Глава 37
ЗАМОК ХОЛИРУД
Эдинбург, октябрь 1745 года
Я была занята просмотром содержимого моих пополнившихся запасов лекарств, когда раздался стук в дверь. После внушительной победы, одержанной Карлом под Престоном, он отвел свою победоносную армию назад в Эдинбург, чтобы там принять поздравления. Пока он купался в лучах славы, его генералы и вожди кланов трудились. Они занимались с солдатами, а также обсуждали, какое снаряжение необходимо в предвидении дальнейших событий.
Окрыленный первым успехом, Карл уже разглагольствовал о взятии Стирлинга, а затем и Карлайла, а потом, вероятно, о продвижении на юг вплоть до Лондона. Я проводила свободное время за подсчетом хирургических игл, сбором иван-чая и охотой за спиртным, я подбирала бутылки даже с незначительным остатком бренди или виски и припрятывала для дальнейшего использования в качестве дезинфицирующих средств.
— В чем дело? — спросила я. Посыльным был совсем юный подросток, едва ли старше Фергюса. Он старался выглядеть серьезным и солидным, но не мог скрыть свое природное любопытство. Я заметила, как он быстро оглядел комнату, с любопытством задержавшись на большом сундуке с медицинскими принадлежностями, стоящем в углу. Несомненно, слухи обо мне дошли до замка в Холируде.
— Его высочество просит вас прийти, мистрис Фрэзер, — сообщил он. Его любопытный взгляд остановился на мне. По-видимому, он искал во мне признаки необыкновенной натуры.
— Неужели? — удивилась я. — Ну, хорошо. А где он сейчас?
— В утренней гостиной, мистрис. Я провожу вас туда. Ох… — вдруг вспомнил он, собравшись было идти. — Если вас не затруднит, захватите с собой свой медицинский саквояж.
Мой провожатый шел рядом со мной с важным видом и, вероятно, с чувством исполненного долга, и мы вскоре очутились у входа в ту часть замка, где помещались королевские апартаменты. По-видимому, кто-то основательно потрудился, чтобы привить королевскому пажу соответствующие манеры, но незначительные промашки, которые он допускал, свидетельствовали о новизне его положения.
«Что могло Карлу понадобиться от меня?» — недоумевала я. Он вынужден был терпеть меня из-за дружбы с Джейми. Но история с Белой Дамой явно смущала его и внушала беспокойство. Не раз я с удивлением замечала, что он осеняет себя крестным знамением в моем присутствии или же держит два пальца «рожками», имитируя знак, которым отгоняют дьявола. Поэтому мысль о том, что он хочет просить меня о медицинской помощи, казалась мне маловероятной.
Когда тяжелая дверь, ведущая в небольшую утреннюю гостиную, распахнулась передо мной, я окончательно отбросила мысль о возможности какой-либо медицинской помощи, необходимой Карлу. Принц был явно вполне здоров. Он стоял, прислонившись к изящно изукрашенной арфе, и одним пальцем перебирал ее струны.
Нежная кожа его лица порозовела, но не от высокой температуры, а от волнения. Он обратил ко мне свой спокойный, внимательный взгляд:
— Мистрис Фрэзер! Как любезно с вашей стороны сразу же откликнуться на мою просьбу!
В это утро он был одет с еще большей, чем обычно, тщательностью. На нем был парик и новый, с иголочки, шелковый жилет кремового цвета, расшитый цветами. Должно быть, он чем-то взволнован, подумала я. Его английская речь оставляла желать лучшего, он то и дело запинался.
— К вашим услугам, ваше высочество, — смиренно произнесла я, делая реверанс. В гостиной он находился, вопреки обыкновению, один. Может быть, ему все же нужны мои медицинские услуги?
Быстрым, нервным жестом он пригласил меня сесть на один из золоченых дамасских стульев. Второй стул был слегка отодвинут и повернут к первому, но Карл продолжал быстро шагать взад-вперед, не в силах остановиться.
— Мне нужна ваша помощь, — коротко произнес он.
— Вот как? — вежливо произнесла я.
«Неужели гонорея?» — мелькнуло у меня в голове. Я не слышала, чтобы у него была еще какая-нибудь женщина, кроме Луизы, хотя для этого может быть достаточно и одного раза…
Он продолжал шевелить губами в поисках подходящих слов, но потом, видимо, решил отбросить все условности.
— У меня есть один capo — что означает военачальник, вы меня понимаете? Здесь. Он думает поддержать дело моего отца, но сейчас у него появились какие-то сомнения.
— Старейшина клана, вы хотите сказать?
Он кивнул, и на его лоб под завитым париком набежали морщины.
— Да, мадам. Он, разумеется, сторонник моего отца.
— О, разумеется, — прошептала я.
— Но он желает переговорить с вами, мадам, прежде чем отдать приказ своим людям следовать за мной.
Он прислушивался к тому, как звучат его слова, и я поняла, что румянец на его лице являлся свидетельством скрытой ярости.
Я была несколько сконфужена. Я представила себе какого-то военачальника — главу клана с какой-то серьезной болезнью, и его участие или неучастие в намечаемых военных действиях будет зависеть от моего врачебного искусства.
— Вы уверены, что он действительно хочет говорить со мной? — спросила я. Я сомневалась в том, что мой авторитет был настолько высок.
Карл холодно кивнул:
— Он так заявил, мадам.
— Но я знаю лишь немногих военачальников. Это — Барт Гленгэрри и Лочиэль, конечно. Да еще, пожалуй, Кланраналд и Кепох. Но они уже давно вверили себя вам, вместе со своими людьми. И зачем…
— Он считает, что вы знаете его, — перебил меня принц, явно раздражаясь. Он сжимал руки в кулаки, пытаясь заставить себя говорить вежливым тоном. — Это важно, мадам, очень важно, чтобы он присоединился ко мне. Поэтому я требую… я прошу вас… убедить его.
Я задумчиво потерла переносицу. Еще одно решение. Еще одна возможность направить ход событий по избранному мною пути.
Он был прав. Ему было необходимо любым способом убедить этого военачальника поддержать якобитов. Ведь с Камеронами, всеми Макдоналдами и прочими кланами, уже заявлявшими о своей поддержке, армия якобитов едва насчитывала две тысячи человек, да и те представляли собой всякий сброд и шушеру, с которыми вряд ли пожелает иметь дело кто-нибудь из генералов. И тем не менее этот сброд и шушера захватили Эдинбург, разбили значительно превосходящую английскую армию близ Престона и изъявили готовность воевать дальше.
У нас не было возможности остановить Карла. Джейми считал, что единственный способ избежать дальнейших бед — это сделать все возможное, чтобы помочь ему. Так что присоединение вождя влиятельного клана к числу сторонников Карла, несомненно, окажет влияние и на других, колеблющихся. Это позволит якобитам сформировать полнокровную армию, способную осуществить намечаемое вторжение в Англию. А если это произойдет, что, черт побери, последует дальше?
Я вздохнула. Неважно, как я решила бы поступить. Я не приму никакого решения, пока не поговорю с этим таинственным военачальником. Я взглянула на юбку своего платья, желая удостовериться, что оно подходит для встречи с важной персоной, и поднялась, крепко сжимая в руке мой медицинский саквояж.
— Я постараюсь, ваше высочество, — пообещала я.
Пальцы сжатых в кулаки рук расслабились, обнаружив обкусанные ногти, и морщины на лбу разгладились.
— Вот и отлично, — произнес Карл. Он направился к двери большой утренней гостиной. — Пойдемте, я сам провожу вас.
Стражник, стоявший за дверью, удивленно отскочил в сторону, когда Карл резко распахнул дверь и, не удостоив его взглядом, быстро прошел мимо. На противоположной стороне длинной, украшенной гобеленами залы красовался огромный мраморный камин в обрамлении белых делфтских фаянсовых плиток, расписанных сценками из голландской сельской жизни. У камина стоял небольшой диван, а рядом с ним широкоплечий человек в шотландском платье. В другом помещении он мог бы показаться огромным. Его ноги в клетчатых шотландских чулках, выглядывающие из-под шотландской юбки, были подобны стволам могучих деревьев. Но в этой комнате, с необыкновенно высоким потолком, он воспринимался просто как крупный мужчина. Его фигура как нельзя более соответствовала мифологическим героям, изображенным на гобеленах, висевших по обе стороны гостиной.
Я остолбенела при виде этого человека, не в силах поверить своим глазам. Карл обернулся и сделал рукой нетерпеливый жест, приглашая меня подойти к камину. Я кивнула здоровяку, затем медленно обошла вокруг дивана и посмотрела на лежащего на нем человека.
Он едва заметно улыбнулся мне, и его серо-голубые глаза зажглись веселым блеском.
— Да, — произнес он, как бы в ответ на мой изумленно-растерянный вид. — Я тоже не ожидал, что когда-нибудь снова встречусь с вами. — Он повернул голову и сделал знак своему телохранителю-великану: — Ангус, налей, пожалуйста, капельку бренди мистрис Клэр. Боюсь, что она слишком потрясена встречей со мной.
Это было очень кстати. Я опустилась в кресло и взяла хрустальный бокал, протянутый мне Ангусом Мором.
Ни голос, ни глаза Колама Макензи нисколько не изменились. Это были все те же глаза и тот же голос человека, возглавлявшего клан Макензи в течение вот уже тридцати лет, несмотря на болезнь, которая поразила его в ранней юности. Все остальные происходящие в нем перемены были к худшему: некогда черные волосы заметно поседели. Лицо изрезали глубокие морщины, щеки опали, резко обозначив скулы. Даже широкая грудь как бы ввалилась, плечи поникли.
Он уже держал в руке бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью, в которой отражался блеск пылающего камина. Превозмогая боль, он сел и поднял бокал с ироничной торжественностью.
— Вы прекрасно выглядите… племянница. — Краем глаза я заметила, что у Карла отвисла челюсть.
— Чего нельзя сказать о вас, — резко произнесла я.
Он бесстрастно взглянул на свои скрюченные ноги. Сто лет назад эту болезнь называли в честь великого страдальца, знаменитого художника «синдромом Тулуза-Лотрека».
— Вы видели меня два года назад. Именно тогда мистрис Дункан предсказала, что я проживу от силы два года.
Я глотнула немножечко бренди. Это был один из лучших сортов. В глазах Карла мелькнуло любопытство.
— Я не думала, что вы можете принимать всерьез предсказания ведьмы.
На красиво очерченных губах Колама появилась улыбка. Он был красив, так же, как и его брат Дугал, но сейчас былая красота померкла, однако, когда он снова поднял глаза, в них светилось мужество, пересиливающее слабость тела.
— Я не имею в виду деяния, отождествляемые обычно с представлениями о ведьмах. У меня сложилось впечатление, что эта женщина скорее была целительницей, нежели колдуньей. И я не встречал более проницательной женщины, чем Джейлис Дункан, — за одним исключением. — И он грациозно склонил голову в мою сторону, поясняя свои слова.
— Спасибо, — сказала я.
Колам перевел взгляд на Карла, с изумлением внимавшего нашей беседе.
— Я сердечно благодарю вас, ваше высочество, за предоставленную мне возможность встретиться в вашем замке с мистрис Фрэзер, — с легким поклоном произнес он. Его слова были обычными, но тон, которым они произнесены, — жестким. Карл, непривычный к подобному тону, вспыхнул и нахмурился. Но тут же взял себя в руки, поклонился и резко повернулся на каблуках.
— Страж нам тоже не нужен, — произнесла я ему вслед.
Карл пожал плечами, и шея под хвостиком парика сделалась пунцово-красной, но он тем не менее подал знак стражнику, и тот, удивленно взглянув на меня, последовал за Карлом.
— Хм, — усмехнулся Колам, бросив неодобрительный взгляд в сторону двери, и сосредоточил внимание на мне. — Я попросил о встрече с вами, потому что хотел извиниться, — без всяких предисловий заявил он.
— Извиниться? — переспросила я, стараясь вложить как можно больше сарказма в одно-единственное слово. — За то, полагаю, что пытались сжечь меня на костре за колдовство?
Он улыбнулся, нимало не смутившись.
— Думаю, что все это не совсем так, — начал он.
— Не совсем так? Меня арестовали и бросили в яму для воров без еды и воды, выставили полуголой и предали порке перед всеми жителями Крэйнсмуира… — Я перевела дух и продолжала уже более спокойным тоном: — Да, то, что вы сейчас говорите, в самом деле не вполне отвечает действительности.
Улыбка исчезла с его лица.
— Прошу прощения за неудачное высказывание. У меня не было ни малейшего желания обидеть вас.
Я посмотрела ему прямо в глаза, но не заметила в них ни тени насмешки.
— Конечно, — снова, глубоко вздохнув, произнесла я. — Более того, я полагаю, что вы собираетесь сообщить мне, что у вас также не было намерения арестовывать меня за колдовство.
В его глазах появилась настороженность.
— Вы знали об этом?
— Так сказала мне Джейлис. Когда мы сидели вместе с ней в яме. Она сказала, что вы хотели разделаться с ней. Я попала туда случайно.
— Да, это так. — Его лицо вдруг обрело усталый вид. — Если бы вы находились во дворце, я мог бы защитить вас. Какого черта вас понесло в деревню?
— Мне сообщили, что Джейлис Дункан больна и просит меня прийти, — коротко ответила я.
— А… — мягко произнес он. — Вам сказали. Но кто, смею вас спросить?
— Лаогера. — Даже сейчас я не могла сдержать ярости при упоминании имени этой девушки. Она не только страшно ревновала меня к Джейми, но и всячески пыталась меня погубить. Неизбывная злоба таилась в душе этой шестнадцатилетней девушки. И даже сейчас наряду с гневом я почувствовала удовлетворение. «Он мой, — подумала я. — Мой. И ты никогда не заберешь его у меня. Никогда».
— Так… — медленно произнес Колам, задумчиво глядя на мое вспыхнувшее лицо. — Скажите, — продолжал он, вздернув одну бровь, — если извинения вам недостаточно, может, вы прибегнете к мести?
— К мести? — Должно быть, у меня был испуганный вид, потому что он опять слегка улыбнулся, но уже без юмора.
— Да. Девушка вышла замуж шесть месяцев назад за одного из моих людей, Хью Макензи из Малдора. Сейчас он поступит с ней так, как я прикажу ему или как вы захотите ее наказать. Так как же я должен поступить?
Я растерянно моргала глазами от такого предложения. Он же не торопил меня с ответом, с видимым спокойствием попивая бренди. Он не смотрел на меня, но я встала и подошла к окну, желая на минуту остаться одна.
Стены здесь были в пять футов толщиной. Здесь в глубокой оконной нише я могла почувствовать себя в полном уединении.
Яркое солнце золотило светлые волоски у меня на руках. Я вновь вспомнила о яме, о сыром, спертом воздухе и о единственном луче солнца, который проникал туда сквозь щель наверху.
Я провела там первый день в холоде и грязи без всякой надежды. Второй день я дрожала от страха, так как узнала о вероломстве Джейлис Дункан и о том, что намеревался предпринять против нее Колам. А на третий день мне устроили судилище. И я стояла, снедаемая страхом и стыдом, под низким осенним небом, сознавая, что ловушка, в которой я оказалась, сейчас захлопнется, и виной всему была Лаогера.
Лаогера… Голубоглазое существо с круглым, хорошеньким лицом, она, в сущности, ничем не выделялась среди других девушек Леоха. Я думала о ней, сидя в яме с Джейлис Дункан. Там у меня было время о многом подумать. Но как бы я ни была напугана и зла — я и сейчас зла, — я не могла ни тогда, ни сейчас заставить себя смотреть на нее как на исчадие ада.
— Помилуйте, но ведь ей всего шестнадцать лет!
— Достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, — произнес сардонический голос у меня за спиной, и я поняла, что говорила вслух.
— Да, она хотела выйти за Джейми, — продолжала я, обернувшись.
Колам сидел на диване, безжизненные ноги были покрыты пледом. Ангус Мор стоял рядом. Его глаза с набухшими веками были устремлены на хозяина.
— Может быть, она думала, что любит его.
Во дворе, клацая оружием, упражнялись солдаты Карла. Солнце отражалось в металле кинжалов и мушкетов, медной поверхности небольших щитов и золотило рыжие волосы Джейми, который, потный и возбужденный, возвращался после тренировок, заливисто смеясь над какой-то очередной убойной шуткой Муртага.
Возможно, я была несправедлива к этой девушке, считая ее чувства к Джейми несерьезными по сравнению с моими. Я никогда не узнаю, поступила ли она так под влиянием глубокой страсти или в минутном порыве. В любом случае она потерпела поражение. И Джейми был моим, и таким он останется навсегда. Не заметив, что я смотрю на него, он сунул руку под килт и почесал в паху. Я улыбнулась и вернулась на свое место рядом с Коламом.
— Я принимаю ваши извинения, — сказала я.
Он кивнул, серые глаза стали задумчивыми.
— Значит, вы верите в прощение, мистрис?
— Больше в справедливость, — ответила я. — И потом, я не верю, что вы проделали весь этот длинный путь до Эдинбурга только для того, чтобы извиниться передо мной. Ведь это было дьявольски трудное путешествие.
— Да, это правда. — Могучая, молчаливая фигура Ангуса Мора приблизилась к нему, а массивная голова склонилась к хозяину — мол, я к вашим услугам. Колам быстро поднял руку. «Все в порядке», — говорил этот жест.
— Но я не знал, что вы в Эдинбурге, — продолжал Колам. — Не знал, пока его высочество не упомянул имя Джейми Фрэзера, и тогда я спросил о вас. Его высочество недолюбливает вас, мистрис Клэр. Но я думаю, вам это известно?
Я проигнорировала его слова, задав встречный вопрос:
— Вы всерьез думаете о том, чтобы поддержать принца Карла?
Колам, Дугал и Джейми умели скрывать свои мысли, но самым большим мастером из всех троих был, несомненно, Колам. Легче было бы выведать тайну у какой-нибудь головки, изваянной на ограде фонтана перед фасадом дворца, нежели у него.
— Я приехал сюда, чтобы повидаться с вами, — вот все, что произнес мне в ответ Колам.
Я сидела, размышляя над тем, что мне следует или что я могу сказать в пользу Карла. Пожалуй, лучше предоставить Джейми такую возможность. В конце концов, то, что Колам чувствовал себя виноватым передо мной, отнюдь не означает, что он доверял мне. И сам факт моего пребывания среди сторонников Карла является весьма слабым доказательством, что я не являюсь английской шпионкой.
Я мысленно рассуждала и спорила сама с собой, когда Колам вдруг поставил свой стакан бренди и в упор взглянул на меня:
— Знаете, сколько я выпил этого с утра?
— Нет.
Его руки были узловатыми, неподвижными и сухими от болезни, но в то же время ухоженными. Слегка покрасневшие веки и налитые кровью глаза могли быть как от трудного путешествия, так и от выпивки. Речь его была совершенно нормальной, разве что порой он специально пытался сделать вид, что он слегка навеселе. Но я знала, как Колам пил раньше, и имела ясное представление о его возможностях.
Он отвел в сторону руку Ангуса, потянувшегося к бутылке:
— Здесь всего полбутылки. Я прикончу ее к вечеру.
— О! — Так вот почему меня попросили захватить с собой свой медицинский саквояж. Я потянулась, чтобы взять его. — Вам не нужно употреблять так много бренди. Скорее, вам поможет небольшая доза настойки опиума, — сказала я, перебирая свои многочисленные бутылочки. — У меня здесь…
— Я звал вас не для этого, — перебил он меня на полуслове. Если он мог скрывать свои мысли, то мог так же и высказывать их, когда считал нужным.
— Мне не составит труда достать опиум. Думаю, что в городе всегда найдется аптекарь, продающий его или маковый сироп, или даже неразбавленный опиум для такого случая.
Я закрыла крышку своего саквояжа и сидела, положив на него руки. Итак, он не желал временного забытья в состоянии опийного опьянения, пренебрегая обязанностями главы клана. Но если ему не требуется временное забвение, зачем я ему понадобилась? Или он желает вечного забвения? Я знала Колама Макензи. Его ясный безжалостный ум, в недрах которого созрел план устранения Джейлис Дункан, способен не щадить и себя самого.
Теперь мне все стало ясно. Он явился сюда, чтобы встретиться с Карлом Стюартом и окончательно решить, будут ли Макензи Леоха участвовать в восстании якобитов под руководством Карла. И если будут, то возглавит их Дугал. И тогда…
— Я всегда считала, что самоубийство — смертельный грех, — сказала я.
— Мне тоже так кажется, — заметил он с невозмутимым видом. — Грех гордыни — по меньшей мере. Я бы выбрал себе чистую смерть и в удобное для себя время. Однако думаю, что мне недолго придется страдать от такого греха, ведь где-то в возрасте девятнадцати лет я перестал верить в существование Бога.
В комнате было тихо. Лишь слышалось потрескивание огня и приглушенные звуки шутливой потасовки внизу. Я слышала его медленное, глубокое дыхание.
— Почему вы обращаетесь ко мне? — спросила я. — Вы правы, опиум можно достать где угодно, были бы деньги. А у вас они есть. И вы прекрасно знаете, что слишком большая доза может убить. И это будет легкая смерть.
— Слишком легкая. — Он покачал головой. — Меня мало что интересует в жизни. Но до самой смерти я хочу сохранить разум. Что же касается легкости смерти… — Он слегка повернулся на диване, не скрывая того, что испытывает при этом неудобство. — Сейчас я обрету ее.
Он кивнул на мой саквояж.
— Вы делились с мистрис Дункан своими познаниями в медицине. Я подумал, что вы, возможно, знаете, чем воспользовалась она, чтобы убить своего мужа. Это получилось быстро и надежно, — устало заключил он.
— Согласно решению суда, она использовала для этого колдовство. — «Суда, который приговорил ее к смерти в соответствии с вашим желанием», — мысленно добавила я. — Или вы не верите в колдовство? — спросила я.
Он засмеялся чистым, беззаботным смехом:
— Человек, который не верит в Бога, вряд ли поверит в существование сатаны, не так ли?
Я все еще медлила, но он обладал способностью беспощадно судить о людях, как и о себе самом. Прежде чем попросить меня об одолжении, он попросил у меня прощения и понял, что я умею ценить справедливость и могу прощать. И это, как он считал, правильно. Я открыла свой саквояж и вытащила маленький пузыречек цианида, который я держала, чтобы травить крыс.
— Благодарю вас, мистрис Клэр, — сказал он, снова переходя на официальный тон, хотя глаза продолжали улыбаться. — Если бы даже мой племянник не доказал вашу невиновность в Крэйнсмуире, я все равно не поверил бы, что вы ведьма. Я до сих пор не могу понять, кто вы и откуда взялись, но то, что вы не ведьма, я в этом твердо уверен. — Он помолчал, вздернув одну бровь, затем продолжил: — Я не думаю, что вы склонны мне объяснять, кто вы есть на самом деле.
Я минуту колебалась. Человек, который не верит ни в Бога, ни в черта, вряд ли поверит моему рассказу. Поэтому я слегка пожала ему руку и сказала:
— Считайте меня ведьмой. Это ближе всего к истине.
На следующее утро по дороге на внутренний двор я встретила на лестнице лорда Балмерино.
— О, мистрис Фрэзер, — радостно приветствовал он меня. — Я как раз вас ищу.
Я улыбнулась ему. Всегда веселый, жизнерадостный, он был одной из светлых личностей в Холируде.
— Надеюсь, вас не беспокоит дизентерия, лихорадка или оспа? — сказала я в ответ. — Не может ли это подождать немного? Мой муж и его дядя устроили турнир на шотландских мечах в честь дона Франсиско де ла Каэтано.
— Правда?! Должен сказать, что я и сам с радостью посмотрел бы его. Мне нравится смотреть на мужественных людей с мечом в руках, — сказал он. — Я отношусь с одобрением ко всему, что доставляет удовольствие испанцам.
— И мое тоже. — Считая, что разносить корреспонденцию его высочества внутри Холируда слишком опасно для Фергюса, Джейми теперь располагал только информацией, которую получал непосредственно от Карла, а ее было немало. Карл считал Джейми одним из своих ближайших друзей. Он был, наверное, единственным из всех шотландских военачальников, удостоившихся такой чести.
Поскольку деньги иссякали, Карл признался Джейми, что возлагает большие надежды на поддержу Филиппа — короля Испании, чьи последние письма в Рим Джеймсу были обнадеживающими. Дон Франсиско, хотя и не являлся в полном смысле слова посланцем короля, все же был одним из придворных Филиппа и мог бы по возвращении представить королю правдивую информацию по поводу якобитского восстания.
— Зачем я вам понадобилась? — спросила я у лорда Балмерино, когда мы вышли на дорожку, огибавшую фасад замка, направляясь к месту ристалища. Небольшая толпа зрителей уже собралась, но ни дона Франсиско, ни обоих участников турнира еще не было.
— О, — неожиданно вспомнив, лорд Балмерино полез в карман своего плаща, — ничего важного, дорогая леди. Я взял это у одного из своих посыльных, который получил их от своего родственника. Думаю, вы найдете их содержание забавным.
Он протянул мне небольшую папку небрежно отпечатанных бумаг. Похоже, это была прокламация, которая во множестве раздавалась в тавернах, вывешивалась на дверях и стенах домов в городах и деревнях.
«Карл Эдвард Стюарт, известный всем как Младший Претендент, — говорилось в листовке. — Да будет всем известно, что этот развращенный и опасный человек, незаконно высадившийся на берегах Шотландии, организовал мятеж и тем самым вверг население страны во все ужасы несправедливой войны». И дальше все излагалось в том же духе, а заканчивалось призывом ко всем честным гражданам «сделать все возможное, чтобы этот человек оказался в руках правосудия». Сверху на прокламации был помещен рисунок, надо полагать изображавший Карла. Он не особенно был похож на оригинал, но, несомненно, выглядел развращенным и опасным, — видимо, в задачу художника как раз и входило отразить именно эти черты Карла.
— Это ничего, — произнес Балмерино, заглядывая в прокламацию через мое плечо. — Вот, взгляните сюда. Это я, — сказал он с видимым удовольствием.
На рисунке был изображен костлявый шотландец в шотландской шапочке, с густыми усами, мохнатыми бровями и безумным взглядом. Я внимательно посмотрела на лорда Балмерино, изысканно одетого, как и было принято при дворе, в бриджи и кафтан, сшитые из прекрасного материала, идеально сочетающиеся по цвету. Он смотрел на рисунок, задумчиво поглаживая свои круглые, тщательно выбритые щеки.
— Не знаю, — сказал он. — Но усы, несомненно, придают мне романтический вид, не правда ли? Только вот борода всегда отчаянно чешется. Мне кажется, я не смог бы носить бороду, даже из желания выглядеть экстравагантным.
Я перевернула следующую страницу и чуть не выронила всю пачку.
— Здесь они больше постарались, чтобы придать портрету вашего мужа большее сходство, — продолжал Балмерино, — но, конечно, у них наш дорогой Джейми похож на бытующее среди англичан представление о шотландском головорезе. Простите, дорогая, я не хотел вас обидеть. У него здесь внушительный вид великана.
— Да, — ответила я.
— Но ведь такой большой он не потому, что имеет обыкновение жарить и есть маленьких детей, — хохотнул Балмерино. — Я всегда считал, что он такой крупный благодаря какой-то особенной диете.
Насмешливый тон коротышки графа заставил меня здраво взглянуть на вещи. Лично мне все эти рисунки и дикие характеристики, сопровождавшие их, казались смешными, но я была озабочена тем, как отнесутся к этому простые люди. Многие, безусловно, поверят, к сожалению. Люди, как правило, охотно верят в плохое, и чем страшнее это плохое, тем больше к нему доверия.
— А вот это, мне кажется, вас особенно заинтересует, — произнес Балмерино, прервав мои мысли и вытаскивая из пачки предпоследний листок.
«Ведьма Стюарта» — гласил заголовок. На рисунке была изображена длинноносая женщина с пронзительными глазами. Ниже был помещен текст, в котором Карла обвиняли в привлечении «темных сил» для достижения своих целей. Призвав в помощницы знаменитую ведьму, властвующую над жизнью и смертью, а также способную навлекать неурожаи и гибель скота, Карл продал душу дьяволу и ему суждено «гореть в Вечном Огне».
— Это, по-видимому, вы, — сказал Балмерино. — Хотя, уверяю вас, дорогая, в портрете нет сходства с вами.
— Очень забавно, — сказала я, возвращая прокламации лорду и борясь с острым желанием вытереть руки о юбку. Мне сделалось нехорошо, но я заставила себя улыбнуться Балмерино. Он тревожно посмотрел на меня, затем крепко подхватил меня под руку:
— Не волнуйтесь, дорогая. Как только его высочество вернет корону, вся эта ерунда будет тут же забыта. Вчерашний злодей станет героем в глазах толпы. Я наблюдал это не раз.
— А что, если его высочество не вернет корону… — пробормотала я.
— А если все наши усилия, к несчастью, окажутся напрасными, — сказал Балмерино, словно прочитав мои мысли, — содержание этих листочков обернется самой незначительной из всех наших неприятностей.
— К бою! — С этим традиционным девизом Дугал принял обычную позу дуэлянта, боком к своему противнику, со шпагой наготове. Вторая рука изящно поднята вверх с опущенной вниз ладонью, долженствующей продемонстрировать, что она не таит никакой угрозы для противника.
Клинок Джейми скрестился с клинком Дугала, послышался звон металла.
— Я готов! — Джейми поймал мой взгляд, и я заметила усмешку на его лице. Таков был обычный ответ на вызов соперника, принятый в клане Джейми.
На какой-то миг мне показалось, что это не так, и я невольно ахнула, когда Дугал сделал выпад, но Джейми был начеку, и когда клинок Дугала рубанул по тому месту, где только что стоял Джейми, его уже там не было. Шаг в сторону, короткий удар, ответный выпад — и с резким скрежетом шпаги скрестились почти параллельно друг другу. В таком положении они оставались всего лишь секунду, противники отступили на должное расстояние друг от друга и возобновили схватку.
То скрещивая шпаги, то нанося колющие удары, то защищаясь и делая выпады в терции, Джейми приблизился вплотную к Дугалу, быстро повернулся кругом, так что его зеленый килт взвился колоколом. Защитный удар и финт, и быстрый удар вверх отбросил шпагу противника, и Дугал ринулся вперед, начав теснить Джейми назад.
Мне был хорошо виден дон Франсиско, стоявший на противоположной стороне двора с Карлом, Шериданом, престарелым Туллибардином и другими. Губы испанца кривились под напомаженными усами, и я не могла понять, выражает ли он этим восхищение игроками или это его обычная высокомерная ухмылка. Колама не было видно. И я этому не удивлялась. Скорее всего его слишком утомил долгий путь в Эдинбург.
Оба искусные вояки, и дядя и племянник были левшами. Сегодня они демонстрировали свое мастерство, тем более впечатляющее, что они вели поединок в соответствии с самыми строгими французскими правилами дуэли на шпагах, однако пользовались при этом не тонкими шпагами, являвшимися непременным атрибутом костюма истинного джентльмена, и не солдатскими саблями. Вместо этого у них в руках были шотландские стальные палаши, длиной в добрый ярд с плоским клинком, которым можно было разрубить человека от макушки до самой шеи. Они управлялись с этим тяжелым оружием с грациозностью, недоступной слабым людям.
Я заметила, что Карл что-то шепчет на ухо дону Франсиско и тот кивает ему в ответ, не отрывая глаз от сражающихся. Между тем Джейми и его дядя, не уступавшие друг другу в комплекции и проворстве, делали вид, что пытаются убить друг друга. Дугал был учителем Джейми. И им не раз приходилось использовать свое мастерство на практике, сражаясь с противником спина к спине или плечо к плечу. Каждый из них знал особенность стиля другого, как своего собственного. По крайней мере, я надеялась на это.
Дугал демонстрировал свое превосходство с удвоенной силой, вынуждая Джейми пятиться к изгороди площадки для ристалища. Джейми быстро шагнул в сторону, отбил удар Дугала, затем сделал выпад вперед с такой скоростью, что лезвие его палаша прошло сквозь ткань правого рукава Дугала. Послышался треск, и белая полоска ткани затрепетала на легком ветерке.
— О, блестящий удар, сэр! — Я обернулась посмотреть, кто это говорит, и увидела стоящего у меня за спиной лорда Кильмарнока. Серьезный человек, с открытым лицом, лет тридцати с небольшим, и его малолетний сын Джонни тоже жили в замке.
Мальчик повсюду следовал за отцом, поэтому сейчас я поискала его глазами. Долго искать не пришлось. Он оказался рядом с отцом и, затаив дыхание, следил за ходом поединка. Его черные глаза неотрывно следовали за Джейми. Я нахмурилась и погрозила ему.
Джонни, преисполненный гордости от того, что является наследником Кильмарнока, а еще более от того, что в возрасте двенадцати лет может отправиться с отцом на войну, пытался верховодить другими мальчишками. Они же, как это свойственно мальчишкам, либо просто игнорировали его, либо, улучив момент, когда хотя бы на короткое время он останется без отцовской защиты, преподать ему урок на свой особый манер.
Фергюс, естественно, принадлежал к числу последних. Ему довелось как-то услышать замечание Джонни по поводу «беретных лэрдов», и он воспринял это — и вполне справедливо — как оскорбление Джейми. Несколько дней назад попытка Фергюса отомстить обидчику в замковом саду была пресечена кем-то из оказавшихся там взрослых. Джейми сделал ему небольшое физическое внушение, а потом объяснил, что преданность — замечательная черта и он ее высоко ценит, а вот глупость — нет.
— Этот парень на два года старше тебя и на два стоуна весит больше, — сказал Джейми, потрепав его по плечу. — Не думаешь ли ты, что мне будет приятно, если тебе снесут голову? Твое время еще придет, а пока прикуси язык и жди.
Фергюс кивнул, вытирая грязное от слез лицо подолом рубашки, но я сомневалась, что слова Джейми произвели на него большое впечатление. И сейчас меня настораживал азартный блеск его широко открытых глаз, когда он смотрел то на Джейми, то на Джонни. И я подумала, что если бы Джонни был немного посообразительней, он встал бы между своим отцом и мною.
Джейми почти упал на колено, сделав убийственный выпад вперед, и его клинок просвистел у самого уха Дугала. Дугал Макензи отпрянул с испуганным видом, затем сверкнул белозубой улыбкой и плашмя опустил свой клинок на голову Джейми.
Я услышала аплодисменты, которыми разразилась компания, собравшаяся вокруг Карла и дона Франсиско. Начавшись с элегантной французской дуэли, поединок обернулся демонстрацией боевого искусства шотландцев, и публика высоко оценила эту шутку.
Лорд Кильмарнок, услышав аплодисменты, быстро взглянул в сторону Карла и состроил кислую гримасу.
— Советники его высочества собрались здесь, чтобы почтить испанца, — не без сарказма заметил он. — О'Салливан и этот древний Туллибардин. А прислушивается ли он к советам лорда Эльчо? Или Балмерино, Лочиэля или хотя бы меня, грешного?
Это был чисто риторический вопрос, и я пробормотала в ответ лишь какие-то сочувственные слова, не отрывая глаз от арены. Звон металла почти заглушал слова Кильмарнока. Но, начав говорить, он уже не мог не высказать до конца свою горечь:
— Нет, конечно! О'Салливан и О'Брайен и остальные ирландцы ничем не рискуют. Если дойдет дело до самого худшего, они смогут апеллировать к властям по поводу своей невиновности, поскольку являются ирландцами. Но мы, все те, кто рискует собственностью, честью, жизнью, наконец! Нас игнорируют, относятся как к простым драгунам. Вчера я пожелал его высочеству доброго утра, а он прошел мимо меня, задрав нос, как будто тем самым я нарушил этикет!
Кильмарнок был очень рассержен, и не без оснований. Карл игнорировал людей, которые, поддавшись его чарам, предоставили в его распоряжение материальные и людские резервы. Теперь он отвернулся от них, снова обратился к своим прежним советникам с континента, большинство из которых считали Шотландию дикой страной, а ее жителей — дикарями.
Но вот раздался удивленный возглас Дугала и громкий смех Джейми. Левый рукав Дугала упал с плеча, но само плечо, смуглое и гладкое, осталось нетронутым, на нем не было ни царапины, ни капельки крови.
— Я отплачу тебе за это, Джейми, — с улыбкой произнес Дугал. Крупные капли пота текли у него по лицу.
— Правда, дядя? — отвечал Джейми. — Но как? — Клинок сверкнул, и сумка Дугала, срезанная с пояса, отлетела далеко в сторону и стукнулась о камни.
Краем глаза я заметила какое-то движение и быстро обернулась.
— Фергюс! — воскликнула я.
Кильмарнок взглянул туда, куда был устремлен мой взгляд, и увидел Фергюса с длинной палкой в руках. Тот шагал с важным видом, небрежно покачивая палкой. Это зрелище могло бы показаться смешным, если бы не таившаяся в палке опасность.
— Не беспокойтесь, леди Брох Туарах, — сказал лорд Кильмарнок. — Мой сын сможет постоять за себя, если потребуется… — Он ободряюще улыбнулся Джонни и снова стал следить за поединком. Я внимательно следила за ходом поединка, но все же старалась не терять из вида Джонни.
Нет, я не думала, что у Фергюса недостаточно развито чувство собственного достоинства, просто у меня сложилось впечатление, что у Фергюса и лорда Кильмарнока разное представление о чести.
— Сложить оружие! — воскликнул Дугал, и поединок прекратился. Обливаясь потом, недавние противники поклонились в сторону принца, затем подошли поближе, чтобы принять высочайшие поздравления и быть представленными дону Франсиско.
— Милорд! — послышался чей-то пронзительный голос. — Пожалуйста… параболу!
Джейми обернулся, недовольный чьим-то вмешательством, но тут же улыбнулся, пожал плечами и вышел снова на середину площадки. «Парабола» — так Фергюс называл этот трюк.
Поклонившись его высочеству, Джейми осторожно взял широкий меч за кончик лезвия, чуть наклонился и вдруг с невероятной силой бросил клинок прямо в небо. Глаза всех собравшихся были прикованы к мечу, сверкающему на солнце, кувыркающемуся в вышине, — казалось, он зависает в воздухе.
Суть трюка состояла еще и в том, что при падении меч должен вонзится острием в землю. Задача Джейми — до последнего момента находиться в точке падения меча.
Присутствующие с облегчением вздохнули, когда меч приземлился у самых ног Джейми. И только когда Джейми наклонился за ним, я заметила, что число зрителей уменьшилось на два человека.
Один из них, двенадцатилетний Кильмарнок, лежал на траве лицом вниз с весьма внушительной шишкой на голове. Второго — Фергюса — нигде не было видно, но до моего слуха откуда-то из кустов донесся шепот:
— Только посмей еще раз сказать что-нибудь подобное, задница вонючая!
Погода в ноябре стояла не по сезону теплой. Казалось, что облака расступились, давая возможность осеннему солнцу позолотить серые здания Эдинбурга. Я старалась воспользоваться коротким теплом и ползала на коленях по саду камней, вызывая шутливые замечания нескольких шотландцев, наслаждавшихся теплом на привычный свой манер — с кувшином виски домашнего приготовления.
— Собираете гусениц, мистрис? — спросил один из них.
— Нет, скорее всего эльфов, а не гусениц, — добавил второй.
— Скорее всего вы найдете их в своем кувшине, нежели я под этими камнями, — парировала я.
Мужчина поднял кувшин, прищурив один глаз и картинно заглянув внутрь.
— О, никаких гусениц в моем кувшине нет, — проговорил он и сделал большой глоток.
Действительно, то, за чем я охотилась, значило для них так же мало — или так же много, — как гусеницы. Я нагнулась, отодвинула небольшой валун на несколько дюймов в сторону и осмотрела оранжево-коричневый лишай на его поверхности, осторожно поцарапала его маленьким перочинным ножичком, и несколько кусочков упало мне на ладонь. Я осторожно переложила их в дешевую жестяную табакерку, где хранила с таким трудом добытое сокровище.
По прибытии в Эдинбург отношение ко мне изменилось. Если в отдаленных горных деревушках на такое поведение смотрели бы подозрительно, а то и враждебно, то здесь это считалось безвредным чудачеством. Шотландцы относились ко мне с большим уважением, и я чувствовала, что они не испытывают передо мной страха.
Мне даже простили мое английское происхождение, когда узнали, кто мой муж. Признаюсь, я никогда не пыталась узнать больше того, что мне рассказал Джейми о Престонпанской битве, но на шотландцев Рыжий Джейми произвел неотразимое впечатление, и появление его за пределами Холируда неизменно вызывало ликующие возгласы.
Вот и сейчас восторженные крики шотландцев привлекли мое внимание. Я подняла голову и увидела Рыжего Джейми, рассеянно помахивающего рукой мгновенно собравшейся толпе и одновременно внимательно оглядывающего сад позади замка.
Его лицо просветлело, когда он увидел меня, и он быстрым шагом направился ко мне.
— Вот ты где, — произнес он. — Не хочешь ли пройтись со мной немного? И захвати с собой свою маленькую корзиночку.
Я поднялась, стряхнула сухие травинки, прилипшие к юбке, и опустила перочинный нож в корзину.
— Хорошо. Куда мы идем?
— Колам передал, что хочет поговорить с нами. С нами обоими.
— Где? — спросила я, ускоряя шаги, чтобы поспеть за Джейми.
— В церкви в Канонгейте.
Это было интересно. Явно Колам хотел увидеться с нами, но так, чтобы об этом не знали в Холируде.
Не желал этого и Джейми. Отсюда и корзина. Рука об руку мы прошли через ворота. Корзина давала объяснение нашему появлению в Роял-Майл. Она могла служить для покупок или содержать лекарства, которыми я снабжала семьи, проживающие в окрестностях Эдинбурга.
Единственная, главная, улица Эдинбурга пролегала от основания скалистого холма до самой вершины. У основания его находился замок Холируд, величественный и чопорный под сенью торжественных построек аббатства, почти вплотную примыкавшего к нему с севера. Он как бы игнорировал великолепие Эдинбургского замка, стоящего на самой вершине холма. Роял-Майл находилась между двумя замками, и подъем к ней равнялся примерно углу в сорок пять градусов. Запыхавшаяся, с раскрасневшимся лицом, я задавалась вопросом, как Колама Макензи угораздило устроить встречу в таком месте.
Мы нашли Колама во дворе церкви. Он сидел на каменной скамье, подставив спину солнцу. Его короткие ноги не доставали до земли. На скамье рядом с ним лежала его палка. Спина сгорбилась, голова задумчиво поникла. Его можно было принять за одного из гномов, которые были бы весьма уместны в каменном саду, сотворенном руками человека, с его причудливыми камнями и ползучими лишайниками.
Трава заглушала звук наших шагов, но Колам поднял голову, когда мы едва вошли в сад. «По крайней мере, его органы чувств в порядке», — подумала я.
При нашем приближении шевельнулась какая-то тень под ближайшей лиственницей. Органы чувств Ангуса Мора тоже были в порядке. Узнав нас, слуга продолжил нести свой молчаливый дозор, снова став частью окружающего пейзажа.
Колам кивнул, приветствуя нас, и пригласил сесть рядом с собой. При ближайшем рассмотрении ничто уже не напоминало в нем гнома, разве что его скрюченное тело. На лице его лежал отпечаток мужественности.
Прежде чем сесть рядом с Коламом, Джейми усадил меня на одну из каменных плит рядом со скамьей. Мрамор оказался удивительно холодным. Я чувствовала его леденящее прикосновение даже через толстые юбки. Я невольно поежилась. Вырезанный на мраморной плите череп и скрещенные кости заставили меня мысленно содрогнуться, но все-таки пришлось сесть. Я прочла эпитафию, выгравированную под черепом, и улыбнулась:
Здесь лежит Мартин Элджинброд,
Пожалей мою душу, господь Бог,
Как сделал бы я, если бы был Богом,
А ты — Эльджинбродом.
Джейми предостерегающе взглянул на меня, затем повернулся к Коламу:
— Вы хотели видеть нас, дядя?
— У меня к тебе вопрос, Джейми Фрэзер, — сказал Колам без всяких обиняков. — Ты считаешь меня своим родственником?
Джейми помолчал, внимательно вглядываясь в лицо своего дяди. Затем улыбнулся.
— У вас глаза моей матери, — сказал он. — Разве я могу игнорировать этот факт?
Колам на минуту задумался. У него глаза были чистые, серые, как крыло голубки, опушенные густыми черными ресницами. Несмотря на свою несомненную красоту, они порой становились холодными как сталь, и я невольно, уже в который раз, спросила себя: «А как же выглядела мать Джейми?»
— Ты помнишь свою мать? Ты был еще совсем крошкой, когда она умерла.
От этих слов губы Джейми слегка дрогнули, но голос прозвучал спокойно:
— Я был уже достаточно большой… Мне говорили, что я немного похож на нее. А поскольку в доме моего отца уже в те времена было зеркало, я имел представление о ней.
Колам коротко засмеялся:
— Больше, чем немного.
Он впился глазами в Джейми. Его глаза мягко светились.
— Да, парень. Ты — сын Элен. В этом нет никакого сомнения. Эти волосы… — Он слегка коснулся волос Джейми, отливающих то ли золотом, то ли янтарем, густых и волнистых. — И этот рот. — Рот самого Колама искривился. — Широкий, как ночной горшок, — так я когда-то ее дразнил. Ты могла бы ловить мошек ртом, как жаба, говаривал я ей, если бы у тебя к тому же был еще и липкий язык.
Застигнутый врасплох, Джейми засмеялся.
— Уилли тоже однажды сказал мне это, — произнес он и тут же его полные губы плотно сжались. Он редко говорил о своем старшем брате и, думаю, никогда не упоминал его имени при Коламе.
Если Колам и заметил что-то, то не подал и виду.
— Я написал ей… — сказал он, задумчиво глядя на один из покосившихся памятников, — когда твой брат умер от оспы. Впервые после того, как она покинула Леох.
— Ты имеешь в виду после того, как она вышла замуж за моего отца?
Колам кивнул, все еще глядя в сторону.
— Да, ты же знаешь, что она была старше меня, на два года или что-то вроде этого. Та же разница в возрасте, что и у вас с сестрой. — Его глубоко посаженные глаза обратились к Джейми. — Я никогда не видел твою сестру. Вы с ней дружны?
Джейми лишь молча кивнул, внимательно вглядываясь в лицо своего дяди, как будто стараясь найти ответ на загадку, давно мучившую его.
Колам тоже кивнул:
— Так же, как и мы с Элен. Я был болезненным ребенком, и она часто ухаживала за мной. Я помню, как солнце золотило ее волосы и она рассказывала мне сказки, когда я лежал в постели. И даже позже, — красиво очерченные губы тронула легкая улыбка, — когда ноги отказали мне, она каждый день и утром и вечером заглядывала ко мне в комнату и рассказывала все леохские новости. Мы говорили обо всем — об арендаторах, о сборщиках налогов, как следует лучше вести дела… Потом я женился, но Летицию ничто не интересовало. — Он горестно махнул рукой, вспомнив о жене. — Мы говорили с ней — иногда в наших беседах принимал участие Дугал, — но чаще всего мы беседовали с Элен вдвоем о том, как лучше организовать жизнь клана, чтобы его члены ладили между собой, какие соглашения следует заключать с другими кланами, как использовать земли и пастбища… А потом она уехала, — резко произнес он, глядя на свои узловатые руки, лежащие на коленях. — Не спросив разрешения у родителей и даже не попрощавшись… Время от времени до меня доходили слухи о ней, но сама она никогда не давала о себе знать.
— Она не ответила на ваше письмо? — тихо спросила я. Он покачал головой, не поднимая глаз.
— Она была больна. Потеряла ребенка, и к тому же у нее самой была оспа. Возможно, она собиралась ответить попозже. Так часто случается. Отложишь что-нибудь на потом — и забудешь. А через год она умерла.
Он взглянул на Джейми в упор, и тот выдержал его взгляд.
— Я был несколько удивлен, когда твой отец написал мне, что отправляет тебя к Дугалу с тем, чтобы после ты переехал ко мне в Леох для получения образования.
— Родители так решили, еще когда только поженились, — ответил Джейми. — Я должен был воспитываться у Дугала, а затем переехать на время к тебе.
Усилившийся ветер принес с собой сухие веточки лиственницы, и Джейми с Коламом одновременно передернули плечами от неожиданной прохлады. В этом их жесте лишний раз проявилось их семейное сходство.
Колам заметил мою улыбку и улыбнулся уголком рта:
— Однако решения или договоренности остаются в силе до той поры, пока договаривающиеся стороны верны взятым на себя обязательствам… Но я тогда не знал твоего отца.
Он открыл рот, желая что-то добавить, но промолчал. Воцарилось гробовое молчание. Наконец Джейми нарушил его.
— Что ты можешь рассказать мне о моем отце? — спросил Джейми, и в его вопросе мне послышалось любопытство ребенка, рано потерявшего родителей и пытающегося дополнить запечатлевшийся в детстве их смутный портрет сведениями, почерпнутыми от знавших их людей. Я понимала это чувство. То немногое, что я знала о своих родителях, сообщил мне в основном мой дядя Лэм, но он не был мастером давать характеристики.
Колам же совсем наоборот.
— Ты хочешь спросить, как отец выглядел? — Он еще раз внимательно оглядел своего племянника и, кажется, остался доволен. — Посмотри в зеркало, парень. Там ты увидишь лицо своей матери, но отец глянет на тебя этими проклятыми кошачьими глазами Фрэзеров.
Он выпрямился и сменил позу, желая дать отдохнуть своему измученному телу. Его губы, как обычно, были плотно сжаты, и я видела две глубокие морщины, пролегавшие между носом и ртом.
— Честно говоря, — продолжал он, усаживаясь поудобнее, — я не особенно любил твоего отца, так же, как и он меня. Но я знал его как человека чести. — Он помолчал, затем мягко добавил: — В этом ты похож на отца, Джейми Макензи Фрэзер.
Лицо Джейми не изменилось, лишь веки чуть дрогнули. Только человек, хорошо его знающий, как я, или наблюдательный, как Колам, могли это заметить.
Колам глубоко вздохнул:
— Поэтому я решил поговорить с тобой. Я должен принять решение: Макензи Леоха — на стороне короля Джеймса или короля Георга. — Он кисло улыбнулся. — Это дьявольски трудный вопрос, но я должен его решить.
— Дугал… — начал было Джейми, но Колам остановил его движением руки:
— Я знаю, что думает по этому поводу Дугал. За последние два года я немного отошел от дел, — неторопливо произнес он, — но я — Макензи Леохский и мне решать. Дугал поступит так, как я ему велю. А я хочу знать, какое решение ты считаешь более правильным для блага клана, кровь которого течет в твоих жилах?
Джейми поднял свои синие глаза, жмурясь от яркого полуденного солнца, бьющего ему прямо в лицо.
— Я здесь со своими людьми. Разве мой выбор не ясен?
Колам снова переменил позу, внимательно глядя на племянника, словно надеясь найти ответ в тончайших оттенках его голоса.
— Ты уверен в правильности своего решения? — спросил Колам. — Люди присягают на вассальную верность по многим причинам, о большинстве из которых не разглагольствуют. Я разговаривал с Лочиэлем Кланраналдом, Алексом и Ангусом Макдоналдами. Ты думаешь, они здесь потому, что считают Джеймса Стюарта своим законным королем? Я хотел встретиться с тобой, чтобы услышать твое искреннее мнение. Заклинаю тебя честью твоего отца.
Видя, что Джейми колеблется, Колам продолжал, по-прежнему не сводя с него пристального взгляда:
— Я спрашиваю не ради себя. Если у тебя есть глаза, ты можешь заметить, что земные дела не долго будут меня волновать. Но я думаю о Хемише — твоем двоюродном брате.
Он умолк и теперь сидел неподвижно, тревожное выражение исчезло с его лица, серые глаза смотрели открыто и внимательно. Джейми тоже сидел молча, словно мраморный ангел на памятнике, высившемся у него за спиной. Я знала, перед какой сложной дилеммой он оказался, хотя догадаться об этом по его спокойному, невозмутимому виду человеку непосвященному было трудно. Тем же самым вопросом мы задавались, когда приняли решение прийти под знамена Карла. Поддержка такого большого клана, как Макензи, могла побудить и других привести к победе Младшего Претендента. Но если, несмотря ни на что, восстание закончится провалом, то хуже всех придется именно леохским Макензи.
Наконец Джейми повернул голову, и его синие глаза остановились на мне. «Подскажи, что делать?» — говорил его взгляд.
Я чувствовала, что Колам тоже смотрит на меня, в его глазах стоял немой вопрос, и даже брови были вопросительно подняты. Но перед моим мысленным взором возник Хемиш, рыжеволосый десятилетний мальчик, которого скорее можно было принять за сына Джейми, чем за его двоюродного брата. И что будет с ним и другими членами клана, если леохские Макензи вместе с Карлом потерпят поражение? У жителей Лаллиброха был Джейми, который мог спасти их от уничтожения, если дело дойдет до этого. Жителям Леоха не поможет никто. И все же здесь не мне решать, подумала я и, пожав плечами, опустила голову. Джейми глубоко вздохнул и наконец решился:
— Отправляйтесь домой в Леох, дядя, — сказал он. — И пусть ваши люди тоже остаются там.
Колам долго сидел неподвижно, глядя прямо на меня. Наконец рот его искривился, но выражение, появившееся на его лице, мало напоминало улыбку.
— Я чуть было не остановил Неда Гауана, когда он oн правился спасать вас от казни, — сказал он, обращаясь к мне. — Теперь я рад, что не сделал этого.
— Спасибо, — тем же тоном ответила я.
Он вздохнул и с силой потер затылок, как будто бремя вождя клана было слишком тяжело для него.
— Значит, решено. Я встречусь с его высочеством утром и сообщу ему о своем намерении. — Его рука опустилась на каменную скамью рядом с рукой племянника.
— Спасибо за совет, Джейми. — Он помедлил, затем добавил: — Да благослови тебя Бог.
Джейми наклонился вперед и накрыл ладонью руку Ко-лама. Он улыбнулся своей широкой, как у матери, улыбкой и сказал:
— И вас тоже, дядя.
Роял-Майл кишела людьми, наслаждающимися скудным осенним теплом. Мы шли молча. Я крепко держала Джейми под руку. Вдруг он покачал головой и пробормотал что-то по-гэльски.
— Ты правильно поступил, — сказала я, больше отвечая на его мысли, чем на слова. — Я поступила бы так же. Что бы ни случилось, по крайней мере Макензи будут спасены.
— Может быть, — проговорил он, рассеянно ответив на приветствие одного из офицеров. — Но что будет с остальными? С кланом Макдоналда, Магилливрея и другими, которые пойдут за Карлом? Погибнут они или, может быть, нет? Но разве мог я посоветовать Коламу поступить так же? — Он покачал головой. Лицо его омрачилось. — Никто этого не знает, Саксоночка.
— Конечно, — мягко сказала я, пожимая его руку. — Мы ничего не знаем. Или, наоборот, знаем слишком много. Он чуть улыбнулся и крепче прижал к себе мою руку.
— Да, Саксоночка. Ничего. Решение принято, и ничего изменить нельзя, поэтому не следует беспокоиться.
Часовым у ворот Холируда был Макдоналд, один из людей Гленгэрри. Отвлекшись на секунду от своего занятия — искал у себя вшей, — он узнал Джейми и впустил в ворота. От теплой погоды эти паразиты еще более оживились. Покинув уютное местечко где-нибудь под мышкой или в паху, эти мерзкие существа порой пускались в опасное странствие по рубашке или пледу и неожиданно оказывались в руках их владельцев.
Джейми, улыбаясь, что-то сказал ему по-гэльски. Солдат засмеялся, сделал вид, что вытащил из-за пазухи вошь и бросил ее в Джейми, который, подхватив шутку, сделал вид, что поймал ее, окинул критически оком и, подмигнув мне, забросил себе в рот.
— Ну, как голова вашего сына? — вежливо осведомилась я у лорда Кильмарнока, столкнувшись с ним лицом к лицу в галерее Холируда. Меня мало волновало самочувствие Джонни, но коль скоро этого разговора все равно не избежать, я решила поговорить здесь, где возможная враждебность между нами не будет замечена большим количеством людей.
Галерея представляла собой длинную залу с высоким потолком, стрельчатыми окнами и с двумя большими каминами. Она служила местом проведения серии пышных приемов, знаменовавших торжественное вступление Карла в Эдинбург в сентябре. Сейчас здесь собрались сливки высшего общества Эдинбурга, спешивших засвидетельствовать почтение Карлу, — складывалось впечатление, что он и впрямь может победить. Дон Франсиско — почетный гость Карла стоял в парадной части залы, беседуя с хозяином. Он был одет в унылом испанском стиле: в мешковатые темные панталоны и совершенно бесформенный кафтан с круглым плоеным жестким воротником — молодежь и модная публика не могла без скрытой иронии взирать на этот нелепый костюм.
— О, все в порядке, мистрис Фрэзер, — беззаботным тоном ответил Кильмарнок. — Шишка на голове не беспокоит мальчишек в его возрасте. Хотя его самолюбие, конечно, уязвлено, — добавил он и неожиданно весело улыбнулся.
Я улыбнулась ему в ответ, испытав облегчение.
— Я пытался привить Джону черты, необходимые наследнику рода Кильмарноков. Но вот смирению никак не мог научить. Может быть, вашему слуге это лучше удастся.
— Надеюсь, вы не отлупили его после этого?
— Простите, как вы сказали?
— Да так, ничего, — ответила я, покраснев. — Посмотрите, это Лочиэль? А я думала, он болен.
От танца у меня перехватывало дыхание, да и лорд Кильмарнок, видно, тоже не был настроен на разговор, поэтому у меня была возможность осмотреться вокруг. Карл не танцевал, хотя слыл превосходным танцором, и молодые дамы Эдинбурга жаждали его внимания. Сегодня он был занят, развлекая своего гостя. Я заметила, как в полдень на кухню был доставлен небольшой бочонок с португальским товарным знаком, выжженным на боку, и бокалы с рубиновой жидкостью словно по волшебству то и дело появлялись в левой руке дона Франсиско.
Мы пересекли дорожку Джейми, ведущего в танце одну из трех мисс Уильяме. Их почти невозможно было отличить друг от друга. Совсем юные, с одинаковыми каштановыми волосами и все как одна твердили: «Здесь так интересно, в этом благородном собрании, мистер Фрэзер…» Я сразу же устала от них, но Джейми, это воплощение терпения, танцевал со всеми тремя по очереди и отвечал снова и снова на одни и те же глупые вопросы.
— Конечно, это большое развлечение для них — бедняжек, — добродушно объяснял он. — К тому же их отец богатый купец, и его высочество захочет заручиться симпатией этой семьи.
Все три мисс Уильяме, казалось, были очарованы Джейми, и мне показалось, что он тоже взбодрился. Затем я обратила внимание на Балмерино, танцующего с женой лорда Джорджа Муррея. Я заметила, как супруги Муррей обменялись влюбленными взглядами, когда она со своим партнером и он с одной из мисс Уильяме встретились в танце, и была смущена, увидев, с кем танцует Джейми.
He удивительно, что Колама не было на балу. Интересно, думала я, удалось ему уже поговорить с Карлом или нет, и решила, что еще нет. В противном случае Карл не выглядел бы таким веселым и беззаботным.
Вдруг я заметила еще две коренастые фигуры, стоящие у стены. На них были почти одинаковые парадные костюмы, плохо пригнанные по фигуре. Это был Джон Симпсон — знаменитый мастер по ковке мечей из Глазго, и его сын, тоже Джон Симпсон. Они прибыли сюда в начале недели, чтобы преподнести Карлу один из своих великолепных палашей с эфесом, которыми они прославились на всю Шотландию. Сегодня их пригласили сюда для того, чтобы продемонстрировать дону Франсиско, какой огромной поддержкой пользуется Стюарт.
У обоих мужчин были густые черные волосы и бороды, слегка тронутые сединой. Я видела, как старший Симпсон слегка толкнул младшего в спину и многозначительно кивнул в сторону одной из купеческих дочерей, стоящей рядом с отцом в надежде, что ее снова кто-нибудь пригласит на танец.
Симпсон-младший одарил отца скептическим взглядом, но затем пожал плечами, выступил вперед и с поклоном предложил руку третьей мисс Уильяме.
Я с удивлением и восхищением наблюдала, как они закружились в танце, поскольку Джейми, и раньше встречавшийся с Симпсонами, говорил мне, что Симпсон-младший совершенно глух.
— Наверное, от стука молотов в кузнице, — объяснил он мне, с гордостью показывая прекрасный палаш, купленный у них. — Глух как пень. Старший ведет переговоры, но от внимания младшего ничто не ускользает.
Я видела, как острый взгляд его темных глаз скользит по полу, отмеряя расстояние от одной танцующей пары до другой. Парень двигался чуть тяжеловато, но чувствовал ритм танца достаточно хорошо, по крайней мере не хуже меня. Закрыв глаза, я живо ощутила вибрацию деревянного пола от виолончели, стоящей на нем, и догадалась, что именно она и помогает ему не сбиваться с ритма. Затем, открыв глаза, чтобы ненароком не наткнуться на кого-нибудь, я опять отыскала его среди танцующих. На сей раз он морщился от резких звуков скрипок. Возможно, он все-таки что-то слышит.
Кружась в танце, я и лорд Кильмарнок приблизились к камину, возле которого стояли Карл и дон Франсиско. К моему удивлению, Карл махнул мне рукой из-за плеча дона Франсиско. Я истолковала этот жест как повеление держаться подальше от его высочества. Кильмарнок так же истолковал поспешный жест Карла и рассмеялся.
— Итак, его высочество боится представить вас испанцу! — воскликнул он.
Уносясь в вихре танца прочь от Карла, я оглянулась и увидела, что он снова вернулся к беседе, энергично размахивая руками в свойственной итальянцам манере.
Лорд Кильмарнок замечательно танцевал, и я попыталась расслабиться, чтобы начать разговор, не опасаясь, что он может наступить мне на юбку.
— Вы видели те глупые листочки, которые Балмерино всем показывал? — спросил Кильмарнок и, когда я кивнула, продолжил: — Думаю, что его высочество тоже их видел. А испанцы обожают подобные глупости. Ни один разумный человек не поверит тому, что там написано, — заверил он меня, — но его высочество, несомненно, решил, что лучше поостеречься. В конце концов, ради испанского золота можно пойти и не на такие жертвы, — добавил он.
Упиваясь гордыней, Карл относился к шотландским графам и вождям свысока, но, по крайней мере, на сегодняшнее празднество они были приглашены, по-видимому, для того, чтобы произвести впечатление на дона Франсиско.
— Вы обратили внимание на эти портреты? — поинтересовалась я, чтобы сменить тему разговора. Более ста портретов королей и королев украшали стены галерей. И все они поражали своим редкостным сходством.
— Вы имеете в виду их носы? — спросил он, и унылое выражение его лица, появившееся при виде Карла и дона Франсиско, уступило место улыбке. — Да, я их заметил. А вы знаете что-нибудь об их истории?
Видимо, все портреты принадлежали кисти одного художника — Джакоба де Витта, приглашенного Карлом II для того, чтобы воссоздать портреты всей родословной короля, начиная с Роберта Брюса.
— Чтобы убедить всех в принадлежности к роду, — усмехнулся Кильмарнок. — Интересно, прибегнет король Джеймс к созданию портретов своей родословной, когда займет трон?
Художник рьяно принялся за дело, каждые две недели рисуя по портрету, чтобы угодить монарху. Трудность состояла в том, что де Витт не имел ни малейшего представления о том, как выглядели предки Карла, поэтому приглашал позировать любого, кого удавалось ему затащить к себе в студию. А чтобы придать портретам фамильное сходство, снабжал всех длинными носами.
— А это сам король Карл, — сказал Кильмарнок, кивком указывая на портрет в полный рост, где он был изображен в ярко-красном бархатном камзоле. Затем он бросил критический взгляд на принца Карла, раскрасневшееся лицо которого свидетельствовало о том, что он изо всех сил старался не отставать в выпивке от своего гостя.
— Во всяком случае, у этого нос выглядит получше, — пробормотал граф как бы про себя. — Его мать была полячкой.
Между тем торжество близилось к концу. Свечи в серебряных канделябрах догорели и стали гаснуть еще до того, как гости в полной мере насладились вином и танцами. Дон Франсиско, возможно, не столь привычный к выпивке, как Карл, клевал носом.
Джейми с видимым облегчением подвел младшую из сестер Уильяме к отцу, собиравшемуся ехать домой, и отыскал меня в укромном местечке, где я пристроилась, чтобы снять туфли.
Он сел рядом со мной, вытирая лоб большим белым платком.
Рядом на маленьком столике стоял поднос с пирожными.
— Я ужасно голоден, — буркнул он, запихивая пирожное в рот. — От этих танцев разыгрывается зверский аппетит, а от разговоров тем паче.
Я наблюдала за тем, как принц Карл, склонившись над своим гостем, тряс его за плечо, стараясь разбудить, но все его усилия были тщетны. Голова испанца безвольно повисла, рот под внушительными усами раскрылся. Его высочество растерянно оглядывался по сторонам, но Шеридан и Туллибардин, оба джентльмена уже преклонного возраста, в кружевах и бархате, тоже спали сном праведников, прильнув головами друг к другу, как два деревенских пьяницы.
— Не хочешь помочь его высочеству? — спросила я Джейми, который засовывал в рот очередное пирожное, и прежде, чем он успел ответить, я увидела, как Симпсон-младший, оценив ситуацию, толкнул отца в бок.
Старший тотчас же с почтительным видом направился к принцу Карлу. Младший последовал за ним, а в следующую минуту отец и сын уже подхватили испанца за руки и за ноги и без видимых усилий, играючи, потащили его.
Вскоре они исчезли за дверями галереи в сопровождении его высочества.
Такое бесцеремонное удаление почетного гостя знаменовало окончание бала.
Другие гости почувствовали облегчение, дамы отлучились, чтобы накинуть шали и плащи, а мужчины в ожидании их накоротке обменивались впечатлениями.
Поскольку мы проживали в Холируде, нам не требовалось куда-то ехать, а достаточно было пройти через утреннюю гостиную и подняться по лестнице.
Однако внизу у лестницы нас встретил громила Ангус Мор.
— Мой хозяин мертв, — сообщил он.
— Его высочество думает, — с горечью произнес Джейми, — а возможно, так оно и есть… что Колам покончил с собой из-за Дугала, — пояснил он, видя мой недоуменный, полный ужаса взгляд. — Дугал всегда изъявлял готовность безоговорочно поддержать его высочество. Теперь, когда Колама не стало, главой клана становится Дугал. Таким образом, Макензи Леоха вольются в состав шотландской армии, чтобы изведать вместе с ней победу… или поражение.
На лице Джейми появилось выражение крайней усталости и печали, и он не противился, когда я подошла к нему сзади и положила руки на его широкие плечи. Он облегченно простонал, когда я с силой надавила на шейные мышцы, и уронил голову на сложенные на столе руки. Перед ним ровными стопками были аккуратно разложены пачки писем и различные документы. Среди прочих бумаг оказалась маленькая, довольно потрепанная тетрадь в красной кожаной обложке. Это был дневник Колама, который Джейми взял в комнате дяди, надеясь найти в нем необходимые распоряжения, способные помешать Дугалу стать на сторону Карла.
— Здесь нет ничего подобного, — сказал он, заново листая густо исписанные страницы.
Как ни странно, в последние три дня в дневнике не было сделано ни одной записи, если не считать короткого упоминания о нашей встрече на церковном кладбище: «Встретился с молодым Джейми и его женой. Наконец-то помирился с Элен».
Эта запись, конечно, имела значение для Колама, для Джейми и, возможно, для Элен, но она никак не могла повлиять на убеждения Дугала Макензи.
Джейми вскочил из-за стола и повернулся ко мне. В его глазах я прочитала тревогу и бессилие.
— Это означает, Клэр, что мы целиком в его власти — я имею в виду, во власти Карла. Теперь у нас нет другого выбора. Мы должны обеспечить ему победу.
У меня во рту сделалось сухо от выпитого вина. Я с трудом облизнула губы, прежде чем ответить:
— Думаю, ты прав. Проклятье! Почему Колам не мог подождать еще немного?! Хотя бы до утра, когда он мог встретиться с Карлом?
Джейми грустно улыбнулся:
— Я не думаю, что это могло бы что-то изменить, Саксоночка. Лишь немногим дано знать час своей смерти.
— Колам знал!
Я не раз размышляла о том, рассказать ли Джейми о нашем разговоре с Коламом во время встречи в Холируде или нет, но теперь не было смысла молчать.
Джейми недоверчиво покачал головой и вздохнул, плечи его поникли. Ему было тяжко сознавать, что Килам собирался покончить с собой, — А теперь я думаю, — задумчиво, как бы про себя, проговорил он, — не является ли это неким предзнаменованием?
— Предзнаменованием?
— Колам умер, не успев отказать Карлу в помощи. Не означает ли это, что Карлу суждено выиграть в этой борьбе?
Я вспомнила последнюю встречу с Коламом. Смерть настигла его в постели. Он сидел на кровати, рядом, на столике, — нетронутый бокал бренди. Он встретил смерть как хотел — со светлой головой. Его глаза были широко открыты, рот плотно сжат; морщины, идущие от уголков рта к носу, сделались глубже. Боль, которая была постоянной спутницей его жизни, наконец-то отступила.
— Это только Богу известно, — наконец произнесла я.
— Да. Я надеюсь, что известно кому-то еще.