С утра небо затянуло низкими серыми тучами, не предвещавшими путешественникам любых сословий ничего хорошего, а после полудня зарядил дождь. Не быстротечный ослепительный ливень, после которого все кажется новеньким и только что появившимся на свет, а воздух опьяняет, точно молодое вино, но мелкая накрапывающая мокрядь. Она сводила с ума своим монотонным шелестом по сукну низко надвинутого капюшона, и, подобно зеленоватой плесени, проникала везде, облепляя вещи скользким тонким слоем измороси.

Наезженная и разбитая тележными колесами дорога к середине дня превратилась в грязевую реку, и Гай слышал, как его конь почти по-человечески вздыхает, в несчитаный раз вытаскивая глубоко увязшие в густом месиве ноги. Промокло все, от суконных плащей до металлических частей на сбруях лошадей и хранившихся в толстых мешках кольчуг, и Гисборн с мрачным весельем размышлял о том, что если до вечера не встретится человеческого жилья, придется снова разбивать лагерь в лесу. Хуже представить нечего: костер не развести, одежду не высушить, кожа седел непременно покоробится и начнет натирать лошадям спины, по бронзовым и стальным пряжкам расползутся пятна ржавчины, а вдобавок придется спать на мокрой подстилке — благодарю покорно!

Здешних мест он не знал, и потому все, что мог сказать о расположении маленького отряда из четырех человек на лике земли — они медленно продвигаются по тракту где-то лигах в двух-двух с половиной от Пуату, родины королевы Англии Элеоноры Аквитанской и столицы одного из древнейших графств Франции. Города, давно оставшегося позади, Гай толком не рассмотрел: приехали вечером, уехали утром. Все, что он успел заметить — красно-коричневые стены подступивших к самой реке укреплений да длинный гулкий деревянный мост в три пролета над серой водой. Впрочем, как верно сказано, «кто видел один город — видел все остальные».

Мимо тянулся унылый лес, пропитавший ненавистной водой до самых корней, да изредка проплывали вдалеке либо башни замка местного барона, либо мелькало скопление грязно-соломенных крыш, означавших деревню. Гисборн затруднялся определить не только свое местонахождение, но и время суток — то ли вечерня, то ли уже давно за повечерие. Солнцу не хватало сил пробиться сквозь свинцовую завесу облаков, а природное чутье назойливо твердило Гаю, что давно пора остановится, дать лошадям отдохнуть, а людям перекусить.

Сзади раздались ритмичные приближающиеся шлепки и недовольное лошадиное фырканье. Оглядывать сэру Гисборну не хотелось, он терпеливо подождал, когда преследователь поравняется с ним стремя в стремя. Впрочем, Гай догадывался, кто стремится его нагнать, и не ошибся, заметив справа серую конскую морду, тоскливо клонившуюся вниз и ставшую от дождя черной.

— Всегда казалось, что худшая из кончин — это утонуть, — голос Мак-Лауда звучал не так бодро, как обычно. Шотландец резким движением сбросил капюшон и яростно замотал головой, пытаясь хоть немного отряхнуться. Мокрые слипшиеся пряди некогда роскошной гривы теперь походили на грязную свалявшуюся шерсть, по косичкам текла вода. — Еще немного, и начнем пускать пузыри, а потом обзаведемся рыбьими хвостами. Я уже чувствую, как у меня растет чешуя. Может, сделаем привал?

— Здесь? — Гай пренебрежительно махнул рукой в сторону пожухлых перелесков вдоль обочины. — Тогда мы точно захлебнемся еще до наступления ночи. Что говорят наши проводники?

— Клянутся всеми святыми, что через две лиги после Пуату на этой дороге обязан стоять городишко Люзиньян и на его окраине нас ждет гостиница, — сообщил Дугал, оглушительно чихнул и вновь спрятался под капюшоном. — Только сдается мне, что мы проехали уже не две лиги, а целых двадцать две… но постоялым двором не пахнет.

— Полнаследства за не протекающую крышу над головой, сухую одежду и горячий обед, — безрадостно посулили слева под размеренное чавканье копыт. Привыкшему к иной природе Франческо приходилось тяжелее всех, однако пока Гай не услышал от него ни единой жалобы. Изабель тоже помалкивала, за что сэр Гисборн мысленно ее поблагодарил: язвительные замечания мистрисс Уэстмор ничуть не способствовали улучшению настроения.

— Это точно дорога, которая нам нужна? — на всякий случай осведомился Гай. Франческо обиженно завозился в глубине своего плаща:

— Конечно, мессир Гисборн. Мы проезжали здесь весной, и я хорошо все помню. Спросите у монны Изабеллы, если мне не верите!

— Да верю, верю, — отмахнулся Гай и, сдвинув край капюшона, оглянулся через плечо. Девушка, которой тяжелая накидка придавала сходство с покачивающимся бесформенным мешком, держалась шагах в пяти позади; следом, понурив голову и меся копытами хлюпающую грязь, тащилась на длинном поводе заводная лошадь. Еще одну, груженую плотно увязанными вьюками и обшитыми холстиной ящиками, вел за собой Франческо. — Как думаешь, сколько осталось до города?

— Не больше четверти лиги, — благоприятное впечатление от уверенности ответа несколько подпортил судорожный приступ чихания. Гай вздохнул, прислушался к невнятному бормотанию Мак-Лауда, рассуждавшего о том, что жизнь в образе рыбы не лишена определенных достоинств, и в очередной раз безуспешно попытался осознать: как вышло, что двое спешащих к Марселю рыцарей обзавелись совершенно неподходящими попутчиками да еще дали слово оказывать им всяческую защиту и помощь? Или начало сбываться зловещее предсказание Франческо — рукоять от меча слуа лишила их удачи?

Ночь, проведенная в шелестящем осеннем лесу возле тянущегося вверх костра вкупе с передаваемым по кругу котелком, где дымится горячее вино, очень способствует разгадыванию всяческого рода загадок и внезапно прорывающейся наружу искренности. Видно, царящая за пределами огненного круга непроглядная темнота заставляет людей не только жаться поближе к свету, но и пытаться заглянуть в потаенные уголки собственной души. Гай и раньше догадывался о подобном, но нынешний случай лишний раз подтвердил его мысли.

Выплеснувшаяся из котла похлебка, разумеется, переварилась и стала похожа на тянущийся клей, но никто не обратил на это внимания. Безмолвный уговор запретил любые расспросы о случившемся на болоте до конца ужина, дав всем краткую передышку и возможность придти в себя. Мистрисс Изабель, примолкшая после негодующей речи Гисборна, безропотно взяла на себя обязанности хозяйки «стола» и деловито гремела помятыми оловянными мисками, доказывая, что подобное занятие ей не впервой. На Франческо нашел стих болтливости, он в лицах изобразил перепалку с собственным отцом, слегка развеселив приунывшее общество, а потом неожиданно расстроился, вспомнив, что его драгоценная виола осталась в одном из брошенных фургонов.

— Завтра, точнее сегодня утром заберешь, — обнадежила его Изабель, складывая пустые миски стопкой. — Нам все равно придется туда наведаться. Вдруг еще кому-нибудь повезло? И… и нужно обязательно отыскать… — она запнулась, присела на бревно, едва не рассыпав свою брякающую ношу, и твердо выговорила: — Мне нужно отыскать Анселена и позаботиться, что его похоронили, как дoлжно. И разузнать, что с этой глупой девчонкой Марджори — когда я видела ее в последний раз, она сломя голову бежала к лесу.

— Он был вашим другом? — сочувствующе спросил Мак-Лауд. Девушка ответила уклончиво:

— Другом? Вряд ли… Попутчиком, знакомым, человеком, который рискнул вступиться за меня. По правде говоря, мне известно только его имя, Анселен Ле Гарру, и занятие — он служил семейству Риккарди, банкиров из Генуи. Он присоединился к нам в Руане, и у меня сложилось впечатление, будто незадолго до того он побывал в Британии. Так, всякие обмолвки, мелочи, которые опытному человеку бросаются в глаза. Я-то уже второй год безвылазно сижу на континенте, до дома никак не добраться…

— Примчался в день нашего отъезда, а Барди словно только его и поджидал, тут же велел отправляться, — дополнил Франческо, а сэр Гисборн молча подивился, с какой стремительностью у молодого итальянца меняется настроение. От полнейшего отчаяния до спокойной деловитости, и все за считанные мгновения!

— Конечно, мы задержимся на несколько дней и поможем вам с устройством похорон, — пообещал Гай. — Вы ведь возвращаетесь в Тур, не так ли?

— Нет, — непререкаемо заявила Изабель, делая вид, будто не замечает удивленно-растерянного выражения на лице Франческо.

— Но почему? — поинтересовался Дугал. — Надеетесь, что ваш обоз продолжит путь на юг?

Мистрисс Уэстмор и Бернардоне-младший перебросились цепкими взглядами. Изабель произнесла несколько быстрых фраз на итальянском, судя по интонации, вопросительных, Франческо в ответ пожал плечами: «Поступай, как знаешь».

— На нас, точнее, на меня, возложены некие определенные обязательства, — Изабель выпрямилась, расправила складки плаща и внимательно посмотрела на компаньонов. — Торговые дела порой не менее запутаны, чем дела правителей. Мессиры, мы редко допускаем к своим тайнам посторонних, но, похоже, мне придется вверить вам часть секретов, принадлежащих не только мне, за разглашение коих я рискую поплатиться — не жизнью, но кошельком и репутацией, что намного хуже. Посему я хотела бы знать: произнесенные вами слова звучали лишь для красоты или вы всерьез намерены подтвердить их делом?

Собравшегося достойно ответить Гая опередили.

— Когда я что-то говорю — я это выполняю, — непререкаемым тоном сказал Мак-Лауд. — И, кажется, я понял, к чему все идет. Вы в любом случае намерены добраться до Тулузы или куда вы там ехали, так? Вы опасаетесь преследования и вам позарез нужна защита. Вы точно знаете, что вас будут искать, и даже младенцу ясно, что охотятся на вас люди, которым сегодня не повезло. Чем вы им досадили? Обвесили, обсчитали или доходами не поделились?

— Имели нахальство жить на этом свете, чего порой вполне достаточно, — раздраженно бросила Изабель. — Это долгая и грязная история, в которой замешаны люди — не нам чета…

— Послушайте, мистрисс Уэстмор, — не выдержал Гай, — может, вы просто расскажете по порядку, как и что? Никакое благородное происхождение не дает права разбойничать на дорогах. Промышляющий этим позорит не только свое имя, но и достоинство всего дворянства.

— Ваши бы слова, да Богу в уши, — грустно сказала девушка. — Феличите, так я начинаю?

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнул Франческо, наклоняясь, чтобы помешать веткой угли в костре.

Поведанная Изабель история в полной мере заслуживала наименования «недостойной». Для начала она заявила, будто ей известен человек, командовавший нападением на обоз, и мстительно добавила, что покойный мэтр Барди тоже его знал. Изабель, кстати, не верила в смерть хозяина каравана, да и Франческо тоже начал сомневаться: в темноте, тумане и царившей вокруг сумятице он вполне мог ошибиться, сгоряча приняв за Барди кого-то другого.

— Утром в Туре я пыталась сказать этому напыщенному ослу, то бишь почтенному Джиромо Барди, что заметила шныряющих возле гостиницы людей, от которых стоит держаться подальше. Он меня не послушал, — девушка с досадой ударила сжатым кулачком по бревну, на котором сидела. — Я поделилась своими подозрениями с Ле Гарру и он-то с мной согласился, только что мы могли поделать? Все время держаться настороже и поглядывать по сторонам? Когда нас остановили за Эндром, я ничуть не удивилась. Нас все равно не оставили бы в покое.

— Кто не оставил? — прервал Изабель сэр Гисборн. Девушка безуспешно попыталась увильнуть:

— Может, обойдемся без имен? Зачем вам взваливать на себя еще и наши трудности?

— Мы же договорились, — напомнил Мак-Лауд. — А к трудностям нам не привыкать.

— Ну хорошо, хорошо! — сердито отмахнулась мистрисс Уэстмор. — Будь по-вашему, но потом пеняйте на себя, мессиры! Человека, готовившего нам столь теплую встречу, зовут Ральф Джейль. Сам он из Англии, но у него имеется несколько поместий здесь, в Аквитании. Земли богатые, потому он затеял из-за них тяжбу с родственникам. Любая тяжба требует денег, и неудивительно, что мессир Джейль очень быстро по уши залез в долги. Установление истины, как известно, дорого обходится, а где в наши тяжкие времена можно раздобыть пригоршню красивых золотых кругляшков? Верно, у бессовестных и нечестивых купчишек под грабительские проценты…

— Монна Изабелла, — вежливо, но многозначительно произнес Франческо, ничего более не добавляя. Девушка кивнула и заговорила спокойнее:

— Полгода назад тяжба завершилась. Увы, королевский суд вынес решение не в пользу мессира Джейля, и он с ужасом выяснил, что его заложенные и перезаложенные в счет будущих доходов английские владения тоже находятся под угрозой. Риккарди, его неисчерпаемая казна, отказались иметь с ним дело до возвращения долгов. Он взбесился и пообещал отомстить.

Она перевела дыхание и задумчиво глянула на внимательно слушавших компаньонов, прежде чем заговорить снова:

— Самое интересное, что все, рассказанное мной, до определенного момента не представляет большого интереса. Просто досужие сплетни. Однако сейчас я и мессир Бернардоне вынуждены целиком и полностью положиться на ваше слово. Итак, Земельная Палата короля Ричарда оглашает свой вердикт, а мессир Джейль начинает срочно изыскивать способы к возвращению своего благосостояния… Тут придется сделать маленькое отступление. Вам наверняка знакомо имя — де Лоншан. Знакомо? Хвала Господу за маленькие милости, наконец-то чудовище, едва не задушившее все наши промыслы поборами, вздернули. Не хочу сказать ничего плохого, однако со стороны Его величества было крайне неразумно ставить такого человека канцлером… Я вам еще не надоела своей болтовней?

— Никоим образом, — заверил девушку Мак-Лауд и украдкой подмигнул Гаю: мол, нам-то отлично известно, кто помог Уильяму де Лоншану покинуть сей бренный мир. — Очень занимательная история, только я пока не вижу ничего общего между плачевной судьбой вашего каравана, обнищавшим проходимцем с большой дороги и покойным царедворцем.

— Сейчас увидите, — мрачно посулила Изабель. — Так вот, мессир Джейль, вбивший себе в голову, что во всех его бедах повинны распроклятые итальянцы и иже с ними вне зависимости от места рождения, пошел под руку к этому чудовищу. В войне, как говорится, все средства хороши. Особенно если поверженный противник проливает не кровь, а чистопробные золото с серебром. Но происходит непредвиденное: трудами еще оставшихся честных людей расстановка сил меняется, из ссылки возвращается милорд Клиффорд, в блеске славы, с правом карать и миловать, предприимчивый канцлер отправляется на вечный постой в ад, огромная империя из бумаг и кляуз рушится, подручные остаются без главаря и разбегаются по тихим углам. Напоминает явление волка в тихое стадо, хотя овечки тоже подобрались на редкость зубастые и проворные. Те из них, что поумнее, решают действовать самостоятельно, и мессир Ральф Джейль принадлежит к их числу. Не сомневаюсь, что люди Лоншана присматривали за содержимым уходящих и прибывающих обозов, и вот для мессира Джейля подворачивается прекрасный случай уложить одной стрелой нескольких жирных зайцев. Он бесследно исчезает из Англии, где сейчас приходится несладко любому, имевшему несчастье служить неудачливому канцлеру, получает долгожданную возможность отомстить тем, кого полагает своими злейшими врагами, и, наконец, наполняет свой пустой карман. Вы понимаете, о чем я?

— Кажется, да, — осторожно выговорил сэр Гисборн. — В одном из фургонов хранилось золото?

— Его вез Анселен, — кивнула девушка. — Время от времени в обозах, подобных нашему, из одного конца Европы в другой путешествуют довольные крупные суммы денег. Впрочем, не такой уж это большой секрет, куда труднее вызнать, кто, когда и куда именно повезет… товар. Иногда даже сам глава каравана не догадывается о том, что лежит в его фургонах. Но Джейль пронюхал, решил, что настал его звездный час, и бросился возмещать утраченное.

— Я ничего об этом не знал, — нахмурившись, проговорил Франческо, укоризненно косясь на свою попутчицу.

— Порой лучше оставаться в неведении, — мягко заверила его Изабель. — Я сама, честно говоря, проведала по чистой случайности. Заметила в Туре людей Джейля, подумала, что затевается какая-то пакость, намекнула Ле Гарру… бедняге чуть плохо не стало. Начал твердить, что за ним следили от самого Лондона, и ничем хорошим это не кончится. Чтобы он успокоился, я пообещала не выпускать из виду его драгоценных сундуков. Когда начался кошмар на болоте, мы оказались рядом. Решили рискнуть и добраться до леса, но за нами погналась эта светящаяся дрянь. Анселен погиб, а я, благодарение Господу и вам, уцелела… — она задумчиво покачала головой. — Теперь мы целиком и полностью в ваших руках, мессиры. Если вами владеет стремление быстро разбогатеть, то деньги лежат вон там, — она небрежно ткнула пальцем в темную груду вещей, — кожаные мешки, те, к которым привешена свинцовая пломба с изображением кораблика. Феличите, mio caro, не хватайся за оружие, оно не поможет.

Франческо, в самом деле успевший выдернуть из болтавшихся на поясе ножен длинный широкий кинжал, медленно разжал ладонь, поняв, что в возможной схватке у него нет никаких шансов. Девушка согласно кивнула и завершила свою повесть:

— Обязательства покойного Ле Гарру стали моими, а посему только внезапная смерть помешает мне ко дню Сен-Реми въехать в Тулузу и доставить груз в целости и сохранности. Я, может, не отличаюсь благородным происхождением и хорошими манерами, но меня всегда учили, что слово ценнее денег. Надеюсь, теперь ваше любопытство удовлетворено?

— Вы не доберетесь, — убежденно заявил Гай. У него возникло странное ощущение, будто он только что выслушал рассказ из жизни совершенно иного мира. Как любой другой житель Британских островов, он много раз сталкивался с иноземными купцами, знал о существовании торговых гильдий и итальянских banko, дающих деньги в рост, однако никогда не имел возможности заглянуть изнутри в неустойчивый и загадочный мир перемещающихся по странам товаров, заемных расписок и подозрительных сделок. Франческо и мистрисс Изабель родились и выросли в таком мире, они принадлежали ему, жили по его законам, и все же их понятия о данной клятве немногим не отличались от тех, коим неукоснительно следовал некий сэр Гай Гисборн. — Неужели вы всерьез намерены пересечь почти полстраны?

— Допустим, сегодня вам посчастливилось, а как насчет завтра? — осведомился Мак-Лауд. — Первая попытка не удалась, но охота не закончилась. Рассчитываете уйти налегке по лесным тропам?

— Почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответила Изабель. — Можете поверить, я достаточно сообразительна, чтобы не попасться дважды в одну и ту же западню, и неплохо знаю здешние края. Не думаю, что нам доведется еще раз повстречаться с этой призрачной тварью… Кстати, как вам удалось ее прикончить, таким созданиям вроде бы наплевать на холодное железо? Никогда в жизни не забуду, решила уже — все, отбегалась девица Изабель…

— Освященное холодное железо, — уточнил Гай, заметив промелькнувшую и тут же исчезнувшую польщенную ухмылку на физиономии компаньона. — Между прочим, мистрисс, откройте тайну: какими словами вы удерживали это существо на месте?

— Словами? — непонимающе переспросила девушка и нахмурилась, соображая. — А-а, вот вы о чем… Наверное, подумали, что это какие-то страшные заклинания? Ничего подобного, всего лишь «Отче наш», только не на латыни, а на наречии тех, кто живет за проливом Сент-Джорджа. Мой дед по матери происходил родом оттуда, из города Корк, я уродилась в него — рыжей и склочницей. Дед говорил, что почти все существа, рожденные ночью, обычно не обращают внимания на молитву, если только не произнести ее на понятном им языке. Гэльский древнее латинского, потому я рискнула попробовать. С перепугу схватишься за соломинку.

«Ирландия! А я-то ломаю голову, почему мне послышались знакомые слова, — сообразил сэр Гисборн, проведший несколько месяцев на Зеленом острове, когда ныне покойный король Генрих решил поставить своего младшего сына Джона наместником в Эрине. — А Дугал, похоже, совершенно забыл о том, что мы освящали в Туре оружие, и рванулся в драку, надеясь только на удачу. Повезло… хотя могло и не повезти. Однако нужно что-то решать, и побыстрее. Мистрисс Уэстмор не откажешь в сообразительности: выложила все, как на исповеди. Мол, хотели доверия — получайте. Доверие-то — палка о двух концах. Любой трижды призадумается, прежде чем решит хоть пальцем тронуть девчонку. Сам себе потом станешь противен. Отговаривать от задуманного бесполезно, а ее приятель, судя по всему, полезет за ней в огонь и в воду… Готов поспорить на что угодно — далеко они не уедут. Они хоть понимают, что теперь их станут ловить еще азартнее? Не только ради золота, но и как нежелательных свидетелей?»

Все же Гай решил сделать попытку:

— Мистрисс Изабель, на вашем месте я бы не испытывал судьбу и вернулся в Тур. Неужели среди ваших знакомых не найдется человека или людей, которым вы можете доверить ваше поручение и которые справятся с ним гораздо лучше, нежели… э-э… молодая леди?

— Я не леди, — без малейших признаков обиды уточнила девушка. — Я всего лишь горожанка торгового сословия и купеческая дочка. Да, вы правы, можно повернуть назад, разыскать подходящих людей, потратив уйму лишнего времени и стараясь забыть, что любой день задержки грозит неприятностями. Понимаете, наше ремесло отчасти схоже с мельничными жерновами. Каждый должен вращаться в своем ритме, помогая остальным. Остановится один — встанет все сооружение, не будет муки, не будет хлеба и кому-то предстоит голодать. Мне бы не хотелось стать этим «кем-то».

— Брось, Гай, — подал голос Мак-Лауд. — Их не переупрямишь, да и зачем? У них тоже свой долг. Я вот что думаю: почему бы нам не поехать вместе, благо по пути?

Торговая парочка насторожилась, прикусив языки и не веря в собственное везение. Сэр Гисборн задумался: конечно, вероятные попутчики не станут обузой, ибо привыкли к бивачной жизни и тяготам долгого пути. С другой стороны, женщина… Хотя что здесь особенного? Королева-мать Элеонора в семьдесят с небольшим годков за три седмицы пересекла всю Францию, дабы учинить нагоняй сыну-королю. Мистрисс Изабель, конечно, не прекрасная благородная девица, но она и ее друг угодили в нешуточную беду. Первейшая же обязанность любого дворянина, именующего себя рыцарем, состоит в оказании помощи ближним своим, невзирая на происхождение. Вдобавок им известны здешние дороги…

— Пожалуй, это верная мысль, — медленно произнес Гай. — Мистрисс Уэстмор, раз вы настолько убеждены в необходимости отправиться в столь долгое путешествие, то, полагаю, вы и ваш спутник не откажетесь от нашего сопровождения?

Впоследствии он не раз пожалел о сказанном, но, как известно, содеянного не воротишь.

Гай вспоминал полуночный разговор, и наступившее затем промозглое серое утро, когда он и Мак-Лауд отправились на вырубку, оставив Франческо и мистрисс Изабель хозяйничать на стоянке. В подернутой легким инеем высокой траве остались черные, словно выжженные огнем, проплешины — следы канувшего в никуда ночного существа, в точности повторяющие очертания рассыпавшегося доспеха. Дугал старательно потоптался на каждом из них, затем достал кинжал и тщательно вырезал на обгорелом дерне некую загадочную фигуру, похожую на паутину, со значительным видом пояснив, что именно так можно воспрепятствовать возвращению слуа и его жутковатых сородичей в мир живых.

Труп человека по имени Анселен Ле Гарру отыскался без особых трудов. Меч слуа почти разрубил его напополам, кровь за ночь вытекла, и теперь некогда довольно привлекательное лицо походило на нелепую синюшную маску. Дугал притащил с собой запасную попону, в которую завернули окоченевшего и твердого, как дерево, мертвеца.

Никаких инструментов для рытья могилы у компаньонов не имелось, зато на опушке леса они наткнулись на оставшуюся после весенних дождей и высохшую промоину вполне подходящей глубины. Продолговатый сверток аккуратно опустили в нее и, подрубив несколько корней, засыпали обрушившейся с краев ямы землей, завалив сверху разысканными поблизости камнями. Вместо креста между валунами по давней воинской традиции воткнули рукоятью вверх меч Ле Гарру, найденный пришедшим помогать Франческо. Явилась хмурая мистрисс Изабель, неся пестрых ворох осенних листьев. Молча высыпала их на могилу и спросила, кто прочтет поминальную молитву. Вызвались Гай и Франческо, по молчаливому соглашению выбор пал на ноттингамца.

В болотистой низине все оставалось по-прежнему, только добавились вездесущие вороны да шмыгнула в заросли тростника лисица, уже пронюхавшая о дармовом угощении. Никто не вернулся — как мельком прикинул Гисборн, из четырех десятков сопровождающих обоз людей вряд ли уцелело больше трети. Изабель, не обращая внимания на настойчивые просьбы подождать возле опушки леса, погнала лошадь напрямик через долину, настойчиво зовя свою служанку Марджори, но никого не дозвалась. Франческо тем временем забрался в застрявший на обочине дороги фургон, вытащил оттуда потребные в дороге вещи, в том числе кожаный чехол со своей ненаглядной виолой, сложил горкой на обочине и принялся умело грузить их на одну из заводных лошадей.

«Превращаемся в караван, — недовольно отметил про себя Гай. — Четыре всадника, две заводные лошади, что-то будет дальше?»

В свете нарождающегося дня болотце уже не казалось таким пугающим, как вчера, и, если бы не темные холмики то здесь, то там, ничем бы не отличалось от сотен других затопленных низин. Гисборн не сомневался, что в скором времени сюда обязательно кто-нибудь забредет, поднимает шум на всю округу, новости дойдут до Тура, обязательно начнется хоть какое-то разбирательство и поиски виновных, которые закончатся ничем. Слуа к ответу не призовешь по вполне понятным причинам, а знающие что-либо люди будут уже далеко. Вот и первые могилы на дороге в Палестину. Сколько их еще появится…

— На холме кто-то болтается, — негромко, чтобы не услышали возившиеся с поклажей Франческо и Изабель, сообщил Мак-Лауд. — То ли потерявшаяся лошадь, то ли за нами присматривают.

— Где? — встрепенулся Гай, быстрым взглядом охватывая молчаливые холмы и взбирающуюся вверх по склону дорогу. Почти сразу же неподалеку захрустели раздвигаемые кусты и долетел еле различимый удаляющийся топоток. Для верховой лошади звук выглядел чересчур легким и стремительным. — А, слышу… Может, олень?

— Может, олень, — согласился Дугал, по-прежнему недоверчиво озираясь вокруг.

Стоявшая возле фургона с небольшим сундучком в руках девушка бросила на них внимательный взгляд, но ничего не сказала.

— …Приехали, — сипло произнес рядом голос Франческо, разрушив наваждения воспоминаний и возвращая Гая в реальный мир, наполненный шелестом дождя и хлюпаньем копыт по грязи. Он поднял голову, увидел перед собой уже не дорогу через лес, но стиснутую меж узких каменных домов улицу, размытые пятна света в окнах и гостеприимно распахнутые ворота, освещенные забранным в решетку факелом, рядом с которыми на скрипучих цепях раскачивался жестяной котелок. Выходит, он даже не заметил, как они миновали заставу при въезде в городок?

Лошади цепочкой вошли во двор и, не дожидаясь понуканий, потянулись туда, откуда несло теплом и различимым даже в дождь запахом слегка подгнивающей соломы. Кто-то из прислуги, услышав позвякивание сбруи и фырканье топчущихся на месте животных, выглянул наружу и принялся торопливо открывать створки дверей конюшни. Чьи-то руки брали уставших коней под уздцы, и появившийся на каменном крыльце дома человек, различимый в дождливых сумерках только по мелькающему пятну высоко поднятой масляной лампы, позвал: «Ступайте быстрее сюда. О лошадях позаботятся».

Общий зал постоялого двора, как водится в такие часы, почти пустовал, если не считать припозднившейся дружеской компании горожан, с неподдельным изумлением уставившихся на ввалившуюся четверку. Мак-Лауд, бросив взгляд по сторонам, нетерпеливо гаркнул: «Эй! Гости пожаловали!», где-то хлопнула дверь и вокруг нежданных постояльцев закрутился обычный хлопотливый вихрь из восклицающего в притворном ужасе хозяина и разбуженных, а потому крайне недовольных слуг. Мелко постукивавшую от холода зубами и едва не валившуюся с ног Изабель, с плаща которой на пол уже натекла приличных размеров лужа, увела с собой пожилая сухопарая женщина, остальные расселись возле набитого поленьями очага, где гудело яркое, согревающее пламя, вразнобой требуя еды, горячего вина и сухих тряпок, вытереться.

…Дугал Мак-Лауд спускался по лестнице со второго этажа, тщетно стараясь не шуметь и не задевать попадавшихся под ноги предметов. Своротив парочку оказавшихся на пути скамеек (к счастью, никого не проснулся и не явился поглядеть на источник грохота), он протопал к двери, со второй попытки сбросил с железных крюков тяжелый засов и, запнувшись о порог, вывалился наружу, в стылое рассветное марево. Его слегка пошатывало от количества съеденного и выпитого вчерашним вечером, в этом же крылась незамысловатая причина столь ранней прогулки.

Ливень наконец прекратился. Из кухонной пристройки тянуло дымом и прогорклым жиром — видно, там поднялись засветло и начали готовить еду для постояльцев. Мимо запертых ворот неспешно прогрохотала по уличным булыжникам телега, донеслось пыхтение лошади.

Искомое место отыскалось, где ему положено: в деревянной загородке позади конюшни. Поблизости нашелся еще один подарок судьбы — слегка рассохшаяся бочка, до краев полная дождевой воды. Как раз то, что нужно собравшемуся проснуться человеку. Чтобы не возиться понапрасну, Мак-Лауд просто окунул голову, фыркая и по-собачьи отряхиваясь, и двинулся вдоль каменной стены, прорезанной узкими окнами, решив заодно проверить, как там лошади и не нашел ли Билах достойного соперника, чтобы вволю повизжать друг на друга.

Ему оставалось только свернуть за угол, когда впереди прозвучал слегка приглушенный, но не ставший от этого неузнаваемым голос. Застывший на полушаге Дугал осторожно опустил ногу, беззвучно, словно не его миг назад мотало во все стороны, переместился к углу строения, высунулся на миг и тут же качнулся обратно. В закоулке, образованном торцом конюшни, стеной дома и забором спорили двое: кутавшаяся в вылинявший зеленый плащ женщина и нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу светловолосый мужчина лет двадцати пяти в темно-коричневой тунике и кожаной безрукавке — то ли горожанин, то ли небогатый дворянин. Увлеченная парочка даже не слишком старалась говорить потише, здраво предполагая, что в такую рань никто не сунется в облюбованное ими укромное место. Мак-Лауд прислушался, склонив голову набок, озадаченно хмыкнул, но не двинулся с места, а наоборот, подался вперед, чтобы не пропустить ни единого словечка.

— Самоуверенность тебя погубит, — настойчиво убеждал свою собеседницу молодой человек. — Послушай, мы же разумные люди, давай попробуем договориться. У тебя есть условия? Назови, обсудим, и, если они выполнимы…

— Продолжай, продолжай, у тебя замечательно получается изображать попрошайку, — язвительно-ласково заметила женщина, коя, вне всякого сомнения, отзывалась на имя «Изабель». — Авось разжалоблюсь, зарыдаю и со всех ног побегу каяться.

— Ты плакать не умеешь, — огрызнулся незнакомец.

— Не умею, — безмятежно согласилась мистрисс Уэстмор. — Сколько раз сам повторял: у меня кошелек вместо сердца. Где ж видано, чтобы кошельки плакали?

— Хочешь выкуп? — не слишком уверенно заикнулся белоголовый. Девушка фыркнула:

— Мессир Ральф, я не глупенькая провинциалочка. Умейте проигрывать. Ничего у вас нет — ни денег, ни людей. Если кто из ваших подручных отсиделся в кустах во время памятного веселья на болоте, то не скоро рискнет оттуда высунуться. Кстати, чудовище — твоя работа?

— Я настолько похож на безумца? — оскорбленно вопросил незнакомец, которого, как выяснилось, звали Ральф. — От этой дряни явственно несло некромантией вкупе с самым черным ведовством, если не чем похуже, а я от таких вещей стараюсь держаться подальше. Не вылези эта жуткая морда, все бы прошло спокойно, без лишнего шума, и никто не пострадал… Кстати, где ты раздобыла тех двух мрачных головорезов, что прибыли вместе с тобой? Жаль, не видел, как они расправлялись с демоном — должно быть, потрясающее было зрелище.

— Места знать надо, — язвительно сказала Изабель. — Неужели ты всерьез полагал, что столь беззащитную и юную особу, как я, бросят пропадать посреди этого кишащего опасностями мира в одиночестве? И не надейся. Как, все еще горишь желанием устроить «нападение разбойников»?

— Сейчас уже нет, — протянул мессир Ральф. — Впрочем, я подозревал, что где-то по дороге тебя ждут… Все же на твоем месте я бы почаще оглядывался. Никакая охрана не сможет бдеть день и ночь напролет.

— Непременно последую столь мудрому совету, — заверила девушка. — А теперь, по-моему, самое время расстаться. Можно даже без трогательного прощания.

— Подожди! — звук торопливых удаляющихся шагов сменился невнятной возней и злым шипением мистрисс Изабель:

— Руки! Убери руки, кому говорят! Вот так, отойди… Шею ты мне, конечно, свернуть можешь, но пожалей свою смазливую мордашку — разукрашу так, что до старости от тебя будут шарахаться…

— Не сомневаюсь в твоих способностях, — зло бросил молодой человек. — Ладно, будем считать, что я неудачно пошутил. Все-таки, неужели нельзя решить дело миром? Ты сама отлично понимаешь: твой нынешний успех и мой проигрыш ничего не означают. Тебе не удастся уйти. И, если говорить начистоту, у меня больше прав на этот… эту вещь.

— О каких правах может идти речь, кроме старого доброго закона добычи? — перебила девушка. — Кто успел первым, тот и прав, все прочее — от лукавого.

— Ты навлекаешь неприятности не только на себя, но и на своих друзей, — вкрадчиво заметил Ральф. — Любопытно, им понравится новость, что их спутница — воровка? Наверное, больше всех расстроится твой верный паж. Я его видел мельком, хорошенький мальчик. Где ты его подобрала?

— Когда собака дряхлеет и теряет зубы, ей остается только лаять на прохожих из-под забора, — нежнейшим голоском проворковала Изабель. — Забрать не принадлежащее никому еще не значит украсть. Вы, мессир, в этом отношении ничуть не лучше меня, ибо точно также не утруждаете себя тщательным соблюдением восьмой заповеди. Что же вы не торопитесь поделиться своими ужасными разоблачениями с моими друзьями? Ах, вам внезапно пришло в голову, что вам могут не поверить? Так я добавлю поводов для огорчения: может случиться так, что вас не станут даже слушать. Вот досада, верно? Только соберешься открыть неразумным людям глаза на недостатки ближнего своего, как…

— Прекрати, — оборвал ставшие откровенно издевательскими рассуждения мистрисс Уэстмор ее собеседник.

— С превеликим удовольствием, — девушка на миг замолчала, но Мак-Лауд не сомневался, что она откровенно посмеивается. — Будем стоять, проглотив язык? Мессир Ральф, меня никогда не привлекало общество немых. Всего хорошего и удачи вам во всех начинаниях.

В конюшне требовательно заржала лошадь, громыхнули с размаху поставленные на камень жестяные ведра, послышались ворчливые спросонья голоса конюхов. Неподалеку дурным голосом завопил петух, оповещая все живое, что время ночи и ее призраков кончилось.

— Я сделал, что мог, — почти что умоляющим тоном проговорил Ральф. — Потом не обвиняй меня.

— Разумеется, — согласилась Изабель. — Думаю, больше нам не представится случая поболтать по душам, но теперь тебе известно мое мнение, а менять его я не собираюсь, разве что… — она не договорила и сердито выкрикнула: — Да уходи же! Не хватало, чтобы тебя заметили!

— Ухожу, ухожу, — молодой человек с легкостью вскарабкался по составляющим забор обтесанным камням, задержался на гребне, оглядывая проулок, и спрыгнул вниз. Зацокали копыта — похоже, за оградой его дожидалась лошадь.

У Дугала еще оставалась возможность улизнуть незамеченным, но, быстро перебрав в уме некие соображения и сделав из них выводы, он решил остаться. Ему всегда нравилось разгадывать тайны, хотя он давно и прочно усвоил немудреную истину: за право владения чужими секретами приходится расплачиваться, а цена может оказаться неизмеримо высокой.

Мистрисс Изабель, удостоверившись, что ее загадочный собеседник уехал, повернулась и неторопливо пошла к выходу из закутка, аккуратно обходя оставшиеся после вчерашнего дождя лужи.

— Доброго утречка, — как можно развязнее сказал Мак-Лауд, когда девушка поравнялась с ним, и сразу же отшатнулся назад, здраво предполагая, что от подобной особы можно ожидать чего угодно. Он не ошибся: подскочившая на месте от неожиданности Изабель резко тряхнула правой рукой, раздался еле слышный щелчок, а спустя мгновение узкое трехгранное лезвие стилета, вылетевшего из спрятанных под рукавом ножен, пронзительно скрежетнуло по бронзовой пряжке широкого пояса шотландца. — Вы со всеми так здороваетесь или только со мной?

— Тьфу! — Изабель, увидев, на кого наткнулась, вовремя прикусила язык, чтобы не высказаться покрепче, и ограничилась сердитым замечанием: — Подслушивать, между прочим, нехорошо.

— Врать своим спасителям — тоже, — с невинным видом отозвался Дугал, как бы невзначай загораживая выход из тупичка. — Я уж не говорю о том, что порядочной молодой девице не подобает разгуливать в столь неподходящих местах и вести беседы со всякими подозрительными незнакомцами… Или знакомцами? Мне, человеку неученому, сдается, что вы если не приятели, то уж точно давние и добрые враги…

Девушка помалкивала. В ее слегка раскосых глазах цвета морской воды плясали затаенные смешинки. Она не пыталась убегать, звать на помощь и на удивление быстро справилась с первоначальным испугом, хотя стилет из руки не выпустила (как мимоходом отметил Мак-Лауд, с оружием она обращалась со всем знанием дела). Сам же шотландец продолжал разглагольствовать:

— Неужто, думаю, мистрисс Изабель, благонравная и честная девушка, лжет без зазрения совести? Раз так, значит, у нее имеется достойная причина. Только вот какая? Надо бы спросить, а то дойдут слухи до кого другого, скажем, до Френсиса, он сгоряча не разберется, поднимет крик… Я уж не говорю про мессира Гисборна.

— Они лишь убедятся, что не стоит безоглядно доверять всем и каждому, особенно женщинам, — невозмутимо ответила Изабель и вдруг спросила: — Знаешь сказку про злую мачеху, которая заставляла бедную падчерицу выбирать чечевицу из золы? Я делаю то же самое со словами; кто поищет как следует — найдет зернышко правды.

— Оно там есть? — уточнил Дугал. — Не хотелось бы перебирать впустую.

— Разумеется. Даже не одно, — девушка огляделась по сторонам, скорчила недовольную гримаску и поинтересовалась: — Может, поговорим в более подходящем месте?

— Как только уберешь свой ножик, — с готовностью согласился Мак-Лауд. — Кстати, кое-что я уже отыскал: удравшего типа зовут Ральф Джейль, ты его хорошо знаешь и наоборот. Так?

— С кем только не доведется познакомиться… — проворчала Изабель, пряча тонкий, похожий на шило клинок в пристегнутые к руке ножны.

— Ты действительно у него что-то… скажем так, позаимствовала?

— Ничего! — мгновенно разозлилась девушка. — Эта вещь принадлежит мне!

— Золото? — быстро спросил Дугал.

— Нет, — Изабель слегка растерялась. — Не совсем… В определенном смысле этот предмет намного ценнее золота.

— Любите вы изъясняться загадками, мистрисс Изабель, — недовольно заметил Мак-Лауд. — А я человек простой и ваших мудреных слов не понимаю.

Они пересекали внутренний двор, девушка на миг задержалась, ткнула пальцем в топтавшуюся за загородкой в дощатом сарае откормленную свинью:

— Вот поистине простое создание — ест, хрюкает и плодится. Мы, люди, к сожалению, еще умеем думать, отчего проистекают наши неприятности. У меня, между прочим, совершенно нет оснований доверять вашей компании. Первый раз встречаю столь странных крестоносцев: не тащат с собой обоза, едут совершенно неподходящей дорогой и еще находят время приглядывать за попутчиками. Ты за мной следил или случайно наткнулся?

— Скажи, что понадобилось твоему приятелю с большой дороги? — отпарировал Дугал. Изабель отрицательно покачала головой, и шотландец с нескрываемым удовольствием заявил:

— Тогда я тоже не буду отвечать. Не одна ты такая загадочная.

Двое в молчании поднялись по вытершимся каменным ступенькам на крыльцо гостиницы, но, прежде чем открыть дверь, Мак-Лауд негромко спросил:

— Ладно, хоть это можешь сказать — нам ожидать нападения?

— В ближайшие дни — нет, — Изабель прикусила губу и нахмурилась. — У него почти не осталось людей, он не рискнет бросать вам вызов. Как игра в шахматы: фигуру можно передвинуть только один раз. Потом ты обязан дожидаться ответа противника.

— И чья очередь ходить? — на всякий случай уточнил Дугал.

— Моя, — впервые за время краткого знакомства девушка улыбнулась — рассеянно и одновременно хищно, став похожей на проснувшуюся и выбравшуюся из норы лисицу. — Однако теперь мне придется принимать в расчет некоего любителя чужих тайн. Будете меня изобличать, мессир, или предпочтете досмотреть партию до конца?

Мак-Лауд ожидал этого вопроса, и потому не раздумывал:

— Подождем с разоблачениями. Смотри только, не перехитри сама себя.

— Постараюсь, — важно обещала Изабель, тряхнула еще не заплетенными в обычные косы темно-рыжими прядями волос и, подняв руку, быстро потерла сложенными щепотью пальцами друг о друга. Дугал отлично знал этот жест торговцев: «Два сообразительных человека всегда найдут способ решить дело к взаимной выгоде».

В общем зале гостиницы начиналась обычная утренняя возня — расставляли скамьи, насыпали на пол свежую солому, выкатывали бочонки и гремели посудой. На явившуюся со двора парочку никто не обратил внимания и они беспрепятственно поднялись по лестнице наверх. Девушка юркнула за дверь отведенной ей комнаты, где, кроме нее, ночевали еще несколько женщин-постоялиц. Дугал поплелся дальше по узкому коридору, запоздало прикидывая: как сообразительный мессир Ральф выманил мистрисс Уэстмор наружу? Сколько еще незамеченных зернышек правды подкинула ему лукавая девчонка, имеющая привычку обходиться в разговорах исключительно туманными намеками? Кое-какими догадками он решил поделиться с Гаем — пусть мессир рыцарь тоже поломает голову. Интересно, Френсис замешан в делах своей приятельницы? Скорее всего, нет, но порасспросить его будет невредно.