ГЛАВА 12

Храм опустел, мы остались одни на площади. Быстро темнело. Первой необходимостью было – перестать выделяться среди горожан, слиться с толпой. После того как я выбросил галстук, подвернул рукава пиджака и как следует повалялся на мокрой траве, я стал выглядеть как местный житель. За Джейсона я вообще не беспокоился, ему впору было присваивать звание почетного гражданина, так его разобрало. Я только снял с него галстук и тоже, по местной моде, закатал ему рукава. Джейсон не реагировал, бедняге здорово досталось.

Мы шли по заполненным улицам, не вызывая ни у кого подозрений. Иногда кто-то приветливо здоровался с нами, видимо, приняв за каких-то малознакомых. Порой даже останавливались и пытались завязать разговор. Я не возражал, здоровался, заговаривал. Все это давало мне дополнительную информацию. Прямых расспросов я старался избегать, но слушал улицу очень внимательно. Прохожие разговаривали громко, неторопливо. Темы бесед не отличались разнообразием. В основном, говорили, где можно достать хорошую ткану, или, наоборот, предупреждали, что в таких-то местах ткана вконец испортилась, а ящеры дерут втридорога. Обсуждались также и другие, более традиционные методы получения кайфа.

Острой темой для разговоров были пособия, которых явно не хватало. Как водится, старожилы вспоминали былые времена, когда пособия были высокими, а цены низкими. Они начинали свои рассказы со слов «а вот раньше», и далее следовала их романтизированная версия происходившего раньше. В зависимости от степени опьянения рассказчика, пособия и цены колебались – чем сильнее тот был пьян, тем выше в том таинственном «раньше» были пособия и ниже цены. Не все соглашались с рассказчиками, и тогда начиналось выяснение отношений, которое обычно заканчивалось дракой. Вообще, потасовки вокруг вспыхивали с регулярностью, достойной лучшего применения. Дрались вяло, привычно, без особого интереса, как, впрочем, делали и все остальное. Побродив пару часов по ночному Городу, я убедился, что до утра ничего нового больше не увижу.

Теперь предстояло найти место для отдыха, чтобы дать наконец Джейсону возможность выспаться и прийти в себя. Несмотря на приближающуюся ночь, народу на улицах не убавилось, скорее даже стало больше. То тут, то там проходили компании, которые с интересом смотрели по сторонам, как будто находились не в родном Городе, а на экскурсии в какой-то экзотической стране. Многие укладывались спать. Для большинства эта процедура не представляла большой сложности – они просто раскладывали одеяла прямо на тротуаре. Прохожие обходили их, не показывая удивления.

Дальше, в парке, картина была чуть иной. Несколько десятков благополучных семей выехали туда на пикник. Причем устроились они на пикнике чрезвычайно обстоятельно. Под открытым небом, на большой лужайке парка была расставлена мебель. Участки были обнесены низенькими, не выше полуметра, заборчиками; только ванная была отгорожена пленкой в рост человека. Получились настоящие квартиры под открытым небом. В квартирах были гостиные, спальни, кухни, в некоторых имелись даже детские комнаты. Все это напоминало огромный кукольный домик, с которого кукловод снял крышку, чтобы было удобнее рассматривать кукол и играть с ними. Я даже невольно поднял голову, но никого, конечно, там не увидел. Хотя это ничего не значило. Наверняка, кто-то непостижимый нам с удивлением наблюдает сверху за происходящим. А может быть, довольно хихикает, кто знает!

Я подошел поближе к одной из таких квартир. В центре огороженного участка, который, судя по мебели, считался гостиной, горел костер. Вокруг костра уютно устроилась вся небольшая семья: муж с женой и двое подростков, мальчик и девочка, лет четырнадцати-пятнадцати. Глава семейства держал над огнем небольшой вертел, похоже, жарил шашлык, и вся семья с интересом наблюдала за ним. Приглядевшись, я понял, что шашлык приготовлялся по местному рецепту – на вертеле жарились четыре аккуратно очищенных плода тканы. Пикник для этой и всех остальных семей был устроен тоже по местному рецепту: бесконечный пикник, на который выезжают и с которого уже никогда не возвращаются.

Ассоциация с пикником, а точнее с каким-то неведомым мне всенародным гулянием, возникала еще и от бесчисленных лотков со спиртным, сигаретами и сладостями. Эти лотки, украшенные броскими рекламами и ярко освещенные разноцветными огнями, встречались на каждом шагу. Обычных для таких мест кафе и ресторанов нигде не было. Только лотки и киоски, в которых, несмотря на позднее время, бойко шла торговля. Возле них останавливались автомобили и пассажиры, не выходя на улицу, покупали прямо через открытые окна. Прохожие покупали почти машинально. Купленное тут же выпивали и съедали, усевшись на тротуарах возле лотков. Потом покупатели поднимались и отрешенно шли к следующему лотку, где картина повторялась. Со стороны эти люди были похожи на детали, которые невидимые рабочие обрабатывают на каком-то диком, но хорошо отлаженном конвейере.

В Городе были каникулы. Никто не работал, все были заняты тем, что они называли «отдых». Люди ушли в бесконечный отпуск и отмечали это событие. Как всегда, в таких случаях новизна и веселье быстро прошли, но остановиться уже невозможно; и вот вечеринка превращается в тяжелую обязанность, выпивка – в повседневную привычку, разврат и наркомания – в норму.

Отвратительные сцены, подобные тем, что я видел вокруг себя, можно увидеть в любом большом городе. Что бы ни кричали моралисты о светлом будущем, человеческая природа неизменна. Пока есть какая-нибудь химическая дрянь, которую можно пить, или нюхать, или вводить в вену, чтобы получить свою порцию удовольствий, люди будут эту дрянь глотать, вдыхать и заливать в себя всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Обычно это происходит где-нибудь подальше от праздных взглядов, в самых отдаленных и потайных уголках. Общественная мораль, кастрированная и лживая, все же существует и, будучи не в силах прекратить, прячет все это как можно дальше от посторонних глаз.

Старый Город вел себя иначе. Он напоминал огромного эксгибициониста, выставившего на всеобщее обозрение свои гениталии. Город вывернулся наизнанку, показывая все свои пороки: грязь, запущенность, праздность. Основное население справляло бесконечный праздник. Люди пропивали и прогуливали неизвестно каким способом добытые, но только не честно заработанные деньги. У этой атмосферы всеобщей праздности и гульбы, как и всегда в подобных случаях, была целая идеологическая платформа. Объяснение было предельно простым. Именно таким, которое безоговорочно принимается толпой и которое потом не оспорить никакими логическими доводами, потому что толпе нужны лозунги, а не логика. Этот лозунг гласил: наши предки прилетели сюда и принесли с собой цивилизацию, построили города и шахты. Теперь ящеры пользуются всем этим за наш счет. А раз так, то пусть они и работают на нас, а нам положен отпуск. Отпуск этот они определили себе как постоянный. Эта тупая, скотская уверенность в своей правоте, в том, что все им должны, и была самым страшным, самым отвратительным в этом Городе.

Такое поведение не являлось чем-то уникальным, чем-то новым. История повторяется. На нашей Земле во времена, когда человечество только училось существовать как единое целое, то тут, то там возникали достаточно многочисленные группы людей, которые требовали для себя определенных льгот, исходя из тяжелого положения их предков или своей расовой, социальной или религиозной принадлежности. Иногда целые страны обращались с подобными требованиями лишь потому, что, разворовав и пропив все, что у них было, уже не могли дальше содержать себя сами.

Это было время, когда ведущие страны Европы испытывали стыд за свое колониальное прошлое, а главная американская держава замаливала грехи рабовладения. Начали все это глупцы-энтузиасты, ограниченные люди с простой, как шахматная доска, философией. Они делили жизнь на черное и белое, а людей на хороших и плохих, на угнетателей и угнетенных. Это они, сидя в своих комфортабельных, забитых всеми удобствами квартирах, требовали, чтобы бедным и угнетенным дали то же самое. Они никогда не задумывались над тем, кто и на какие шиши должен дать этим бедненьким современные жизненные блага. Благодетели человечества такими мелочами не интересуются. Главное, чтобы их больше не беспокоил вид голодных оборванных детей, которых им показывают по телевизору и которых они иногда даже видят из окон своих автомобилей! «У нас есть правительство, есть специальные люди, они должны», – примерно так рассуждает обыватель.

При такой поддержке всплыли люди и целые организации, которые поставили вымогательство на широкую ногу. Именно тогда была окончательно сформирована система выкачивания денег из государственного бюджета и частных пожертвований через всевозможные фонды развития и благотворительные организации. Профессиональные адвокаты отстаивали интересы этнических групп в дальних уголках земного шара, иногда так и не встретив за всю жизнь ни одного из своих подопечных. Попутно членам этих групп внушалась мысль об их исключительной ценности для человечества и необходимости поддерживать их самобытную культуру за счет государственных средств.

В конечном счете, древняя самобытная культура скатывалась в обычное безделье и пьянство. Стимула работать или учиться у этих людей уже не было: они были обеспечены всем необходимым лишь за то, что чем-то отличались от других. Они не могли, а скорее всего, не хотели приложить усилия и самостоятельно построить себе ту жизнь, которую они, по их мнению, заслуживали. Те немногие, кто воспользовался предоставленными льготами на обучение, делали впоследствии карьеру политических деятелей, проталкиваясь через конкурентов за счет тех же привилегий и занимались тем, что выдвигали еще большие требования от имени своих сородичей. Эти сообщества окончательно опустившихся ублюдков оказались великолепным средством обогащения для целого круга политиков и общественных деятелей. Бесчисленные благотворительные фонды росли как грибы, разворовывая все новые и новые средства, и едва не довели до коллапса всю мировую экономику.

Потребовалось не одно столетие, прежде чем на Земле установилось истинное равноправие, не зависящее от таких понятий, как, например, цвет кожи, наличие брелка с религиозным символом на шее или крайней плоти на половом члене. Человечество в конце концов повзрослело, пройдя тяжелый период переходного возраста с его амбициями, крайностями и непониманием всей полноты и сложности жизни. Однако идея восстановления социальной справедливости, вернее личного обогащения под прикрытием благотворительности, по-прежнему живет и дает иногда вот такие тяжелые рецидивы.

Именно так и был разрушен Старый Город. Нормальная жизнь едва теплилась где-то за закрытыми дверями в редких квартирах, подобных той, где я встретил Ольгу. Там, укрывшись от всеобщей праздности, похоже, еще живут нормальные люди. В таком месте я и буду завтра искать тех, кого Ольга назвала «наши». Я не знаю, кто они, как они живут и чем дышат, но я очень надеюсь, что их система жизненных ценностей отличается от общепринятой морали Старого Города. Попробую завтра поговорить с этим Элвисом. Будем надеяться, что в Городе есть люди, которые могут мне помочь.

А пока надо было пережить эту ночь. Я поспешил дальше, туда, где виднелись густые заросли кустов. В нашем положении пикник на открытой местности мог оказаться вредным для здоровья, вплоть до летального исхода. По дороге я прихватил чей-то спальник и пару бесхозных шерстяных одеял. За кустарником обнаружилась крохотная, прикрытая со всех сторон лужайка. На ней мы и устроились. Я упаковал Джейсона в спальный мешок и велел ему спать. Для себя я расстелил на траве одно из одеял, лег на него и укрылся другим. Джейсон тут же забылся в тяжелом сне. А мне предстояла одна очень интересная процедура.

Я провел в Городе почти целый день, и увиденное следовало отсортировать и обдумать. Информации для размышлений у меня набралось достаточно: в первую очередь это факты, добытые мной в гостинице фактории. Кроме этого, имеются материалы, присланные с Земли. Если добавить к этому мои сегодняшние впечатления от посещения рудника и прогулки по Городу, получается солидный объем информации. Оставалось увязать эту кучу в единое целое. Проще всего это сделать на уровне подсознания. Существует специальная методика, когда всю накопленную, но еще не обработанную информацию открывают для подсознания, а потом просто просматривают готовый результат. Я закрыл глаза и постепенно отключил все внешние рецепторы. Как всегда в подобных случаях, в моем воображении возникла яркая картинка, похожая на стереокино. Камера показала Деметру из космоса, затем стала приближаться.

Если смотреть на Старый Город сверху, с высоты птичьего полета, то можно увидеть огромные здания и зеленые парки, башни офисов и широкие проспекты между ними. Все это является составными частями великолепного архитектурного проекта, блестяще задуманного и с любовью построенного. Небольшой, но очень красивый и функциональный Город, построенный сразу как единое целое и поэтому лишенный недостатков старых городов, которые за сотни лет неоднократно перекраивали и перестраивали себя.

Рядом с Городом находился рудник, на котором работала большая часть населения. Вокруг рудника и в самом Городе возник разнообразный бизнес, в Городе все кипело и строилось. Магазины не справлялись с потоком покупателей. Город рос и развивался, все были полны оптимизма и смотрели в будущее с уверенностью и надеждой.

В одночасье все изменилось. В Городе возникла новая философия – мы достаточно потрудились, теперь нам можно отдыхать. Рабочих людей на руднике сменили ящеры. Деловая активность в Городе замерла. Прежде преуспевающие магазины опустели, население предпочитало покупать дешевые местные товары в лавках все тех же ящеров. Затем, а может быть и раньше, появилась ткана. Она окончательно уничтожила способность и желание горожан к работе. Подросшее, никогда не работавшее поколение преобразовало городскую философию. Теперь основной постулат звучал чуть иначе – наши отцы и деды тяжело работали, теперь нам положен отдых за их труды. Нас должны всем обеспечить, а мы будем отдыхать в свое удовольствие – утверждали идеологи новой философии. Это право, как они считали, дал им плодотворный целеустремленный труд предыдущего поколения.

За всем этим чувствовалась чья-то рука. Кто-то с дьявольским расчетом провернул разрушительную масштабную кампанию, превратив развивающийся Город-труженик в опустившегося бездельника-наркомана.

Теперь перед моим мысленным взором проходили другие, уже знакомые картины. Старый Город, бывший центр земной колонии, медленно умирал. Облицовка домов местами обвалилась, местами огромными кусками нависала над тротуарами, грозя расплющить неосторожного прохожего. Немногие уцелевшие дома принадлежали фактории Организации Объединенных Планет. В них располагались какие-то офисы и магазины. Покупателей в магазинах не было. Горожане делали покупки у местных аборигенов. Лавки ящеров встречались по всему Городу и стояли группами по два-три десятка, чтобы хозяева в случае неприятностей могли отбиться от покупателей. Не надеясь на численный перевес, владельцы лавок скидывались и нанимали патруль полицейских. Полиция в Городе существовала, ее управление занимало большое здание в центре Города. Занимались полицейские в основном охраной учреждений фактории да поборами с местных торговцев.

Рядом с управлением полиции находилось единственное здание, в котором постоянно крутилась толпа местных жителей. В нем располагалась служба трудоустройства. Все жители Города регулярно отмечались в этой службе, чтобы получить пособие по безработице. Служащие в форменной одежде миссии ООП спрашивали у пришедшего: не работал ли он в течение прошедшей недели, не учился ли на профессиональных курсах и не получил ли он диплом о высшем образовании. Затем просили еще раз подтвердить, в какой области проситель ищет работу. То, что никакого образования проситель не имел и не собирался приобретать, значения не имело. Так же не имело значения и то, что никакой работы служба предоставить не могла ввиду ее полного отсутствия. Все шло по раз и навсегда установленному порядку. Служащий кивал головой, говорил, что, к сожалению, на данный момент соответствующей вакансии не имеется, и выписывал квитанцию на получение пособия. Проситель проходил в соседнюю комнату, где ему выдавали еженедельную сумму. Деньги для пособий каждое утро под охраной привозили из фактории, и уже к вечеру большая их часть переходила в руки торговцев тканой.

Ткану продавали прямо с лотков на улице, как овощи. Отдельные любители отправлялись в рискованные путешествия в Новый Город и там покупали ткану у знакомых продавцов. Считалось, что эта ткана наивысшего качества. Когда совсем не оставалось денег, шли в храмы, которых в Городе было несколько. Брать ткану в храмах считалось недостойным для уважающего себя наркомана. Но, когда те самые уважаемые оставались без гроша в кармане, они забывали о гордости и отправлялись за бесплатным держаловом. Кроме того, говорили, что ткану в храмах раздают третьесортную, которая не дает настоящего прихода. Истинная же причина нелюбви храмов была предельно проста. Чтобы получить заветный плод, необходимо было отстоять получасовую мессу, что для наркомана с горящими трубами, конечно, составляло проблему. Тем не менее, храмы никогда не пустовали. Не простаивали и торговцы тканой у своих лотков. Наркотик был очень популярен – у каждого второго землянина в Городе были обожжены ладони.

Я открыл глаза и с минуту прислушивался к своим внутренним ощущениям. Вроде, все в порядке. С каждым разом подобные медитации у меня получались все лучше и лучше. Сегодня картинка получилась настолько яркой и реальной, что я поежился от мысли: в следующий раз мое выпущенное на свободу подсознание вообще не захочет возвращать мне управление, и я навсегда останусь в созданном им вымышленном мире.

Так или иначе, но представление о происходящем на Деметре я получил. Я сделал пару глубоких вздохов, оживляя циркуляцию кислорода в крови. Потом повернулся на бок и неожиданно для самого себя отключился в глубоком сне.