Франческо ничуть не огорчился, когда на него взвалили обязанности прислуги за все и вежливо дали понять, что его присутствие при разговоре с хозяевами замка нежелательно. Его отец и многочисленные родственники всегда твердили: «Помни, для всех, кто живет за пределами нашей страны, мы, итальянцы, немногим лучше крещеных евреев. Особенно это относится к людям благородного сословия, которые с удовольствием берут в долг наши деньги, но не пустят нас даже на порог своего дома».

Как не грустно, приходилось признать, что умудренная опытом родня по большей части права, хотя исключения случаются из любого правила. Франческо твердо верил, что ему опять неоправданно повезло и на его дороге встретилось даже не одно, а целых два исключения. Потому он собирался как можно тщательнее проследить за вещами попутчиков и тем, где их разместят — ведь им наверняка предстоит задержаться тут не меньше, чем на два-три дня. Он надеялся, что в скором времени им удастся повидать монну Изабеллу (Франческо никому бы не признался, как скучает по своей покровительнице) и что переговоры закончатся успешно. Ему не нравилось это место — угрюмо-торжественное, вознесенное к холодному небу и продуваемое всеми ветрами.

Гостям отвели комнаты в одной из башен полуденной стороны, чьи нижние ярусы переделали под жилые помещения. Франческо втайне обрадовался, когда выяснилось, что не придется лично таскать имущество спутников из конюшен вверх по крутым лестницам: за него это проделали здешние слуги. Он прошелся по новому жилищу, и хмыкнул, сравнив себя с обнюхивающей углы незнакомого дома собакой.

Им досталось две соединенных вместе комнаты — гостиная и спальня, имевших один выход в узкий, лепившийся к стене башни коридор. В его дальнем конце начиналась витая лестница на следующий этаж, другой по такой же лестнице жильцы спускались вниз. Комнаты показались Франческо темноватыми и холодными, хотя в очагах трещали сухие поленья, а развешанные по стенам ковры должны были сохранять тепло. Даже не задумываясь о подоплеке сделанного, незваный гость с усилием приподнял край ковра и пожал плечами, узрев ожидаемое: белесые пятна плесени, расползающиеся по давно не подновлявшейся штукатурке. Ковры тоже показались ему не Бог весть чем: хоть и привезенные из Арраса, города на полуночи Франции, известного своими ткачами, но не лучшего качества и уже начавшие кое-где протираться. Странно. Если хозяева замка — богатые люди, могли бы себе позволить обзавестись хорошими вещами. Или в этих комнатах обычно никто не живет и сюда складывают отслужившие свое предметы обстановки?

Из любопытства он передвинул тяжелый стул, взобрался на его и выглянул в забранное толстой решеткой окно, больше смахивающее на бойницу, но увидел только массивные зубцы тянувшихся понизу крепостных стен и плавную линию далеких зеленоватых холмов.

Спрыгнув на пол, Франческо продолжил осмотр, одновременно возясь с небрежно сваленной у порога кучей пожитков и раскладывая их по надлежащим местам. Большую часть он оттащил в спальню, решив заняться ими попозже. Драгоценный мешок с загадочными ящичками Франческо, поразмыслив, затолкал в самую глубину пустующего хозяйского сундука, предоставленного гостям, завалив несколькими наиболее тяжелыми вьюками. Вряд ли кто рискнет в первый же день обшаривать имущество гостей, а ежели его компаньоны поведут себя достаточно убедительно, этого вообще не случится. Но предосторожность никогда не помешает.

Работая, Франческо вполголоса болтал сам с собой. Он с детства не мог избавиться от этой привычки и потому никогда не забывал следить, чтобы поблизости никого не оказалось. Звук собственного голоса придавал ему уверенности, особенно когда он находился в незнакомом и вызывавшем смутные опасения месте. Франческо слегка завидовал своим попутчикам, хотя отлично сознавал, что зависть — отвратительное и грешное чувство. И все же он ничего не мог с собой поделать. Он завидовал их уверенности в себе, решительности и целеустремленности, далекой и возвышенной цели их путешествия, и даже умению ладить между собой при всей несхожести характеров. Какой-то частью души ему хотелось стать хоть немного похожим на них, но другая часть, более приземленная и рассудочная, откровенно посмеивалась, назойливо напоминая: «Помни свое место. Ты — торговец из Италии, они — дворяне и рыцари. Монна Изабелла совершенно верно говорила: мы ходим разными путями. Так заповедовано от начала времен, так и останется».

Кроме застенчивой, слабой зависти вторым преобладающим чувством Франческо в последние дни стала благодарность. Ничто не обязывало его неожиданных спутников отправляться вслед за ним сюда, в этот странный и пугающий замок среди каменистых холмов. Ничто, кроме данного слова, и Франческо мысленно пожелал им успеха в беседе, ведущейся сейчас где-то в другом конце крепости. Его воспитывали в убеждении всегда возвращать любые долги, от денежных до тех, что относятся к взаимоотношениям меж людьми, и с самого первого дня столь неожиданного знакомства с английскими рыцарями он решил, что когда-нибудь с лихвой возместит им все сделанное ради него и монны Изабеллы. Они убедятся, что даже презренным торговцам известна такая вещь, как признательность. Франческо смутно представлял, каким образом он это сделает, но не сомневался, что рано или поздно выполнит свое обещание.

Комнаты постепенно приобретали все более жилой и уютный вид. Закончив с вещами, Франческо хозяйственно проверил оба огромных очага, выложенных плитами желтоватого гранита, подкинул в них поленьев, зажег пару свечей в стоявшем на столе медном шандале, и уселся на низкой скамеечке возле пасти камина в гостиной, смотря на огонь. Ему всегда нравилось созерцать домашнее, прирученное пламя, и размышлять о том, о сем. Отец бы непременно разозлился, застав его за ничегонеделаньем, но Бернардоне-старший пребывал слишком далеко, чтобы задать сынку-мечтателю очередную заслуженную трепку.

Сегодня у него имелось множество предметов для обдумывания, но кое-какие из них Франческо сразу же загнал в самый темный угол сознания. Ему не хотелось вспоминать о разоренной часовне, о загадочных бумагах и том, удастся ли им добиться своего и поскорее выбраться отсюда. Он подумал о монне Изабелле, тщетно попытался убедить себя, что мессир Дугал прав и ей ничто не угрожает, но в итоге встревожился еще больше. Зная свой характер, он мрачно подумал, что, если не сможет быстро успокоиться, то навоображает невесть чего, начнет метаться по комнатам, вздрагивая от каждого шороха, и, когда господа рыцари вернутся, их взорам предстанет издерганное, готовое вот-вот удариться в панику существо. А им в ближайшее время понадобится вся имеющаяся в их распоряжении сообразительность и изворотливость.

— Разузнать, чем дышат обитатели замка, — вслух произнес Франческо. — Думаю, можно начать прямо сейчас. Вряд ли кто обратит слишком пристальное внимание на прогуливающегося гостя, а я наверняка наткнусь на что-нибудь полезное.

Дверь в комнаты — толстая, обшитая для крепости полосами слегка потемневшего от времени железа — запиралась изнутри на пару хитроумно соединенных засовов. Франческо посмотрел на выданный ему ключ, тяжелый и больше смахивавший на странную разновидность оружия, нежели на мирный предмет домашнего обихода. Он может закрыть дверь и ненадолго уйти. Главное, чтобы его спутникам не пришлось торчать перед запертыми створками, вот тогда у них вполне может испортиться настроение и нетрудно предугадать, кто окажется виноватым.

— Я быстро, — заверил сам себя Франческо. — Только туда и обратно.

Уже выбравшись в коридор и с усилием провернув застревающий ключ в скважине, он понял, что именно собирается искать и какое «туда» навестить. Ему нужно найти крепостную часовню. Найти и немного побыть там, в тишине и покое, привести в порядок разбежавшиеся по углам мысли… может, попросить о помощи. В глубине души он надеялся когда-нибудь услышать ответ — как, наверное, надеется каждый живущий в этом мире человек — и иногда ему мнилось, что он различает тихий, твердый голосок, говорящий с ним из немыслимого далека. Монна Изабелла, когда он решился рассказать ей об этом голосе, назвала его «предчувствиями» и посоветовала не болтать о нем лишний раз с теми, кого недостаточно хорошо знаешь или не доверяешь. «Ты не можешь быть уверенным в том, чей именно это голос, — сказала она. — Вдруг это всего-навсего твое собственное воображение или шепот твоей души? Следуй за ним, коли полагаешь его советы разумным, но все же будь осторожен и никогда не забывай, что люди частенько становятся куда опаснее придуманных ими демонов, особенно когда сталкиваются с чем-то, чего они не понимают».

Франческо с силой дернул за ручку двери, убеждаясь, что она надежно закрыта, и огляделся, решая, куда пойти. Наверху делать нечего — наверняка он сразу напорется на караульных, которые быстренько его выставят, чтобы не путался под ногами. Значит, вниз.

Ступеньки трещали так, будто лестница собиралась немедленно рухнуть. Преодолев завершающий пролет, Франческо облегченно вздохнул, приоткрыл вставшую перед ним дверь и осторожно выбрался наружу. Он очутился на одной из деревянных галерей, нависавших над постройками внутреннего двора. До него долетели звуки, обычные для любого людского поселения, будь то деревня, процветающий город или крепость: частый звон молота в кузнице, скрип вращающегося колодезного колеса, ржание выгуливаемых лошадей, болтовня и смешки остановившихся как раз под галереей служанок и солдат здешнего гарнизона…

«Чего ты перепугался? — недоуменно спросил Франческо и сам ответил: — Наверное, потому, что не слишком часто бывал в замках. Не знаю, каковы здешние хозяева, но в самом этом месте нет и не может быть ничего страшного. Это всего лишь большой дом, обнесенный стенами. Его построили обычные люди, чтобы защищать здешние земли и чтобы жить в нем. Потому сделай одолжение — впредь не забивай себе голову всякими глупостями. Ты собирался найти часовню, так что не стой, разинув рот, а действуй!»

Франческо огляделся, перевесившись через деревянные поручни галереи. Он не слишком хорошо разбирался во внутреннем устройстве замков, однако быстро сообразил, какое строение предназначено для каких целей. Слева — нижний двор с хозяйственными постройками, конюшнями и казармами, упирающийся в низкую стену с воротами, через которые они въехали не далее, как сегодня утром. Снаружи, как бы уже за пределами замка, поднимаются остроконечные башенки и зубчатый верх предвратного укрепления — барбикена. Ворота сейчас стоят открытыми, все заградительные решетки подняты, по мосту над сухим рвом неспешно движется воловья упряжка, тянущая за собой плавно колыхающийся воз сена. Справа — мрачноватая на вид громада донжона, центральной башни, отбрасывающей густую тень на всю крепость. Где-то внутри этой серовато-желтой каменной глыбы, прорезанной черными щелями окон-бойниц, находились его спутники, а в одной из комнат содержали монну Изабеллу. Франческо сомневался, что его деятельная попутчица будет тратить время на бессмысленное глазение в окно, но все-таки присмотрелся к стрельчатым проемам в обрамлении красного кирпича. Конечно, отсюда не разглядеть, есть ли кто внутри, но, может, произойдет счастливая случайность, монна Изабелла заметит, что он здесь и поймет, что ее не бросили?

Башня оставалась такой же молчаливой и неприступной, ни в одном окне не затрепетало ожидаемого белого платочка. Франческо хмыкнул, мысленно обозвав себя пустопорожним мечтателем, и прикинул, где искать замковую часовню. Наверное, ему придется снова подняться наверх, на верхний ярус галерей, потом разыскать проход вон на тот открытый балкон и, по возможности не попадаясь на глаза страже, могущей вполне законно поинтересоваться, почему он тут шастает, пройти по смотровой площадке вдоль зубцов стены. Тогда он попадет в верхний двор крепости, и, если его не выставят, отыщет требуемое.

Легко взбегая по ступенькам, Франческо вдруг остановился, озадаченно склонив голову набок и только сейчас осознавая странную вещь: ни в одной из комнат, где их поселили, на стенах не висело положенного распятия. Он еще мог с трудом допустить, чтобы гостиная обходилась без священного символа, но в спальне-то он должен находиться обязательно!

«Возможно, помещения так давно пустовали, что хозяева сочли нужным убрать оттуда все полезное, — пришла не слишком уверенная, однако правдоподобная мысль. — Мы приехали так неожиданно…»

Однако Франческо слабо верил в такое притянутое за уши объяснение, и его собственный недавний рассказ о ересях Лангедока теперь показался ему зловещим предзнаменованием, вроде тревожного крика ворона в холодной, ветреной ночи.

Он самоуверенно полагал, что доберется без особенных трудов, но просчитался. В какой-то миг он ошибся в выборе поворота, торопливо спустился по подвернувшейся лестнице, рассчитывая очутиться в нижнем дворе, а вместо этого угодил в длинный полутемный коридор, пустой и запущенный. Под потолком торчали потемневшие от многолетней копоти толстые балки, через крохотные окна, прорубленные на высоте двух человеческих ростов, падали тусклые солнечные лучи. Сюда не долетал шум людских голосов и перекличка стражников на стенах, и Франческо не мог отделаться от ощущения, будто это место заброшено несколько десятков лет назад.

— Не удивлюсь, когда встречу призрак гостя, заблудившегося тут в позапрошлом столетии, — пробормотал он, мимолетно удивившись, какое гулкое эхо порождают даже самые тихие звуки. — Спрошу, где выход. Если он не знает, будем искать вместе…

Идти через пустынную галерею не хотелось. Не хотелось, и все. С другой стороны, возвращаться тоже не имело смысла, а в дальнем конце коридора маячило нечто, весьма напоминавшее дверь.

— Не будь глупцом, — сделал он попытку уговорить ту часть своего разума, которая отчаянно противилась самой мысли шагнуть вперед. — Ты не ребенок, в конце-то концов! Тут ничего нет, кроме десятка дохлых пауков и тебя. Иди!

Франческо покосился на свою правую руку и ничуть не удивился, обнаружив, что пальцы непроизвольно сложились в «рожки», защищающие от нечистой силы.

Несколько первых шагов дались на удивление легко. Мимо проплыла пара наполовину утопленных в стене колонн с осыпавшейся побелкой, из-под которой выступали красновато-бурые обожженные кирпичи. Франческо мысленно прикинул оставшееся расстояние — получалось не меньше хорошего перестрела. Интересно, в какой части замка расположен этот непонятно для чего предназначенный огромный узкий зал? Вроде бы он не заметил ни одной постройки, способной вместить в себя подобное сооружение. Остается предположить, что, как положено во всех страшных сказках, внутри крепость больше, чем снаружи, или…

«Галерея находится под землей, — прозвучал в ушах чей-то еле различимый голосок. Не тот, что приходил во время кратких, белоснежных вспышек „предчувствия“, а другой — приглушенный, немного вкрадчивый, пришептывающий. — Она под землей, и ты — наш гость. Мы рады тебе. Мы рады всем, кто заглядывает сюда».

— Кто здесь? — Франческо замер, тревожно оглядываясь по сторонам, и потянулся за болтавшимся на поясе широким кинжалом. Он прошел уже почти треть пути, и теперь боролся с нарастающим желанием плюнуть на все и помчаться бегом, ни на что не обращая внимания. Добежать до двери, рвануть ее, может быть, даже сломать дверную ручку, но выскочить отсюда.

Голосок неразборчиво залепетал, к нему присоединились другие. Над темными очертаниями стропил шумно захлопала крыльями влетевшая в окно птица, вниз с легким шорохом потекли струйки сероватой пыли. Франческо попятился, вытянув левую руку назад и нащупывая стену. Ее надежная шероховатость успокаивала и придавала уверенности, которой ему так не хватало.

— Нет никаких голосов, — он очень старался произнести эти слова как можно тверже. — Ты их вообразил. Это всего лишь старый заброшенный коридор. Чем быстрее ты его пройдешь, тем скорее…

Убеждения не действовали. На поверхность души неумолимо всплывал якобы давно изжитый детский страх перед прячущимися в темноте чудовищами. Во рту пересохло, кончики пальцев словно оледенели. Показалось или нет, но сумерки в галерее сгустились и стало гораздо холоднее. Падавший из окон свет мерк, словно там, за толстыми каменными стенами, наступала ночь. Бестелесные голоса зазвучали громче, но Франческо по-прежнему не мог разобрать смысл их разговора. Голоса бормотали, спорили, умоляли, требовали, обещали… Обещали открыть секрет — внезапно понял он. Им известна тайна, настоящая, жуткая, ты ведь любишь истории с нераскрытыми тайнами? — допытывались они. Мы расскажем, только открой нам дверь. Это будет замечательная история, самая лучшая история в твоей жизни, она целиком достанется тебе, но сначала открой дверь, чтобы мы смогли поговорить.

— Какую дверь? — сонно проговорил Франческо. Он вдруг перестал бояться, вместо страха пришло равнодушное оцепенение. — Ту, что в конце коридора?

«Нет, нет, другая дверь, иная дверь», — зашелестели голоса, и Франческо увидел так волнующую их преграду — не глазами, в воображении. Створка высотой не больше двух локтей, обложенная дикими, необработанными валунами. Ее отлили из бронзы неведомо когда, и с годами она приобрела отвратительный даже на вид цвет застарелой трясины. Он видел ручку в форме причудливо изогнутой звериной лапы — осклизлую, покрытую патиной, со свисающими неопрятными клочьями не то мха, не то ошметков какого-то живого существа, с размаху схваченного этой лапой и задушенного. Дверь слегка покачивалась вперед-назад, и расположенная прямо под ручкой скважина тоже сжималась и разжималась, как маленькая голодная пасть.

— У меня нет ключей, — хотел сказать он. В глубине сознания лениво махнула хвостом проплывающая рыба-мысль: «Зато знаю, у кого они могут быть!» — Я не могу открыть дверь без ключа…

«Можешь, ты можешь, — наперебой загалдели голоса. — Ты — можешь. Подойди и открой, а потом мы расскажем тебе все истории мира, да-а, и много других…»

— А ну, заткнитесь! Заткнитесь все! Замолчите!

Спугнутое наваждение рывком отпрыгнуло в быстро съежившуюся тень, в узкие окна хлестнули солнечные лучи, а вновь получивший возможность разговаривать и двигаться Франческо завопил, шарахнулся в сторону и больно врезался плечом в не пожелавшую ради него сдвинуться с места стену. Верно служившие почти два десятка лет ноги разом отказались поддерживать его в подобающем человеку положении, согнулись, и Франческо шумно съехал по стене вниз, обдирая спиной уцелевшую штукатурку.

— Летом они обычно помалкивают, но с приближением зимы начинают болтать без умолку, — задумчиво сообщил некто, спасший его от незаметного соскальзывания к безумию, если не к чему похуже, но при этом напугавший до полусмерти. Франческо не слишком понимал, что ему говорят. Его занимали более важные вещи — он дышал и приходил в себя. — Болтают, болтают, и к ним поневоле начинаешь прислушиваться. Потому сюда никто не заглядывает. Даже Гвиго, хотя он слишком глуп, чтобы бояться… Мессир, вы живой?

— Кажется, — наконец сумел выговорить Франческо. Колебавшиеся перед глазами смутные очертания вдруг рывком сложились в фигурку самой обыкновенной девочки-подростка, лет четырнадцати-пятнадцати от роду, угловатой и длинноногой. На фоне темного платья и угольно-черных волос маячило бледное овальное пятно лица с двумя блестящими капельками глаз. Девочка пристально, изучающе смотрела на него, заложив руки за спину, и казалась необычно высокой. Через миг Франческо сообразил, почему. Разумеется, он ведь сидит на корточках, а она стоит.

— Они просили открыть дверь? — спросила маленькая незнакомка и, не дожидаясь ответа, кивнула. — Они всегда хотят только этого. Не понимают, что раз их заперли, то лучше им оставаться там, где они есть.

— А-а… кто такие «они»? — непроизвольно икнув, спросил Франческо, и мельком подумал, что его смерть наверняка наступит от чрезмерного любопытства.

— Старые. Очень старые и живут в стенах, — серьезно и не слишком понятно ответила девочка. — Там, внизу, — для наглядности она постучала кожаной туфелькой по пыльным плитам, — другая крепость. Римская. И развалины капища. Тьерри, мой брат, однажды сказал — там церковь мертвого бога подземного мира. Ты, наверное, не понимаешь, о чем я говорю?

— П-понимаю, — Франческо переупрямил свой не желавший ворочаться язык. — Этот замок выстроен на месте римского укрепления. В подвале сохранилось капище. Только при чем здесь голоса?

— Не знаю, — огорченно призналась девочка и присела рядом, взмахнув черным подолом и белыми оборками нижних юбок. — Мне кажется, это души прежних жителей этого места. Они не хотят отсюда уходить. Папа все собирается когда-нибудь нанять рабочих, разрушить этот коридор и построить что-нибудь другое. Тогда, наверное, голоса пропадут. Рамон против — ему нравится их слушать. Он думает, что я не знаю, а я видела. Он ходит сюда, надеется, они расскажут ему свой секрет, — девочка состроила злорадную гримаску и невозмутимо пояснила: — Вы не удивляйтесь, я всегда за всеми подсматриваю и подслушиваю. Это так интересно! Ведь ребенку никто ничего не расскажет, правда?

— Правда, — согласился немного обалдевший Франческо и поинтересовался: — Прости за невежливость… ты кто?

— Терезия-Маргарита-Бланка-Катрин, — важно назвалась девочка, вскочила, чинно поклонилась, а затем снова устроилась на грязном полу, засыпанном толстым слоем осыпавшейся щебенки и пыли. — Или Катрин-Бланка-Маргарита-Терезия. Но чаще всего — Бланка. Бланка де Транкавель. Я дочка хозяина замка. Только не совсем законная.

— Не совсем, — растерянно повторил Франческо, осторожно поднял руку и дотронулся до головы, пытаясь убедить себя, что кружится всего лишь его голова, а замок никуда не движется. Девочка по имени Терезия-Бланка-Катрин-Маргарита озабоченно посмотрела на него и спросила:

— Послушайте, с вами действительно все в порядке? Мне показалось, вы заслушались голосов, и я прикрикнула на них. Мне не надо было этого делать?

— Со мной все замечательно, — отчетливо выговорил Франческо и его неудержимо понесло течением словесного потока: — Как только мы уберемся из этой галереи, я сразу же начну ценить окружающий мир и свою никчемную жизнь гораздо больше обычного. Если бы не вы, монна Бланка, боюсь, наша поучительная беседа никогда не состоялась. Чем могу служить? Что пожелаете принять в знак моей величайшей признательности: голову дракона или золотое ожерелье с изумрудами?

— Как ты смешно разговариваешь, — хихикнула Бланка. — Я бы предпочла ожерелье. Ты откуда? Я видела, как вы приехали утром — ты и еще двое.

— Вернее, еще двое и я, — поправил Франческо. — Вам суждено испытать величайшее разочарование: в отличие от моих спутников, я всего лишь скромный торговец из Италии. Меня зовут Франческо Бернардоне, и, кажется, с нынешнего дня мне придется добавлять: «Я отлично умею встревать в неприятности».

Девочка звонко рассмеялась, мотая длинными черными локонами.

— Ты забавный, — решила она, встала и протянула Франческо руку, перехваченную в запястье тонкой ниткой серебряного браслета. — Вставай, пойдем отсюда. Голоса могут вернуться. Зачем ты вообще сюда забрел?

— Искал дорогу в часовню, — честно сказал Франческо и с усилием поднялся, цепляясь за стену.

— Тогда будет лучше, если я тебя провожу, — решительно заявила Бланка. — А то снова заблудишься. Ренн очень старый и с характером. По-моему, даже папа, Рамон и Гвиго в точности не знают всего замка.

— Папа, надо полагать, граф Редэ, владелец всего этого великолепия? — осторожно заикнулся Франческо. Шагавшая рядом девочка небрежно кивнула:

— Ага. Рамон — мой старший братец, наследник фамилии и первый воображала во всей округе. Еще есть Тьерри и Хайме. Рамон и Тьерри — родные братья, они родились от первой жены моего папочки, благородной госпожи Беатрис де Плантар. Матушка Хайме — из-за гор, из Арагона, ее звали донья Чиетта да Хименес. Я — самая младшая. А Гвиго всего лишь командует гарнизоном крепости. Он как сторожевой пес — глупый, но преданный.

Они беспрепятственно дошли до выхода из галереи, который незваный гость недавно считал недосягаемой. Бланка толкнула дверь, самую настоящую и привычную, сколоченную из потрескавшихся сосновых досок. Франческо остановился передохнуть, увидев, что впереди их ждет подъем по крутой лестнице, закрученной по спирали вокруг толстого кирпичного столба опоры. Значит, он в самом деле умудрился не заметить, как спустился вниз. Он оглянулся на галерею — теперь она выглядела, как ей и полагалось: заброшенным помещением, нуждающимся в хорошем ремонте или перестройке.

— Монна Бьянка, — окликнул он уже поднявшуюся на несколько ступенек девочку, замялся, представив, насколько глупо прозвучит его вопрос, но все же решился: — Скажи, дверь, которую просили открыть эти… голоса, она действительно существует? Мне кажется, я ее видел…

— Бронзовая, вся в патине и засиженная пауками? — Бланка присела на ступеньку, внимательно глядя на своего собеседника. — Нет, ее на самом деле нет. Я и Хайме облазили весь замок сверху донизу и не нашли ничего похожего. Но мне кажется, — она заговорщицки понизила голос и покосилась по сторонам, — эта дверь здесь и не здесь одновременно, понимаешь?

— Нет, — признался Франческо. — Дверь либо есть, либо ее нет. Почему твой отец ничего не сделает с этими голосами? Вдруг это демоны пытаются вырваться на свободу?

— В Ренне много странных вещей, с которыми приходится мириться, если хочешь прожить долго и счастливо, — как о само собой разумеющемся сказала девочка. — Ты говоришь: «Дверь либо есть, либо ее нет», а знаю тут такие двери, которые никуда не ведут и всегда закрыты. Что же до голосов… Папе все равно, он занят другими делами. Рамон хочет, чтобы они остались, а после отца Рамон здесь главный. Остальные просто обходят это место стороной. Да и как от них избавиться?

— Позовите священника, — уверенно предложил Франческо, и удивился, когда Бланка откровенно расхохоталась и сквозь смех выговорила:

— Какого, нашего капеллана Уриена, что ли? Ой, нет, лучше епископа из Алье! От него, когда он приезжает, всегда слышишь только одно: «Да, милорд граф», «Будет исполнено, милорд граф», «Всегда к вашим услугам, милорд граф!» Наверное, если бы отец велел ему почистить наши конюшни, он бы побежал вприпрыжку. Он трус, больше всего на свете он боится моего отца и Рамона.

— Как ты можешь так говорить? — возмутился Франческо, и осекся под спокойным, недоуменным взглядом:

— Но ведь это правда. Епископ сделает все, что ему прикажут. Этой весной его преосвященство попытался возразить отцу — то ли не отдал ему часть церковной десятины, то ли наложил лапу на налоги с рудников. Папа, конечно, возмутился, но ничего не сказал: он считает, что недостойно заводить свару из-за такой вещи, как золото. К несчастью епископа, на беседе присутствовал Рамон. Через седмицу Рамон вкупе с Тьерри подняли людей в окрестных деревнях и спалили одну из часовен епископства — ту, что звалась «Обитель Святого Креста на Пустошах», лигах в трех отсюда к полуночи. С тех пор епископ прячется в Алье, как мышь в норе. Извини, но я представила, как смешно будет выглядеть этот подлиза в мантии, крича на наших призраков: «Изыди!». Честное слово, он перетрясется от страха, но не рискнет даже носа сунуть в галерею.

— Твои братья сожгли часовню? — Франческо решил, что он ослышался. Бланка невозмутимо кивнула:

— Рамон там точно был, Тьерри — наверняка. Где Рамон, там поблизости околачивается его верный прихвостень Гиллем. У моего старшего братца нравы, в точности как у мавританского султана — он женился сразу на двоих. На госпоже Идуанне де Бланшфор и ее братце Гиллеме… Мессир Франсиско, вам нехорошо?

— Я посижу тут немного, ладно? — Франческо давно привык, что его имя постоянно коверкают на подходящий для языка собеседника лад, но легкомысленная болтовня девочки не желала укладываться в его голове. Бланка погрустнела:

— Я слишком много говорю, да? Хайме всегда повторяет, что я сую нос не в свои дела. Вы, наверное, слышали прозвище нашей семьи?

— Бешеная семейка, — онемевшим языком выговорил Франческо, снова начиная сползать вниз по стене. Бланка подняла указательный палец и горделиво поправила:

— Безумная. «Безумное семейство» — вот как нас называют в долине, и это тоже отчасти правда. Не спорю, неприглядная правда, но разве правда когда-нибудь бывает красивой? То, что я наговорила… Оно известно всякому, кто живет здесь — от наших родственников до вилланов. Извините, я не подумала, что вы, люди из другой страны, могли ровным счетом ничего о нас не слышать. Вы не сердитесь? Вам не понравилось, что я сказала? Но мне так скучно все время сидеть одной! Раньше Хайме часто разговаривал со мной, но недавно ему исполнилось восемнадцать, он уже взрослый человек и теперь я ему мешаю.

— Ни капли не сержусь. Скорее, я здорово озадачен, — оторопело признался Франческо. — Понимаете, монна Бьянка, я человек иного сословия. Ваши традиции…

— Скажи уж откровенно: ты не можешь решить, верить мне или нет, — сердито бросила девочка. — Верь, если хочешь… только не во всем. Я ведь тоже де Транкавель и, когда вырасту, наверняка стану ничуть не лучше моих братьев. Отец говорит: нам можно все, потому что… Потому что мы — это мы. Идем, — она рывком поднялась на ноги и побежала вверх по лестнице, нарочито громко стуча каблуками.

Франческо поковылял следом, не забыв тщательно закрыть дверь в галерею и тоскливо подумав, что многое бы отдал за умение с такой же легкостью прекращать размышлять над услышанным. Кажется, ему снова повезло — он наткнулся на единственного человека в замке, готового в обмен на капельку внимания и терпения ответить на любые вопросы о замке и его обитателях. Франческо умел быть хорошим собеседником, это признавали все. Вопрос в том, хочет ли он слушать, что ему говорят? Девочка ему нравилась, мысленно он сравнивал ее с ночной фиалкой, растущей в самых тенистых уголках лесов и расцветающей в поздних сумерках. Но ее речи, если вдуматься, сильно отдавали безумием и чем-то, чему Франческо пока не мог подобрать названия. Она говорила о призраках так, будто они приходились ей лучшими друзьями, об отце и братьях — как о врагах, с которыми вынужден жить рядом, смеялась над тем, что Франческо с рождения полагал незыблемым и достойным всяческого уважения, и, кажется, считала свое жилище живым существом с собственным характером.

С последним Франческо был склонен согласиться. Замок Ренн, хотя он успел повидать только его малую часть, отнюдь не заслуживал наименования «обычного строения» из камня, металла и дерева. Также как и монна Бьянка де Транкавель ничуть не походила на «невинное дитя», каким вроде представала на первый взгляд.

— Мы кажемся тебе странными? — через плечо спросила Бланка. — Эдакими надменными и самовлюбленными типами, что взобрались на вершину горы и знать не желают остальных смертных?

— Не думаю, что я вправе справедливо судить о вашей семье на основании того немного, что я узнал, — как можно дипломатичнее ответил Франческо, вовремя вспомнив никогда не подводившие заветы многих поколений своих предков: «Знай свое место!» и «Человеку, дорожащему своей шкурой, незачем без особой нужды встревать в дела аристократов». — Однако кое-что в ваших порядках и взглядах на мир действительно звучит для меня… скажем так, непривычно и неприемлемо. Похоже, ваш отец и братья — весьма своеобразные люди.

— «Своеобразные» — еще вежливо сказано, — не по-детски жестко хмыкнула девочка. — Спасибо за честный ответ. Не знаешь, почему взрослые увиливают или отмалчиваются, если их о чем-то спрашивает ребенок?

— Наверное, из опасения, что ребенку будет трудновато правильно истолковать их слова, — предположил Франческо. — Или потому, что знают — ответь на один вопрос, за ним посыплется еще десяток других, и вдобавок придется растолковывать такие вещи, о которых сам отвечающий старается лишний раз не задумываться. Причем отвечать нужно по возможности правдиво, а, как ты сама догадываешься, правда не только частенько непривлекательна внешне, но и утомительна.

— Красиво сказано, — Бланка остановилась на крохотной площадке, тускло освещенной падающими из узкой бойницы лучами, и задумчиво наклонила голову. — Ты сам придумал такую фразу или где-нибудь прочитал?

— Если скажу, что выдумал сам, получится, что солгу, но если скажу, что прочитал — это тоже будет неправдой, — бодро отчеканил Франческо. Личико девочки приобрело настолько озадаченно-растерянное выражение, что ему пришлось спешно подыскивать иной оборот речи: — Скажем так: эта мысль есть объединенный плод моих раздумий над прочитанным. Можно двигаться дальше?

— Можно… — Бланка стала подниматься по крутым ступенькам медленнее, погрузившись в сосредоточенные размышления над услышанным. Воспользовавшись моментом, Франческо поспешно спросил:

— Монна Бьянка, о какой тайне упоминали эти ваши… голоса?

— Не знаю, — ответ последовал настолько стремительно, что только глупец не распознал бы откровенной лжи. Однако Франческо предпочел довольствоваться услышанным. — Никто не знает. Рамону кажется, будто рано или поздно он сумеет завоевать доверие призраков и вынудит их проболтаться, но я думаю — он обманывает сам себя. Для голосов не имеет значения, с кем они разговаривают. Если у них есть разум, то в нем застряла одна-единственная мысль, и они повторяют ее на все лады… Мы почти пришли.

Девочка изо всех силенок навалилась на низкую, целиком обитую железными пластинами дверь, и вопросительно оглянулась на замешкавшегося Франческо. Общими усилиями им удалось отжать створку от косяка на расстояние, достаточное, чтобы по очереди проскользнуть наружу. Франческо шел вторым, вежливо пропустив свою маленькую даму вперед, и в очередной раз замер на месте, пораженный новыми чудесами замка. Ему хотелось дать себе слово больше не удивляться, однако он всерьез подозревал, что еще до заката успеет повидать больше, чем за все прожитые годы.

Они стояли на крохотной площадке, неизвестно как втиснутой строителями между закругленной кладкой сторожевой башни и зубцами бастиона. Площадка насквозь продувалась ветром, превратившимся в подобие невидимой, но ощутимо теплой, упругой стены, мягко отталкивающей человека назад. Ветер заунывно насвистывал, выдувая из камней протяжный, ноющий звук, похожий на отголосок звона порвавшейся струны.

— Красиво? — с видом щедрой хозяйки, показывающей гостю сокровища своего дома, осведомилась Бланка.

— Очень, — согласился Франческо, с опаской косясь вниз. Он всегда недолюбливал высоту, а под площадкой насчитывалось не меньше сотни футов обработанного камня, сменяющегося затем местными оранжево-желтыми скалами с гранями, острыми как лезвие ножа. Похоже, Бланка решила сделать ему небольшой подарок и привела на самое высокое место в замке, откуда открывался вид на всю округу.

Девочка с любопытством покосилась на своего собеседника, осталась довольна произведенным впечатлением, и, в один прыжок преодолев короткую деревянную лестницу, ведущую вниз, ловко подтянулась и пролезла между двух соседних крепостных зубцов. Франческо растерянно поглядел ей вслед, перед его мысленным взором полыхнула безумная картина, наверняка порожденная шепотом призрачных голосов: Бланка невозмутимо говорит «Смотри, я умею летать» и сигает вниз, на миг обернувшись небывалой черной птицей с переломанными крыльями…

— Ты куда? — в панике выкрикнул он. Девочка недоуменно оглянулась:

— Я всегда тут сижу. Это место называется «балкон Мануэля». Позапрошлым летом один из солдат гарнизона, этот самый Мануэль, побился с Тьерри об заклад на двадцать цехинов, свое жалование за месяц, что сможет спуститься отсюда и подняться наверх, не используя никаких веревок и крючьев. По-моему, тогда весь замок разделился на два лагеря — одни ставили за Мануэля, другие против. Я поставила «за» и выиграла. Он смог сделать то, о чем говорил, хотя на спуск и подъем у него ушел почти целый день. Потом он рассказывал: мол, стена только кажется гладкой и ровной, за столько лет от ветров и дождей в ней образовалась уйма трещин и выбоин, почти как лестница. Кое-кто, наслушавшись, пытался повторить его успех, но больше ни у кого не получилось. Скорее всего, потому, что Мануэль — баск, в здешних горах живет такой небольшой народ. Этим людям достаточно царапины на скале, чтобы зацепиться и подтянуться. Как ящерицы, которые бегают по потолку и не падают. Тьерри потом целую седмицу злился, что пришлось расплачиваться за проигрыш… Залезай, не бойся. Я хочу показать тебе наши земли. Отсюда их видно лучше всего.

Стараясь не отрывать рук от теплой поверхности камня и не смотреть вниз, Франческо добрался до своей провожатой. После короткой борьбы с собственным воображением, услужливо нарисовавшим ему картину человека, карабкающегося, как паук, по неприступной скале, и взбунтовавшимся желудком, ничуть не испытывавшим желания висеть над пропастью, он неуклюже взобрался на стену. Здесь он почувствовал себя увереннее — с двух сторон его защищали от падения сложенные из толстых плит зубцы, а впереди расположилась Бланка. Он даже рискнул бросить короткий взгляд через ее плечо, увидев раскинувшуюся внизу просторную долину с ее полями и виноградниками, блестящие ленты рек и россыпь крыш выросшего под защитой замка городка Куизы, через который они проезжали днем. Отсюда, сверху, становилось заметно, что замок, город и разбежавшиеся вокруг деревушки лежат на плоской возвышенности, ограниченной руслами бегущих с окрестных склонов рек и замыкающейся сверкающим великолепием белоголовой горы.

— Бланшфор, — произнесла Бланка, указывая на скалистый пик и соседствующие с ним темные холмы. — Рядом — Рокко-Негро. Бланшфор у нас зовут «Белой королевой на черном троне». К полуночи от нее начинается полоса лесов, и тянется большой песчаный откос, над ним еще поблескивает. Это крепость Фортэн, владение семьи мадам Идуанны. Большой поселок левее и выше замка — рудники. Там добывают свинец, медь и немножко золота. Я всегда думала, что золото лежит под землей в виде таких… — она сделала неопределенный жест рукой, — вроде как больших кусочков или лепешек, а оказалось — оно похоже на крупинки, которые нипочем не заметишь. Надо собрать много земли, промыть ее, тогда, может быть, отыщешь парочку… Гора на полдень от нас называется Безье. Рядом с ней стоит городок Безье, единственная тамошняя достопримечательность — командорство ордена Храма. Непонятные люди: никуда не ездят, никого к себе не пускают, зато твои сородичи наведываются к ним почти что каждый день.

— Торговые дела, наверное, — уверенно заявил Франческо, знавший, что большинство итальянских торговых домов, особенно генуэзских и венецианских, имеют самое прямое и непосредственное отношение к золоту и закладным письмам рыцарей-храмовников. — А это что за развалины? — он ткнул в непонятное скопление огромных валунов, явно носивших следы прикосновения человеческой руки и находившееся примерно на полпути от Ренна до Безье.

— Кустасса, — с некоторым затруднением выговорила девочка. — Еще одна древняя крепость, только не римская, а вестготская.

— Королева Гизелла из Разеса случайно была не оттуда родом? — серьезно спросил Франческо, и Бланка покосилась на него с искренним удивлением:

— Ты слышал о Дагоберте и Гизелле? Да, кое-кто утверждает, что Кустасса — все, что осталось от владений предков Гизеллы. Ладно, смотри дальше, на полдень и чуть к восходу. Видишь плес, где сливаются две реки? Это Бланш и Сальса. Вы, наверное, пробовали по дороге сюда воду из наших ручьев? Горькая, правда? Зато целебная, потому что течет под горами и уносит с собой всякие полезные соли земли — так мне объясняли. Так вот, возле устья Сальсы, той реки, которая поменьше, расположена Кропильница Магдалины. Она такая древняя, что вся заросла осевшими из воды кристалликами меди. На солнце они переливаются зелеными искрами, я никогда не встречала ничего красивее. По праздникам туда съезжается народ со всей округи, и кое-кто даже в самом деле излечился.

— Почему источник назвали в честь Магдалины? — Франческо восхитила очаровательная манера девочки рассказывать о краях, где она выросла, точно представляя давних знакомых.

— Так повелось, — задумчиво протянула Бланка. — Есть предание, что сама Мария Магдалина побывала здесь. Не знаю, правда или нет, но я видела в библиотеке много старых mappas — чертежей окрестных земель, и на всех отмечена либо «Купальня Магдалины», либо «Кропильница Магдалины». Наша замковая часовня тоже носит ее имя. Ты все еще хочешь наведаться туда?

— Конечно, — Франческо невольно насторожился. Он не считал себя большим знатоком Писания, однако никак не мог припомнить эпизода, где бы упоминалось о визите святой в крохотный гористый край между Пиренеями и Средиземным морем. — В вашей крепости есть библиотека?

— Разумеется, — несколько обиженно передернула плечом Бланка. — Она даже больше, чем у монастыря в Алье. Ты интересуешься книгами?

— Очень, — честно признался Франческо. — Правда, мне никогда еще не доводилось толком побывать в каком-нибудь настоящем хранилище. Разве что быстренько заглянуть. Там, где я учился, имелась библиотека, но маленькая, не больше двух десятков книг.

— Думаю, отец Ансельмо не будет против, если мы наведаемся к нему в гости, — Бланка хитровато улыбнулась и пояснила: — Отца Ансельмо прислали к нам из Сент-Илере. Он заведует библиотекой — даже не помню, сколько лет. Он учил разным наукам моих братьев и заодно меня, хотя благородной девице вроде как не положено много знать, а тем более возиться с рукописями. Послушайте, мессир Франсиско, вы не против заключить маленькое соглашение?

— Смотря какое, — Франческо немедленно подстроился под невинно-лукавый тон собеседницы, изобразив на физиономии самое честное из доступных ему выражений.

— Мы пойдем в часовню, — Бланка поерзала, устраиваясь поудобнее на жестком камне. — Я познакомлю тебя с отцом Уриеном. Увидишь, он похож на суслика — такой же суетливый и пугается собственной тени. Под часовней есть крипта, где хранятся всякие любопытные вещицы. Трофеи предков моего отца, еще с времен первого похода в Святую землю, и несколько самых настоящих реликвий. Отец Уриен трясется над ними, как курица над цыплятами, перебирает несколько раз за день, начищает до блеска, и никого не пускает внутрь. Особенно меня. Думает, я что-нибудь сломаю. Но ты — гость, и если он поверит, что ты важная персона, он откроет крипту. Сможешь его убедить? Тогда я обещаю сводить тебя в нашу библиотеку и уговорю отца Ансельмо, чтобы тебе разрешили посмотреть любые книги.

— У меня может не получиться, — коварно намекнул Франческо.

— Ну-у… — Бланка нахмурилась, потом махнула рукой и рассмеялась: — Тогда пойдем в библиотеку просто так. Но мне очень хочется глянуть, что спрятано под часовней!

— Приложу все мои скромные силы, дабы ваше желание исполнилось, — торжественно и слегка высокопарно пообещал Франческо. Девочка восторженно взвизгнула и захлопала в ладоши, едва не вывалившись из тесного пространства между зубцами бастиона. Франческо вовремя поймал ее за подол платья и как можно беспечнее спросил:

— Послушай, тебе ничего не известно о молодой даме, которая несколько дней назад приехала сюда?

— Иностранка, с рыжими волосами? — уточнила Бланка. Франческо быстро кивнул, опасаясь раньше времени поверить в удачу. — Конечно, я про нее знаю. Я тут все знаю. Ее поселили в башне Марро… — девочка не договорила. Ее рот округлился, в темных глазах полыхнуло азартное выражение, и Франческо обреченно понял, что угодил прямиком в расставленную ловушку и сейчас его уподобят вытряхиваемому ковру, только вместо пыли предстоит сыпаться сведениям. Что ж, если он сумеет повести беседу так, как необходимо ему, то заполучит ценного союзника и советчика. — Вы приехали за ней, да? Я так и думала, что Рамон ее похитил! Он уезжал на праздники в Тулузу, а вернулся вместе с этой дамой, и с тех пор прячет ее от всех! Она сестра кого-то из тех двоих молодых господ? Или невеста? Ой, как здорово! Может, Рамону наконец-то достанется!..

— Тихо, тихо, — Франческо с преувеличенным вниманием выглянул наружу и огляделся, хотя площадка вопиюще пустовала и вряд ли кто подслушивал их разговоры. — Монна Бьянка, мне придется довериться вашему благоразумию…

— Никому ни слова, ни полслова, ни даже звука, — горячо заверила его девочка. — Я, конечно, болтлива, но отнюдь не глупа. Считай, что я внезапно онемела и оглохла. Я все сделаю, только… только расскажи хоть немножечко! У нас так редко случается что-нибудь интересное! Кто она? Рамон действительно украл ее?

— Полагаю, что да, — сказал Франческо, в душе поразившись горячности ребенка и обозвав себя распоследним проходимцем за решение использовать снедающее Бланку любопытство в своих целях. Он мог понять девочку, наверняка умиравшую здесь от скуки. Братья пренебрегали ей, полагая слишком маленькой для бесед; отец, похоже, вообще не обращал внимания на последнего из четырех своих отпрысков, да вдобавок, как упомянула сама Бланка, ее происхождение считалось не совсем законным. Разумеется, она ухватилась за первую же подвернувшуюся возможность внести в свою жизнь хоть немного ярких красок. — Эту даму зовут Изабелла, и я сомневаюсь, чтобы она по доброй воле поехала куда-либо вместе с твоим братом. Кроме того, она с ним не знакома — это я знаю точно.

«Ой ли? — мелькнуло в голове. — Что ты вообще знаешь о монне Изабелле, кроме того, что второй такой нет на свете?»

— Изабелла, — мечтательно повторила Бланка и деловито поинтересовалась: — Она принадлежит кому-то из твоих спутников?

— Знаешь, — осторожно подбирая слова, начал слегка ошарашенный подобной прямотой Франческо, — монна Изабелла, как мне кажется, не относится к числу женщин, о которых можно сказать, будто они кому-то принадлежат…

— Чем дальше, тем интереснее, — восхищенно протянула Бланка. — Если она не подруга и не родственница кого-то из этих двоих, то почему… А, поняла! Она обещана одному из них?

— Нет, насколько я знаю, — растерянно пробормотал Франческо.

— Неужели они приехали спасать ее просто так? — не на шутку опешила девочка. — Разве такое еще случается в жизни, а не в сказках и балладах? Тогда мне здорово повезло… — она требовательно подергала собеседника за рукав. — Рассказывай дальше! Кто эти господа, твои друзья? Я видела, как они въезжали в замок и отправились разговаривать с отцом. Они красивые, особенно тот, высокий, на сером коне. Как его зовут? И почему он так странно одевается?

«Она всего лишь ребенок, не по годам умный и наблюдательный ребенок, воспитанный странными людьми, больше занятыми собой, нежели ей, — напомнил себе Франческо. — То, что для тебя — вопрос жизни или смерти, для нее всего лишь игра. Она не виновата в том, что не знает жизни за пределами крепости. Не разочаровывай ее — это к ней еще придет. Сложи историю, такую же захватывающую, как слышанные ею легенды. Она уже знает, как неприглядна бывает правда, так обмани ради ее же блага. Хотя ты можешь припомнить случай, когда ложь, даже ложь во спасение, становилась благом? Господи, почему твои дети вынуждены постоянно прибегать к хитрости и одурачивать ближних своих? Не обижайся на меня, монна Бьянка-Терезия-Катрин-Маргарита, я с удовольствием оставался бы честным, да никак не получается…»