Глава шестнадцатая
Отпечатки перста Божия никогда не идентичны друг другу.
Станислав Ежи Лец
Бетси Чедлэй спала на печи, закутанная в одеяло. Судя по умиротворенному выражению ее лица, спала она действительно спокойно, как-то по-детски посапывая носом.
– Мадам, – обратился я к Бабе-яге, – надеюсь, что вы можете сотворить чудо. Когда Бетси проснется, я постараюсь убедить ее остаться с вами. Полагаю, она меня послушает. Но позвольте узнать…
Я замялся. Мне было известно, кто наложил чары на девушку, известно, во всяком случае, я подозревал, для чего было затеяно все это «омоложение»… Но каким образом удалось Калиостро сделать то, что он сделал?
Меня не оставляла мысль, что нам еще предстоит встретиться лицом к лицу, и подготовиться к предстоящей встрече надлежало весьма тщательно. Уж больно непрост был мой предстоящий противник. Но, как говорится, цель и фигуранты преступления были установлены, теперь следствию осталось выяснить способ его совершения. А дальше, полагаю, его сиятельство ожидали множественные разочарования в жизни, возможно даже несовместимые с оной.
Однако спрашивать колдунью о методах ее работы, пусть даже не ее, а, так сказать, коллеги, было, по-видимому, не слишком разумно. Кто же станет делиться секретами фирмы с первым встречным?
– Мой друг хочет узнать, – видя мое замешательство, вклинился в разговор Лис, – что за злой колдун нашу красну девицу зачаровал и какого рожна ему это было нужно?
– Ну, какого рожна надо было, я сказать не могу, – развела руками Яга, – а вот образ чародея неведомого, если хотите, я вам выведу.
– Было бы очень любезно с вашей стороны.
– Ну, касатики, это я мигом. – Старуха суетливо подскочила к столу. – Где тут оно у нас? – Она вытащила блюдце из-под одной из чашек и посмотрела его на свет. – Не оно… Тоже не оно, – отставила она в сторону второе блюдце. – А вот и оно! – Бабуся-ягуся поставила посреди стола блюдце, на мой взгляд, ничем не отличавшееся от своих собратьев. Простенькое такое блюдечко с голубой каемочкой. – Так, это есть. Теперь… Где ж фрукта-то? А! – Бабуся подняла вверх палец. – Вспомнила! – Она подняла крышку ларя, на котором за чаем сидели мы с Бетси, и углубилась в изучение его содержимого. – Кстати, если интересуетесь, – она вытащила из ларя пару вставных челюстей, на мой взгляд, вполне обычных, хотя и несколько крупноватых, – зубы-самоеды, есть вот еще путы-самовязы…
– Бабусь, не отвлекайся, – попросил, улыбаясь, Лис. – Все эти папиросы-самокрутки оставим до следующего раза.
– Да-да, касатик. Вот оно, мое пригожее, вот оно, мое славное. – С этими словами пожилая леди извлекла из забитого волшебным хламом ларя крупное желтое яблоко, прекрасно сохранившееся, несмотря на такой странный способ хранения. Закрыв крышку, она положила яблоко на блюдечко и заговорила нараспев, слегка подвывая: – Яблочко золотое, чистым соком налитое, прокатись-пройдись по кругу, все поведай мне, как другу, что было да как оно было, где бы оно ни было. Выведи мне злого ворога, наложившего мороки тяжкие на красну девицу.
Послушное заклинанию яблоко завертелось на блюдце, словно стирая белую глазурь со сверхплоского экрана его донышка.
– Мелковата посуда, – вздохнул Лис. – На Западе, бабуся, в таких случаях уже давно блюдами для торта пользуются.
– Ну уж прости, родимый, – развела руками Баба-яга, – чем богаты, тем и рады.
На экране разворачивалось действие. Малюсенький Калиостро сопровождал в уединенную башню старинного замка величественную, богато одетую женщину, неуловимо похожую на Бетси. «Вернее было бы сказать, что Бетси похожа на нее», – подумал я, невольно ловя себя на мысли, что по-прежнему продолжаю думать о ней как о настоящей герцогине Кингстон.
– А шо, звука нет? – вмешался Лис.
Картинка сменилась другой: та самая дама в каком-то странно расслабленном состоянии восседала в глубоком кресле, безвольно уронив руки на подлокотники. Перед ней, испуская клубы разноцветного дыма, стояли восточные курильницы, у ног ее с блюдом тропических плодов в руках сидела девушка в длинном, до пят, темном одеянии с непроницаемо густой чадрой на лице. Вокруг горело множество свечей. Невозможно было определить, день там или ночь, поскольку в комнате не было ни одного окна. Дама что-то произносила, рот ее беззвучно открывался, и, хотя слов не было слышно, казалось, что говорит она словно во сне. Выражение ее лица оставалось неизменным и будто бы отсутствующим.
– Так чего, со звуком совсем никак? – не мог угомониться Лис. – Паршиво. Дедовская техника, вернее сказать – бабовская. Ладно, – он подсел ко мне, – посмотрим без звука.
Изображение на экране вновь сменилось. Граф Калиостро вел девушку в чадре по какому-то темному каменному тоннелю, едва направляя ее движение своей рукой. Мне показалось, что чадра непроницаема с обеих сторон и несчастная напрочь не видит, куда ступает. В конце концов тоннель закончился, и великий магистр со своей спутницей выбрались на освещенную солнцем поляну с полуразрушенным гротом «а-ля руина» из тех, что любят устанавливать в глубине дворцовых парков. Он поставил девушку посреди поляны и рывком сорвал с нее чадру.
– Бетси, – прошептал я.
– Так ведь это же этот! – тыкая пальцем в блюдечко, возбужденно воскликнул Лис. – Ну, граф Радопи! Нет, какие-то другие болгарские сигареты. Ну, тот офицер, который с подругой твоей ехал. Вспомнил! Полковник гишпанской службы граф Феникс.
– Лис, ты ничего не путаешь? Это Калиостро. И он сейчас должен быть в Митаве, – всполошился я.
– Про Митаву вашу я ничего сказать не могу, а этот ТУ-134 заперт у бабки в баньке. А по поводу Калиостро тебе, Вальдар, конечно, виднее, но в подорожной черным по белому написано: граф Феникс с женой.
– Лис, он там один или с казаками?
– Ну да, с ребятами. Нешто я цельного полковника одного оставлю?
– Его надо скорее привести сюда, иначе он непременно сбежит.
– Ты шо, с головой поссорился? Куда он убежит?! Там туча казаков, шо им какой-то гишпанский граф!
– Я же говорю – это Калиостро! Ему казаков усыпить, что тебе тост сказать!
– Кроме шуток? То-то я смотрю, когда я за бутылем бегал, они у меня какие-то квелые ходили. Ну я и велел его в баньке запереть, от греха подальше, – засуетился Лис. – Тогда действительно спешить надо.
– Да не волнуйтесь вы так, яхонтовые мои! Не сбежит ваш пленник. Коль слова волшебного не знает, банька его нипочем не выпустит. Она же на добрых молодцев рассчитана, а этот-то что, тьфу, смотреть не на что. Куда ему из баньки-то выйти!
– А что за волшебные слова, милая? – возбужденно бросил Лис, стоя уже на пороге.
– Слова-то простые, да редкий добрый молодец до них своим умом доходит.
– Не томи, милая. Цигель, цигель, ай-лю-лю!
– Земной поклон тебе, бабусенька, за баньку. – Бабуля поясно поклонилась, едва не касаясь рукой пола. – Только вы уж, соколы мои, никому про те слова заветные не сказывайте, не то заговор менять придется.
– Звезда ты моя ясная. – Он чмокнул губами, изображая поцелуй. – Не скучай, мы скоро будем.
Богатырский храп оглашал округу. Казаки спали вповалку, казалось, сваленные сном на полуслове.
– Блин! – Лис обвел недоуменным взглядом картину морального разложения своего отряда и грязно выругался. – А подать сюда девицу, шамаханскую царицу. – Он пнул сапогом под ребра ближайшего к нему казака с картинным оселедцем и длинными усами, закинутыми за уши. Тот спал, держа в руках недопитую чарку с топливом для ступы, но, невзирая на полное отсутствие присутствия, ни одна капля драгоценного пойла не вылилась из емкости, зажатой в натренированной руке. Получив изрядный пинок под ребра, казак с явной натугой открыл один глаз и тут же опрокинул чарку себе в глотку. – Что у вас тут происходит, в дышло, в бога, в душу мать?! – набросился на него Лис.
– Ось бисова душа. – Сечевик, которому выпитое дало силу открыть и второй глаз, уставился на спящих товарищей. – Уси сплять, хай им грець! Пане атаманэ, та що це диется?!
– Шо диется? Казаков буди!
Мы с Лисом бросились к баньке, переминавшейся чуть поодаль на утиных лапах.
– Да я зараз, пане атаманэ, – неслось нам вслед, – тильки трохи того…
Что «того», узнавать нам было недосуг. Из бревенчатого строения доносились мерные тяжелые удары, словно кто-то всем весом своего тела с разбега пытался выбить дверь. С тем же успехом можно было таранить лбом Великую Китайскую стену.
– Эй, сиятельство! – крикнул, переходя на французский, Лис. – А ну, не балуй! Тоже мне, моду взял, казенные бани крушить. Это, может быть, единственная баня на всю округу. Я, можно сказать, из уважения к твоему титулу и званию тебя первым запустил. Мои хлопцы, почитай, вот уже две недели не мылись, а ты, вша тебя заешь, двери ломаешь! Хочешь выйти, так и скажи.
В маленьком банном окошке появилось изможденное лицо Калиостро. Насколько я мог понять, в приступе самообороны волшебная баня успела изрядно истопиться и температура внутри, должно быть, достигла критической величины.
– По-моему, я про эту баньку уже читал, – поскреб макушку Лис. – По-моему, Баба-яга в ней жарила добрых молодцев, которые не умели молвить доброго слова. Вальдар, тебе жареный Калиостро зачем-нибудь нужен?
– Нет.
– Тогда действуй, да поскорее.
Я забарабанил в оконце, стараясь привлечь к себе внимание обезумевшего от жара великого магистра:
– Монсеньор! Остановитесь немедленно!
Калиостро рухнул на лавку, явно обессиленный борьбой, и выдавил из себя по-итальянски, но не по-итальянски медленно:
– Это конец.
– Нет, это всего лишь двери. Запоминайте слова: «Земной поклон тебе, бабусенька, за баньку». И постарайтесь говорить без акцента, банька понимает только по-русски.
Спустя мгновение сраженный в неравной схватке с баней копт выпал из дверей на заботливо подставленные руки моего напарника.
– С легким паром, батюшка, – сладкозвучно пропел ему пан атаман. И продолжил далее, резко меняя в тоне: – А теперь слушай меня, Феникс недожаренный. У моего друга есть к тебе пара вопросов. Если ты будешь отвечать на них невнятно, на тебя снизойдет редкое счастье лично познакомиться с хозяйкой этой бани. Боюсь, она сегодня еще не ужинала.
– Мсье Вальдар, – взмолился граф, раскрасневшийся под цвет шаровар, которые носила добрая половина лисовского отряда. – Заберите меня отсюда, я умоляю вас. Вспомните, мой бальзам даровал вам выздоровление, когда вы лежали на яхте Элизабет Чедлэй на волосок от гибели.
– Я за тем сюда и пришел, – отрезал я. – Лис, займись пока своими казаками.
– А… Там еще свита, лакеи, камеристки – их куда девать?
– Пусть отправляются в Казань. Заберите у них все ценное, постращайте и отпустите, – командным, не терпящим возражения тоном произнес я.
– Есть, – включаясь в игру, козырнул Лис. – Как прикажете, ваше высокоблагородие. Эй, – он подозвал ближайшего казака, уже отметившего свое пробуждение порцией перцовки, – скачи в курень. У полона все ценное забрать, карету оставить. В карете одну лошадь, какую поплоше. Да гоните их в тычки в сторону Казани.
– Лис, – обратился я, – там должна быть такая юная девушка лет семнадцати, зовут Вирджиния. Вы уж с ней помягче. И коней, будь добр, все-таки оставь.
– Все слышал? – гаркнул на своего подчиненного Лис. – Тогда давай, дуй ветром.
– Пойдемте, граф, погуляем. – Я взял Калиостро под локоть. – У нас есть о чем поговорить.
Калиостро подозрительно посмотрел на меня:
– Однако я вас недооценил.
– Ничего, бывает, – махнул рукой я.
– Это ваш отряд? – вновь задал вопрос граф Феникс.
– В каком-то смысле да.
– Я не могу понять, кто вы есть на самом деле? Вы шпион?
– Это не важно. Речь все равно пойдет о другом.
– О чем же?
– О вас, дорогой граф. С момента нашей первой встречи я узнал о вас много странных вещей, которые, вероятно, интересовали бы меня исключительно в качестве курьеза, но теперь они вплотную коснулись моей личной жизни.
– Вот как, – усмехнулся Калиостро, уже вполне взявший себя в руки. – И что же это?
– Сейчас расскажу, – кивнул я. – Давайте так, сначала буду говорить я, а потом вы. И, пожалуйста, без утайки. Вы же сами прекрасно понимаете, я скажу не все, что знаю, и если что-то из того, что скажете вы, не будет соответствовать тому, что мне известно, поверьте, участь ваша будет горька.
Итак, я оставлю в стороне ваши масонские похождения, они интересуют меня в малой степени. Разве что ваша связь с фон Рейхелем, за спиной которого здесь стоит Панин, а по ту сторону Балтики император Фридрих. У всех у них навязчивая идея поменять на троне слишком самостоятельную Екатерину на туповатого, страдающего мистицизмом царевича Павла.
– Если вы действительно собираетесь остаться в России, не забывайте, что это ваш будущий император.
– Я же сказал, мне это не интересно. Занятно другое. В какой-то момент планы этой троицы совпали с вашими. Заметьте, именно совпали. И вы решили помочь сим малопочтенным господам поменять действующую императрицу на ее омоложенный макет.
– Вы так считаете?
– Я видел двойника Фике у вас во флигеле.
– Ну и что?
– Ровным счетом ничего. Как и прибытие практически вместе с вами в Петербург омоложенной герцогини Кингстон. Но если вы забыли, граф, я вынужден вам напомнить, что герцогиня Кингстон до омоложения и после него – это две разные женщины. Именно эту судьбу вы уготовили и императрице.
– Вы так думаете? – Калиостро удивленно поднял брови.
– Нет, я это знаю. И заметьте, я могу это доказать. А еще я могу вам напомнить о некой заброшенной башне в Средней Франции. Точнее, о подземелье под ней. – Магистр остановился, будто пораженный молнией. – Я вижу, вы вспомнили.
– Это она вам сказала? – бледнея, выдавил из себя «граф Феникс».
– Нет, к сожалению, она мне не могла этого сказать. Но не один вы, ваше сиятельство, накоротке с духами и умеете заглядывать в прошлое.
Вероятнее всего, дело обстояло следующим образом: вы познакомились с Бетси Чедлэй, точнее, тогда Бетси Геруэй, во время ее путешествия по Европе и быстро стали ее доверенным лицом, не так ли?
– Так, – не сводя с меня настороженных глаз, кивнул собеседник.
– Не буду утверждать, что вы помогли ей женить на себе престарелого герцога Кингстона. Не буду утверждать, что вы помогли ему скорее отправиться в лучший мир, хотя, надо сказать, во время кончины престарелого герцога вы были в Англии. Я проверял. Но вот завещание, оставляющее все Элизабет Чедлэй, наверняка ваших рук дело. Поправьте меня, если я не прав.
– Да, – усмехнулся Калиостро, – пришлось немного поработать нотариусом. Но вот дальнейшая выходка Элизабет с ее первым мужем – это уже все дело ее собственных рук. Поверьте, она была ангельски красивой, жадной, склочной стервой. В омоложенном варианте Бетси Чедлэй куда как лучше.
– Быть может. Но Элизабет Чедлэй. А бедная девушка, которую вы лишили самое себя, которую вы томили сорок дней в подземелье, одурманивая тайными снадобьями, погружая ее в чужую жизнь, в чужие воспоминания, о ней вы подумали? Вы же знаете, что все так называемые омоложенные жертвы умирают или сходят с ума через год, от силы полтора.
– Процесс несовершенен. Сами понимаете, путь знаний тернист, но это путь, и его необходимо пройти. А девушка, – он вновь усмехнулся, – я обещал ей, что через сорок дней преданной службы я сделаю ее сказочно богатой. Элизабет же я обещал, что спустя сорок дней она вновь будет такова, как на портрете, сделанном в ее двадцать лет. По сути, я не обманул ни одну из них. Поверьте, юная Екатерина-Фике вполне была бы счастлива замужем за Григорием Орловым, если бы не ваша шпага и не происки нового фаворита императрицы.
– Здесь вы просчитались, это я вам говорю абсолютно точно.
– Вероятно, вы правы, – вздохнул Калиостро. – Я чувствовал что-то подобное. Был миг, когда следовало повернуть, и я пропустил его. Азарт большой игры пьянит сильнее, чем любое тайное снадобье. Ты упиваешься победой, постоянной и непременной победой, но потом… потом бывает страшно оглянуться назад. Однако есть тот, кто видит все. И его не обмануть даже мне. В день, когда я так скоропалительно покинул Санкт-Петербург, я видел вещий сон…
Из темноты, из полного мрака явилась фигура, окруженная ярким сиянием. Я знал, кто это. Это был мой учитель, наставник в магической мудрости Альтотас. Старец гневно посмотрел и сказал: «Граф, взгляните в свое сердце. Вспомните свои деяния. И только если сочтете, что ни одно из них не было продиктовано корыстью, тщеславием, гордостью или властолюбием, только тогда их продолжайте. Я говорю, – продолжил Альтотас, – от имени всех тех, чьим попечением вложена в вас та магическая сила, которой вы обладаете. Граф Калиостро, не увлекайтесь честолюбием, не участвуйте в интригах политических или корыстных, не дурачьте бедных глупцов, ища себе дешевой славы. Надейтесь только на Того, чье Царство – сила и слава, не губите себя. Прошу вас, послушайтесь».
Я хотел было возразить, что все действия мои направлены на благо бедному люду, что, дурача пустоголовых вельмож, я вношу в мир естественный порядок, но старец исчез. Оторопь моя прошла, и я решил проверить, не оставила ли меня моя сила. Я велел свече на комоде потухнуть – она потухла, велел загореться – она зажглась. Я было успокоился, но внезапно услышал звон, от которого проснулся. Моя шпага лежала на полу, сломанная пополам, и конец ее указывал в том направлении, в котором ускакали вы. Это был знак. Я понял, что мне необходимо ехать сюда. Все это было предначертано. Хотя, признаться, я не слишком рад нашей встрече. Я недооценил вас, очень недооценил.
– Бывает, – махнул рукой я. – Скажите, граф, вы можете снять заклятие с той девушки, вы можете вернуть ей прежнюю судьбу?
– Нет, это не в моих силах.
– Ну что ж, тогда наш разговор был содержательным, но прошел впустую. – Я развел руками. – Вашим замыслам не суждено сбыться, это вы сами понимаете. Для меня же вы бесполезны. Я отдам вас атаману, но в память о моем излечении, даю слово, он сохранит вам жизнь. Лишь один вопрос, надеюсь, он вас не затруднит. Как настоящее имя той, кого вы сделали Элизабет Чедлэй?
– Элен Фиц-Урс. Девушка из рода древнего, но обедневшего еще во времена Войны роз. Однако я сомневаюсь, что вам поможет знание ее имени. Это движение невозможно обратить вспять.
– А сие уже не ваша забота, – раздраженно отрезал я, видя, с каким безразличным спокойствием Калиостро ставит крест на судьбе своей невинной жертвы. – Лис, – окликнул я, – забирай Феникса, он твой пленник. Рекомендую тебе продать его мировому масонству. Да смотри не продешеви, за его голову немало отсыпать могут.
– Вот, буду я связываться с масонами! От их вареного золота волосы вылазят и зубы сами изо рта выпрыгивают. У меня получше мысль есть, – подходя совсем близко к Калиостро и кладя ему руку на плечо, сообщил Лис. – Я его, блин, к чародеям отвезу, к волхвам на перековку.
– Куда? – не понял я.
– На перековку. Ну, знаешь, молотом по… серпу.
– К каким еще волхвам? Каким молотом?
– Отвечаю по порядку. Молотом – пудовым. Волхвам – обычным. Из горной Венедии, что на Урал-камне. Они еще при князе Владимире туда уходить стали. А уж когда благодаря Батыю и иже с ним Православная церковь усилилась, им и подавно одна дорога в горную Венедию осталась. Это уже потом они словом колдовским вход в свой край запечатали, так что незваным туда не войдешь. Я пробовал, пустое дело. Чуть подходишь, ужас пробирает аж до костей, шагу ступить невозможно. Но сами они оттуда выходят: людей лечат, будущее предсказывают, погоду заклинают. Вот им Калиостро и подарим. Пусть себе на нем опыты ставят. Ну что, – обратился он к Калиостро, – пошли, граф. Будешь хорошо себя вести, я попрошу волхвов не делать из тебя наглядное пособие.
Появление сигнального огня на барже приняли с воодушевлением.
– Я, наверно, пойду, – глядя, как барка снимается с якоря и направляется к берегу, заявил Лис. – Шо мне тут стовбычить? Не ровен час, пересечемся. Схожу лучше своих подгоню. Бабуле, опять же, надо помочь собраться – все через Волгу путь не близкий. За девицу не беспокойся, Ягуся за ней присмотрит. А как ты на тот берег переправишься, она уже вскоре и в себя придет. Если что, я позабочусь, чтобы твоя зазноба до Казани добралась, там ее как раз и слуги ждать будут…
– Да, спасибо, Лис, – как-то невпопад ответил я.
– Да ну, капитан, не грусти! Все обойдется. – Лис слегка пнул меня кулаком в плечо, желая вывести из состояния тоскливого оцепенения, в котором я находился после разговора с Бетси Чедлэй. Мне удалось уговорить ее на «операцию», но никогда еще с начала моего путешествия я не чувствовал себя таким разбитым и таким выжатым.
– Как! – встретил меня на барке возмущенный поручик Ржевский. – Ты там пил и не пригласил выпить нас! Разве друзья так поступают?!
– Что-то случилось? – глядя на мрачное выражение моего лица, перебил его Ислентьев. – На тебе лица нет.
– Все нормально, – покачал головой я. – Встреча прошла удачно. А сейчас мне просто надо отдохнуть.
Казань встречала нас шумом и цветастым многолюдством. На свой восточный манер она старательно пыталась походить на Петербург, что, впрочем, получалось у нее довольно слабо, и всякий раз соседство позднего барокко с тощими мусульманскими минаретами вызывало ощущение абсурда.
Мундирный чиновник в окружении халатных, в смысле разодетых в халаты, восточных торговцев, зарегистрировавший на пирсе наше прибытие, пытался объяснить, как проще добраться до штаб-квартиры полковника Михельсона. Однако слова его тонули в многоголосом шуме халатников, наперебой пытавшихся всучить вновь прибывшим свои разномастные товары. Воздух оглашался криками «Якши», «Бакшиш бар» и тому подобной, дикой для европейского уха речью. Отчаявшийся перекричать купцов, чиновник безнадежно махнул рукой в сторону городских ворот, как бы давая понять, что там у нас появится шанс найти нормального проводника.
Расталкивая плечами неугомонных торговцев, мы с Ржевским шагали по пыльной дороге туда, где у древних ворот Казанского кремля виднелась полосатая будка городовой стражи. Пожалуй, я бы не отказался от экскурсии по Казани, особенно же меня интересовал Свияжск, крепость, по воле царя Ивана Грозного, возведенная и перевезенная сюда за много миль от первоначального места постройки. Я еще в детстве читал об этом чуде в «Истории фортификации» Креймса и теперь страстно желал увидеть его воочию.
Остановивший нас около ворот седой как лунь унтер козырнул незнакомым офицерам, осведомляясь о цели нашего прибытия, и, узнав, куда мы направляемся, поспешил прийти к нам на помощь. Он крикнул смену и повел нас цветастым лабиринтом, величаемым здесь городскими улицами. Это было очень кстати, ибо, насколько я знал восточные города, заблудиться в хитросплетении их улочек и закоулков было проще простого и, прямо скажем, не всякий заблудившийся находил когда-либо дорогу назад.
Михельсон принял нас радушно. Прочитав адресованный ему пакет, он удивленно поднял на меня свои по-детски голубые глаза и спросил с неподдельным изумлением:
– Как, господин премьер-майор, вы намерены отправиться дальше в степь без сопровождения?
– Такова воля государыни, – пожал плечами я.
– Но помилуйте, это действительно очень опасно! Навряд ли аксельбанты флигель-адъютанта спасут вас от расправы, если вы попадете в руки кого-либо из пугачевских атаманов.
– Разве у меня есть выбор? Я должен ехать в степь и выполнить данное мне поручение. Со мной надлежало отправиться толмачу, штаб-ротмистру Никите Ислентьеву, но он ранен в стычке с бандитами. Слава Богу, с его обязанностями вполне может справиться мой камердинер. Он вполне сносно владеет русским языком.
– Да, история. Знаете что, давайте поступим так: на днях в степь отправляется отряд поручика Державина, которому предписано изловить бунтовщика. Езжайте вместе с ним.
Я покачал головой:
– Это противоречит данному мне заданию.
Михельсон развел руками:
– Ну, как знаете. Но на сегодня вы мои гости, тем более что губернатор нынче дает бал в честь своего дня ангела и будет весьма расстроен, ежели узнает, что флигель-адъютант ее величества, прибыв в город, не пожелал остаться на праздник.
– Почту за честь, – кивнул я, понимая, что сегодня в степь соваться без толку, поскольку Лис меня там будет ждать только завтра.
– Располагайтесь, господа офицеры. – Он вызвал дежурного адъютанта. – Милейший, позаботьтесь о расквартировании конвоя. Да, чуть не забыл! Дорогой мой поручик, у меня к вам будет просьба личного свойства.
– Рад служить, ваше высокородие!
– Тут, господа, вот какой карамболь получается. Одной очень знатной и, заметьте, поручик, очень красивой даме, вдове графа фон Лимбург-Штирумского, необходимо добраться до имения, расположенного в семидесяти верстах отсюда. Сами понимаете, поручик, дать ей солдат из вверенных мне войск я не могу, а вы со своим отрядом формально пока не состоите под моим началом и вполне могли бы ее сопроводить.
На губах Ржевского явно обозначилась самодовольная улыбка коренного гусара:
– Ваше предложение мне весьма лестно, господин полковник. Я с превеликой радостью провожу вдову графа, как там его… к ней в имение. Особенно если она действительно так хороша, как вы говорите.
– Поручик! – Лицо Михельсона приняло притворно гневное выражение. Насколько я мог судить, в молодые годы сегодняшний полководец тоже служил в кавалерии.
– Простите мое любопытство, – вмешался я, – по-моему, сейчас не самое удачное время для разъездов. Что могло заставить столь знатную даму тащиться в такую даль?
– Понимаете, какое дело, двоюродный брат ее сиятельства граф Скарбек оставил по своей смерти имение равными долями ей и своему племяннику, молодому графу Скарбеку. Сейчас тот желает выкупить долю тетушки, вот она и решила посмотреть, что продает. У них там в Германии и слыхом не слыхивали о Пугачеве. Впрочем, у нас пока спокойно. Ну что, поручик, договорились?
– Всегда к вашим услугам, господин полковник! Особенно насчет дам.
Полковой оркестр играл мазурку. Привыкшие к подобному исполнению местные дамы и кавалеры умело вычленяли ритм из оглушительного каскада звуков и легко кружились по залу в свое немалое удовольствие. Губернатор, настроенный через заезжего флигель-адъютанта приобщиться к столичным новостям и тайнам придворной жизни, не отпускал меня от себя ни на шаг, потчуя все новыми блюдами местной кухни и требуя взамен все новых рассказов.
– Вот попробуйте губадью, дорогой мой, это необычайно вкусно. Внутри пирога слоями расположены кырт, ну, такой особый творог, рис, яйцо и мясо, и все это залито прекрасным топленым маслом. Попробуйте, пальчики оближете!
Действительно было вкусно, однако есть в количествах, навязываемых мне его превосходительством, было задачей не для среднего желудка.
Дворецкий губернатора, выполнявший роль церемониймейстера, судя по манере выкликать гостей, из бывших фельдфебелей, вошел в праздничную залу и рявкнул во всю мощь своих тренированных легких:
– Его сиятельство граф Александр Скарбек и ее светлость графиня Бетти фон Оберштайн-Пиннинберг.
При звуке первого имени мы с Ржевским повернули головы в сторону дверей, при звуке второго… При звуке второго в залу вошли носители этих громких титулов: неизвестный мне мужчина лет двадцати пяти в форме поручика Санкт-Петербургского уланского полка и… Господи, зачем одной женщине столько имен?! Елизавета Разумовская-Дараган-Орлова фон Оберштайн-Пиннинберг, она же, до недавнего времени, миссис Редферн.
Мой взгляд упал на Ржевского, стоявшего в кругу молодых офицеров. Можно было спорить, что сегодня он больше не сможет съесть ни кусочка. Рухнувшую от изумления челюсть пришлось бы поднимать с пола руками. Извинившись перед губернатором, я по длинной дуге отправился навстречу старой знакомой.
– Все нормально, поручик, – шепнул я, проходя мимо Ржевского, – все идет по плану. Не обращайте внимания.
– Ага, – кивнул поручик, глядя на мою бывшую кухарку взглядом с плаката «Водка и здоровье несовместимы!». Да, надо отдать должное, с момента нашего скоропостижного расставания девушка немало изменилась, да и платье, которое сейчас было надето на ней, вряд ли являлось тем самым, приобретенным в модной лавке города Турова.
Оркестр вновь заиграл что-то танцевальное.
– Сударыня, вы позволите пригласить вас? – спросил я, подходя к несостоявшейся императрице и склоняя голову в изысканном поклоне. В глазах Елизаветы мелькнуло замешательство, моментально сменившееся насмешливым азартом.
– Господин премьер-майор, никак не ожидала вас здесь видеть, – она подала мне руку, – но, признаться, рада. Очень рада.
Я мельком глянул на улана, стоявшего рядом с графиней: губы его подергивались, рука была засунута за лацкан уланского колета. «Наверняка у него там пистолет, – с досадой подумал я. – Интересно, сколько еще в этом зале господ, нащупывающих в данный момент рукояти спрятанного под одеждой оружия?»
Оркестр наяривал котильон. Взявшись за руки, мы с сиятельной графиней пошли по залу.
– Сударыня, всего несколько дней мы в разлуке, а вы опять успели выйти замуж и даже овдоветь. Примите мои соболезнования.
– Ну что вы, господин премьер-майор, это излишне. Титулы, которые вы сейчас слышали, достались мне от моего первого мужа Филиппа-Фердинанда, графа Лимбург-Штирумского, номинантного герцога Шлезвиг-Гольштейна и Гольштейн-Шадмбурга, князя Северной Фризии и Вагрии, наследника Гольдерна, графства Зутфен, господина Виш, Борколоэ, Темен и многое другое. Вы же знаете манеру этих германских князьков записывать себе в титул все имеющиеся в их владениях мызы.
Я кивнул.
– Ай-ай-ай! И когда он умер?
– Признаться… давно о нем ничего не слышала. Возможно, он еще жив. Но вряд ли об этом известно в Казани. Да и кого в этом городе могут интересовать подобные мелочи.
– Вы правы, сударыня, – вздохнул я.
– Надеюсь, господин премьер-майор, у вас нет желания вспоминать сейчас здесь, на балу, о моем втором муже? Боюсь, вас не поймут, если вы вдруг решите заявить, что я графиня Орлова.
– Ну что вы! Как только такое могло прийти вам в вашу красивую головку? Я не буду говорить ни о том, что вы Елизавета Разумовская, ни о том, что вы жена графа Орлова-Чесменского. Правда, я могу сказать, что вы беглая жена моего камердинера – миссис Редферн.
– Не стоит, господин премьер-майор. Вряд ли вы успеете произнести эту фразу до конца. Однажды вам удалось увернуться от пули, направленной в голову, но тогда это была только одна пуля. Вы готовы отдать свою жизнь за сомнительное удовольствие узнать с того света о том, что меня арестовали? Хотя при чем тут я? Вы пытались оклеветать честную женщину, а какой-то мой слишком горячий поклонник решил, как бы это выразиться, не доводить дело до дуэли.
Мы смотрели, нежно улыбаясь, как будто готовые заключить друг друга в объятия.
– Вы мне угрожаете, сударыня?
– А вы бы чего хотели, сударь? Не знаю, быть может, вам доставляет странное удовольствие возить в роли кухарки законную наследницу императорского престола, но вряд ли это пристойно для меня. Поэтому, мой дорогой господин Камдил, для всех будет лучше, если наши дороги вновь разойдутся. И теперь, надеюсь, навсегда.
Я согласно склонил голову… «Конечно, навсегда. Тем более что завтра я с Редферном отправлюсь в степь к Пугачеву, а вы в сопровождении поручика Ржевского тоже отправитесь… Вопрос только – куда? Об этом я поручику поведаю чуть позже».
– Господин губернатор, господин полковник! – В залу, едва не сбив с ног дворецкого, влетел запыленный драгунский прапорщик, с трудом державшийся на ногах от усталости. – Сегодня утром отряд более трехсот сабель при двух пушках захватил Шатум-базар и, сбив заставу, ушел в степь.
– Чей отряд? – Лицо полковника Михельсона побледнело от ярости.
– Ваше высокородие, поручик Державин велел передать, что во главе отряда был граф Алексей Орлов. С ним его братья и множество офицеров.
– Проклятие! Откуда они здесь взялись?!
– Сударыня, как видите, я обещал отвезти вас к мужу и, невзирая на ваше сопротивление, все-таки выполнил обещанное. Так что послушайте моего совета, вам не стоит ехать в имение, отправляйтесь лучше вслед своему супругу. И, главное, не берите себе в Казани конвой.
