми! — яростно воскликнула я, как только почувствовала, что мой рот наконец-то свободен. — Это бесчестно! Как ты можешь так поступать? Ты… ты…

— Трус… — подсказал он мне. — Или шакал, если тебе это больше нравится. Как ты думаешь, Муртаг, — спросил он, повернувшись к своему верному помощнику, — кто я — трус или шакал?

Муртаг брезгливо поморщился:

— Я назову тебя подонком, если ты немедленно не развяжешь руки женщине!

Джейми с виноватым видом повернулся к пленнику:

— Я должен просить прощения у своей жены за то, что вынудил ее стать соучастницей обмана. Уверяю тебя, она действовала не по своей воле. — Он печально оглядел при свете костра прокушенную мною руку.

— Ваша жена?! — Изумленный взгляд юноши лихорадочно сновал между мною и Джейми.

— Смею тебя заверить, — продолжал Джейми, — что хотя эта леди и оказала мне честь, разделив со мной ложе, она никогда не делала этого по принуждению. И не будет. — А потом, уже обращаясь к Кинкейду, коротко добавил: — Пока не развязывай ее.

— Джеймс Фрэзер, — процедила я сквозь стиснутые зубы. — Если ты только тронешь этого мальчика хоть пальцем, ты уже никогда не приблизишься к моему ложу.

Одна бровь Джейми слегка приподнялась, зубы блеснули при свете костра.

— Ну, это уже серьезная угроза для такого беспринципного сластолюбца, как я. Но в такой момент я не должен считаться с моими личными интересами. Война есть война. — И он снова стал целиться.

— Джейми! — закричала я.

Он опустил пистолет и повернулся ко мне с выражением подчеркнутого внимания:

— В чем дело?

Я перевела дыхание, стараясь придать твердость своему голосу. Я могла только догадываться, что он собирается делать, и считала, что поступаю правильно. Правильно или неправильно, но когда все будет кончено… Я подавила в себе желание увидеть Джейми корчащимся на земле и себя, сжимающую ногой ему горло. Мне необходимо было решить, как действовать сейчас, в эту минуту.

— У тебя нет никаких доказательств, что этот юноша — вражеский лазутчик, — сказала я. — Он говорит, что набрел на тебя случайно. Костер в лесу, несомненно, способен привлечь внимание любого человека.

Джейми кивнул в ответ, но тут же возразил:

— А как насчет преднамеренного убийства? Факт остается фактом — он пытался меня убить и сам признался в этом. — Он осторожно потрогал свежую рану у себя на шее.

— Да, он действительно пытался, — горячо продолжала я. — Но он говорит, что узнал в тебе разыскиваемого преступника, за голову которого назначена награда, черт тебя побери!

Джейми задумчиво потер подбородок и наконец повернулся к пленнику.

— Да, это аргумент в вашу пользу, Уильям Грей, — произнес он. — У вас прекрасный адвокат. Не в моих правилах и не в правилах его высочества принца Карла по собственной воле казнить людей, если даже речь идет о врагах.

Он подозвал к себе Кинкейда.

— Кинкейд, возьмите с Россом этого человека и отведите его к тому месту, где, как он утверждает, его отряд остановился на привал. Если то, что он рассказал, правда, привяжите его к дереву в миле от лагеря на пути следования его отряда. Утром товарищи обнаружат его там. Но если рассказанное им — ложь, — он сделал паузу, окинув пленника холодным взглядом, — перережьте ему горло.

Он взглянул юноше в глаза и очень серьезно, без тени насмешки сказал:

— Я дарю тебе жизнь и надеюсь, что ты разумно распорядишься ею.

Подойдя ко мне, он перерезал пояс, связывающий мне руки.

Я зло глянула на него, а он, указывая на юношу, который вдруг опустился на землю под дубом, сказал:

— Очевидно, ты не откажешь в любезности осмотреть руку мальчика, прежде чем он уйдет? — Выражение нарочитой ярости исчезло с его лица, сменившись полным равнодушием. Он ходил потупившись, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Не говоря ни слова, я подошла к юноше и опустилась рядом с ним на колени. Он казался ошеломленным и не противился моему осмотру, хотя мои прикосновения, несомненно, причиняли ему боль.

Разорванный корсаж моего платья сползал то с одного плеча, то с другого, и я, чертыхаясь сквозь зубы, в сотый раз поправляла его. Предплечье юноши было тонким, как у меня. Я наложила шину на руку и подвязала ее своей косынкой.

— У вас закрытый перелом. — Я старалась говорить как можно более спокойным, бесстрастным тоном. — Подержите ее в таком положении хотя бы в течение двух недель.

Он кивнул, не глядя на меня.

Джейми спокойно сидел на бревне неподалеку, наблюдая за моими действиями. Я подошла к нему и изо всех сил ударила его по щеке, оставив на ней белый след, но он даже не шевельнулся и выражение его лица не изменилось.

Кинкейд поднял юношу на ноги и потащил его к просеке. Перед тем как ступить в чащу деревьев, юноша обернулся и, стараясь не смотреть в мою сторону, обратился к Джейми.

— Вы даровали мне жизнь, — сдержанным, официальным тоном проговорил он. — Я предпочел бы этому дару смерть, но коль скоро вы насильно вручили мне его, я отныне ваш должник и почту за честь при случае вернуть свой долг, но потом… — Голос юноши задрожал от ненависти, и уже вполне обыденно, без всякого официоза, он громко вскричал: — Я убью вас!

Джейми встал с бревна и выпрямился во весь свой огромный рост. Его лицо оставалось совершенно спокойным. Он мрачно склонил голову перед своим освобожденным пленником:

— В таком случае, сэр, мне только остается пожелать, чтобы мы никогда больше не встретились.

Юноша расправил плечи и сухо поклонился в ответ.

— Грей не забывает о своих долгах, сэр, — сказал он и растворился в темноте вместе с Кинкейдом.

Наступил момент томительной тишины, когда, собравшись вместе, соплеменники Джейми напряженно вслушивались в удаляющееся шуршание ног по опавшей листве. Затем вдруг раздался чей-то тихий смешок, кто-то хихикнул, кто-то не сдержался и прыснул, а потом, сдовно заражаясь друг от друга, смеялись поголовно все. Однако смех был сдавленным, тихим, громко смеяться никто не смел. Джейми выступил вперед, и смех мгновенно стих. Взглянув на меня, он коротко приказал:

— Иди в палатку.

Догадавшись о моем намерении, он быстро схватил меня за руку:

— Если ты собираешься снова влепить мне пощечину, то позволь по крайней мере повернуться к тебе другой щекой, — сухо произнес он. — Но чтобы избавить тебя от лишних хлопот, я посоветовал бы тебе отправиться в палатку.

Отпустив мою руку, он приблизился к костру и властным взмахом руки потребовал внимания. Нехотя все тем не менее мгновенно собрались возле него, настороженно поглядывая друг на друга.

Я понимала не все, что он говорил на каком-то странном гэльско-английском языке, но ценой невероятных усилий я уловила общий смысл его слов. Тихим, ровным голосом, от которого леденели сердца слушателей, он просил выйти вперед часовых, дежуривших в этот вечер. Стоявшие перед ним его подопечные поглядывали друг на друга, стараясь поплотнее сомкнуть свои ряды. Но вскоре сомкнутые ряды расступились, и два человека выступили вперед. Они взглянули на Джейми и сразу потупились. Лишенные поддержки товарищей, они жались друг к другу.

Это были братья Макклюр, Джордж и Сорли, почти ровесники, примерно лет тридцати. Они стояли как побитые собаки, пальцы их натруженных рук шевелились, как бы ища друг друга, в надежде выстоять перед лицом надвигающейся грозы.

Возникла короткая заминка, пока Джейми сурово вглядывался в лица незадачливых стражей. Затем последовали пять тягостных минут, он продолжал говорить все тем же тихим, ровным голосом. Сгрудившись возле него, соплеменники не проронили ни звука, а братья Макклюры, оба довольно крупные мужчины, сжались под тяжестью вины и казалось, даже стали меньше ростом. Я вытерла потные ладони о юбку и порадовалась, что понимаю не все, что говорил Джейми. Вскоре я стала жалеть, что не последовала его совету и не ушла в палатку.

Но в полной мере я осознала это, когда Джейми неожиданно повернулся к Муртагу, уже стоявшему наготове с кожаным ремнем длиной в два фута, с узлом наверху, чтобы не скользил в руке.

— Разденьтесь и подойдите ко мне, вы, оба, — сказал он.

Братья принялись исполнять приказ, расстегивая рубашки негнущимися пальцами, всем своим видом выражая покорность. Казалось, они желали только одного — чтобы поскорее наступил час расплаты.

Я опасалась, что не выдержу этого зрелища, и сознавала, что такое наказание в условиях военного времени было довольно легким. На поляне воцарилась мертвая тишина, лишь слышались удары ремня да сдавленный стон братьев.

Последний удар пришелся по Джейми, подставившему под ремень свой бок. Он взмок от пота, и его рубашка сделалась темной на спине. Кивком он велел братьям одеваться и отер мокрое от пота лицо рукавом. Один из братьев, морщась от боли, наклонился, чтобы поднять брошенные на землю рубашки, другой, дрожа всем телом, пытался удержать его от падения.

Все присутствующие при этом стояли, затаив дыхание от страха. Сейчас они зашевелились, словно бы вздохнули наконец с облегчением.

Джейми смотрел на них, слегка покачивая головой. Ночной ветерок усилился, развевая волосы у него на голове.

— Мы не можем мириться с беспечностью, друзья мои, — тихо сказал он. — Кого бы то ни было, — добавил он, помолчав, и горько усмехнулся: — Включая меня. Именно разведенный мною костер привлек внимание этого парня. — У него на лице снова выступил пот, он стер его рукой, а руку вытер о юбку. Затем он кивнул Муртагу, стоящему в стороне от других, и, протягивая ему кожаный ремень, сказал:

— Не окажете ли вы мне любезность, сэр?

Минуту помедлив, Муртаг взял плеть. В его маленьких, блестящих, черных глазах светилась дружеская симпатия.

— С удовольствием, сэр.

Джейми повернулся спиной к своим соратникам и начал расстегивать рубашку. Наши глаза встретились. Я стояла, не в силах пошевелиться. Джейми иронически вздернул бровь, как бы спрашивая: хочешь посмотреть?

Я энергично замотала головой, повернулась и побежала прочь, сожалея, что не последовала его совету сразу.

Разумеется, в палатку я не вернулась. Мне была невыносима сама мысль о душном замкнутом пространстве. Я задыхалась, мне не хватало воздуха.

Взбежав на невысокий холм за нашей палаткой, я бросилась на землю, обхватив голову обеими руками. Мне не хотелось слышать, что происходит у костра.

Жесткая мокрая трава подо мной была холодная, и я догадалась завернуться в плащ. Укрывшись в коконе и немного согревшись, я лежала неподвижно, прислушиваясь к стуку своего сердца. В ожидании, когда оно прекратит свой бешеный бег и успокоится.

Через некоторое время я услышала голоса мужчин, направлявшихся небольшими группами по четыре-пять человек к месту, отведенному для ночлега. С головой закутанная в плащ, я не различала их слов. Прошло еще какое-то время, и я поняла, что Джейми здесь, рядом. Он ничем не обнаруживал своего присутствия, но этого и не требовалось. Когда я вылезла из своего кокона и села, то увидела его сидящим на камне. Его голова покоилась на сложенных на коленях руках.

Меня обуревало желание одновременно погладить его по голове и запустить в него камнем, но я не сделала ни того, ни другого.

— С тобой все в порядке? — через минуту спросила я как можно более равнодушным тоном.

— А? Будет все в порядке. — Он медленно поднял голову и, глубоко вздохнув, осторожно расправил плечи. — Прости меня за платье, — в следующую минуту сказал он. Я поняла, что он увидел мои голые плечи, белеющие в темноте, и поглубже закуталась в плащ.

— За платье? — переспросила я внезапно охрипшим голосом.

Он опять вздохнул.

— И за все остальное тоже. — Он помолчал, затем продолжил: — Я подумал, что, возможно, ты согласишься пожертвовать своей скромностью, чтобы избавить парня от дальнейших испытаний, но у меня не было времени, чтобы спросить тебя. Если я был неправ, прошу простить меня, леди.

— Ты хочешь сказать, что намеревался и дальше его пытать?

Он вышел из себя и не собирался этого скрывать:

— Пытать!.. Я не причинил парню никакого увечья!

Я еще плотнее закуталась в плащ.

— Ты не считаешь увечьем сломанную руку и клеймо, выжженное раскаленной сталью?

— Нет, не считаю. — Он подскочил ко мне, схватил за локоть и с силой повернул к себе. — Послушай, он сам сломал свою дурацкую руку, пытаясь преодолеть непреодолимое препятствие! Он храбр не менее любого из моих соратников, но он совершенно беспомощен в рукопашной схватке:

— А раскаленный кинжал? — не унималась я.

Джейми фыркнул:

— Фу! Под ухом у него сейчас небольшой ожог, о котором он забудет уже завтра после обеда. Я допускаю, что это немного неприятно, но я хотел всего лишь попугать его, а не причинить боль.

Я повернулась и пошла в сторону темного леса в поисках нашей палатки. А вдогонку мне неслись его слова:

— Я мог бы сломить его, Саксоночка, хотя, наверное, это было бы неблагородно с моей стороны. И скорее всего, только на время. Я обычно не прибегаю к таким средствам, если в этом нет особой необходимости. Уверяю тебя, Саксоночка, — его голос был едва слышен, но в нем прозвучала угроза, — иногда я вынужден так поступать. Мне нужно было узнать, где находятся английские солдаты, их численность, вооружение и все остальное. Мне не удалось запугать его. Поэтому мне оставалось или сломить его, или обмануть.

— Он сказал, что ты не сможешь заставить его говорить!

— Боже мой, Саксоночка. — Голос Джейми казался усталым. — Конечно, я смог бы заставить его! Сломить можно любого, причиняя страдания. Я знаю это как никто другой.

— Да, — спокойно заметила я. — Видимо, знаешь.

Мы снова умолкли. До моего слуха время от времени доносилось сонное бормотание спящих, случайный стук сапога о твердую землю, шуршание сухих листьев, служивших защитой от осенних холодов. Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я уже отчетливо различала очертания нашей палатки в тридцати футах от нас под сенью большой лиственницы. А также черную фигуру Джейми на фоне светлеющей ночи.

— Хорошо, — сказала я наконец. — Если исходить из того, что ты мог сделать и что сделал, то… Ну ладно…

— Спасибо. — Я не могу с уверенностью сказать, улыбался он или нет, но мне показалось, что улыбался.

— Ты, черт побери, играл с огнем. Скажи, как бы ты поступил, если бы я не убедила тебя сохранить юноше жизнь?

Джейми нетерпеливо передернул плечами и издал какой-то звук, похожий на сдавленный кашель.

— Не знаю, Саксоночка. Я надеялся, что ты что-нибудь придумаешь. В противном случае я, наверное, застрелил бы парня. Он был бы весьма огорчен, если бы я просто взял и отпустил его.

— Ты бессердечный шотландский ублюдок! — холодно сказала я.

Он глубоко и горестно вздохнул:

— Саксоночка, начиная с самого ужина, который мне не дали завершить, меня преследуют напасти: то мне пытаются перерезать горло, то кусают и порют ремнем. И это еще не все. Я не люблю пугать детей и не люблю пороть взрослых, но мне пришлось сделать это. В трех милях отсюда двести английских солдат разбили лагерь, и я не знаю, что с этим делать. Я устал, я голоден и ужасно расстроен. Если в тебе осталось хоть немного женского тепла, не могу ли я рассчитывать на маленькую толику его?

Его голос звучал так жалобно, что я невольно засмеялась, встала и подошла к нему:

— Думаю, на это рассчитывать ты можешь. Подойди сюда, посмотрим, что я смогу для тебя сделать.

Он накинул рубашку на плечи, не потрудившись застегнуть ее. Я просунула руку под рубашку и ощутила его горячую, нежную спину.

— Кожа не повреждена, — сказала я, водя руками снизу вверх.

— Кожаный ремень не сечет кожу, просто стегает.

Я сняла с него рубашку, усадила на камень и смочила спину холодной водой из ручья.

— Полегчало? — спросила я.

— Ммм… — Мускулы его спины расслабились, но он невольно поежился, когда я осторожно дотронулась до раны на шее.

— Ты бы не застрелил его, правда?

— За кого ты меня принимаешь, Саксоночка? — со смешком спросил он.

— За шотландского труса или, лучше, за бессовестного разбойника. Как знать, на что способен такой тип? Если к тому же он еще и беспринципный сластолюбец?

Он рассмеялся вместе со мной, и его плечо затряслось под моей рукой.

— Поверни голову. Если тебе нужно женское тепло и сочувствие, сиди спокойно, пока я буду их демонстрировать.

— Ммм… Нет, — произнес он после небольшой паузы. — Я не смог бы убить его. Но после того, как я унизил его в твоих глазах, я должен был дать ему шанс вернуть себе чувство собственного достоинства. Он смелый парень. И заслужил право реализовать это чувство собственного достоинства на практике.

Я покачала головой.

— Никогда не научусь понимать мужчин, — пробормотала я, нанося на ранку мазь из ноготков.

Он взял мои руки и уткнулся в них подбородком.

— А тебе и не нужно понимать меня, Саксоночка, — спокойно сказал он. — Пока ты любишь меня. — Он поцеловал мои руки. — И кормишь меня, — добавил он, отпуская их.

— Значит, женское тепло, любовь и еда? — засмеялась я.

В наших сумках я отыскала холодные лепешки, сыр, а также немного бекона. Напряжение и абсурдность последних двух часов, как оказалось, основательно меня изморили, и я с жадностью набросилась на еду.

Голоса окружающих нас людей смолкли, костер погас — казалось, на тысячу миль от нас не было ни одной живой души. Только ветер непрерывно шевелил кроны деревьев, ломая сухие ветви, падавшие на землю.

Джейми сидел, прислонившись к дереву с мрачным видом, — так, по крайней мере, казалось в сумеречном свете звезд, но молодая плоть властно заявляла о себе.

— Я дал твоему герою слово, что не стану досаждать тебе своими отвратительными притязаниями. Я буду верен данному мной слову до тех пор, пока ты сама не позовешь меня разделить с тобой ложе. А пока я пойду и лягу с Кинкейдом и Муртагом. Правда, Муртаг храпит.

— И ты тоже, — сказала я. Я секунду смотрела на него, затем дернула плечом, отчего мое порванное платье соскользнуло с него. — Ты уже провел соответствующую подготовку, теперь можешь завершать дело. — Я встряхнула другим плечом, и платье упало на пол.

Его руки, словно горячий шелк, скользили по моему телу.

— Ну ладно, — приговаривал он, — война есть война.

— Я вечно путаюсь в датах, — сказала я спустя некоторое время, глядя в густо усеянное звездами небо. — Мигель де Сервантес уже родился?

Джейми лежал, вытянувшись во весь рост, на животе рядом со мной, а голова и плечи высовывались из палатки наружу. Он медленно открыл один глаз, устремив его в сторону горизонта. Не обнаружив никаких признаков восхода, он вновь перевел на меня свой взгляд, в котором сквозило уязвленное самолюбие.

— Ты что, испытываешь острую необходимость немедленно побеседовать об испанской литературе? — слегка охрипшим голосом спросил он.

— Да нет. Мне просто интересно, знаком ли тебе термин «донкихотство»?

Он приподнялся на одном локте, почесал голову обеими руками, чтобы окончательно проснуться, затем повернулся ко мне:

— Сервантес родился почти двести лет назад, Саксоночка, и благодаря неплохому образованию, полученному мной, я знаком с этим джентльменом. Но, может быть, в твоем вопросе кроется что-то сугубо личное?

— У тебя болит спина?

Словно желая проверить, он пошевелил плечами:

— Не очень. Хотя, думаю, синяки имеются.

— Джейми, скажи ради Бога, для чего все это? — не выдержала я.

Он положил подбородок на скрещенные руки и искоса взглянул на меня. От улыбки, открытой моему взгляду, его глаз еще более сузился.

— Ну, Муртагу это доставило удовольствие. Он ждал этого момента много лет. Помню, в девятилетнем возрасте однажды я положил кусочек медовых сот ему в башмак, когда он снял их, желая дать ногам отдых. Тогда он долго гонялся за мной, но так и не смог меня поймать, но зато я узнал много любопытных слов, пока он босиком гонялся за мной. Он…

Я изо всех сил ударила его кулаком по плечу, остановив тем самым поток его красноречия. Он удивленно охнул, рука его подвернулась, и он упал на бок, спиной ко мне.

Я встала на колени у него за спиной и обхватила его руками за талию. Его широкая, мускулистая спина поблескивала от мази. Я поцеловала его между лопаток, затем отодвинулась и подула ему на спину, с удовольствием ощущая, как его кожа трепещет от прикосновения моих пальцев и крошечные тонкие волосики топорщатся на гусиной коже.

— Для чего? — повторила я, приложив щеку к его теплой, влажной спине. В темноте рубцы на ней были не видны, но я отчетливо чувствовала их щекой, тонкие, твердые полосы. Он лежал не двигаясь, ребра под моей рукой вздымались и опускались в такт глубокому, размеренному дыханию.

— Ну ладно, — сказал он и снова замолчал, о чем-то задумавшись. — Я сам точно не знаю, Саксоночка. Может быть, я хотел доказать что-то тебе или себе самому.

Я положила свою легкую ладонь на его лопатку, широкую и тонкую, с четко очерченными под кожей контурами.

— Только не мне.

— Но разве достойно джентльмена раздевать свою жену на глазах у тридцати мужчин? — В его голосе звучала горечь, и мои руки замерли у него на спине. — Достойно ли благородного человека проявлять жестокость к пленному врагу, почти ребенку? И даже быть готовым на большее?

— А разве было бы лучше, если бы ты пожалел меня или его, а через два дня потерял половину своих людей? Ты должен был помнить об этом. Ты не имеешь и не имел права позволить себе рисковать людьми во имя ложно понятого благородства.

— Нет, — произнес он, — не могу. А поэтому сейчас мое место рядом с сыном моего короля. Чувство долга и чести повелевает мне следовать за ним… и в то же время всячески препятствовать осуществлению того, что поклялся отстаивать. Ради его низменных интересов я предал тех, кого люблю. Я предал само понятие о чести, благородстве.

— Во имя чести погибло немало людей. Но безрассудное благородство — это глупость. Благородная глупость — все равно глупость.

— Да, это так. Ты говорила, что все изменится к лучшему. Но если я буду первым среди тех, кто пожертвует своей честью ради ложно понятого чувства долга, не будет ли мне стыдно потом?

Он взглянул на меня, глаза были полны тревоги.

— Я не поверну вспять, это для меня невозможно, но порой, Саксоночка, становится жаль того парня, каким я был.

— Это моя вина, — мягко сказала я и провела пальцами по его лицу, коснулась густых бровей, широкого рта и отросшей щетины на подбородке. — Моя. Если бы я не явилась… и не сообщила тебе, что произойдет… — Я ощутила внезапную боль и горечь, когда вспомнила, каким наивным, благородным парнем он был. Впрочем… разве у нас был выбор? Я должна была открыть ему то, что знала. А он должен был действовать исходя из этого знания. Я вспомнила одну из строчек Ветхого Завета, а он словно бы услышал эту строку из Библии и слегка улыбнулся:

— Может быть… Но я не помню, чтобы Адам просил Бога забрать Еву назад. — Он наклонился и поцеловал меня в лоб, когда я засмеялась, и, укрыв мои голые плечи одеялом, сказал: — Спи, мое маленькое ребрышко, завтра мне понадобится помощница.

Меня разбудило лязганье металла. Я высунула голову из-под одеяла и, прищурившись, пыталась рассмотреть источник странного звука и тут обнаружила, что мой нос чуть ли не уперся в колено Джейми, укрытого пледом.

— Проснулась? — услышала я голос Джейми. Что-то блестящее и звенящее промелькнуло у меня перед глазами, и я ощутила нечто очень тяжелое у себя на шее.

— Боже, что это такое? — воскликнула я, проворно сев в постели и стараясь рассмотреть этот странный предмет. Оказалось, что на мне надето ожерелье, состоящее из трех дюймовых металлических предметов в виде стержня с ободком наверху, нанизанных на кожаный шнурок. Некоторые из этих предметов были покрыты ржавчиной, другие совершенно новые. По всей длине стрежней проходили царапины, как будто их с силой выдирали из какого-то более крупного предмета.

— Временные трофеи, Саксоночка, — пояснил Джейми.

Я взглянула на него и громко вскрикнула.

— Ой, — произнес он, проведя рукой по лицу. — Я совершенно забыл. У меня не было времени умыться.

— Ты до смерти меня напугал, — сказала я, прижимая руку к бешено бьющемуся сердцу. — Что это?

— Древесный уголь, — сказал он. Голос его прозвучал глухо, так как он уже вытирал лицо какой-то тряпкой. Вскоре он отложил ее и улыбнулся мне. Ему удалось стереть черную пыль с носа, подбородка и лба, и они розовели на фоне сажи, глаза же были обведены черными кругами, как у енота, а рот очерчен широкой черной полосой.

Рассвет только едва забрезжил, и в сумраке палатки его темные от угольной пыли лицо и волосы почти сливались с темным же фоном брезентовой палатки. От этого возникало впечатление, что я разговариваю с неким человеком, не имеющим головы.

— Это была твоя идея, — сказал он.

— Моя идея? Ты похож на привидение из спектакля, — ответила я. — Для чего ты разыграл эту комедию?

На черном лице его зубы сверкали словно жемчужины.

— Это была диверсионная вылазка, — с удовлетворением произнес он.

— Диверсионная? Я правильно тебя поняла? О Боже. Ты побывал в английском лагере? Боже мой! Надеюсь, не один?

— Я не мог лишить своих людей такого удовольствия, Поэтому оставил, троих охранять тебя, а с остальными совершил весьма успешную вылазку. — Он с гордостью посмотрел на мое ожерелье. — Это шплинты от орудийных повозок. Мы не могли похитить пушки и даже бесшумно повредить их, но им не удастся далеко уйти без колес.

Я критически осмотрела свое ожерелье:

— Все это прекрасно, но не смогут ли они сделать новые стержни? Кажется, ты делал нечто подобное из толстой проволоки.

Он кивнул с самодовольным видом:

— Может быть, и смогут. Но на что им стержни, если у них нет колес? — Он приподнял брезент, закрывающий вход в палатку, и указал на подножие холма, где Муртаг, черный как демон, с такими же черными помощниками бросал в костер последние из тридцати двух больших деревянных колес. Снятые с колес железные ободья грудой лежали рядом. Фергюс, Кинкейд и еще несколько молодых ребят затеяли игру, гоняя колеса при помощи палок. Я засмеялась:

— А ты, оказывается, умный, Джейми.

— Может быть, я и умный, но ты — полуголая, а мы сейчас отправляемся. Нет ли у тебя чего-нибудь, что можно было бы надеть? Мы связали их часовых и оставили в заброшенном загоне для овец, но скоро лагерь проснется, а он недалеко от нас, поэтому нам лучше скрыться.

И словно в подтверждение его слов, палатка у меня над головой дрогнула, как будто бы кто-то разрушил ее каркас с одной стороны. Я испуганно вскрикнула и схватила седельные сумки, в то время как Джейми поспешил отдать последние распоряжения перед тем, как тронуться в путь.

Уже миновал полдень, когда мы добрались до деревушки Транент. В обычно спокойной деревушке, расположенной в горах высоко над уровнем моря, царило необычайное оживление в связи с прибытием шотландской армии. Основная ее часть расположилась на склонах гор, откуда была прекрасно видна небольшая равнина; простирающаяся до самого моря. Деревушка представляла собой перевалочный пункт. Поскольку сюда постоянно прибывали все новые и новые воинские части на смену только что ушедшим, в самой деревне и в ее окрестностях было полно народу, многочисленные посыльные сновали из конца в конец, кто на пони, а кто и на своих двоих. Женщины, дети и те, кто следовали вместе с армией, заполнили все дома или обосновались прямо на улице, под стенами домов, греясь на появлявшемся время от времени солнышке, порой с младенцами на руках. Те, кто отправлялся на войну, расспрашивали посыльных о самых последних событиях на полях сражений.

Мы разбили лагерь на краю деревни, и Джейми послал Муртага узнать о месте нахождения лорда Джорджа Муррея — командующего армией, а сам спешно приводил себя в порядок в одном из домов.

Мой собственный вид оставлял желать лучшего. Хотя мое лицо не было вымазано углем, как у Джейми, на нем были серые, грязные потеки — свидетельство ночевок под открытым небом. Хозяйка дома дала мне полотенце и расческу, и я как раз сидела за ее туалетным столиком, борясь со своими непокорными кудрями, когда дверь вдруг внезапно растворилась и моему взору предстал лорд Джордж собственной персоной.

Его обычно безупречное платье недосчитывало нескольких пуговиц и имело неопрятный вид, одна подвязка спущена, шейный платок развязан, парик небрежно засунут в карман, а его собственные каштановые волосы торчали в разные стороны, как будто он яростно дергал за волосы сам себя.

— Слава Богу! — воскликнул он. — Наконец-то я вижу нормальное лицо! — Потом он подался всем корпусом вперед, подозрительно разглядывая Джейми. Большую часть угля он смыл с волос, но серые ручейки текли по его лицу и покрыли черными пятнами рубашку на груди, а уши, которые он в спешке забыл как следует вымыть, все еще были угольно-черными.

— Что, — начал было лорд Джордж, но тут же умолк и несколько раз тряхнул головой, как бы стараясь избавиться от наваждения, а затем продолжил разговор так, словно не заметил ничего необычного.

— Как дела, сэр? — почтительно осведомился Джейми, делая вид, что не замечает хвостика парика с ленточкой, выглядывающего из кармана лорда Джорджа и виляющего, словно собачка хвостом, при каждом резком движении его светлости.

— Как дела? — послышался словно эхо голос лорда. — Ну что ж, я скажу вам, сэр! Она направляется на восток, затем на запад, затем половина ее спускается в долину, в то время как другая половина отправляется черт знает куда! Вот как обстоят дела!.. Она, — пояснил он, моментально успокоившись после вспышки, — это верная его высочеству шотландская армия. — Еще немного успокоившись, он стал рассказывать нам о событиях, происходивших в Траненте после прибытия сюда его армии.

Прибыв в Транент, лорд Джордж оставил основной контингент в деревне, а сам с небольшим отрядом поспешил занять позицию на горном кряже, у подножия которого простирается равнина. Принц Карл, прибывший сюда чуть позже, был недоволен действиями лорда Джорджа и высказался по этому поводу громко, в присутствии множества людей. Затем, взяв половину армии, его высочество отправился на запад, к герцогу Перту, тоже считающемуся главнокомандующим армии, скорее всего для того, чтобы попытаться атаковать Престон. Таким образом, армия разделилась, и его светлость Джордж вступил в переговоры с жителями деревни, которые знали окружающую местность намного лучше, чем его высочество или его светлость — О'Салливан — ирландский наперсник принца. Он принял решение перевести людей лочиэльского Камерона в церковный двор Транента.

— Коуп, конечно, привез с собой пару легких полевых пушек и открыл огонь по лочиэльцам, — угрюмо продолжал лорд Джордж, — так что мне пришлось сегодня основательно повозиться с этим. Конечно, глава Клана был, естественно, расстроен тем, что многие его соплеменники получили ранения. Он попросил, чтобы их отвели назад, и, конечно, я выполнил его просьбу. Потом появился вдруг этот О'Салливан, приспешник его высочества! Только потому, что он высаживался на остров Эрискей с его высочеством, это ничтожество считает… Так или иначе, он является ко мне и заискивающим тоном уговаривает вернуть Камеронов в церковный двор, мол, это необходимо — заметьте, необходимо, — если мы будем наступать с запада. Я объяснил ему, причем ясно и понятно, что мы будем наступать с востока, если вообще будем. Начало военных действий в данный момент и впрямь маловероятно, тем более что мы не знаем точно ни где находится половина наших людей, ни где находится принц Карл, — добавил он, причем таким тоном, что стало ясно, что местонахождение его высочества — принца Карла для него вопрос сугубо праздный, не имеющий практического значения. — А предводители кланов! Камерон Лоухильский вытянул жребий, согласно которому должен сражаться на правом фланге, если, конечно, сражение состоится. Но Макдоналды, которые в свое время согласились участвовать в жеребьевке, вдруг опротестовали ее результаты и заявили, что они вообще не станут участвовать в боевых операциях, если им не будет отведено их традиционное место на правом фланге.

Лорд Джордж, начавший свой рассказ довольно спокойно, подойдя к концу, разгорячился, вскочил на ноги и стал энергично ворошить шевелюру обеими руками.

— Люди Камерона весь день занимались строевой подготовкой. Они так намаршировались, что, наверное, не помнят, где у них член, а где задница, да простит меня мадам, — произнес он, бросив на меня смущенный взгляд. — Люди Кланранальда затеяли кулачный бой с людьми Гленгэрри. — Он замолчал, выставив вперед подбородок и покраснев, по-видимому, от гнева, затем снова продолжал: — Если бы Гленгэрри не был тем, кем он является… я бы… ну ладно.

Он мысленно разделался с Гленгэрри, сделав резкий жест рукой, и снова зашагал по комнате.

— Во всем этом есть лишь один утешительный момент, — снова заговорил он, — а именно: в ответ на наши действия англичане вынуждены поворачивать назад. Войскам Коупа пришлось давать задний ход не менее четырех раз, и сейчас его правый фланг оттянут чуть ли не к самому морю, и он, несомненно, ломает себе голову, пытаясь угадать, что, черт побери, мы предпримем в очередной раз. — Он наклонился и выглянул в окно, как будто ожидая увидеть самого генерала Коупа, двигающегося по главной дороге, чтобы спросить его об этом.

— А… где все же находится ваша армия сейчас, сэр? — Джейми сделал движенье, как бы собираясь присоединиться к его светлости и начать расхаживать по комнате.

Но я остановила его, ухватив за ворот рубашки. Вооружившись полотенцем и тазиком с теплой водой, я стала смывать сажу с ушей мужа. И вот они уже вернулись из небытия, розовые при ясном свете дня.

— На холме, как раз к югу от города.

— Значит, мы все еще удерживаем высоту в своих руках, не так ли?

— Да, и внешне это выглядит утешительно. — Его светлость вздохнул. — Однако такая позиция мало что нам дает. Ведь почва у подножия гор заболочена и утопает в воде. Бог мой! Ведь вдоль подножия горы тянется канава в шесть футов шириной и в сотню футов длиной, до краев наполненная водой. Две армии сейчас разделяет расстояние в каких-нибудь пятьсот ярдов, но они могут превратиться в пятьсот миль. — Лорд Джордж полез в карман за носовым платком, намереваясь вытереть мокрый лоб, но вместо платка вытащил парик и теперь стоял, недоуменно взирая на него.

Я робко протянула свой испачканный угольной пылью носовой платок. Он закрыл глаза, поднес театральным жестом платок к носу, словно вдыхая аромат духов, и поклонился мне с обычной своей галантностью.

— Весьма вам обязан, мэм! — Он тщательно вытер лицо и, вежливо вернув мне платок, водрузил на голову свой растрепанный парик. — Будь я проклят, — решительно продолжал он, — если позволю этому дураку проиграть сражение. — Он повернулся к Джеими и неожиданно спросил: — Сколько у вас людей, Фрэзер?

— Тридцать, сэр.

— А лошадей?

— Шесть, сэр. Да еще четыре вьючных животных — пони.

— Вьючных животных? Надо понимать, что они везут провизию для ваших солдат?

— Да, сэр. Шестьдесят мешков провизии, конфискованной у англичан прошлой ночью. Да еще одна шестнадцатидюймовая мортира, сэр.

Джеими произнес последнюю фразу с таким из ряда вон выходящим высокомерием, что я едва удержалась от желания заткнуть ему рот платком. Лорд Джордж некоторое время молча взирал на него, затем уголки его рта раздвинулись в улыбке.

— Вот как? Пойдемте со мной, Фрэзер. Вы мне все расскажете по пути. — Он быстро направился к двери, и Джеими, многозначительно взглянув на меня, схватил свою шляпу и последовал за ним.

У самой двери лорд Джордж вдруг остановился. Он осмотрел могучую фигуру Джеими, распахнутый ворот его рубашки и плащ, торопливо переброшенный через руку.

— Несмотря на то что я спешу, Фрэзер, мы должны соблюдать правила приличия. Иди поцелуй жену на прощанье. Встретимся на улице.

Повернувшись на каблуках, он отвесил мне такой низкий поклон, что косичка его парика взлетела вверх.

— Ваш слуга, мэм.

Я уже имела представление о военных действиях и понимала, что в ближайшее время ничего существенного не произойдет. Так оно и случилось на самом деле. Отряды солдат маршировали по единственной в деревне улице. Жены, сопровождающие мужей на войну, и оказавшиеся на улице жители Транента скитались по деревне, не зная, то ли податься куда-нибудь отсюда, то ли остаться на месте. То и дело сновали в толпе курьеры.

Я встречалась с лордом Джорджем в Париже. Он, несомненно, принадлежал к числу людей, способных пренебречь правилами этикета в интересах дела, и тем не менее то, что он самолично явился к Джейми, я склонна была объяснить скорее его недовольством действиями принца Карла и желанием избежать общения с О'Салливаном, нежели желанием обрести в лице Джейми соратника и единомышленника. При том, что общая численность шотландской армии колебалась от полутора до двух тысяч человек, отряд из тридцати человек вряд ли можно было считать существенной добавкой, но уж совсем не принимать в расчет тоже было бы несправедливо.

Я взглянула на Фергюса, крутившегося на месте словно веретено, как жаба в танце святого Вита, и мне вдруг пришло в голову, что я могу использовать его в качестве курьера. Недаром же народная мудрость гласит, что в царстве слепых — и одноглазый король. По аналогии с этой пословицей я изобрела свою, основываясь на собственном жизненном опыте, и у меня получилось следующее: «Когда никто не знает, что предпринять, любого с мало-мальски дельным предложением надлежит выслушать».

У нас в сумках имелись и бумага и чернила. Я села сочинять письмо. При этом хозяйка дома наблюдала за мной с благоговейным восторгом, — вероятно, никогда прежде ей не доводилось видеть пишущую женщину. Письмо предназначалось Дженни Камерон. Это она в отсутствие брата привела через горы триста мужчин своего клана, когда принц Карл поднял знамя восстания. Когда брат ее Хью, вернувшись домой, узнал, что произошло, он бросился сломя голову в Гленфиннан, чтобы занять по праву принадлежащее ему место вождя клана, но Дженни отказалась вернуться домой и заявила, что будет участвовать в сражении. Она была счастлива присутствовать на встрече с принцем Карлом в Эдинбурге, где его приверженцы оказали ему восторженный прием, и преисполнилась решимости сражаться за своего принца.

У меня не было печати, но в одной из сумок хранилась шотландская шапочка Джейми с гербом клана Фрэзеров и девизом. Я запечатала письмо расплавленным воском свечи и оттиснула на нем наш герб. Получилось довольно внушительно.

— Вручишь шотландской миледи с веснушками, — проинструктировала я Фергюса и с удовольствием наблюдала, как он пулей вылетел из дома и помчался по улице. Я понятия не имела, где находилась Дженни в этот момент. Но офицеры были расквартированы в доме пастора, недалеко от церкви, оттуда и следовало начинать поиски. По крайней мере, Фергюс займется делом, и у него не будет времени для баловства.

Отправив свою депешу, я обратилась к хозяйке дома:

— Не найдется ли у вас в доме таких вещей, как одеяла, салфетки, нижние юбки?

Вскоре я поняла, что не ошиблась в оценке личности Дженни. Женщина, которой удалось поднять триста человек и повести их на войну за щеголя с итальянским акцентом, к тому же любителя бренди, должна была не только показаться легкой на подъем, но и обладать редким талантом подчинять людей своей воле.

— Весьма разумно, — сказала она, выслушав мой план. — Кузен Арчи, я полагаю, принял некоторые меры, но, естественно, ему уже сейчас хочется быть со своей армией. — Она вскинула голову чуть выше. — Вот что самое забавное! — грустно усмехнулась она.

— Но почему вы не настояли? — удивилась я.

Она рассмеялась; ее маленькое, простое лицо с круто срезанным подбородком делало ее похожей на добродушного бульдога.

— Я настояла бы, если бы умела, но я не умею, — честно призналась она. — Теперь, когда здесь Хью, он всячески старается отправить меня домой, но… — Она оглянулась вокруг, желая убедиться, что нас никто не подслушивает, и таинственно прошептала: — Пусть я буду проклята, если отправлюсь домой и буду сидеть сложа руки. Я останусь здесь до тех пор, пока смогу приносить хоть какую-нибудь пользу.

Стоя на ступеньках дома, она задумчиво глядела на главную улицу.

— Сомневаюсь, что они прислушаются ко мне, — сказала я. — Ведь я — англичанка.

— Да, вы правы, — ответила Дженни. — Зато послушают меня. Я не знаю, сколько будет раненых, дай Бог, чтобы их было немного. — Дженни быстро перекрестилась. — Но нам лучше всего начать с домов возле церкви. Будет меньше хлопот с водой. Колодец там совсем близко. — Она проворно спустилась вниз по ступенькам и зашагала к дому пастора. Я последовала за ней.

Порукой нам служили не только способность мисс Камерон подчинять людей своей воле и сама ее незаурядная личность, но также и осознание того факта, что сидеть и ждать неизвестно чего — самое бесплодное занятие для человека. Впрочем, мужчины обычно этого не понимают. В отличие от женщин. К вечеру, когда солнце скрылось за транентской церковью, мы сформировали санитарный отряд — основу будущего госпиталя.

Листья уже начали падать с лиственницы и ольхи в близрасположенном лесу. Они ложились желто-коричневым ковром на песчаную землю. Порой засохшие и свернувшиеся в трубочку листья подхватывал ветер, вздымая их вверх и гнал по воздуху, словно крошечные суденышки в бурном море. В какой-то момент ветер стих, и один из таких листочков замедлил свой полет и стал медленно опускаться рядом со мной. Я поймала его на ладонь и так держала, восхищаясь совершенством формы, кружевом рисунка поверхности. Новый порыв ветра подхватил листок, швырнул его на землю и понес дальше по пустынной улице.

Щурясь от солнца, медленно опускающегося за горизонт, я смотрела на гребень горы за городом, где расположилась лагерем шотландская армия. Половина армии его высочества возвратилась час назад, чтобы соединиться с войском лорда Джорджа. На таком расстоянии я различала лишь отдельные чернеющие на фоне серого неба фигурки людей, одолевающих перевал через хребет. В четверти мили от конца улицы я увидела первые костры англичан, казавшиеся белыми при свете дня. Удушливый дым горящего в домашних очагах торфа и смрад от горящего дерева английских костров заглушали запах моря.

Все шло своим чередом. Жен и родственников шотландских солдат встречали с неизменным гостеприимством и не только давали им приют, но и приглашали разделить с ними трапезу, в меню которой непременно входила соленая сельдь. Мой собственный ужин ждал меня в доме, но мне совсем не хотелось есть.

Невысокого роста существо медленно приближалось ко мне — я видела это по удлиняющейся тени — и наконец выскользнуло у меня из-за спины.

— А не изволите ли пойти к столу, мадам? Хозяйка приготовила еду и ждет вас.

— О! Да-да, Фергюс. Иду. — Я бросила последний взгляд на гребень гор и повернулась, чтобы идти к дому. — А ты, Фергюс, идешь? — спросила я, увидев, что он продолжает стоять на месте.

Он приложил руку козырьком к глазам, стараясь рассмотреть, что происходит на вершине гор за городом. Подчиняясь приказу Джейми остаться при мне, он всей душой желал быть там, с готовящимися к битве солдатами.

— Да-да, мадам. — Он повернулся, вздохнул и зашагал вместе со мной к дому.

Долгие летние дни незаметно уступили место темноте, и задолго до того, как мы закончили свои приготовления, уже зажгли лампы. Ночной покой на улицах был нарушен постоянным перемещением солдат и вспышками костров на горизонте. Фергюс, не в силах усидеть на месте, сновал из дома в дом, доставляя депеши, собирая сплетни и возникая внезапно, словно из-под земли, подобно маленькому призраку, с глазами, блестящими от возбуждения.

— Мадам, — произнес он, осторожно дергая меня за рукав в то время, как я рвала простыни на узкие полосы и складывала в кучу, готовя для стерилизации. — Мадам!

— Ну что на сей раз, Фергюс? — спросила я слегка раздраженно, потому что одновременно объясняла женщинам из санитарного отряда, что, ухаживая за ранеными, необходимо часто мыть руки.

— Вас спрашивает мужчина, мадам. Там мужчина, мадам. Он хочет поговорить с командующим армией его высочества. Говорит, что у него важное сообщение.

— Разве я ему мешаю? — Я как раз пыталась справиться с неподатливым швом на рубашке и наконец пустила в ход собственные зубы. Закусила конец его и дернула изо всех сил. Послышался громкий треск рвущейся материи, дальше пошло как по маслу. Я выплюнула прилипшие к языку нити.

Фергюс по-прежнему стоял рядом, терпеливо ожидая, когда я вновь обращу на него внимание.

— Ну ладно. Чем я могу ему помочь?

— Если бы вы разрешили, мадам, — выпалил Фергюс, — я бы отвел его к хозяину. А он сможет устроить этому человеку встречу с командующим.

Он, в представлении Фергюса, мог сделать все: пройти по воде, превратить воду в вино и устроить таинственному незнакомцу, появившемуся неизвестно откуда, встречу с лордом Джорджем.