Глава третья
Новый пассажир, очередной, судя по всему, филер, перемигнувшийся на перроне с Бондом, поселился через одно купе от Марины с Пастухом, место в нем свободным оказалось, да были, были в этом понтовом вагоне свободные места, не всякий странствующий их цену потянет. Через открытую купейную дверь Пастух видел, что филер вышел в коридор и встал у вагонного окна. Многолюдно Марину они пасли, сменных топтунов не считали. Спросить бы, кто эти «они», так ведь не ответят, суки, да и спрашивать не у кого…
– Я выйду минут на пять – десять, – сказал Пастух Марине. – Похоже, один старый знакомый в вагоне объявился.
Пастух подошел к новому пассажиру, встал рядом, сказал, глядя в окно:
– Здорово, Стрелок. В топтуны, выходит, подался?
– Платят, – коротко ответил Стрелок, ничуть не удивившись неожиданному вопросу. А может, и ожиданному. – Жить-то надо. У меня вон племяши каждый день жрать хотят, двое их у меня… А ты, как я заметил, поводырем прирабатываешь?
– Случается, – подтвердил Пастух, – но не в деньгах радость. А в том, что не всякому выпадает такое, чтоб с умным и интересным человеком без малого неделю провести.
– Это ты о бабушке о своей?
– О ней. Тебя наняли присмотреть за ней или что-то покруче?
– По ситуации, Пастух, мне доверяют выбирать. Но «покруче» – это уж крайность, Пастух. Говоришь, умная бабушка? Так послушаем, потолкуем, вдруг ты и прав. Тем, кто меня нанял, умные как раз и нужны. Познакомь меня с ней. По старой дружбе.
– А кто тебя нанял?
– Служебная тайна. Деловые люди, Пастух. Никакого криминала, чистый бизнес, поверь старому другану.
– Что-то старые друганы и их дружбы быстро стареть стали, очередной войнушки, что ли, в жизни не хватает… – Пастух схватил Стрелка за ворот куртки, притянул к себе. – Будь умником, Стрелок, Христом Богом прошу, ты меня знаешь…
Стрелок силой оторвал руку Пастуха, сжал ее.
– Не божись зря, – сказал. – Я ж просто познакомиться, не бзди. – И шагнул к открытой двери купе. – Здравствуйте, – сказал Марине, – я – Стрелок, давний кореш Пастуха, а вообще-то мама меня Петром назвала. Она у меня точь-в-точь как вы – метр с кепкой…
– Как я – это полтора, если босиком и без кепки, – сказала Марина. – Садитесь, Петр, рада с вами познакомиться. Вы, оказывается, знаете покинувшего нас попутчика – Бориса Павловича. Близко или так, шапочно?
Выходит, она тоже заметила их легкие приветствия друг другу – там, на перроне.
– Пересекались по жизни как-то, было дело. Так, мимолетно… – сказал Стрелок.
Насчет «мимолетно» соврал, разумеется. Пастух не стал подлавливать, смолчал, ждал продолжения. Вопросы к старому знакомому у него были, но приватные. Не исключено – с рукоприкладством. Только оно сейчас – не вовремя, лучше помолчать малость, послушать, что старый боевой дружбан нести станет…
Но – не случилось.
Вагон сильно и резко дернуло, еще раз дернуло, где-то обок, за стенами вагона что-то большое и железное ударилось о такое же большое и железное, загремело, заскрипело, и поезд быстро и мощно стал тормозить. Пастух еле успел поймать Марину, которая на полке не удержалась, а Стрелок спас от падения все, что располагалось на столике.
В соседних купе гремели низвергающиеся с полок чемоданы.
– Кто-то «стоп-кран» рванул, – сказал Пастух.
– Неужели сбили кого-то? – ужаснулась Марина, заново умащиваясь на своей полке.
Поезд встал. Пассажиры в соседних купе и в коридоре галдели, какой-то детеныш громко плакал. Пастух вышел в коридор: народ, вполне целый и не побитый даже, толпился у окон. Самые любознательные пытались протыриться в тамбур, но предусмотрительная проводница, выходя туда, дверь вагонную от народа заперла.
Пастух в окно глянул. Большой зеленый «МИ-восьмой» неторопливо садился метрах в ста с лишним от железной дороги, обок редкой и ровной лесополосы, где росли молодые березки и под стать им молодые клены.
– Сидите в купе и носу не высовывайте, – приказал Пастух Марине. – А я – мухой туда-сюда…
– Я с вами, – заявила Марина и понеслась к двери в тамбур, тесня любопытных пассажиров, которые – раз уж на волю не выпускают – окна в коридоре пооткрывали. Чтоб, значит, виднее.
Пастух настиг шуструю бабульку у выхода в тамбур, невежливо оттеснил ее и быстро отпер дверь вагонным ключом.
– Я с вами, – повторила Марина склочным профессорским тоном, и Пастух не стал спорить: хочет – пусть идет. Вернее – стоит.
– Спуститься на насыпь и ни шагу от вагона! – Снял ее со ступеньки и поставил столбиком. – Позу поменяете – убью намертво! – сложно так завернул.
А тут вслед и пассажиры из вагонов посыпались на ту же насыпь. Пастух о такой массовке и не подумал на бегу, скверно, конечно, но исправлять собственную недодумку поздно. Поезд встал в чистом поле вдалеке от станций – что может быть занимательнее, чем наблюдать за процессом стояния? А вдруг да случилось что-то нежданное: топливо кончилось, цилиндры – или что там внутри? – в дизеле накрылись, пассажир или даже машинист, что круче, сразу вдруг заболел страшно, и вот уже прилетел красивый и вместительный вертолет «МИ-восьмой», поисково-спасательный, с нежданными пассажирами и со сменщиком, а тот окажется прекрасной женщиной…
А вот хрен вам, а не женщина!..
От вертолета к поезду бежали мужики, одетые в привычную десантную форму, только без знаков различия – так, туристы на отдыхе, разве что вооруженные: пистолеты в руке у каждого имелись и внятно демонстрировались. Типа атака. Взятие вражеского поезда малочисленным контингентом. Типа взвод. Малый. Человек десять или восемь их было, Пастух не стал считать.
Да и пусть бегут. Пистолеты – это так, пугалово. Этим мужикам, соображал Пастух, и не требовалось кого-то убивать. Да и понятно: при виде амбала с оружием каждый мирный пассажир обосрется немедленно… Куда они бегут? Да сюда они бегут. Кто-то к тепловозу, кто-то к первым вагонам. И что ему, Пастуху, делать в этом случае? Да ничего особенного! Надо эвакуировать на насыпь всех пассажиров… А за чем вооруженные мужики бегут? Да уж не на поезд опаздывают. Они его, ясный болт, и тормознули каким-то подручным способом. Дерево, к примеру, на рельсы уложили или еще как-то. Скорее всего пойдут по вагонам – грабить. Скорее всего. Быстро, чисто и, очевидно, без трупов. На кой хрен им трупы? Это – вышка. А грабилово, если поймают, – это всего лишь срок. Статья сто шестьдесят первая Уголовного кодекса России, пункт два, грабеж, совершенный организованной группой с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья, от шести до двенадцати лет. Но кто ж их, не просчитанных, поймает, если они действуют как неуловимые мстители из древнего хорошего фильма? Пока никто. Но лучше, лучше всем пассажирам выйти на насыпь и постоять там, пока мужики станут шерстить пассажирские чемоданы. Все безопаснее – на свежем воздухе да в мирной толпешке. И без эксцессов…
Этакий крепкий вестерн с Пастухом в роли вовек незабвенного Клинта Иствуда.
Да, кстати. Вопрос по ходу: откуда у бандитов штатный поисково-спасательный борт? У «армейских» на часок увели? Сомнительно… Ответа нет, Восток – Дальний, огромный, просторный, тайны его велики есть. Где-то велосипеды угоняют, где-то – машины, а здесь – вертолеты. По просторам и случившееся…
Оглянулся. Марина была там, куда Пастух ее поставил. Стояла она уже в малой пассажирской толпешке, смотрела, ждала событий. Они ж всем всегда страшно интересны. Ну непробиваемый у русского человека менталитет! Поведут на расстрел, а он примется расспрашивать: а вы в меня пулей стрелять станете или картечью? А как больнее? А какой у вас калибр?..
Ладно, сам себя оправдал и уговорил. Да и то верно: скучно ехать и ехать, ограничив себя купе, коридором и тамбуром. Пусть людишки на свежем воздухе посудачат, посудачат… И Марина с ними.
Ему ж спокойнее: клиент постоянно должен быть в поле зрения сопровождающего. Пусть даже издали. А уж если что там, то есть издали, не так, то на сей случай Пастух сам худо-бедно справится, не впервой. Да и что там может быть не так: бревно на рельсы условные соратники условного Бонда и впрямь выложили, а еще перевели где-то впереди стрелки, и встречный поезд с их «Россией» нос к носу столкнулся – б-бам-м!
Лишние вздорные домыслы…
Да и никакого особенного «б-бам-м» не было.
А тут и Стрелок следом подоспел. Под легкой рубашечкой под левой рукой проглядывались очертания кобуры. Вопрос к месту: чем поезд толерантнее самолета? При входе в вагон пассажира не прозванивают, а войти на перрон к поезду можно и не официальным путем, пробовали, особенно на таких махоньких станциях, как Белогорск, где смена «караула» Марины и произошла.
– Не прогоняй, – сказал Стрелок, – я ж, Пастух, пока тебе не враг, а может, и не стану им. Да и вдвоем надежней. Как прежде…
Резонно было.
– Если что, убью, – сказал Пастух.
– Согласен, – ответил Стрелок и полюбопытствовал у стоящей перед вагоном проводницы с красным флажком в руке: – Что случилась, хорошая? И зовут-то тебя как?
– Не знаю, – ответила проводница на первый вопрос. И тут же на второй: – Света.
– Бандиты какие местные?
– Не знаю! – уже раздраженно повторила проводница. – Бревно там, что ли, на рельсы поклали? Как в прошлый раз. Или лось какой перебегал… – И к пассажирам: – Вы б лучше, чем зырить по-пустому, за своими денежками присмотрели. Если не лось, то эти гады шарить по вагонам пойдут наверняка, мало не покажется…
– А что было в прошлый раз? – спросил Пастух.
Среди его версий «бревно» наличествовало.
– Две пятницы назад выдалось. Как раз на этом месте. Сменщица, подружка моя рассказывала.
– Подробнее, – попросил Пастух.
– Ну, поезд, как и теперь, встал, а бандиты по вагонам ломанулись, пассажиров малость побили, деньги и там всякие дорогие вещи забрали, все купе перевернули, гады, одного пассажира ранили ножиком, не тяжело, правда. И все это – ну, минут за десять, ну, пятнадцать, ну, двадцать, самое большее, – учинили и улетели…
А все ж хороший вопрос: откуда у них вертолет? И еще: случившееся – оно из ряда вон или рутинное для здешних мест событие?.. Ответа пока нет…
А бегущие к составу «ковбои» веером рассыпались: двое к тепловозу, а остальные к вагонам. «Калашников» со стороны тепловоза гулко шпарил короткими очередями, но явно мимо, поверху, над головами бегущих. Чей «калашников»? Тепловозная команда, что ли, вооружена? Или с ними какой-никакой охранитель едет?..
– Дуй к тепловозу мухой, – приказал Стрелку Пастух, – прикрой машинную команду. А я этих гавриков встречу, они ж небось на вагоны нацелились…
Стрелок и рванул к голове состава. Он тяжело бежал по насыпи, оскальзываясь, обваливая грунт. Оттуда, от локомотива раздались выстрелы. Очередью. Короткой.
– Отстанет, – заволновалась Марина.
– Вряд ли, – усомнился Пастух.
Его насторожила фраза проводницы о «прошлом разе», хотелось подробностей, но не время, события торопили отчаянно.
– Всем стоять тихо, не двигаться, не кричать! – гаркнул он пассажирам, которые, как видно, еще толком и не поняли, что не веселое дорожное происшествие с ними стряслось, а смертельно опасное. Буквально! Эти отморозки, что вскакивали в ближние вагоны, были с оружием. По крайней мере – пятеро из них, у каждого в руке что-то вроде любимого населением «макарова», хотя издалека не очень и видно было.
Хорошо, что пока паники не случилось, а несколько вооруженных мужиков на него одного… ну, прежде и побольше бывало, однако жив, здоров и практически невредим. Да они, если не дураки, по вагонам рассыплются. Не толпой же грабить.
Еще раз оглядел стоящих у вагона пассажиров – вроде бы как «своих», хотя они все «свои», у каждого вагона по крохотной толпешке маячило, а и то понятно: долгая дорога, скучно, а тут – ну прямо бесплатное представление… Ну, никто не понимал, что оно вполне может оказаться кровавым… А все ж таки хорошо, что много пассажиров вышло на насыпь. Хотя кто-то наверняка остался. Но все спокойнее, когда большинство – вне игры. Живее будут.
Подмигнул Марине – она стояла столбиком, молчала, сжав губы, судя по всему – что-то соображать начала, это славно, только бы паники не стряслось, – и вскочил в родной вагон.
Он попал туда как раз за двумя парнями, перешедшими из предыдущего по межвагонной «гармошке» или «суфле», как его железнодорожники зовут. Они были веселыми и расслабленными, эти ребяточки, они знали, что никто не встанет против двух надежных «макаровых» и неискренней вежливости, за которой были всего лишь те же «макаровы», умеющие, как они считали, все. В том числе и обеспечить милую покорность тех пассажиров, которые почему-то не вышли из вагона, остались в своих купе. Что ж, «макаровы», ясное дело, вещь надежная, знал Пастух, толковые отечественные боевые стрелялки о восьми патронах каждая, цена на рынке примерно в районе штуки американских рублей за ствол и выше, в общем-то – доступно всем страждущим по личному оружию. Но вот хорошо бы они не стреляли. Надо постараться…
Один из парней уже начал обход купе с одного конца, а второй, пройдя вагонный коридор, выгонял пассажиров, так сказать, навстречу. Бандитам, видать, тоже пассажиры были в лом. Они явно выжимали оставшихся и нелюбопытных в коридор, а потом – в тамбур и на волю. И – никаких физвоздействий. Пастельный этюд прям.
– Осмотр вагона, – нудно повторял один из парней, – всем собраться на насыпи, далеко не отходить, в вагоне может быть бомба.
Это или что-то другое действовало. Все немногие оставшиеся в купе стадно тянулись к выходу.
Купе проводницы, как и положено на остановке, было заперто. На всякий пожарный Пастух постучал. Никто не ответил, что объяснимо: проводница вместе со всеми пассажирами дышала свежим воздухом, а вторгаться в ее очевидно небогатое обиталище парням было незачем.
Пастух вошел в первое купе, где один из налетчиков уже толково и споро работал: выворачивал на постель сумки, шарил в содержимом, не трогал всякие баночки-шманочки, а вот почему-то косметику в сторонку отложил, складной нож со множеством лезвий и иных приспособлений в карман сразу сунул, платок женский шелковый хапнул – явно для кого-то своего, вернее – своей, а уж никак не на продажу. Он аккуратно и быстро шмонал одежду, висящую на вешалках, подымал матрацы на полках и, к вящему удивлению Пастуха, кое-что нашел. Бумажник из мужского портфеля, а с ним небольшой пакетик, обернутый в носовой платок, развернул, а там – пачка розовых пятитысячных, по виду на пол-лимона деревянных, а то и на лимон тянет, не исключено – тяжким трудом на Дальнем Востоке заработанным. Уложил в борсетку. У парня да и у подельников его не было в руках каких-то больших емкостей – сумок там, мешков полиэтиленовых. Обычные рюкзаки имелись, потертые, справно служивые. Туда и платок уложил, и какие-то найденные в карманах одежды документы – очень полезные предметы для воров, себе не сгодятся, так продадутся. Еще коробочка нашлась, маленькая, от парфюма какого-то, а в ней – кольцо и серьги, а уж из чего они изготовлены, Пастух издалека не оценил. Парень быстро и профессионально делал шмон. Пастух терпеливо следил за ним, а времени-то между тем прошло всего-ничего: минуты три, вряд ли боле. Пора было завязывать. И парню с добром жильцов этого купе, и Пастуху с парнем. Пастух ткнул стволом «глока» с глушителем в бритый затылок, сказал вежливо:
– Руки подыми…
Тот непроизвольно дернулся, явно испугался, но не спасовал – резко обернулся, вскинув «макаров», а Пастух возьми и выстрели. Негромко в общем-то. Как раз в руку с пистолетом и попал.
И зря.
«Пацан» трубно заорал от боли, видать, не стреляли в него никогда прежде, не знал, что пуля в кость – это очень больно, ухватил второй рукой раненую, прижал к груди, сел на полку, глаза закрыл, забаюкал руку и завыл волком. Ну больно, больно и вправду было, знал Пастух, но чтоб так верещать… Двинул орущего рукояткой пистолета по шее, место там такое заветное есть, и бандит временно отключился, оборвал вой, сложился и беспамятно прилег на постельку. С утра не прибранную.
А Пастух хотел выйти в коридор, но не успел, потому что в дверном проеме сразу наткнулся на второго «пацана», услыхавшего вопль лепшего корефана. Второй был покрупнее, постарше и очевидно мощнее напарника. Первый тяжелый вес. До девяносто с чем-то килограммов. Этакий cruiserweight. Покруче приятеля. Но не умнее.
– Где Вовка? – тупо спросил он у Пастуха и приставил ствол к его виску.
Пастуху издавна очень не нравилось ощущение ствола у виска. Холодно и, как ни крути, стремно. Он перехватил руку со стволом, вывернул ее за спину круто, до боли, знал, нестерпимой, и «пацан» непроизвольно взвыл и, пытаясь уйти от боли, бухнулся на колени, чуть ослабляя захват, а тут некстати в вагонном коридоре шумно затопали, и в купе сначала влез ствол «калашникова», а следом возникло лицо его владельца.
– Всем на пол! – заорал владелец.
Он был, на автомате отметил Пастух, в выгоревшей до серости солдатской гимнастерке со знаками сухопутных войск Российской Армии – жухло-золотенькими скрещенными мечами и одной широкой, тоже некогда золотой нашивкой-ленточкой. Старший сержант, значит.
«На пол» относилось к Пастуху, потому что первый «пацан», успокоенный Пастухом, уже лежал на полке и тихо кочумал, а второй – на полу и нещадно орал от боли. Не исключено, Пастух ему руку сломал. Бывает. Крепкие вообще-то ребята на поезд напали, надроченные, ясный пень, в «качалках», богатых «железом». Ан не помогло.
– Можно я постою? – спросил Пастух, подымая руки «в гору», но пистолет не выпуская.
– Это наш человек, напарник мой… – В купе втиснулся Стрелок.
– Где Марина? – спросил Пастух.
– Стоит у тамбура. Как все. Живая и веселая. Я приказал проводнице никого в вагон не впускать, пока машинист не посигналит.
– Как там у них?
– Помощника подранили. В руку. Несильно. Медсестричка забинтовала. Да им все равно в Иркутске подмена будет.
– А в вагонах что?
– Повязали солдатики ребятишек. Один ушел, взять толком ничего не успел, спугнули его солдатики, вовремя подоспели, а остальных – в багинеты и в предвариловку. Второй налет подряд. Первый местные силовики и вояки, естественно, просрали, а этот ждали. Информацию вовремя получили.
– От кого?
– Пастух, родной, это ж тебе не Москва, это ж тебе Восток и еще пока дальний. Здесь – глушь, провинция. А в чем ее преимущество? Все всех и обо всех знают. И помалкивают. Поэтому живы и что покушать и выпить есть. А когда вонять начинает сильно, то всегда известно, где одеколоном побрызгать. Банда, грабящая экспресс, – это очень стремно, Пастух, согласись. И очень громко. А здесь исстари воруют и убивают по-тихому. Чтоб в Столице не слышно было… Так что банда эта обречена была. Тем более она пришлая, с северов. Мне майор сказал армейский, им досье из Якутии прислали. Там-то наших налетчиков поприжали, они сюда и перебрались. Понаехали. Короче, едем дальше.
– А что с машинистом?
– Он в порядке.
В купе всунула пухлую рожицу знакомая проводница.
– Через пять минут, сказали, трогаемся. Я всех пассажиров в вагон загнала и по купе рассадила. Правильно?
Она обращалась исключительно к Пастуху, по каким-то неявным признакам определив в нем старшего и над Стрелком, и над армейским старшим сержантом, несмотря на его потертый в боях «калашников». Пастух не возражал.
– Правильно, – сказал он. – Где моя спутница?
– Бабуленька ваша? – заулыбалась проводница. – Она в купе, она в порядке, она очень веселая и сказала мне, что никогда в своей жизни не видела ни одного бандита, а теперь вот увидела и это ни капельки не страшно, а интересно. И еще про вас все время спрашивает: а он жив, а он не ранен?.. Смешная такая…
– Ага, обхохочешься какая. Скажи ей, что я жив и цел, через несколько минут приду… – И к Стрелку: – Сколько их было, сосчитал?
– Бандюков-то? Десять насчитал… Они в кабине машиниста двоих со стволами оставили, а остальные по первым четырем вагонам, включая наш, прошлись с оружием, пассажиров на насыпь выгнали и почистили багаж. Армейские, говорят, знали, где-то неподалеку «на старте» сидели, почти успели. Почти… Двоих положили, двоих взяли, остальные смылись. Откуда и взялись-то? Неужто кто-то из армейских шалит? Как-то не верится… Машинист чего-то про это услыхал, хотя ему прилично по башке досталось. Прикладом… Но все равно наши армейские – орлы…
«Наши» армейские… Выходит, он легко допускал, что армейские могут быть и не нашими. И не орлами…
И повторил свое «спасибочки» двум парням в военно-полевой форме, влезшим в кабину. Один старлей, другой – уже знакомый старший сержант. Вместо «здрасьте» старлей, увидев явно посторонних Пастуха и Стрелка, сразу и спросил:
– Вы кто?
– Пассажиры, в Москву едем, – сказал Пастух. – Ну, едем себе, а тут поезд тормозит, за окнами палят, мы и ломанулись на помощь. Слава Богу, стрелять не пришлось… – Он демонстративно понюхал ствол и протянул старлею «глок», а еще и ксиву нужную «вездеходную» достал из кармана – с российским гербом и скромной надписью «удостоверение» на коричневой кожаной корочке. – Разрешение на оружие, если надо, в купе, в сумке.
– Ладно, верю на слово. Спасибо вам за подмогу, – сказал лейтенант, забыв проверить документы у Стрелка.
Или не забыв. Ксива на двоих сработала.
Он врезал кулаком под дых тому, кто орал, тот смолк, и сержант с подоспевшим солдатиком вывели татей из купе, а потом и из вагона. Пастух последил в окно: плохо шли тати, больно им было.
– Эвона ж банда-то какая наглая и говенная, – сказал Стрелок. – Чьих будут-то?
– А тебе не по фигу? Сказано ж: пришлые…
– Теперь уж по фигу. Пусть менты любопытствуют… А не по твою ли душу ребятки в кучку собрались? – засмеялся Стрелок. – Или по душу Марины? Кто она? Миллиардерша? Глава конкурирующей банды?
– Вряд ли, – сказал Пастух.
Один никакой ответ на все неуместные и тоже никакие вопросы.
Хотя и не исключал такого варианта. Только трудно было представить себе целеполагание. Кому нужна Марина такой идиотской ценой? Ну, нужна кому-то. Ну, зашли бы тихонько в вагон, скрутили бы Пастуха, если б смогли, тюкнули бы по башке, пристрелили бы, наконец, а Марину придержали бы до следующей станции и – куда глаза глядят. Говно вопрос… Но тоже глупо. Никаких причин нет, чтоб ее крали с дороги. Или пугали абы как. Давешние ночные визитеры… Они были? Да, были. Спрашивали про Марину? Да, спрашивали. Нет их теперь.
И как-то она на всех этих татей несерьезно реагирует…
А Бонд?..
Ну, Бонд он или простой шулер – это неведомо. А вот наличие Стрелка, с Бондом знакомого, настораживает. Перебор уже. Хотя, знал по опыту Пастух, подозрение в подобных случаях всегда уместно, да и вообще уместно в его работе. Что-то в башке щелкнуло, мозг это «что-то» зафиксировал и подержит на выходе – до поры. Если ей, поре этой, суждено настать.
– Ладно я, – сказал Пастух, – помчался с пистолетом на выстрелы. Как юный пионер, блин. Но у меня хоть есть кого защищать. Марину. А ты с какого перепугу ломанулся?
– Пастух, окстись! Я, конечно, кроме других талантов, – наемный убийца, да, но не в этом случае. Меня купили за небольшие денежки, чтоб я твою Марину просто проводил до Москвы. Без эксцессов. Негласно. Просто приглядел за ней, если кто любопытствовать станет. И остерег бы. Ничего больше! Мне ее охранять наказали. Я ж не знал, что ты сам ее охраняешь. Кто-то, блин, из моих наемщиков тебе, видно, не очень доверяет.
– А что за наемщики?
– Меня с ними не знакомили. Большие дяди себя не светят, тебе ли не знать. А я что? Стрелок и есть стрелок. Со мной посредник общался.
– Да хрен бы с ними. А что Бонд?
– Какой Бонд?
– Ну, мужик тот, с кем ты на перроне переглянулся.
– А и верно, похож… Работали мы как-то вместе. Однажды. Но он же только игрок. Он отвлекает объект, затаскивает в игру, а я – или не я, или кто-то – свое дело делаю. А он платит.
– Какое дело?
– Плевое. Я тогда его напарнику по картам кое-какие бумажки в портфель подложил. В ресторане. Во Владике. А другие бумажки вынул и отдал тому, кто меня нанял. И все…
– На мелочи размениваешься, – сказал Пастух.
– А что, лучше в банду идти? К какому-нибудь Фиме Приморскому? Я уж лучше по мелочам. Все от уголовки подальше…
Минуты, отпущенные машинистом, пробежали. Тепловоз свистнул предупредительно. Вагоны лязгнули сцепками.
– Поговорим еще, – сказал Пастух. – Времени будет много. Ты ж нанялся за Мариной следить до Москвы. Ну и следи. Похоже, мы все-таки в какую-то жопу попали.
– Мы? Из-за Марины, что ли?
– Думаю, что она ни при чем. Слишком круто для очень пожилой тетеньки – и тебе слежка, и тебе попытка ограбления тепловоза и его команды. Со стрельбой…
– Может, не по ее душу? Ей и нас двоих – выше крыши…
– Тебя одного. А еще твоего знакомца, который сошел. Не исключено, еще кого-то, кого я не заметил пока… Но не бандюков же на нее натравливать!.. Это уж и не двадцать два, а все тридцать семь… Поживем – увидим, Стрелок, время есть, а Марина у нас одна.
– У нас?
– Ты ж за ней присматриваешь, да? А я сторожу. Нас уже двое, не так ли?
Стрелок подумал-подумал и сказал:
– Наверно, так. Лично я против нее ничего не имею. Хорошая бабушка. А присмотреть… Считай, у нас – четыре глаза…
– Двадцать семь минут просрали, – сказала проводница.
– Догоним, точная ты моя, – утешил Пастух. – Машинист же обещал.
– А вы бандитов видели? – Голос у проводницы был заговорщицкий.
– Увы, – сказал Стрелок, – они там далеко были. И местные ребята всех их повязали.
– Но этих-то двух говнюков мы повязали!
Она так этого хотела, чтоб «мы», и Пастух не стал спорить, подтвердил:
– Этих двух – мы. Все трое. Жди моментом медали, красивая, – на такую-то грудь…
Тихо кругом стало, спокойно даже, будто никакой банды с оружием и не случилось. Как отпустило. И то славно…
И опять спокойное время пошло. Как там у «горлана-главаря»: «Время – вещь необычайно длинная…» Очень верно сказано.
