5
СОКОЛИНАЯ. ПО СЛЕДАМ
Никто еще, насколько мне известно, толком не объяснил, что такое интуиция и откуда она берется. Ну да, я прекрасно знаю, что интуиция — это нюх, чутье, проницательность, это внезапный прыжок к истине, лишенный какого-либо логического обоснования, это неведомо каким путем достигнутое познание истины… Нельзя, конечно, полагаться только на интуицию, но если нет у тебя хотя бы ее зачатков — тебе можно заниматься любой работой, кроме работы в полиции. Примеров здесь тьма-тьмущая, и не только из истории, но и из деятельности нашей «пятерки», из моей собственной жизни наконец — ведь некоторые мои успехи стали успехами именно благодаря этому непонятному, но такому чудесному качеству! То же самое могли сказать о себе и мои парни. Наверное, потому именно мы и работали в Униполе…
И ведь был же, был же какой-то внутренний шепот, когда читал я строки этого двадцать второго пункта. Спасибо Валентину, помог, но и без Валентина, уверен, я вновь возвратился бы к этому пункту, потому что он не давал бы мне спокойно жить. Да, никак не можем мы разобраться в самих себе, объяснить самих себя…
Я с удовольствием, но нетерпеливо покрутился под холодным душем, побрился, оделся и вернулся в кабинет. К Славии я заглядывать не стал пусть себе спит спокойно. Все-таки было совсем рано; даже дирлилинки еще не проснулись.
— Соединяй, — сказал я Валентину и вновь уселся в кресло, теперь уже имея вполне респектабельный вид.
Мой подвесной экран разделился на прямоугольники, и возникли в прямоугольниках слегка заспанные лица работников нашей «пятерки».
— Доброе утро, господа, — поприветствовал я парней. — Не снились ли вам продуктивные сны?
Особо оживленными я их назвать не мог. Если бы у них были идеи — они бы давно меня разбудили.
— Вряд ли можно считать мой сон продуктивным, господин Грег, — нехотя сказал Сергей, — но все же почему бы не рассмотреть данный случай как проверку сил, пристрелку… или изучение нашей реакции? Я имею в виду ксенопроникновение. Маловероятно, но ведь все-таки, в принципе, возможно?
Мда-а, идея была далеко не блестящей. Если списывать все тяжелые случаи на инопланетян, то можно жить, припеваючи, не слишком напрягаясь; бесполезное это дело — ловить инопланетян…
— В принципе-то возможно, Сережа, — сказал я. — Но давай эту версию оставим на крайний случай. У кого-нибудь есть что-то еще?
— Наведенное силовое поле, — подал голос Берт; он пришел к нам сравнительно недавно. — Я собрал кое-какую информацию — вероятность имеется. Стоило бы пройтись по фениксианским специалистам, проверить, кто чем дышит.
— Согласен. — Я кивнул и посмотрел на Драгана.
— Вводная по трудоустройству специалистов готова, — сказал он. Можно запускать.
— Что еще? — спросил я.
Парни молчали.
— Ладно, даю дополнение. Валентин, ознакомь со сводкой.
— Принято.
Я поднялся и пошел готовить кофе. Интересно, уцепится ли кто-нибудь из них за двадцать второй пункт? А на Коршун, к господину Евсееву, направится Валдис. Вероятность того, что все это звенья одной цепи, конечно, мизерная, но мы пока не настолько богаты, чтобы проходить мимо возможных следов.
Вообще, если разобраться, в Ассоциации чуть ли не ежедневно происходят всякие удивительные, странные события, которые с трудом поддаются объяснению в рамках существующих теорий, а то и вообще не поддаются; мы буквально втискиваем, вколачиваем эти события в наши теории, но все равно то тут, то там торчат острые углы, и все равно остается неудовлетворенность… Взять хотя бы сообщения из регионов, поступающие в Совет Ассоциации. Загадочные исчезновения людей… Непонятные знаки, проступающие на окнах домов… Черная стена, возникшая посреди Северного океана на Гаруде, и тут же исчезнувшая; характерными очертаниями она весьма напоминала Великую Китайскую стену на Земле — описания очевидцев этого феномена сходятся до деталей… Пролет целого облака светящихся шаров над одним из городов Жар-Птицы, вызвавший не поддающееся контролю чувство необъяснимого страха, охватившего, по данным опроса, каждого третьего горожанина… Каменный дождь у Больших Озер на Полете Цапли. И ведь не просто камни сыпались с безоблачного неба, а, как показало расследование, специальные небольшие блоки, которые в незапамятные времена применялись на Земле в жилищном строительстве и назывались «кирпичами». Откуда взялись эти «кирпичи» на Полете Цапли, если и на Земле-то подобных зданий давным-давно не осталось? Тогда у Больших Озер не обошлось без жертв… Огромное пассажирское судно, обнаруженное без пассажиров и экипажа в одном из морей Перепелки. И никаких следов аварии или паники, и до сих пор не найдено ни одного тела, а глубины там совсем небольшие… Необъяснимый «эффект клетчатого неба» над южным полушарием Снегиря. Тоже, между прочим, были пострадавшие — почему-то исключительно женщины в возрасте от сорока до сорока пяти, не имеющие детей, ниже среднего роста; вот, пожалуй, и все, что их выделяло в какую-то особую группу… И так далее.
Никакого состава преступления в этих случаях обнаружено не было. Не исключено, что нет состава преступления и в трагедии на Фениксе. Просто раз за разом, так же, как и сотни лет назад, нечто (Вселенная?) показывает нам (или некто показывает нам?), что оно гораздо сложнее, чем мы думаем, что между явлениями существует множество связей, о которых мы и не подозреваем, и которые, скорее всего, нам так и не удастся нащупать… Наши мерки далеко не всегда годятся для Вселенной.
Это, конечно, нужно принимать в расчет и все-таки — не опускать руки и стараться выявить как можно большее число таких связей. Я, во всяком случае, думаю именно так.
Кофе у меня всегда получался чуть похуже, чем в «Якоре». Я вымыл чашку и решил, что пора возвращаться в кабинет — у парней было достаточно времени, чтобы ознакомиться со сводкой и пораскинуть мозгами.
Я не ошибся — они уже оживленно переговаривались, и видно было, что дело перестало казаться им почти безнадежным. Я еще не дошел до кресла, когда Стан напористо обратился ко мне:
— Господин Грег, готов поработать по Журавлиной Стае. Чувствую, есть там какая-то зацепка.
Молодец, Стан! А ведь он пока ничего не знает о Валентиновом анализе телесных повреждений, причиненных госпоже Карреро.
— Извини, но Журавлиной займусь я сам, — ответил я. — Валдис будет работать по Коршуну. Драган координирует и замещает меня. А ты, Стан, прозондируй все, что известно о гравитационных аномалиях. И вообще возьми на себя вопросы по силовым полям. Вместе с Бертом. Не возражаешь?
Стан покусал губу, но возражать не стал.
— Сергей — повторные запросы по остальным пунктам сводки, — продолжал распоряжаться я. — Дино — трудоустройство специалистов, вводная у Драгана. Запускай прямо сейчас, там объем приличный. Интервал сам подберешь. И, естественно, всем — самостоятельная разработка собственных версий. — Я взглянул на Сергея. — Не исключая и возможность ксенопроникновения.
— Не слишком ли узко берем? — спросил Фарид. — Лучше уж потом отсекать, чем добавлять.
— Что предлагаешь?
— Анализ не только полицейских сводок, но и медицинских заключений. Особенно по линии психотерапии.
Я мысленно прикинул предполагаемый объем работы в этом направлении. Объем получался солидный. Очень солидный. Что ж, надо тянуть за любую ниточку. Возможно, в лавинах информации удастся отыскать определенные закономерности, найти какой-то след…
Да будут благословенны имена создателей биокомпов! Без них на сбор и обработку информации ушло бы у нас, я думаю, никак не меньше пяти-шести сотен лет — при условии круглосуточной работы без перерыва на обед…
— Медицинские заключения… — повторил я и надавил ладонью на крышку стола. — Согласен. Рыбачить так рыбачить. Но прежде наведи справки — может быть, кто-то занимался таким анализом?
— Есть, — сказал Фарид. — И еще: шестнадцатый пункт. Голубка. И семнадцатый. Земля. По-моему, есть некоторое…
— Действуй, Фарид, — прервал я его. — Я же сказал: самостоятельная разработка собственных версий. И все — Драгану. По зернышку, по веточке… Валентин, фиксируй конкретные мероприятия.
Всегда, при каждом расследовании, наступал у нас такой период, когда дело доходило до вполне определенных действий. Под ногами ощущалась уже довольно твердая почва, и нужно было как можно быстрее шагать и шагать по ней — к цели. Если бы еще эта цель внезапно не ускользала, как случалось порой…
Мы все утрясли, мы все обсудили и согласовали, и разложили по полочкам. Нет, не все, конечно, а только то, что удалось предусмотреть; а ведь вполне могло быть и так, что истина притаилась в совсем другой стороне. Но, во всяком случае, начало было положено.
Экран погас, парни ринулись в бой, и мне тоже следовало поспешить на Журавлиную Стаю. Валентин выяснил, что нуль-переброска на эту планету в созвездии Льва производится в семь ноль-ноль.
Было уже начало шестого, на крыше пробовали голос дирлилинки, и я решил, что пришло время побеспокоить Кондора. Тем более, я знал, что он, конечно же, ждет, когда мы хоть чем-нибудь разродимся. Таков был наш Кондор — не в его стиле было подгонять или постоянно напоминать. Зачем дергать лишний раз, если дергает само случившееся?..
Кондор выслушал меня, не перебивая, а, выслушав, коротко бросил:
— Действуй, Лео.
Я видел, что он озабочен еще чем-то — таких групп, как наша, была у господина Суассара без малого дюжина и занимались они отнюдь не расследованием карманных краж.
Кондор провел ладонью по широкому, с небольшими залысинами лбу, словно стирая невидимый пот.
— Подключать кого-нибудь?
— Нет, господин Суассар, пока не надо.
— О возможности нового оружия думали?
— Да.
— И что решили?
Я неопределенно развел руками.
— Ясно. Кто займется Махачем?
— Доллинт.
— Хорошо. Докладывай по необходимости. — Кондор опять провел ладонью по лбу. — На Парящем Орле серьезно заворошились…
Я вспомнил вчерашний трезвон у него в кабинете, срочный вызов по линии ноль-ноль и сочувственно кивнул. Жизнь бурлила и клокотала.
— Все, вперед! Удачи, Лео.
— Спасибо. И вам, господин Суассар.
Я в последний раз прошелся по кабинету, мысленно проверяя, не упустил ли что-нибудь. Нет, все, кажется, в порядке. Хотя все ли в порядке покажет будущее.
— Я поехал, Валентин. Пожелай счастливого пути. И не забудь передать мой допуск на Журавлиную Стаю.
— Счастливого пути, Леонардо-Валентин, — сказан биокомп. — Насчет допуска не беспокойся. Между прочим, в третьей декаде вероятность дождей в сорок первом округе и, в частности, в Мериде-Гвадиане — семьдесят семь процентов. Так что не промокни.
Славия спала тихо, все так же свернувшись клубком, словно и во сне защищалась от кого-то, словно старалась отгородиться от какой-то угрозы. Впрочем, все это были мои собственные, ни на чем не основанные домыслы. Я не стал будить ее — зачем? — и оставил записку: «Я на Журавлиной. Вернусь завтра-послезавтра. Целую». Сунул в карман легкой куртки чистый вок-диск для записи возможных показаний, прихватил расческу и пакетик «сосалок» и пустился в путь по маршруту Кремс, Соколиная — Мерида-Гвадиана, Журавлиная Стая, в путь, протяженностью, если не ошибаюсь, в три десятка с лишним парсеков.
По улицам ползали огромные коробки поливалок, мощные водяные струи с веселым шумом смывали пыль с мостовой и, превращаясь в быстрые ручьи, вприпрыжку неслись вдоль тротуаров. Небеса были выспавшимися, умытыми и безмятежными, вдоль пляжа, у кромки воды, бегали трусцой пенсионеры. В свежем воздухе витал аромат цветов — так всегда пахло в Кремсе уходящее лето. По Дунаю неспешно плыл широкий бревенчатый плот и посредине плота, возле будки, застыли две женщины в купальниках, подняв вверх руки, заряжаясь вместо завтрака питательной энергией космоса. Все шло своим чередом…
Транспорта было пока немного и я без помех пересек центральный район, выехал на широкий проспект и погнал свой «валет» прямо навстречу восходящему солнцу. Пробежали мимо пригородные коттеджи, окруженные садами, проспект незаметно перетек в шоссе и по обеим сторонам дороги потянулись удивительно красивые красновато-желтые рощи пламеналий; где-то к концу октября, после первых коротких дождей, должны были появиться в этих рощах толстенькие красноголовые соколята — вкуснейшие в жареном виде грибы, особенно хорошие под темным книттельфельдским соусом.
Движение стало чуть более оживленным, навстречу мне летели юркие «валеты», приземистые, похожие на сплюснутые змеиные головы «рамсинги» и роскошные, но немного неуклюжие «островитяне» — это стекалось в Кремс к началу рабочего дня население окрестных городков, где жизнь была подешевле, чем в столице. Мой «валет» нырнул в низину, взобрался на пологий холм, и справа, за деревьями, я увидел темный купол нуль-порта; он всегда напоминал мне какой-то древний земной храм с объемки в давней детской книжке.
Притормозив на повороте, я свернул к этому куполу, перевернутой чашей вздымающемуся над равниной, и опять, в который раз, восхитился его грандиозностью; чем ближе я подъезжал к нему, тем яснее становилось, что размерами он не уступает целой горе. А ведь этот защитный купол был только наружной, надземной частью уходящего в глубину сложнейшего технического сооружения, позволяющего любому желающему буквально несколькими шагами добираться до далеких планет. С помощью великого Колдуна земляне сумели вылезти из своего перенаселенного скромного домика в окрестностях звезды Солнце и действительно стали жителями Вселенной… ну, не Вселенной, но Галактики.
Временами, когда я, глядя на звезды, размышлял об этом на своем балконе, у меня просто дух захватывало от осознания головокружительной огромности космических расстояний, от осознания того, что если вдруг в один далеко не прекрасный день разладятся или и вовсе исчезнут наши нуль-трассы, мы никогда больше не сможем добраться друг до друга. В сущности, вся наша Ассоциация держалась только на нуль-трассах; исчезни они — и все мы окажемся затерянными в космической беспредельности, и навсегда разорвутся наши связи, и каждый обитаемый мир останется в вечном одиночестве.
Это невозможно? Но если верно древнее изречение: «Бог дал, Бог и взял»?..
Я остановил авто на площади перед закрывшим небо куполом и вышел. Вдоль нуль-порта протянулась редкая цепочка машин. В последний раз взглянув на небо, я зашагал к широким дверям, ведущим в другие миры.
Внутри нуль-порта было прохладно и немноголюдно. Я миновал светящиеся указатели и, пройдя наклонным спиралеобразным коридором, вошел в круглый зал для пассажиров, направляющихся на Журавлиную Стаю. Набрал заказ на пульте системы обслуживания, вставил в прорезь приемника служебную кредитную карточку — вояж за счет Унипола — и, дождавшись тройного короткого сигнала, получил свою карточку обратно.
Табло показывало шесть тридцать восемь. Я сел в одно из кресел, полукольцом расставленных вдоль стен, и осмотрелся. Кроме меня, в путешествие на Журавлиную Стаю собиралось еще пять человек — двое мужчин в строгих костюмах, судя по всему, то ли коммивояжеры, то ли коммерсанты; молодая женщина с маленькой девочкой, болтающей ногами в кресле и жующей хрустелки; поджарый старик в пестрых шортах и клетчатой майке, играющий сам с собой в «ково-ково» на раздвижной доске с мигающими имитаторами. Нуль-переход был весьма и весьма дорогим удовольствием, да и не столь часто у рядового жителя той же Соколиной вдруг возникало желание нанести визит на Чайку или Гаруду; зачем? Хорошо отдохнуть, имея средства, можно и не покидая родную планету. Разве что из любопытства, из тяги к переменам, к разнообразию впечатлений, есть ведь такая категория людей — туристов по своей натуре. Но таких было не слишком много. Преобладающую долю передвижений по нуль-трассам (приходилось мне заниматься и подобной статистикой) составляли деловые визиты, а также путешествия, вызванные некоторыми личными обстоятельствами (среди них главенствующую роль играно оформление наследства и, как ни печально, вопросы, связанные с уголовными делами; частенько нуль-трассами пользовались или пытались пользоваться люди, не ладящие с законом). У меня, как представителя Унипола, не возникало проблем с передвижением, а вот другие пассажиры и их багаж подвергались тщательному контролю. Отдельные группировки раз за разом пытались склонить Совет Ассоциации к отмене этого контроля, ущемляющего права личности, но Совет на это не шел. И, по-моему, очень правильно делал.
В шесть пятьдесят раздвинулись створки просторного лифта и я вместе с другими путешественниками начал погружение в подземные недра нуль-порта. В шесть пятьдесят шесть я ступил на овальную пружинящую пластину в отдельной старт-финишной кабинке и попал в мягкие, но крепкие объятия фиксаторов, отправив перед этим в рот горсть «сосалок» — меня иногда подташнивало при старте. В шесть пятьдесят восемь моя кабинка начала слегка раскачиваться; я знал, что где-то внизу, подо мной, сложнейшая аппаратура доводит до пика напряженность полей, готовых разразиться направленным пробоем. Сознание не могло полностью воспринять и осмыслить всю ту неописуемую мощь, которая концентрировалась в глубине, и у меня всегда возникало ощущение собственной ничтожности и крайней хрупкости. Кем был я? Пылинкой, что вот-вот подхватит космический ураган, пронзающий бездны… К чему лукавить — перед стартом меня на мгновение охватывал страх; я боялся, что исчезну навсегда и не воплощусь на другом краю Вселенной. По той же статистике, подобный страх испытывал практически каждый пассажир.
В шесть пятьдесят девять усилилась вибрация, возник непрерывный легкий звон — во мне? или все-таки снаружи? — к горлу подступила легкая тошнота, хотя я усердно перекатывал во рту скользкие «сосалки». Потом звон внезапно оборвался, уши мне забила мертвая тишина, словно я навсегда оглох. Гладкая зеленая панель перед глазами чуть потемнела, на ней вспыхнула красная точка, объятия фиксаторов сдавили меня — и я в одно мгновение ослеп и исчез.
Исчез — и тут же восстал из праха, вновь стал самим собой. Панель опять была светлой, пластина под ногами повернулась вместе со мной — и я увидел открытый выход из кабинки. А это значило, что, успешно преодолев свои три десятка парсеков, я уже прибыл на Журавлиную Стаю.