Глава 2
Я смог поговорить с Ольгой наедине лишь через два часа. Веселье, каким бы натужным оно ни казалось Светлане, уже переместилось во двор. Семен хозяйничал у мангала, выдавая желающим шашлыки, которые готовились со скоростью, однозначно намекающей на использование магии. Рядом, в тенечке, стояли два ящика сухого вина.
Ольга о чем-то дружелюбно болтала с Ильей, у обоих в руках было по шампуру шашлыка и по стакану с вином. Идиллию прерывать было жалко, но…
— Оля, надо поговорить, — сказал я, подходя к ним. Светлана была полностью увлечена спором с Тигренком — девушки с жаром обсуждали традиционный новогодний карнавал Дозора, перескочив на него с жаркой погоды по какой-то прихотливой женской логике. Самый подходящий момент.
— Извини, Илья. — Волшебница развела руками. — Мы еще обсудим, хорошо? Мне очень интересен твой взгляд на причины развала Союза. Хоть ты и не прав.
Маг торжествующе улыбнулся и отошел.
— Спрашивай, Антон, — тем же тоном предложила Ольга.
— Знаешь, о чем спрошу?
— Догадываюсь.
Я оглянулся. Рядом никого не было. Еще длился тот недолгий миг дачного пикника, когда хочется есть, хочется пить и нет тяжести ни в желудке, ни в голове.
— Что ждет Светлану?
— Будущее читать трудно. А будущее великих магов и волшебниц…
— Не виляй, партнерша. — Я заглянул ей в глаза. — Не надо. Ведь мы все-таки были вместе? Работали в паре? Еще когда ты была наказана и лишена всего, даже этого тела. И наказана справедливо.
У Ольги от лица отхлынула кровь.
— Что ты знаешь о моей вине?
— Все.
— Откуда?
— Я же все-таки работаю с данными.
— У тебя не хватит допуска. Случившееся со мной никогда не заносилось в электронные архивы.
— Косвенные данные, Оля. Ты видела круги на воде? Камень может давно лежать на дне, зарасти илом, а круги еще будут идти. Подтачивать откосы, выносить на берег мусор и пену, переворачивать лодки, если камень был большой. А он был очень большой. Считай, что я долго стоял на откосе, Оля. Стоял и смотрел на волны, которые точат берег.
— Ты блефуешь.
— Нет. Ольга, что дальше будет со Светой? Какой этап обучения?
Волшебница смотрела на меня, забыв об остывшем шашлыке и полупустом стакане. И я нанес еще один удар:
— Ты ведь прошла этот этап?
— Да. — Кажется, она перестала играть в молчанку. — Прошла. Но меня готовили более медленно.
— А зачем такая спешка со Светой?
— Никто не предполагал, что в этом столетии родится еще одна Великая Волшебница. Гесеру пришлось импровизировать, перестраиваться на ходу.
— Тебе потому и вернули прежний облик? Не только из-за хорошей работы?
— Ты ведь сам все понимаешь! — Глаза Ольги нехорошо блеснули. — Зачем пытаешь меня?
— Ты контролируешь ее подготовку? Исходя из своего опыта?
— Да. Удовлетворен?
— Ольга, мы же по одну сторону баррикад, — прошептал я.
— Тогда не толкай соратников локтями!
— Ольга, какова цель? Что не смогла сделать ты? Что должна сделать Света?
— Ты, — она действительно растерялась, — Антон, так ты блефовал!
Я молчал.
— Ты ничего не знаешь! Круги по воде, ты не знаешь, куда смотреть, чтобы их увидеть!
— Допустим. Но ведь главное я угадал?
Ольга глядела на меня, покусывая губы. Потом покачала головой:
— Угадал. Прямой вопрос, прямой ответ. Но объяснять я ничего не стану. Ты не должен знать. Это тебя не касается.
— Ошибаешься.
— Никто из нас не желает Свете зла, — резко сказала Ольга. — Ясно?
— Мы и не умеем желать зла. Вот только наше Добро порой ничуть не отличается от Зла.
— Антон, закончим разговор. Я не имею права тебе отвечать. И не надо портить другим этот нечаянный отдых.
— Насколько он нечаянный? — вкрадчиво спросил я. — Оля?
Она уже собралась, и ее лицо осталось непроницаемым. Слишком непроницаемым для такого вопроса.
— Ты и так узнал слишком много. — Голос ее поднялся, обретая былую властность.
— Оля, нас никогда не отправляли в отпуск всех разом. Даже на сутки. Зачем Гесер выгнал Светлых из города?
— Не всех.
— Полина Васильевна и Андрей не в счет. Ты прекрасно знаешь, они кабинетные работники. Москва осталась без единого дозорного!
— Темные тоже притихли.
— Ну и что?
— Антон, хватит.
Я понял, что больше из нее не выдавить ни слова. Кивнул:
— Хорошо, Оля. Полгода назад мы оказались на равных, пусть случайно. Сейчас, видимо, нет. Извини. Не мои проблемы, не моя компетенция.
Ольга кивнула. Это было так неожиданно, что я не поверил своим глазам.
— Ну наконец ты понял.
Она издевается? Или и впрямь поверила, что я решил ни во что не вмешиваться?
— Я вообще очень смышленый, — сказал я. Посмотрел на Светлану: та о чем-то весело болтала с Толиком.
— Не сердишься на меня? — спросила Ольга.
Коснувшись ее ладони, я улыбнулся и пошел в дом. Хотелось что-то делать. Так сильно, будто я был джинном, выпущенным из бутылки после тысячелетнего заточения. Все что угодно: возводить дворцы, разрушать города, программировать на Бейсике или вышивать крестиком.
Дверь я распахнул, не касаясь ее: толкнул через сумрак. Не знаю зачем. Со мной редко такое бывает, иногда если очень много выпью, иногда если сильно разозлюсь. Первая причина сейчас никак не подходила.
В гостиной никого не было. И впрямь, зачем сидеть в помещении, когда во дворе — горячий шашлык, холодное вино и вполне достаточное количество шезлонгов под деревьями.
Я плюхнулся в кресло. Отыскал на столике свою — или Светы — рюмку, наполнил коньяком. Выпил залпом, будто не пятнадцатилетний «Праздничный» был налит, а дешевая водка. Наполнил снова.
В этот момент и вошла Тигренок.
— Не возражаешь? — спросил я.
— Нет, конечно. — Волшебница присела рядом. — Антон, ты расстроился?
— Не обращай внимания.
— Вы поругались со Светой?
Я покачал головой.
— Дело не в этом.
— Антон, я что-то не так сделала? Ребятам не нравится?
Я уставился на нее с неподдельным удивлением.
— Тигренок, брось! Все прекрасно. Всем нравится.
— А тебе?
Никогда раньше я не замечал за волшебницей-оборотнем таких колебаний. Понравилось — не понравилось, всем ведь угодить невозможно.
— Светлану продолжают готовить, — сказал я.
— К чему? — Девушка слегка нахмурилась.
— Не знаю. К чему-то, что не смогла сделать Ольга. К чему-то очень опасному и очень важному одновременно.
— Это хорошо. — Она потянулась за бокалом. Налила себе сама, пригубила коньяк.
— Хорошо?
— Ну да. Что готовят, направляют. — Тигренок поискала что-то взглядом, потом, нахмурившись, посмотрела на музыкальный центр у стены. — Вечно куда-то ленивчик пропадает.
Центр ожил, засветился. Заиграл «Queen» — «Kind of Magic». Я оценил непринужденность жеста. Управлять электронными схемами на расстоянии — это не дырки в стене взглядом сверлить и не комаров файерболами разгонять.
— Сколько ты готовилась к работе в Дозоре? — спросил я.
— Лет с семи. В шестнадцать уже участвовала в операциях.
— Девять лет! А тебе ведь проще, твоя магия — природная. Из Светланы собираются слепить Великую Волшебницу за полгода-год!
— Тяжело, — согласилась девушка. — Ты думаешь, шеф не прав?
Я пожал плечами. Говорить, что шеф не прав, так же глупо, как отрицать восход солнца на востоке. Он сотни, да что там сотни — тысячи лет учился не делать ошибок. Гесер может поступать жестко или даже жестоко. Может провоцировать Темных и подставлять Светлых. Он все может. Только не ошибаться.
— Мне кажется, он переоценивает Свету.
— Брось! Шеф просчитывает.
— Все. Я знаю. Он очень хорошо играет в старую игру.
— И Свете он желает добра, — упрямо добавила волшебница. — Понимаешь? Может быть, по-своему. Ты поступил бы иначе, и я, и Семен, и Ольга. Любой из нас делал бы по-другому. Но он руководит Дозором. И имеет на это полное право.
— Ему виднее? — ехидно спросил я.
— Да.
— А как же свобода? — Я вновь наполнил рюмку. Кажется, она уже была лишней, в голове начинало шуметь. — Свобода?
— Ты говоришь, как Темные, — фыркнула девушка.
— Я предпочитаю думать, что это они говорят, как я.
— Да все очень просто, Антон. — Тигренок наклонилась ко мне, заглянула в глаза. От нее пахло коньяком и чем-то легким, цветочным, вряд ли духами: оборотни не любят парфюмерию. — Ты ее любишь.
— Люблю. Для кого это новость?
— Ты знаешь, что скоро ее уровень силы превысит твой.
— Если уже не превысил. — Я не стал об этом говорить, но вспомнил, как легко Света почувствовала магические экраны в стенах.
— Превысит по-настоящему. Вы станете несоизмеримы по силе. Ее проблемы станут тебе непонятными и даже чуждыми. Оставаясь с ней рядом, ты будешь чувствовать себя неуклюжим довеском, жиголо, начнешь цепляться за прошлое.
— Да. — Я кивнул и с удивлением обнаружил, что рюмка уже пуста. Наполнил ее под пристальным взглядом хозяйки. — Значит — не останусь. Это мне не нужно.
— А иного не дано.
Не подозревал, что она умеет быть такой жесткой. И того, что будет нервно переживать, всем ли по вкусу угощение и обстановка, не ожидал, и этой злой правды — тоже.
— Знаю.
— Раз знаешь, то, Антон, ты возмущаешься, что шеф так усиленно тащит Свету вверх, по одной-единственной причине.
— Мое время уходит, — сказал я. — Песком сквозь пальцы, дождем с неба.
— Твое время? Ваше, Антон.
— Оно не было нашим, никогда.
— Почему?
А собственно говоря, почему? Я пожал плечами.
— Знаешь, некоторые звери не размножаются в неволе.
— Опять! — возмутилась девушка. — Ну какая неволя? Ты должен радоваться за нее. Светлана станет гордостью Светлых. Ты первый ее обнаружил, именно ты смог ее спасти.
— Для чего? Для очередной битвы с Тьмой? Ненужной битвы?
— Антон, все-таки ты сам сейчас говоришь, как Темный. Ты ведь ее любишь! Так не требуй и не жди ничего взамен! Это путь Света!
— Там, где начинается любовь, кончаются Свет и Тьма.
От возмущения девушка замолчала. Грустно покачала головой. Неохотно сказала:
— Ты можешь по крайней мере пообещать…
— Смотря что.
— Быть благоразумным. Довериться старшим товарищам.
— Обещаю наполовину.
Тигренок вздохнула. Неохотно произнесла:
— Слушай, Антон, ты, наверное, думаешь, что я тебя совсем-совсем не понимаю. Это не так. Я ведь тоже не хотела быть магом-оборотнем. У меня были способности к целительству, довольно серьезные.
— Правда? — Я с удивлением посмотрел на нее. Никогда бы не подумал.
— Были, были, — легко подтвердила девушка. — Но когда стал выбор, в какую сторону силы развиваться, меня позвал шеф. Мы сидели, пили чай с пирожными. Поговорили, очень серьезно, как взрослые, хоть я и была совсем девчонка, младше Юли. О том, что нужно Свету, в ком нуждается Дозор, чего могу добиться я. И решили, что способности к боевой трансформации надо развивать, пусть даже в ущерб всему остальному. Мне не очень нравилось вначале. Знаешь, как больно перекидываться?
— В тигра?
— Да нет, в тигра ничего, обратно трудно. Но я терпела. Потому что верила шефу, потому что понимала, это правильно.
— А сейчас?
— Сейчас я счастлива, — с жаром ответила девушка. — Как представлю, чего была бы лишена, чем занималась бы. Травки, заклинания, возня с исковерканным психополем, снятие черных воронок и приворотов…
— Кровь, боль, страх, смерть, — в тон сказал я. — Бой на двух-трех слоях реальности одновременно. Увернуться от огня, хлебнуть крови, протиснуться сквозь медные трубы.
— Это война.
— Да, наверное. Но разве именно ты должна быть на передовой?
— Кто-то ведь должен? И, в конце концов, такого дома у меня не было бы. — Тигренок обвела гостиную рукой. — Сам знаешь, целительством много не заработаешь. Будешь исцелять в полную силу, кто-то начнет убивать без остановки.
— Хорошо тут, — согласился я. — А ты часто здесь бываешь?
— Когда как.
— Догадываюсь, что не очень. Ты хватаешь дежурство за дежурством, лезешь в самое пекло.
— Это мой путь.
Я кивнул. Что я, в самом-то деле. Сказал:
— Да, ты права. Устал, наверное. Вот и несу всякую чушь.
Тигренок подозрительно посмотрела на меня, явно удивленная столь быстрой капитуляцией.
— Мне надо посидеть с бокалом, — добавил я. — Хорошенько напиться в одиночестве, уснуть под столом, проснуться с головной болью. Тогда сразу полегчает.
— Валяй, — с ноткой настороженности сказала волшебница. — Для чего ж еще мы сюда приехали? Бар открыт, выбирай, что по вкусу. Или пошли к остальным. Или мне с тобой за компанию посидеть?
— Нет, лучше в одиночестве, — похлопав рукой по пузатой бутылке, сказал я. — Совершенно гнусно, без закуски и компании. Когда пойдете купаться, загляни. Вдруг я еще сумею передвигаться?
— Договорились.
Она улыбнулась и вышла из комнаты. Я остался в одиночестве, если, конечно, не считать компанией бутылку армянского коньяка, во что иногда хочется верить.
Очень славная девушка. Они все славные и хорошие, мои друзья-товарищи по Дозору. Я слышу сейчас их голоса сквозь музыку «квинов», и мне приятно. С кем-то я в более хороших отношениях, с кем-то — в менее. Но здесь у меня нет и не будет врагов. Мы шли и будем идти вместе, теряя друг друга лишь по одной причине.
Ну почему же тогда я недоволен происходящим? Только я один — и Ольга, и Тигренок одобряют действия шефа, и остальные, спроси их прямо, присоединятся.
И впрямь утратил объективность?
Наверное.
Я хлебнул коньяка и глянул сквозь сумрак, отслеживая тусклые огоньки чужой, неразумной жизни.
В гостиной обнаружились три комара, две мухи и в самом углу, под потолком, паучок.
Пошевелив пальцами, я слепил крошечный, в два миллиметра диаметром, огненный шарик. Нацелился на паука — для разминки лучше выбирать неподвижную мишень — и отправил файербол в путь.
Аморального в моем поведении ничего не было. Мы не буддисты, во всяком случае — большинство Иных в России. Мы едим мясо, мы бьем мух и комаров, мы травим тараканов; если лень каждый месяц осваивать новые отпугивающие заклинания, насекомые быстро вырабатывают иммунитет к магии.
Ничего аморального. Просто это смешно, это притча во языцех, «с файерболом на комара». Это любимая забава детишек всех возрастов, обучающихся на курсах при Дозоре. Я думаю, что и Темные балуются тем же, вот только они не делают различий между мухой и воробьем, комаром и собакой.
Паука я сжег сразу. Полусонные комары тоже проблем не доставили.
Каждую победу я отмечал рюмкой коньяка, предварительно чокаясь с услужливой бутылкой. Потом принялся бить мух, но то ли алкоголя в крови стало многовато, то ли мухи чувствовали приближение огненной точки куда лучше. На первую я затратил четыре заряда, но хотя бы при промахах успевал рассеять их вовремя. Вторую сбил шестым файерболом, при этом всадив две крошечные шаровые молнии в застекленный стеллаж на стене.
— Как нехорошо, — покаялся я, допивая коньяк. Встал — комната качнулась. Подошел к стеллажу, в котором на черном бархате были закреплены мечи. На первый взгляд, пятнадцатый-шестнадцатый век, Германия. Подсветка была отключена, и точнее определить возраст я не рискнул. В стекле обнаружились маленькие воронки, но сами мечи я не задел.
Некоторое время я размышлял, как исправить проступок, и не нашел ничего лучшего, чем вернуть на место испарившееся и разлетевшееся по комнате стекло. Сил при этом пришлось затратить куда больше, чем если бы я развоплотил все стекло и воссоздал его заново.
Потом я полез в бар. Коньяка почему-то уже не хотелось. Зато бутылочка мексиканского кофейного ликера показалась удачным компромиссом между желанием напиться и взбодриться. И кофе, и спирт — все в одном флаконе.
Я повернулся и обнаружил в своем кресле Семена.
— Все пошли на озеро, — сообщил маг.
— Сейчас, — пообещал я, подходя. — Сей же час.
— Бутылку поставь, — посоветовал Семен.
— Зачем? — заинтересовался я. Но бутылку поставил.
Семен пристально посмотрел мне в глаза. Барьеры не сработали, а подвох я заподозрил слишком поздно. Попытался отвести взгляд, но не смог.
— Сволочь, — выдохнул я, сгибаясь в три погибели.
— По коридору и направо! — крикнул вслед Семен. Взгляд по-прежнему буравил мне спину, вился следом незримой нитью.
До туалета я добежал. Минут через пять подошел и мой мучитель.
— Лучше?
— Да, — тяжело дыша, ответил я. Привстал с колен, сунул голову в умывальник. Семен молча повернул кран, похлопал по спине:
— Расслабься. Начали мы с народных средств, но…
По телу прошла жаркая волна. Я застонал, однако возмущаться больше не стал. Отупение прошло давно, теперь из меня вылетал последний хмель.
— Что ты делаешь? — только и спросил я.
— Печенке твоей помогаю. Глотни водички, легче будет.
Действительно помогло.
Через пять минут я вышел из туалета на своих ногах, потный, мокрый, с красным лицом, но абсолютно трезвый. И даже пытающийся качать права.
— Ну зачем вмешался? Я хотел напиться и напился.
— Молодежь. — Семен укоризненно покачал головой. — Напиться он хотел! Кто же напивается коньяком? Да еще после вина, да еще с такой скоростью, пол-литра за полчаса. Вот однажды мы с Сашкой Куприным решили напиться…
— Каким еще Сашкой?
— Ну, тем самым, писателем. Только он тогда не писал еще. Ну так и напились же по-человечески, культурно, в дым и в драбадан, с танцами на столах, стрельбой в потолок и развратом.
— А он что, Иной был?
— Сашка? Нет, но человек хороший. Четверть выпили, а гимназисток шампанским споили.
Я тяжело плюхнулся на диван. Сглотнул, взглянул на пустую бутылку — снова начало поташнивать.
— И вы с четверти напились?
— Четверть ведра, как же тут не напиться? — удивился Семен. — Напиваться — можно, Антон. Если очень нужно. Только напиваться надо водкой. Коньяк, вино — это все для сердца.
— А водка для чего?
— Для души. Если совсем уж сильно болит.
Он смотрел на меня с легким укором, смешной маленький маг с хитроватым лицом, со своими смешными маленькими воспоминаниями о великих людях и великих битвах.
— Я не прав, — признался я. — Спасибо, что помог.
— Ерунда, старик. Когда-то я твоего тезку три раза за вечер протрезвлял. Ну, там надо было пить и не пьянеть, для дела.
— Тезку? Чехова? — поразился я.
— Нет, что ты. Это другой был Антон, из наших. Погиб он, на Дальнем Востоке, когда самураи… — Семен махнул рукой и замолчал. Потом почти ласково сказал: — Ты не торопись. Вечером все сделаем культурно. А сейчас надо ребят догонять. Идем, Антон.
Вслед за Семеном я послушно вышел из дома. И увидел Свету. Она сидела в шезлонге, уже переодевшись, в купальнике и пестрой юбке — или куске ткани вокруг бедер.
— Нормально? — с легким удивлением спросила она меня.
— Вполне. Что-то шашлык не впрок пошел.
Светлана пристально смотрела на меня. Но, видимо, кроме бурого цвета лица и мокрых волос, ничто не выдавало внезапного опьянения.
— Тебе надо поджелудочную проверить.
— Все нормально, — быстро сказал Семен. — Уж поверь, я тоже лечением занимался. Жарко, кислое вино, жирный шашлык — вот и все причины. Ему сейчас искупаться, а вечером по холодку мы бутылочку раздавим. Вот и все лечение.
Света встала, подошла, сочувственно заглянула мне в глаза.
— Может быть, посидим тут? Я сделаю крепкий чай.
Да, наверное. Хорошо бы. Просто сидеть. Вдвоем. Пить чай. Говорить или молчать. Это ведь все не важно. Смотреть иногда на нее или даже не смотреть. Слышать дыхание — или заткнуть уши. Только знать, что мы рядом. Мы вдвоем, а не дружный коллектив Ночного Дозора. И вместе потому, что этого хочется, а не по программе, намеченной Гесером.
Неужели я и впрямь разучился улыбаться?
Я покачал головой. И вытащил на поверхность лица трусливую, упирающуюся улыбку.
— Пойдем. Я еще не заслуженный старпер магических войн. Пойдем, Света.
Семен уже ушел вперед, но почему-то я понял, что он подмигнул. Одобрительно.
Прохлады ночь не принесла, но избавила от зноя. Уже часов с шести-семи компания раздробилась на маленькие кучки. Остались у озера неутомимый Игнат с Леной и, как ни странно, Ольгой. Ушли побродить по лесу Тигренок с Юлей. Остальные рассредоточились по дому и прилегающей территории.
Мы с Семеном оккупировали большую лоджию на втором этаже. Здесь было уютно, лучше продувал ветерок и стояла совершенно неоценимая в жару плетеная мебель.
— Номер раз, — сказал Семен, доставая из полиэтиленового пакета с рекламой йогурта «данон-кидс» бутылку водки. — «Смирновка».
— Рекомендуешь? — спросил я с сомнением. По водке я себя специалистом не считал.
— Я ее вторую сотню лет пью. А раньше она куда хуже была, уж поверь.
Следом за бутылкой явились два граненых стакана, двухлитровая банка, где под закатанной жестяной крышкой томились маленькие огурчики, большой пакет с соленой капустой.
— А запивать? — спросил я.
— Водку не запивают, мальчик, — покачал головой Семен. — Запивают суррогат.
— Век живи…
— Раньше научишься. И насчет водки не сомневайся, поселок Черноголовка — моя подконтрольная территория. Там на заводе колдун один работает, мелкий, не особо пакостный. Он мне и поставляет правильный продукт.
— Размениваешься по мелочи, — рискнул заметить я.
— Не размениваюсь. Я ему деньги плачу. Все честно, это наши частные отношения, а не дела Дозоров.
Семен ловким движением скрутил бутылке колпачок, разлил по полстакана. Сумка весь день простояла на веранде, но водка оставалась холодной.
— За здоровье? — предположил я.
— Рано. За нас.
Отрезвил он меня днем и впрямь качественно, наверное, не только алкоголь из крови удалил, но и все продукты метаболизма. Я выпил полстакана не дрогнув, с удивлением обнаруживая, что водка может быть приятна не только зимой с мороза, но и летом после жары.
— Ну вот. — Семен удовлетворенно крякнул, развалился поудобнее. — Надо Тигренку намекнуть, что тут кресла-качалки полезно поставить.
Он вытащил свою жуткую «Яву», закурил. Поймав мой недовольный взгляд, сообщил:
— Все равно буду их курить. Я патриот своей страны.
— А я патриот своего здоровья, — буркнул я.
Семен хмыкнул.
— Вот однажды позвал меня в гости знакомый иностранец, — начал он.
— Давно дело было? — непроизвольно подстраиваясь под стиль, спросил я.
— Не очень, в прошлом году. А позвал затем, чтобы научиться пить по-русски. Жил он в «Пенте». Прихватил я одну случайную подружку и ее братца — тот только что с зоны вернулся, некуда было податься, и пошли мы.
Я представил себе эту компанию и покачал головой:
— И вас впустили?
— Да.
— Воспользовался магией?
— Нет, зарубежный друг воспользовался деньгами. Водки и закуски он припас хорошо, стали мы пить тридцатого апреля, а закончили второго мая. Горничных не впускали, телевизор не выключали.
Глядя на Семена, в мятой клетчатой рубашке отечественного производства, затертых турецких джинсах и растоптанных чешских сандалиях, можно было без труда вообразить его пьющим разливное пиво из трехлитровой банки. А вот в «Пенте» он представлялся с трудом.
— Изверги, — с чувством сказал я.
— Нет, почему? Товарищу очень понравилось. Он сказал, что понял, в чем заключается настоящее русское пьянство.
— И в чем же?
— Это когда просыпаешься утром, и все вокруг серое. Небо серое, солнце серое, город серый, люди серые, мысли серые. И единственный выход — снова выпить. Тогда легче. Тогда возвращаются краски.
— Интересный попался иностранец.
— Не говори!
Семен снова наполнил стаканы, теперь — чуть поменьше. Подумал и вдруг налил их до краев.
— Давай выпьем, старик. Выпьем за то, чтобы нам не обязательно приходилось пить, чтобы увидеть небо голубым, солнце — желтым, город — цветным. Давай за это. Мы с тобой ходим в сумрак и видим, что мир с изнанки не такой, как кажется остальным. Но ведь, наверное, есть не только эта изнанка. За яркие краски!
В полном обалдении я выпил полстакана.
— Не сачкуй, пацан, — прежним тоном сказал Семен.
Я допил. Заел горстью хрустящей кисло-сладкой капусты. Спросил:
— Семен, почему ты так себя ведешь? Зачем тебе этот эпатаж, этот имидж?
— Слова больно умные, не пойму.
— Все-таки?
— Так легче, Антошка. Каждый как может бережется. Я — так.
— Что мне делать, Семен? — спросил я. Без всяких объяснений.
— Делай то, что должен.
— А если я не хочу делать то, что должен? Если наша светлая-пресветлая правда, наше честное дозорное слово и наши замечательные благие намерения встают поперек горла?
— Ты одно пойми, Антон. — Маг захрустел огурчиком. — Давно бы пора тебе понять, но засиделся ты у своих железяк. Наша правда, какая бы большая и Светлая она ни была, состоит из множества маленьких правдочек. И пусть у Гесера сто пядей во лбу и опыт такой, что, не дай Бог, приснится. Но вдобавок у него еще магически залеченный геморрой, эдипов комплекс и привычка перелицовывать старые удачные схемы на новый лад. Это все к примеру, я его тараканов не ловил, начальство все-таки.
Он достал новую сигарету, и на этот раз я не рискнул возражать.
— Антон, дело ведь в чем. Ты парень молодой, пришел в Дозор и обрадовался. Наконец-то весь мир поделился на черное и белое! Сбылась мечта человечества, стало ясно, кто хороший, а кто плохой. Так вот, пойми. Не так это. Не так. Когда-то мы все были едины. И Темные, и Светлые. Сидели у костров в пещере, глядели сквозь сумрак, на каком пастбище поближе мамонт пасется, с песнями и плясками искры из пальцев пускали, а файерболами чужие племена поджаривали. И было, для полной наглядности примера, два брата — Иных. Тот, что первым в сумрак вошел, может быть, он тогда сытый был, а может быть, полюбил в первый раз. А второй — наоборот. Живот болел от зеленого бамбука, женщина отвергла под предлогом головной боли и усталости от скобления шкур. Так и пошло. Один на мамонта наведет и доволен. Другой кусок от хобота требует и дочку вождя в придачу. Так и разделились мы на Темных и Светлых, на добрых и злых. Азбука, да? Мы так маленьких детишек-Иных учим. Только кто тебе сказал, старина, что все это остановилось?
Семен резко, так, что хрустнуло кресло, подался ко мне:
— Было оно, есть и будет. Всегда, Антошка. Конца-то нет. Сейчас мы того, кто сорвется и пойдет сквозь толпу, добро без разрешения творя, развоплощаем. В сумрак его, нарушителя равновесия, психопата и истерика, в сумрак. А что завтра будет? Через сто лет, через тысячу? Кто заглянет? Ты, я, Гесер?
— Так что тогда?
— Есть твоя правда, Антон? Скажи, есть? Ты в ней уверен? Тогда в нее и верь, а не в мою, не в Гесера. Верь и борись. Если духа хватит. Если сердце не ёкнет. Темная свобода, она ведь не тем плоха, что свобода от других. Это, опять же, для детей объяснение. Темная свобода — в первую очередь от себя свобода, от своей совести и души. Почувствуешь, что ничего в груди не болит, — тогда кричи караул. Правда, поздно уже будет.
Он замолчал, полез в пакет, извлек еще одну бутылку водки. Вздохнул:
— Вторая. Ведь не напьемся мы, чувствую. Не получится. А насчет Ольги и ее слов…
Как он ухитряется все и всегда слышать?
— Она не тому завидует, что ею несделанное может Светлана совершить. Не тому, что у Светки впереди все, а у Ольги, если уж откровенно, позади. Она завидует, что ты есть рядом и хотел бы любимую остановить. Пусть даже и не можешь ничего сделать. Гесер мог, но не хотел. Ты не можешь, но хочешь. В итоге, может быть, и нет никакой разницы. А что-то все равно цепляет. Душу рвет, сколько бы ей лет ни было.
— Ты знаешь, к чему готовят Светлану?
— Да. — Семен расплескал по стаканам водку.
— К чему?
— Я не могу ответить. Я подписку дал. Что мог — сказал.
— Семен…
— Говорю же — подписку дал. Снять рубашку, чтобы знак карающего огня на спине увидел? Ляпну чего — сгорю вместе с этим креслицем, пепел в сигаретную пачку уместится. Так что прости, Антон. Не пытай.
— Спасибо, — сказал я. — Давай выпьем. Вдруг получится напиться? Мне надо.
— Вижу, — согласился Семен. — Приступаем.
