Отдавая себе должное, скажу, что я очнулся от оцепенения очень быстро. Во всяком случае, так мне показалось. Еще звучал в моих ушах шелест ее слов, и она еще словно бы находилась здесь… уже невидимая… уже недоступная для меня… недоступная ни для кого! Но она еще была здесь…

Я сидел на жесткой деревянной скамейке, ловя пальцами пустоту. На месте Славии осталась пустота. Смутно помнилось, что была какая-то колонна, холодная колонна… Она исчезла, словно растворилась — и была ли колонна? Я не в силах был вернуть Славию, потому что здесь, в этом странном мире, действовали совсем другие законы. Она ушла… Она указала мне направление…

Я встал и вышел из беседки. Повернулся спиной к заходящему солнцу — бесконечно долго заходящему солнцу! — и сделал первый шаг по аллее, уводящей в далекие заросли.

Поначалу шаги давались мне с трудом — я не мог уйти от незримого образа Славии, — но потом зашагалось легче. Я был уверен, что вернусь сюда, я был уверен, что это не последняя наша встреча, и эта невесть откуда взявшаяся уверенность придавала мне силы и помогала шагать по длинной аллее. Я знал, что вернусь сюда, вновь вернусь сюда, в этот странный мир, и успею задержать мою Славию, успею остановить ее, пусть даже отдав за это собственную душу. Зачем мне душа… без нее, без моей Славии?

Кровь бурлила во мне, и я готов был бросить вызов всем темным силам этой Вселенной! В конце концов, разве не знал я заранее, кто мой враг?.. Я сумел вычислить его — значит, есть во мне что-то, отличающее меня от других людей?.. Ведь неспроста же являлись во сне черные треугольники, неспроста же я видел тo, что увидеть никак нельзя…

Я приближался к зеленой чаще, и боль отпускала меня; боль не просто становилась глуше — боль просто уходила, словно там, в глубине этой зелени, ждало меня избавление от всех моих бед, абсолютное излечение — навсегда, на веки вечные…

Пригнувшись, я вступил под сплетение ветвей. Невидимые птицы умолкли. Помня предупреждение Славии, я не оглядывался, пробираясь вперед сквозь заросли. Почему-то мне вдруг подумалось, что этот мир уже не будет утекать сквозь пальцы, потому что я стал тем фактором, который придал ему хоть некоторую устойчивость. Мысль пришла словно откуда-то извне, словно кто-то опять давал мне знание…

Долог был мой путь — и все-таки в глубине зеленой чащи я наконец-то увидел свет! Вспомнились отблески: багровый и золотистый…

Золотистый…

Вот он — золотистый отблеск!

Но нет, уже не отблеск это был — золотистое сияние разливалось вокруг, прекрасное сияние… Я утонул, растворился в нем…

И услышал негромкий, но очень отчетливый Голос.

— Ты пришел сюда, Леонардо-Валентин Грег, — произнес Голос.

— Да, я пришел, — ответил я, еще до конца не опомнившись и щурясь от этого золотистого сияния, залившего все вокруг. — Мне сказали, что здесь помогут, укажут путь назад.

— Может быть… — задумчиво произнес Голос. — Трудно сразу определить…

— У меня есть вопросы, — сказал я. Сияние уже не ослепляло, хотя и не стало более тусклым. — У меня множество вопросов. Смогу ли я получить ответы?

— Это зависит от вопросов. Спрашивай. Но учти — чем дольше ты будешь находиться в Преддверии, тем меньше шансов останется у тебя в дальнейшей досмертной жизни.

— Шансов на что?

— На жизнь. А их и так уже осталось немного.

Удар был чувствительный, но я почти не обратил на него внимания. В голове моей царил полнейший сумбур, я желал задать десять тысяч вопросов, спрашивать обо всем подряд, узнать все, что можно, и все, что нельзя… Я уже не успел бы выстроить вопросы в хоть какое-то подобие системы; нужно было просто постараться задать их как можно больше.

— Кто ты? — спросил я.

— Не каждая сущность обладает наименованием, — последовал незамедлительный ответ.

— Значит, ты сущность?

— Да. Моя безымянность не имеет никакого значения. Ты определил меня, как Голос — пусть будет так. Пусть я буду Голосом, хотя я вовсе не разговариваю с тобой.

Этого я и боялся. Самое худшее, если я общался с собственным подсознанием — тогда вряд ли стоит рассчитывать на получение истинных ответов. Быстрее, быстрее, не останавливаться, спрашивать!

— Каковы твои функции? Почему ты здесь? Почему намерен помочь мне?

— Ты пока посторонний в Преддверии, Леонардо-Валентин Грег. Пока… Тебе просто показывают, дают понять бесполезность всех твоих усилий. Я же нахожусь в другом месте, если это можно назвать местом… Чтобы не погружаться в сложности, возьмем простейшую аналогию: ты стоишь в углу помещения перед дырой. Сквозь дыру видны нижние помещения: одно, другое, третье. Сейчас ты возле такой дыры. Я же — вне Преддверия. Что касается функций, то они, скорее, присущи механизмам. Я не механизм, я Голос. В данном случае я отвечаю на твои вопросы. Если хочешь, можешь считать это моей функцией. А еще я постараюсь вывести тебя из Преддверия. Ты здесь посторонний, Леонардо-Валентин Грег.

Опять! Неужели я разговариваю с самим собой? Но тогда подсознательно я знаю гораздо больше, чем мог бы предположить.

И все-таки, а если?..

«Не медли с вопросами, Лео!» — подстегнул я себя, продолжая парить в золотистом сиянии (да, оказывается, я уже не стоял, а именно парил!)

— Ты сказал, Голос, что мне дают понять бесполезность моих усилий. Кто? Чья это дьявольская затея?

Я затаил дыхание в ожидании ответа.

— Ты сам знаешь, Леонардо-Валентин Грег.

Увы, кажется, подтверждалось самое худшее… Простому ли смертному противостоять потусторонним силам?

И все-таки я задал еще один вопрос:

— Есть ли хоть намек на проблеск надежды?

Мне показалось, что золотистое сияние на миг ослабло — но только на миг, — а потом вновь стало таким же ярким, но не слепящим.

— Враг слабеет, Враг теряет могущество — надолго ли? — но остается очень опасным. Ему уже не удается действовать с помощью грозных чудес, по иным законам… без помощников… хотя неопределенность тут очень велика, все зависит от общего состояния системы… Слишком много факторов, которые трудно, а подчас и просто невозможно учесть. Но пока силы Врага не беспредельны. — Голос на мгновение умолк. И я понял, что мне знакомы зти слова: прощальное послание Славии…

— И увидел я другого зверя, выходящего из земли. Он имел два рога и говорил как дракон… — вновь зазвучал Голос. — В Книге книг действительно есть откровение, но очень многое понято не так… воспринято не так… Откровение преломлялось несовершенным сознанием воспринимающих, поэтому там слишком много искажений. И в пророчествах о будущем тоже могут быть ошибки или неполное знание. Враг крайне опасен…

— Но его все-таки можно одолеть? — воскликнул я. — С ним можно бороться?

— Ты теряешь время, Леонардо-Валентин Грег… хотя здесь и нет времени в вашем понимании. Однако есть угроза закрытия обратного пути.

— Хорошо, — торопливо сказал я. — Стоит ли рассчитывать на помощь каких-нибудь светлых сил?

— Рассчитывайте только на себя, — прозвучал непреклонный ответ.

— А все-таки?

— Ты теряешь время, Леонардо-Валентин Грег, — повторил Голос. — Считай, что многое здесь зависит от вас самих.

Я чувствовал, что очень рискую, что путь назад действительно может вот-вот закрыться, но у меня было еще столько вопросов!

— Зачем все эти ужасы с транквилизаторами? Чтобы дать знать о себе? Запугать? Вызвать массовый психоз? Добиться всеобщего поклонения, отвратить людей от Спасителя?

— Враг опять пробует вас на излом, Леонардо-Валентин Грег. Возможно, совсем неспроста вы оказались разъединенными, разбросанными по разным мирам. Возможно, видения вашего знаменитого Колдуна — вовсе не благо.

— Тогда проще было погубить наших предков еще на Земле, — пробормотал я, вновь охваченный прежними подозрениями: Голос повторял мои собственные мысли, облекал их в словесную плоть!

— На Земле вас хранила единая сила веры. До поры… — Голос вдруг запнулся.

— А теперь он уповает на неизбежную победу и начал с Серебристого Лебедя? Почему именно с Серебристого Лебедя, почему именно здесь находится вход в Преддверие?

— Вероятно, вход не один. Но наступление началось именно на Серебристом Лебеде. Почему? Этот вопрос тебе нужно было бы задавать не мне, Леонардо-Валентин Грег. Враг намерен вырваться изо льдов и использует наиболее удобную лазейку.

— Изо льдов… Значит, Данте был прав?

— Опять искаженность человеческого восприятия. Человек толкует нечеловеческое на свой, человеческий, лад. Льды не следует понимать буквально. Однако видения Данте имеют действительную основу… так же, как видения других. И от престола исходили молнии и громы и гласы, и семь светильников огненных горели пред престолом… Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод… Кто имеет ум, тот сочти число зверя… Примеров можно привести множество.

— И все-таки на что он рассчитывает? — Я не в силах был справиться с дрожью в голосе. — Ведь Зло многократно перевешивается Добром, ведь Добра намного больше в нашем мире!

Вновь чуть мигнуло сияние, колыхнулась золотистая мгла.

— Враг уповает на то, что человек по своей природе низок и мерзок, что в его душе всегда остается место для темных страстей и побуждений. Похоть… Ненависть… Неприятие других… Нежелание прощать… Ему помогают те, кто некогда не устоял перед искушением…

Я вздрогнул. Славия… Это — о Славии. Это — и о Славии…

— Мы уничтожим друг друга и души наши попадут к нему… Мы исчезнем из Вселенной, — медленно сказал я. Не для Голоса. Для себя.

Это вновь могло быть простым отражением моих собственных размышлений. Где найти критерий истинности происходящего сейчас со мной?

Мне вдруг вспомнились слова Свена Блутсберга о греховном человечестве, которое следует уничтожить — и создать новое…

— Надеяться ли мне на встречу… со Славией?

— Не надо думать об этом, Леонардо-Валентин Грег. Думай о том, что ты рискуешь не выйти из Преддверия… и никто и ничто уже не поможет тебе… Навсегда останешься там. Ты будешь не первым…

«Отшельник, — мелькнула мысль. — Неужели он тоже?..»

— Почему ее принуждали стрелять в меня? — поспешно спросил я. Я не хотел остаться запертым здесь, но должен был знать…

— Враг предвидел, что ты будешь опасен, Леонардо-Валентин Грег.

— Да, черные треугольники… я видел его рога… И это не все, Голос! Я видел пещеру… прежде чем мы обнаружили ее. А совсем недавно мне пригрезилось, что Серебристый Лебедь некогда носил название Диллин, и Дух, отравленный Материей, породил антижизнь. Потому и погибает Серебристый Лебедь! Это действительно так?

— Не исключено… но и необязательно. — Голос умолк; молчание длилось чуть дольше обычных пауз. — У тебя очень мало шансов на долгое пребывание в досмертной жизни, Леонардо-Валентин Грег. Ты уже отмечен печатью Преддверия и, вернувшись, — если тебе удастся вернуться, — вряд ли надолго задержишься в вашем мире, в досмертной жизни. Просто не сможешь… Поэтому я кое-что скажу тебе… если хочешь…

От этих слов мне стало очень плохо, золотистое сияние померкло в моих глазах, сменившись кромешной могильной тьмой («войдешь во гроб в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время…»), но я, стиснув зубы, пересилил себя (мало ли что там пророчит мое подсознание!) и с трудом произнес:

— Говори.

— Вы разобщены, вам угрожает опасность, и не стоит слишком уж рассчитывать на поддержку и помощь. Многое, казалось бы, зависит от вас самих; я повторяюсь, чтобы ты, Леонардо-Валентин Грег, сорвавший на этот раз намерения Врага, отчетливо уяснил себе то, что может показаться парадоксом. Показаться, Леонардо-Валентин Грег!

Я затаил дыхание. Сгущалась, душила, давила могильная тьма, превращала душу в сухой лист на ветру, в горстку пепла, в пыль, что носится над дорогой — и вечно ей так носиться, не находя пристанища, не облекаясь в иные формы…

— Не обольщайтесь на свой счет, — отчеканил Голос из мрака. — Скорее всего, вы, люди, не существуете в истинном значении этого понятия. Очень вероятно, что вы — просто персонажи книги, которую читает Некто, действительно существующий. Вас нет во Вселенной, вы давным-давно погибли вместе с вашей единственной планетой — Землей. Единственной, других населенных миров не существовало. Вы погибли вместе с ее отравленной вами биосферой. Это не абсолютное утверждение, Леонардо-Валентин Грег, тут вообще не может быть ничего однозначного… но все-таки это истина, одна из истин, вполне и достаточно верная под определенным углом зрения… Большего невозможно объяснить, не искажая смысл слов, потому что у тебя, у вас нет таких понятий… Я уже допускаю искажения…

Каждое слово я воспринимал, как болезненный удар по затылку. Все это просто не могло быть истиной — под любым углом зрения.

— А как же… Враг? — выдавил я из себя непокорные слова, с усилием ворочая языком. Откровения Голоса совершенно не укладывались в голове. — Выходит… он тоже… не существует?

(А может быть и не было никакого Голоса?.. Или действительно — не было меня?..)

— Враг существует, — с сожалением, как мне показалось, произнес Голос. — Он — из действительного существования.

«А не наоборот? — подумал я и ухватился за эту мысль, как за спасение. — А не наоборот ли?..»

— Так в чем же мое несуществование, Голос? — Я решил бороться до конца. — В чем моя нереальность, в чем наша нереальность?

— Все вы из книги, — отрезал Голос. — Книга может оборваться на полуслове, в любой момент. Неведомый читатель может закрыть ее и взять другую. Или уйти. Далеко не всегда имеется однозначный ответ, Леонардо-Валентин Грег…

— Если уж я и из книги, уважаемый Голос, то из книги под названием «Реальность». И создают и читают ее все персонажи. А начата книга Творцом.

— Пусть будет так, — согласился Голос. — Знание многих истин не доставляет радости, и лучше бы им всегда быть скрытыми… Но твой досмертный путь скоро должен прерваться, твоя страница заканчивается, и я…

— Я реален! — прервал я ставший мне чуть ли не ненавистным Голос. — Я распознал реального Врага и сорвал его планы! Реального Врага! А ты предлагаешь мне почувствовать себя марионеткой, образом чьего-то сна. Если я и снюсь кому-то — то только Создателю, и его сон — реальность. Ре-аль-ность! А ты предлагаешь мне опустить руки и смириться. Я реален! Слышишь, Голос?

Тишина и мрак были мне ответом. Неужели путь назад уже закрыт?..

— Голос! Голо-ос! — закричал я изо всех сил. — Выведи меня отсюда!

Я, наконец, прозрел — вновь золотистое сияние окружало меня.

— Ты вне времени, — тихо сказали из пустоты. — При возвращении возможен сдвиг. Если получится возвращение… Помни, твоя страница кончается, Леонардо-Валентин Грег…

— Подожди! — вновь закричал я. — Как отразить наступление на Серебристом Лебеде? Сможем ли мы?

— …а… а… — слабым эхом долетело до меня.

Господи, неужели я просто бредил? Неужели не было ничего? Не было ничего…

Золотистое сияние усиливалось, я опять растворялся в нем, я действительно растворялся в нем, теряя всякое ощущение собственного тела. У меня больше не было тела, я превратился в сгусток пустоты. В пустоте нарастал звук, низкий звук, похожий на гудение огромной луговой прыгуньи — и прямо в мое исчезнувшее лицо полыхнул багровый отблеск. Багровое зарево ширилось, заслоняя нежную золотистость, гудение изменило тон, перешло в пронзительный протяжный вой — и вдруг оборвалось, сменившись тишиной. Золото, золото, жидкое золото плескалось вокруг, золотой поток подхватил то, что когда-то было мной, и стремительно понес, покачивая на волнах, к свету, к надежде, к жизни.

К жизни…