Глава десятая
Швед с Ефимом и Геной явились к причалу под утро, когда все мирно отсыпались по каютам. Ефима от выпитого заметно качало, отчего он беспрестанно хихикал и гнусаво сообщал каждому встречному: «Штормит сегодня!» Швед осоловело щурился на свет и изредка громко икал. Гена выглядел трезвее остальных, зато одежда его была насквозь промокшей — то ли в море сверзился во время гулянки, то ли искупаться ему вздумалось. Причем Гена был таков, что мог искупаться и в фонтане, было бы желание. Невзирая на потрепанность и безусловный упадок сил, все трое упорно влекли на себе по сумке пива каждый.
Вахтенный лениво поглядел на них из рубки и призывно махнул рукой заходите, мол, трап на месте. Шведа тут, естественно, знали.
Сумки с пивом, звякнув, успокоились под столиком. Загулявшая троица расселась в шезлонгах, не подозревая, насколько неожиданные и важные вещи обсуждались здесь минувшей ночью.
— Ну, — заявил мокрый Гена, — еще по бутылочке?
— Давай! Ик! — согласился Швед.
Гидрофойл покачивался на легкой волне. Видимо, покачивание это расходилось по фазе с эволюциями Ефима и удачно компенсировало их, поскольку Ефим очень глубокомысленно заметил, что «штормить отчего-то перестало».
— Ты ж на борту, дурья башка, ик! — вразумил его Швед. — Тут тебе не берег. Потому и не штормит.
Гена не без труда откупорил «Соборное» оболонского завода. Разговоры временно сменились невразумительными причмокиваниями и блаженными короткими высказываниями вроде «Да-а-а-а…» или «Эх-х-х…».
Минут через пять на звуки явился встрепанный Юрий, пеглядел на часы, сощурился на солнце и без всяких церемоний помочился за борт.
— Пиво будешь? — панибратски поинтересовался у неге Ефим, когда тот после всего приблизился.
— На берегу возьму, — отказался тот. — Вам в походе нужнее. Скажете Завулону, что я отбыл. Эй, на мостике! Спасибо, всего!
Вахтенный вяло помахал рукой, и московский маг сошел с гидрофойла на берег.
Еще минут через десять проснулся капитан, поручкался со всеми, не отказался от пивка, поболтал со Шведом о каких-то мореходных премудростях и пошел узнавать у начальства насчет отбытия.
Вскоре из кают на воздух выбрались и Озхар с Завулоном. Лайк, разумеется, на попытки разбудить его не реагировал — спасибо, что не брыкался обеими ногами одновременно, как иногда бывало.
— Ты мобильник Лайку привез? — спросил Озхар Ефима.
— Ясное дело! — Ефим похлопал себя по пухлой сумочке-набрюшнику, на застежки которой были наложены простенькие, но действенные заклятия. — И основной, и резервный!
— А Юрий уехал? У него самолет утром вроде.
— Четверть часа назад сошел! — заверили Озхара.
— Тогда, — вздохнул тот, — поехали! Командуй, капитан. На Кинбурн, в заливчик, где устричный комбинат был.
— Хорошее место! — со знанием дела одобрил Швед. — Мы там с егерями каждую экологичку уху трескаем. Приходим — а там уже костерок, котел, водка…
— Что такое экологичка? — поинтересовался Завулон, выглядящий сейчас как бизнесмен в отпуске, расслабленно и добродушно.
— Экологическая регата, трехэтапная гонка крейсерских яхт. Наш яхт-клуб проводит.
— Николаевский?
— В Николаеве двенадцать яхт-клубов, — пояснил Швед. — Наш — это яхт-клуб Эн-Ка-И, Николаевского кораблестроительного института. Институт, правда, давно переименовали, он теперь Морским техническим университетом зовется, а яхт-клуб так и остался.
— Понятно.
Гидрофойл тем временем отошел от причала и неторопливо тянул к выходному створу. А потом двигатель утробно взрыкнул, судно приподнялось, вставая на крылья, и стремительно понеслось над водой. Позади стлался легкий шлейф из мельчайших брызг.
— Ух ты! — обрадовался Ефим. — Здорово как! Гена, дай еще пива, будь другом.
Озхар подумал, что надо бы разбудить Тамару, пусть тоже посмотрит на это чудо, но в последний момент пожалел и решил, что она еще насмотрится. Пусть отдыхает, судя по всему, будущее ее сложится не очень празднично.
Стюард на скорую руку соорудил салатиков и сообразил закуску к пиву, поэтому не заметили, как оставили по левому борту Южный, потом Коблево, потом Морское, потом Рыбаковку, а там и краешек косы впереди замаячил. Гидрофоил заметно отклонился к югу и некоторое время тянул вдоль головки Кинбурна. На плоском берегу виднелись какие-то малопонятные сооружения и остатки причала
— Рымбы! — со значением сообщил Швед, неопределенно тыкая пальцем в сторону берега.
Вскоре миновали два островка — Круглый и Долгий.
Южную бровку Долгого обходили далеко от берега — тут явно было мелко, меньше метра.
Все-таки гидрофойл оказался на удивление скоростным судном. Даже пиво допить не успели, а команда уже отшвартовалась у высокой бетонной пристани, имевшей довольно запущенный вид. Над пристанью возносился ржавый гриб наблюдательной вышки. На пустынном берегу виднелся корявый остов водного велосипеда, полупогруженный в песок, и прибитые к берегу сухие водоросли
«Надо все-таки Тамару разбудить, — решился Озхар. — А то проспит все на свете».
Он не торопясь спустился в каюту, где провел остаток ночи на верхней, похожей на гамак, навесной коечке. Рундук под гамаком, выполняющий функции нижней полки, был пуст.
«Ага, — понял Озхар. — Встала уже».
Он вернулся на палубу; Завулон с капитаном гидрофойла как раз копались в груде спиннингов и азартно обсуждали что-то рыбацкое. Озхар к рыбалке всегда был равнодушен и поэтому в сопутствующих премудростях совершенно не разбирался. Когда вывозили на этом же гидрофойле какое-нибудь начальство, за исход рыбалки можно бьшо всегда оставаться спокойным: участие в ней такого загонщика, как Гена-дельфин, успех гарантировало на все двести процентов.
Тамары на палубе не было.
Хлебнув пивка, Озхар выждал еще минут десять. Тамара все не поднималась.
«Что такое? Встала в туалет, а потом опять дрыхнуть завалилась?»
Он вторично заглянул в каюту — пусто. Прошелся к тупичку — дверь гальюна была заперта.
«Ага», — подумал Озхар, но тут дверь, клацнув, отворилась, и из гальюна вышел один из матросов.
— Свободно! — весело оскалился он на Озхара.
Озхар хотел спросить, не встречал ли матрос девушку, но задавать подобный вопрос на пороге сортира было как-то неловко.
Он прошелся по помещениям гидрофойла, заглядывая во все каюты и закутки подряд. Заглянул даже в машинное отделение и ходовую рубку.
Тамары нигде не было.
К народу Озхар вернулся, уже не скрывая тревоги.
— Тамару никто не видел? — громко спросил он. Рыбацкий гомон враз стих.
— А разве она не в каюте? — спросил кто-то.
— В каюте пусто. Во всех каютах пусто, только Лайк в одной валяется.
Озхар почувствовал, как Завулон что-то делает в сумраке — неуловимо быстро, так, что ничего не успеваешь понять.
— Да куда ей деваться? — недоуменно протянул Швед. — Не выпала же она за борт!
— Не выпала, — сказал Завулон сухо и уверенно. — Ну-ка, пойдем в каюту.
В узком твиндеке моментально стало тесно. За Озхаром и Завулоном потянулись все, даже стюард, не говоря уж о капитане, которого потеря пассажира волновала больше других.
— Здесь? — хмуро спросил Завулон.
Озхар вместо ответа сдвинул двери вбок.
В каюте Завулон с минуту простоял молча, жестами пресекая попытки Озхара и капитана войти следом. Потом сквозь толпу протолкался сонный и растрепанный Лайк в одних плавках и босиком.
— Что тут? — спросил он недовольно.
— Тамара пропала, — тихо сказал Озхар. — Я ее не стал будить с утра, думал, пусть поспит. Потом заглянул — а ее нет.
— Тут открывали динамический портал. Примерно час назад, — сухо сообщил Завулон. — Причем светлый портал.
Лайк единственным движением отослал прочь команду гидрофойла, даже капитана, который был слабеньким Иным.
— И что это значит? — мрачно осведомился Озхар, когда посторонние удалились. Завулон пожал плечами:
— Похоже, эмиссары Гесера приступили к активным действиям…
Прерывая его, запиликал вызов резервного, аналогового мобильника Ефима.
— Алло… Что?!
Ефим пару секунд вслушивался, потом спал с лица. Он не стал ничего повторять вслух. Зато практически сразу применил простенькое заклинание трансляции, и каждый из присутствующих услышал панический голос киевлянина Сайринка:
— Ефим! Срочно зови шефа! У нас тут сущая война! Светлые атаковали учебный центр на Сагайдачного! Плакун, кажется, убит! Питерских девчонок похитили! Рублев, Палатников и Лариса Наримановна отсиживаются в офисе и выйти не могут! «Виктория» оцеплена! Я не знаю…
— Ждите, — коротко сказал Лайк устами Ефима и повернулся к Завулону. — Мне нужен портал на Днепр. Напротив Почтовой площади. Поможешь?
— Помогу.
Звонок из Киева опередил московский на минуту, не больше. Завулон с Лайком не успели толком внушить капитану гидрофойла, чего от него и от судна требуется, как Завулон сначала остолбенел, потом медленно потянулся к кобуре на брючном ремне и вынул мобильник. Секунду выждал, после чего раздался звонок, который не мог прозвучать в таком обрамлении иначе чем зловеще.
Глава московских Темных поднес трубку к уху, молча слушал секунд десять — пятнадцать и, ни слова так и не сказав, убрал телефон в чехол.
— Лайк, — процедил он мрачно. — Выкручивайся сам. Я ухожу. В Москве тоже бойня, уже есть жертвы. Найди потом меня.
И ушел в сумрак, на самые глубокие слои.
Лайк грустно поглядел ему вслед.
— Сам, — пробормотал киевлянин с досадой. — Снова сам! Хоть бы когда помогли, москали чертовы!
Он поднял голову и цепким взглядом обвел присутствующих.
— Мне понадобятся все ваши силы, — преувеличенно четко сообщил Шереметьев, глядя куда-то в пустоту. — Так что расслабьтесь..
Озхар не смог промолчать:
— Лайк! А Тамара? Ее нужно найти!
— Мы ее уже ищем. Помогай давай!
Сознание заволокло мутной тягучей волной — Лайк применил групповую управляющую магию. Озхар смутно услышал, как заурчали двигатели, и гидрофойл, будто спущенный с поводка охотничий пес, устремился навстречу волне. А секундой позже у Озхара и остальных присутствующих зачерпнули силу — почти всю, сколько было. Лайк, слепо уставившись в переборку и расставив руки со скрюченными пальцами, выпевал слова заклинания.
И вдруг стало тихо, совсем тихо, будто посреди ключевого эпизода фильма-катастрофы в кинотеатре неожиданно пропал звук. Между ладоней Лайка бесшумно проскочила синяя молния. Мир стал серым: всех насильно втянуло в сумрак.
Слепящая вспышка; секундой позже сумрак отступил. Еще несколькими секундами позже в мир нехотя вернулись звуки Лайк, пошатываясь и придерживаясь руками за переборки, торопливо брел к трапу. Остальные приходили в себя и следовали за ним — Озхар, Швед, потом Ефим с Геной.
Плотная южная жара уступила место жаре обыкновенной, умеренной. Гидрофойл несся по Днепру, впереди высилось здание Речного вокзала. Капитан, похоже, прекрасно знал, что ему делать, ибо уверенно правил к крайнему пирсу.
Вероятно, провешивание портала для довольно большого морского судна истощило Лайка. А возможно, он просто берег силы. Во всяком случае, на пирс он просто выпрыгнул, раньше чем матросы установили трап. И помчался в город, бегом, без всякой магии, благо до учебного центра на Сагайдачного было совсем близко. А вот Ефим себе не изменил: перед вокзалом он мгновенно запряг ближайшего таксиста. Озхар, Швед, Гена и сам Ефим утрамбовались на заднее сиденье, и желтая «Волга» рванулась вперед. Притормозили, подобрали Лайка. Ефим с неожиданной сноровкой тасовал оживленное движение на площади и на улице Сагайдачного.
Благодаря машине выиграли минуты три-четыре, не меньше.
Вход в учебный центр располагался посреди беленой стены четырехэтажного дома, аккурат между центральными окнами. Войти можно было только через сумрак. Сразу же за дверью оглушительно ударило по нервам: Иные чувствительны к чужой боли, особенно если это боль таких же Иных.
У лестницы на боку лежал Плакун Выбросив руку вперед, продолжая из последних сил тянуться к кому-то давно сбежавшему. Лицо его, измененное сумраком, было обожжено, казалось, что перед смертью Плакун скалился на врага, словно оборотень.
Пролетом выше лишь силуэт на почерневшей от жара стене напоминал о дежурном. Этот тоже умер, защищаясь, — по очертаниям рук даже можно было понять, что дежурный пытался навести щит Граас-Мо, да так и сгорел, не успев.
Зато наверху, в аудиториях, не нашлось ни малейших следов стычки. Ни единого опрокинутого стула или сдвинутого стола, никаких рассыпавшихся распечаток — все на своих местах, стулья — ровненьким рядком, бумаги аккуратными стопочками. И никого.
Лайк угрюмо обозрел все это.
— Может, в офис? — несмело предложил Ефим. — Тут по-любому все уже… закончилось. А там Ираклий с Ларисой Нарима…
— Там тоже все уже закончилось, — буркнул Лайк отрывисто. — Десять минут как. Ираклий сейчас приедет.
И устало опустился на стул, выдернув его из безукоризненно ровного ряда.
Сумрак успокаивался. Вновь распускал лохматые пряди синий мох, во время стычки испуганно свернувшийся в приплюснутые комки. Потревоженная серая мгла опять становилась однородной. Следы сегодняшнего сражения чувствоваться будут еще долго, особенно сильными магами. Новички же вроде Ефима или оборотня-Гены уже спустя час ничего не заметят, а если и заметят — то не поймут.
Вскоре появился Ираклий. Усы его воинственно топорщились, очки постоянно съезжали с потной переносицы.
— Как? — жестко спросил его Лайк.
— В офисе без потерь, — доложил тот. — Дальше холла мы их не пустили.
— Кто? — Сегодня Лайк был особенно краток.
— Светлые. Не киевляне, я их не знаю, Лара и Димка тоже.
— Зачем?
— А вот этого — не пойму. И вот еще что… По дороге на меня вышел фон Киссель. Поклялся, будто ничего не знает — кто напал и с какой целью напал. Он призвал в свидетели изначальный Свет…
Лайк в упор взглянул на Ираклия — чуть сощурясь, не скрывая неподдельного интереса.
— Если фон Киссель и лгал, Лаки, — невесело закончил Ираклий, — то я этого не распознал. Но по-моему, перед лицом изначальной силы не очень-то пофантазируешь, особенно если речь в конечном итоге идет о трупах.
Несколько секунд Лайк размышлял, потом повернулся к Ефиму. Тот стоял в сторонке сразу с двумя мобильниками наготове — в каждой руке по трубке. Звуковые звонки Ефим благоразумно отключил, потому что в данный момент олицетворял собой эдакий живой коммутатор и информационный центр в одном лице и шефа отвлекать или раздражать посторонними звуками совершенно не хотел.
— Что в «Виктории»?
— Уже все тихо. Жертв нет, все живы, хоть и напуганы. Нападавшие заглянули в зал, в ресторан, на кухню и в обе квартиры наверху. Наверху никого не было, внизу никого не тронули. Покрутились и ушли в сумрак.
— В общем, мы опоздали, — подытожил Лайк. — Что в других городах?
— Почти то же, шеф. Молниеносные атаки, захват пленных и такой же молниеносный отход. Пленными везде выступают питерские девчонки из бывших Черных. Харьков, Винница и Львов уже доложились. Полагаю, вот-вот прозвонится Донецк, у меня все время занято было, а офис наш пока никому не отвечает.
— В других городах атаки были? Куда не посылали питерских?
— Нет, шеф. Ни одного сигнала.
— Ну-ка, дай мне сводку по России В Москве, как я понимаю, тоже что-то заварилось. В первую очередь смотри по городам, в которые распределяли питерских.
Ефим рысью метнулся к сейфу и добыл первый попавшийся ноутбук. Подключить его к сети было делом полуминуты. Выудить новости — делом еще полуминуты.
— Так и есть, шеф! Атаки Светлых зафиксированы только в городах, куда распределяли питерских: Москва, Тверь, Е-бург, Ростов, Новосиб, Пермь, Самара… Казань только что отчиталась. Всё то же.
— Москву в последние дни посещал кто-нибудь из ведущих европейских магов? Светлых?
— Данных нет, — почти мгновенно отозвался Ефим. — Имеется в виду официальных данных.
— А Питер? — спросил вдруг Лайк.
— Питер? — удивился Ефим. — Сейчас… Хм… Данные по Питеру недоступны… Сервак у них, что ли, лег в офисе?
И тут Озхара словно укололо. Озарение — или предчувствие? — свалилось на него, словно снежок с крыши на случайного прохожего. Озарения случались у него и прежде, всегда — в периоды острых эмоциональных переживаний. И всегда оказывались стопроцентно верными.
— Лайк, — хрипло сказал Озхар. — Она в Питере. Я чувствую.
— Кто она? — не сразу понял Лайк.
— Тамара. И девчонки ее, по-моему, там же.
Теперь Лайк взглянул на него — пристально и длинно, как недавно глядел на Ираклия:
— Ты уверен?
— Да.
— Ну что же… Сердце порою оказывается надежнее телефонов и компьютерных сетей. Ефим! Соедини меня с дежурной линией Инквизиции…
Ефим подал шефу мобильник спустя несколько секунд.
Лайк практически не говорил, только слушал. А дослушав — скомандовал:
— Ефим! Машину. Ираклий, Озхар и Швед — со мной.
И направился вниз.
На улице ждать почти не пришлось: подкатил белый «ниссан» с еле заметной вмятиной на правой передней двери. У водителя глаза были малость остекленевшие, а на губах играла глуповатая улыбка. Может, Ефим был и слабым магом, но с шоферами он управлялся весьма лихо и на приличной дистанции.
Ехать было недалеко — до Гостиного Двора по Сагайдачного, потом вверх по Андреевскому, к бывшему комсомольскому зданию с колоннами, выгнувшемуся исполинской подковой.
Водителя «ниссана» отпустили восвояси; поднялись на лифте на верхний, сумеречный этаж, которыми изобиловали здания сталинской постройки во всех крупных городах бывшего СССР.
Их ждали. Инквизиторы. Трое.
Эдгар, Максим и Хена. Ни один из троих не соизволил облачиться в ритуальный серый инквизиторский балахон — эстонец, невзирая на жару, был упакован в безукоризненную тройку; бывший Дикарь ограничился легкими полотняными брюками и цветастой рубашкой, Хена — джинсами и светлой футболкой с синей надписью «Галичина». Стелющийся по полу туман скрывал от взглядов их обувь, но вряд ли инквизиторы носили что-либо необычное. Эдгар, без сомнений, туфли, Дикарь скорее всего какие-нибудь летние мокасины, а Хена так и вовсе мог напялить дешевые китайские кеды.
— Опусти обвинения, Тавискарон! — опередил Шереметьева Максим.
— Для начала я хотел бы узнать, что происходит, — процедил Лайк сквозь зубы, упрямо наклоняя голову. — Если это война — то по какому поводу и с чьего молчаливого позволения?
— Это не война.
— А что тогда? Кто атаковал моих людей? Кто убил как минимум двоих из них?
— Ты лучше многих знаешь, — невозмутимо ответил Максим, — что Иных убить не так-то легко. Заранее предупреждаю, что вопрос о возврате мага Плакуна и ведьмака Моисеенко из сумрака может быть поднят в рабочем порядке. Если позволит внеочередная коллегия Инквизиции. А у нас есть все основания позволить это.
— То есть? — Лайк решил, что удивляться некогда. — Вина Светлых-агрессоров уже доказана и признана?
— Вас атаковали не Светлые, Тавискарон, — бесстрастно сообщил Максим.
— А кто? Сектанты?
— Вас атаковали инквизиторы.
Такого не ожидал даже премудрый Шереметьев.
— Ч-ч… Что?
— Инквизиторы, — повторил Максим. — Это официальное заявление. Минувшей ночью большая группа инквизиторов из исследовательской миссии, расквартированной в Санкт-Петербурге, без объяснений и видимых причин покинула город. Они разбились на четверки и направились в крупные города России и Украины — только в те, в которые были распределены недавно оправданные питерские сектантки-Черные. Нападения на Дневные Дозоры — их рук дело. Мотивы нами пока не установлены, но я уполномочен заявить, что это внутренняя проблема Инквизиции и сотрудники Дневных и Ночных Дозоров упомянутых или любых других городов, а также вольные Иные к расследованию допущены не будут.
Лайк оглянулся на коллег — не то чтобы растерянно, но явно с целью выиграть время. Ираклий на его немой вопрос лишь чуть заметно пожал плечами.
— И… что нам теперь делать? — обратился Шереметьев к инквизиторам, выдержав короткую паузу.
— Ждать, — заявил Максим. — Просто ждать. Ущерб будет возмещен. Виновных накажут. Низвергнутых в сумрак — вернут, если это будет возможно. А теперь… я попрошу вас удалиться и не предпринимать в ближайшее время ничего… опрометчивого. Вас найдут, когда придет срок.
— У меня вопрос, — храбро встрял Озхар, — где сейчас находятся плененные девушки? И что с ними?
— Все, включая Тамару, потенциальную Великую Чародейку, в данный момент находятся в Санкт-Петербурге. Насколько мне известно, ни с кем ничего фатального не произошло. Подробности устанавливаются. Все, ни слова больше!
Повелительным жестом инквизитор отослал Лайка со спутниками прочь. Эдгар и Хена за время разговора даже не шелохнулись — высились эдакими зловещими истуканами справа и слева от Максима. Для вящей солидности, что ли?
В лифте и по пути к выходу никто не проронил ни слова. У подъезда уже дежурил лимузин, естественно, с Платоном Смерекой внутри. В салоне обнаружился также Ефим в компании одного из дозорных-компьютерщиков, развернувшего подключенный к сети посредством GPRS ноутбук. Лайк воспринял это как должное.
— Шеф! — сообщил Ефим скороговоркой. — Во-первых, появился Симонов. Он в офисе и в панике. Во-вторых, я тут накопал один любопытный фактик, может быть, он покажется интересным.
— Излагай, — процедил Лайк, распахивая дверцы бара.
— Вчера в Питер прибыл один из сильнейших колдунов Ямайки. Разумеется, Иной. С Дозорами не сотрудничает и никогда не сотрудничал.
Неизвестно, произвело это какое-либо впечатление на Лайка или нет. Налив чуть не до краев коньяку, он, не отрываясь, выцедил все до капли. А потом велел Смереке:
— В Борисполь.
— Куда летим? — тут же справился Ефим.
— Ты — никуда. Заказывай четыре на Москву. И если в ближайшие два часа нет рейса — организуй. Симонов пускай сидит в офисе и не дергается.
Сказав это, Лайк откинулся в шикарном роллс-ройсовском кресле и закрыл глаза. До Борисполя он не произнес более ни слова, не шевелился и глаз не открывал.
Озхар со Шведом (а уж Ираклий — и подавно) прекрасно знали: если шеф так сумрачен и неразговорчив, значит, он взбешен. И под руку ему в такие моменты лучше не подворачиваться. Пришлось поневоле следовать примеру шефа, благо бар в лимузине был вместительный, а комфортабельных кресел хватало на всех.
Уже перед самой посадкой в самолет Шереметьев тихо спросил у Ефима:
— Про ямайского колдуна… откуда информация?
— Из вчерашней сводки Инквизиции.
— Информация открытая?
— Нет, внутренняя. Но грифа секретности не имеет. Инквизиция пыталась препятствовать его приезду в Питер, но…
— Что — но?
— Но не преуспела в том, как видно.
— И не преуспеет, — хмуро напророчил Лайк. Озхар со Шведом так и не поняли, что он хотел этим сказать.
Во Внукове Ираклий озабоченно поглядел на часы, выставил московское время и коснулся плеча Лайка:
— Я тебе нужен буду в Москве?
— В Москве — не очень. В Питере — очень.
— Тогда я отлучусь.
— Мобильник не отключай, — предупредил Лайк.
Лицо шефа киевлян как окаменело с утра, так и оставалось таким.
Впрочем, могло показаться, что окаменело не только его лицо. Что сердце Шереметьева тоже обратилось в камень или того хуже — в ледышку. Спутники не могли внятно объяснить подобные ассоциации, но они почему-то всегда возникали, когда дела украинских Дозоров начинали идти из рук вон плохо. Если шеф обратился в памятник с ледышкой вместо сердца — жди событий.
Ираклий в ответ кивнул и направился прочь, быстро затерявшись в толпе.
Первый же попавшийся таксист, запросив, как водится, кругленькую сумму, подрядился отвезти прилетевшую троицу в центр.
Швед, как обычно, бдил: севшего на хвост таксерной «десятке» темно-синего «форда» первым отследил именно он.
— Шеф, — сказал он Лайку, одновременно отводя внимание водителю. — За нами хвост.
Лайк подался вперед и заглянул в зеркальце заднего вида. Понаблюдал с полминуты.
— «Форд-таурус»? — справился он.
— Угу, — подтвердил Швед.
Даже поверхностный взгляд через сумрак не оставлял сомнений: преследуют их Иные, причем Светлые. Впрочем, слово «преследуют», пожалуй, было пока преждевременным. Следят, присматривают — так точнее.
Пока.
Пресловутое «пока»! Слежка может обратиться в преследование и даже атаку почти мгновенно.
— Что будем делать? — Швед, как натура деятельная, не допускал и мысли, что на соглядатаев можно просто махнуть рукой. Если слежка обнаружена, от нее следует тут же избавиться, иных вариантов Швед не признавал. Однако слова Лайка заставили его (скрепя сердце) поступить против натуры.
— Пусть, — глухо сказал Лайк и снова оцепенел на переднем сиденье.
Швед вздохнул и притих, не переставая иногда оборачиваться и мрачно зыркать назад — по яхтсменской привычке он игнорировал зеркала.
— Да ладно тебе, — попытался его успокоить Озхар. — Что такого? Ну, следят…
Швед не ответил.
Озхару тоже было невесело. Невзирая на сенсационные киевские события, мысли его то и дело возвращались к Тамаре. Правда, он уже почувствовал: Тамара жива, физически она в полном порядке. Но это физически. Что же до остального… Кроме того, Озхару сильно не понравился факт ее скоропалительного возвращения в Питер. Да еще против воли. На что способен этот не к добру проснувшийся мегаполис, украинский десант уже имел сомнительную радость убедиться на собственном опыте.
— Я так понимаю, мы в московский офис? — спросил Швед.
— Правильно понимаешь, — процедил Лайк.
— А регистрироваться будем?
— Там и зарегистрируемся…
Офис московского Дневного Дозора располагался на Тверской, совсем недалеко от центра Москвы. От ее сердца.
Светлые упрямо сидели на хвосте и только в районе Воздвиженки ушли в сторону Нового Арбата. Швед, отметив это, слегка расслабился и принялся глазеть на зубчатые стены Кремля за Александровским садом. Впрочем, долго глазеть ему не пришлось: промелькнула перед взглядами Манежная площадь, машина свернула налево и, проехав немного по Тверской, остановилась напротив длинного семиэтажного дома. На самом деле дом имел еще три сумеречных этажа. Один располагался между обычными первым и вторым, остальные два — на самом верху. В сумраке дом выглядел очень впечатляюще — эбеновый камень сумеречных этажей смотрелся очень стильно, и даже модерновые кондиционеры не портили подчеркнуто классического вида. Нижний сумеречный этаж служил складами, пристанищем техническим службам, а заодно и буфером между главными помещениями и улицей, где шастает кто ни попадя, включая Светлых. Обычные этажи Дневной Дозор никак не контролировал: на них располагались жилые квартиры, жильцы которых не догадывались о довольно опасном соседстве. В то же время жильцы служили некоторым залогом безопасности для Темных: любой штурм офиса неизбежно повлек бы за собой гибель жильцов обычных этажей, а для Светлых это жуть неизбывная — потери среди людей. С их точки зрения хуже этого только потери среди самих Светлых.
На входе дежурила молодая поросль — начинающий вампир и смазливая ведьма с грустным разрезом глаз.
— А… — пискнула было ведьма, но тут зажужжал внутренний телефон, и властный голос, отчетливо слышимый даже от входа, произнес:
— Пусть входят.
Девчонка захлопала глазами, вампир подался было в сторону лифта, но Лайк и сам знал, куда идти. Жестом пресек намерения вампира, и тот остался на месте.
Поднялись на самый верх; там троицу украинцев перехватила суровая тетка-ведьма, которую все москвичи звали не иначе как по имени-отчеству, Анной Тихоновной, и очень часто — не без заискивания.
— Добрый день, — поздоровался Лайк и чуть склонил голову.
— Не очень добрый, — ответила ведьма, поджав губы. — Идемте, получите регистрацию, а то Инквизиция нынче не в духе… после недавних событий.
Процедура регистрации много времени не отняла, и вскоре Лайк, Озхар и Швед вошли в штабной холл, имея на груди по дополнительной печати. В холле трудилось несколько компьютерщиков; кто-то вполголоса звал некоего Гэллемара; седоватый маг, вероятно, глава дежурной смены, бегло просматривал длинную, как анаконда, ленту распечатки. В стороне, за столиком, пили кофе суперы! — недавно виденный в Одессе Юра и еще один сильный маг по имени Николай. Оба выглядели хмуро, как Патриаршие поздней осенью.
— Шефа нет, — невнятно буркнул Юра вместо приветствия. — Отбыл на головомойку к инквизиторам.
— Что, все так плохо? — поинтересовался Лайк, насыпая в чашку «Чибо» какого-то специального элитного развеса. Насчет кофе у москвичей всегда было выше самых смелых ожиданий.
— Даже не плохо. Отвратительно.
Ни один из московских магов не потянулся к чайнику и не налил киевскому гостю кипятку. Впрочем, Лайк и не надеялся на хотя бы внешние проявления гостеприимства — среди Темных это считалось скорее подобострастием, чем вежливостью.
— Что там стряслось-то в Питере?
— Да шут их разберет! Приехал какой-то хмырь с Ямайки, а потом инквизиторская молодежь обернулась в марионеток — точно как твои орлы во время миссии. Из всей исследовательской группы только Совиная Голова и Хена-Смилодон отсиделись где-то на стороне. Чеха-вампира и бывшего Дикаря в Питере не было, вернулись в Прагу как раз накануне.
Юра говорил неохотно и развязно. Было видно, что из всех возможных вариантов развития конфликта он с радостью предпочел бы самый тихий и бедный на события. К сожалению, этот вариант был и наименее вероятным.
— А где Совиная Голова сейчас?
— В Москве. На срочной летучке в МГУ.
— Что решают?
— Да как обычно. — Юра поморщился. — Быть или не быть? Вот в чем вопрос…
— Чему быть?
— Питеру.
— О как. — Лайк долго водил чашечкой у носа, вдыхая кофейный аромат.
— А если решат, что «не быть»? Затопят, что ли?
— Поможет это, как же. — Юра передернул плечами. — Если получилось Питер инициировать, значит, можно его Иную сущность и развоплотить. Собственно, Совиная Голова сейчас и обсуждает этот вопрос с Завулоном. Между прочим, они сначала хотели дождаться тебя, но в итоге решили начинать не откладывая.
— Ничего, — буркнул Шереметьев. — Зато меня, как обычно, пошлют все это расхлебывать. Можешь не сомневаться…
— А я и не сомневаюсь. Скажу честно, Лайк, у меня эта Северная Пальмира уже который год поперек горла стоит.
— А у кого она не стоит поперек горла?
Вместо ответа Юра только удрученно вздохнул.
— Кофе пейте, — обратился Николай к Озхару и Шведу, помалкивающим в сторонке. — Чашки вон, в шкафчике.
— Спасибо, — поблагодарил Швед. — А пива нет?
— В холодильнике.
Пиво было хорошее, хоть и не украинское…
* * *
Завулон появился примерно через час и сразу же вызвал к себе Лайка. Озхар и Швед остались в гостиничном номере, больше похожем на обыкновенную квартиру-сталинку. Кухня пo-крайней мере в номере имелась, причем весьма просторная. Озхар делался все мрачнее и мрачнее, а Швед не знал, как отвлечь приятеля от черных мыслей. Ни помочь ему ничем не мог, ни посоветовать: у николаевца никогда не складывалось сколько-нибудь продолжительных амурных привязанностей, и уж тем более у него никогда не воровали женщин. По большому счету, он Озхара даже не понимал. То есть умом-то несложно было предположить, что Озхару гнусно и тоскливо, но сравнить это с уже знакомыми чувствами, примерить на себя — нет, этого Швед пока не мог. Не хватало жизненного опыта.
Швед сильно подозревал, что отсутствие жизненного опыта главным образом и не дает молодым Иным подняться высоко по лестнице Силы. Врожденные способности — это, конечно, важно. Но память прожитых лет важна не менее. Вот, к примеру, теперешняя ситуация: целый город очнулся от векового сна и словно с цепи сорвался. То местный молодняк довел до полного озверения и до человеческих жертвоприношений. То Темным из команды Лайка головы морочил, заставлял лезть в драку, бессмысленную и глупую. Теперь вообще взялся за инквизиторов… А там ведь народ обученный и натасканный, не питерским обормотам чета. Швед никогда раньше ни с чем подобным не сталкивался. А старые маги — Завулон, Лайк, те же Хена и Совиная Голова явно какие-то соображения по текущему вопросу имеют. Лайк, оказывается, когда-то уже занимался проблемой пробуждения городов, даже книгу какую-то написал. Вот оно, преимущество долгой жизни, преимущество накопленного опыта. Хотя бы знаешь, с какой стороны за проблему браться. У юного по магическим меркам Шведа в голове царила полная пустота: с чего начать, он не мог даже представить.
Озхар был почти впятеро старше, но ему опыт только мешал. Потому что одессит пребывал в том странном измененном состоянии психики, которое случается у мужчин при увлечении особами противоположного пола. Да, Иной тоже был в состоянии влюбиться по уши и наломать в результате дров, будто обычный человек, невзирая на любой опыт. Хотя, с другой стороны, представить себе влюбленного и делающего глупости Лайка Швед все же не мог. Но Озхар — не Лайк, Озхар моложе и не достиг еще того редкого сплава мудрости и цинизма, который не позволяет более влюбляться без памяти. Со временем душа черствеет, и чем дальше, тем сильнее. Старые маги — одиночки, ни единого исключения. У них случаются и короткие романы, даже с людьми, и давние альянсы, как у Гесера с Ольгой, к примеру. Но это не семья и не любовь. Это лишь глухая тоска по собственной молодости и по собственной неопытности.
Либо знания, либо способность влюбляться. Соединить это в себе невозможно, что бы там ни пели идеалисты-Светлые.
Швед пытался изложить свои соображения Озхару, но получалось настолько неубедительно и неуклюже, что вскоре Швед оставил попытки. Озхар молчал.
Одессита, толком не успевшего стать киевлянином, в свою очередь, терзало другое. Его женщину — Тамару, — которая доверилась ему и вроде бы отвечала взаимностью на нечто, рождающееся в душе, попросту украли. Что должен делать в таком случае мужчина? Да землю рыть копытом, горы перевернуть, а отыскать похитителей и вырвать избранницу из их лап! А что на деле? Несколько неохотно процеженных Лайком фраз, спешное перемещение в Москву и сводящее с ума ожидание. Озхар с большой радостью бросил бы все, не пожалел бы разрядить пару резервных артефактов на портал до Питера и ринулся бы искать Тамару. Но…
Вот именно — но. Портал до Питера — это пропасть энергии. Это воздействие второго уровня. Разумеется, несанкционированное. А значит претензии со стороны Светлых. А значит — гнев Лайка, да и Завулона тоже, на чьей территории это произойдет. И вот сидит влюбленный Озхар сиднем и пальцем без разрешения старших пошевелить боится… Так смеет ли он назвать свое чувство любовью? Имеет ли право называть себя мужчиной, а не трусом?
Хотелось выть и колотить кулаками в стены, чтобы в кровь, чтобы боль отогнала отчаяние. И надеяться, что в мудреные планы Лайка и прочих суперов входит розыск и освобождение Тамары. Но опыт, опыт, которого у Озхара было впятеро больше, чем у простофили Шведа, подсказывал ему обратное. Надеяться на старших магов — бессмысленно. Их цели неочевидны, а средства порою неоправданно жестоки. Но именно по их сценариям чаще всего разворачиваются события в жизни, потому что сценарии пишут они, апологеты интеллекта и выхолощенных чувств. Те, кто за сотни лет разучился любить.
Неужели реальность настолько жестока?
Додумать Озхар не успел — дверь рывком отворилась, и вошел Лайк. Вид у него был собранный и целеустремленный.
Озхар тут же вскочил.
— Лайк! Позволь мне лететь в Питер! — взмолился он
— Успеется, — буркнул Лайк. Вторым в комнату вошел Завулон — как обычно, в темном костюме и штиблетах, в серой рубашке под пиджаком. Руки он держал в карманах брюк и был очень похож на прогуливающегося по бульвару денди, не хватало только хризантемы в петлице
— Лайк, я должен найти Тамару! Пойми ты, наконец!
— Найдешь, — отрезал Лайк и застыл посреди комнаты, словно бы прислушиваясь к чему-то.
— Хило, — сказал вдруг Завулон. — С такой защитой против Ямайца им и пяти секунд не продержаться…
— Угу. — Лайк принялся рыться в карманах жилетки. — Сейчас, соорудим им что-нибудь эдакое… вуду-непроницаемое…
Минут десять он трудился над магическими щитами Озхара и Шведа, вплетая туда странные незнакомые заклятья и завязывая их на пару диковинных амулетов, которые Озхару и Шведу пришлось прицепить под одежду. Завулон критически взирал на это, но молчал и не вмешивался.
— Ну, как? — наконец справился Лайк, оборачиваясь.
Шеф москвичей быстро прощупал обоих южан, и снова так, что ни один толком ничего не почувствовал.
— По-моему, сгодится, — резюмировал он. — В конце концов, им же не блокаду там высиживать? Если быстро не справятся, хоть десять защит ставь все без толку.
Из слов Завулона следовало, что в Питер опять командируется украинский десант, на этот раз в урезанном составе. Кроме присутствующих где-то в Москве находился Ираклий — Лайк упоминал, что намерен взять его в команду тоже.
— Значит, слушайте, соколы мои, — соизволил хоть что-нибудь объяснить Шереметьев. — Отправляетесь вы нынче — какая неожиданность! — в Питер. Миссия у вас будет простая и немерено героическая. Поедете вдвоем. Точнее, втроем, Шагрон вас отвезет, но где-нибудь на окраине высадит, а сам вернется в Москву. Дальше двинетесь своим ходом. Задачей вашей будет… будет… — Лайк замялся, явно импровизируя. — Да хоть бы и отыскать Тамару!
— Давно бы так! — Озхар вскочил.
— Сядь, я еще не закончил, — одернул его Лайк, и одессит поспешно присел на краешек кресла. — В домик тот наведайтесь на набережной Фонтанки. Думаю, не повредит.
— А когда найдем — что? Линять по-быстрому или… — нетерпеливо принялся уточнять Озхар.
— Не спеши, торопыга, — хмыкнул Лайк. — Найти-то вы ее скорее всего найдете. Да только слинять вам вряд ли дадут. Ямаец наш залетный — между прочим, папаша твоей Тамары — так просто дочурку не отпустит. Да она и сама не захочет, покуда Питер ей в душу вцепился. Так что, братцы, молотить и колбасить вас будет крепко. Будьте готовы. А в нужный момент вступит тяжелая артиллерия. Вы поймете.
Лайк глубоко вздохнул и по очереди поглядел на своих подчиненных:
— Ясно вам?
— Нет, — честно признался Швед. — Но зато понятно. Развоплотить нас, надеюсь, не успеют?
— Не успеют. Вы мне еще пригодитесь.
— Поехали, Швед. — Озхар снова встал. — Где Шагрон? Внизу?
— Внизу. — Лайк неожиданно поскучнел и по-стариковски сгорбился, словно на плечи ему неподъемным грузом легли сотни прожитых лет.
Озхар уже сделал пару шагов к выходу, когда Лайк его окликнул:
— Постой…
Подошел, заглянул в глаза:
— Дело опасное Озхар. Но вы справитесь, я верю. На смерть я никогда бы вас не послал.
Одессит только кивнул. Швед что-то неразборчиво пробубнил под нос — в меру недовольно, но не настолько, чтобы это выглядело как нарушение дисциплины или субординации.
— Удачи.
Озхар снова кивнул.
— Ну… ступайте.
Завулон не счел нужным что-либо добавить.
В лифте Озхар пристально глядел в зеркало — сам себе в глаза. Швед нервно барабанил по пластику отросшими ногтями. Ведьма с грустным разрезом глаз и молодой вампир на входе провели их восхищенными взглядами — местный персонал явно знал об операции больше, чем украинским легионерам соизволили сообщить.
На улице Озхар замер и принялся оглядываться в поисках знакомого черного BMW, но Шагрон помахал им рукой из окошка двухцветного «бугатти» сто двенадцатой модели, приплюснутого и обтекаемого. Автомобиль был такой низкий, что казалось, в нем можно только лежать.
— Пошли… пушечное мясо, — сказал Швед, подталкивая напарника.
В машину они и правда скорее улеглись, чем уселись. А секундой позже Шагрон стартовал.
Наверное, в прошлой жизни Шагрон был космонавтом.
Сверху, с предпоследнего сумеречного этажа, черно-бордовую молнию проводили взглядами два мага вне категорий.
— И в тот же миг влюбленное созданье, включив форсаж, умчалось на заданье, — желчно прокомментировал Завулон. — Н-да.
— Ничего, сдюжат, — ответил Лайк. — К тому же он эту девочку и правда любит, хоть и боится в том признаться даже самому себе.
— Почему боится? — не согласился Завулон. — По-моему, он этого не скрывает.
— Для себя он еще ничего не решил. Мне ли его не знать?
— Ты всегда был скотиной, Лайк, — спокойно сказал Завулон. — Особенно в вопросах верности. Но у тебя есть одно неоценимое свойство.
Московский маг оторвал взгляд от улицы и в упор поглядел на киевского коллегу.
— Ты всегда выручаешь тех, кого так расчетливо предаешь. Даже я так не умею.
— Вот потому-то я и предложил послать своих, а не твоих, — ничуть не обидевшись, отозвался Шереметьев.
