Пункт двадцать второй
МИР: НОВЫЙ БОЛЬШОЙ КИЕВ
(дата: ноль девятое ноль второго тысяча сто тридцать девятого)
ОНИ
«Солнце» терпеливо дожидалась Макса Отто Эмберга в космопорту имени Бориса Штерна.
У этой метафедеративной планеты имелся ещё один кос-мопорт, имени Бориса Поля, и Макс по прибытии оказался вначале именно там. Потому что узловой мультипорт, на вокзал которого он вышагнул со столичного центрального, располагался в непосредственной близости. Совмещён, можно сказать.
Можно было использовать местный проход — и шагнуть, но Эмберг обошёл «пригородные кассы» стороной. Хватит, нашагался… Рейсовый стратосферник перебросил его из экваториальной зоны в умеренную. В салоне было немного пассажиров, но Макс Отто был рад, что хоть кто-то в этом мире разделяет его антипатию к мультипроходам.
Полчаса параболического полёта он просидел, снедаемый одной-единственной мучительной мыслью: «ЧТО ЭТО БЫЛО?!»
Он всё никак не мог разобраться, что с ним произошло. Полномасштабный галлюцинаторный припадок, или ВЗАПРАВДУ?..
Об этом он думал с момента, когда ОЧНУЛСЯ в той же самой точке, с которой начинался невероятный тур «на остров и далее по восходящей» — непосредственно перед арками проходов внутреннего сообщения, — развернулся и отправился восвояси, НЕ шагнув на песок… Никто на него не показывал пальцем, никто не вопил: «Это он, это он! Держите Муравьеда! Убийца!!!». Вообще ни единая встречная персона не обращала на него особого внимания. Исключая всегдашние, привычные взгляды женщин, западавших на сексапильного блондинистого мэна… Он вернулся в вокзальную зону ново-большекиевского направления и сделал шаг В СТОРОНУ от столицы Метафедерации.
«Надо держать себя в руках и виду не подавать, — принял он тактическое решение; покинул стратосферник и взглядом отыскал на поле знакомый силуэт яхты, — мало ли что в жизни случается. Ну, поплыло в голове маленько…»
Стратегическое решение откладывалось до лучших времён.
Вернулся! — Эллен кинулась ему на шею с воплем радости, точно он не трое суток («А где ж это я шлялся столько?!») пропадал, а тридцать три года.
Она тут с ума чуть не сошла, — сообщил Японец, — такое впечатление, что это не ты, а она побывала во всех тяжких.
Самой в тысячу раз легче!
Тогда бы с ума сходил он.
На Эли действительно было страшновато смотреть. За считанные десятки часов она осунулась и похудела, словно перенесла в его отсутствие какую-то очень серьёзную болезнь. С виду она состарилась на несколько лет. Будто во время его отсутствия ей было нечего есть и пить, нечем дышать, незачем жить… словно только его присутствие в непосредственной близости — питало её энергией жизни.
Ну что ты, маленькая, я жив, здоров, со мной всё в порядке… кажется, — приговаривал он и гладил её по голове; таким тоном разговаривают только с детьми.
В порядке? Ты уверен? Как прошла встреча?
Встречи не было.
Чья заслуга? — жадно вопросил Японец.
Я передумал. Не вижу смысла.
Во-от, что и требовалось доказать… долгонько же ты передумывал.
Главное, я вернулся.
Хорошо хоть, не притащил за собой толпу гончих. А то, глядишь, заявился бы врагом Метафедерации номер один, волоча на хвосте весь ПРЕС-С…
Макс Отто вздрогнул.
Я — вторым номером. Первое по праву занимают избранные и коллективные сущности, в том числе ты. Давно уже удерживаешь это звание, правда, никто из Метапарламента ещё не додумался до того, что это может быть кто-нибудь вроде тебя.
Теперь додумаются, — утешился Японец, — слишком часто я с тобой рядом мелькаю.
А по чьей милости? Сусанин ты наш…
По милости всевышнего, не иначе. Кто ещё мог заварить такую кашу не на просторах воображения, а в реале.
Всевышний — это кто? — спросила Эллен. — Творец или Разрушитель?
Спроси чего полегче.
Если доживу, пойду на пенсию. Ну их всех на… — Макс громогласно, на всю кают-компанию «Солнца», объявил известный всем трёхбуквенный адрес.
И правильно, — поддержал его Ошима-сан, — будете в гости захаживать, а если всё сложится, то и с детишками.
Ну разве что с детишками… зайду, зайду.
Обещаешь?
Поклясться на конституции?
Ещё чего! Обычно после таких клятв все так и норовят соврать или ещё какую пакость устроить.
Человек слаб… Ладно, какие вы напланировали планы, стратеги, пока я строевыми упражнениями, шагистикой пробавлялся?
Купаться и спать. Пункт ноль, по умолчанию.
А потом? Пункты первый и далее по списку…
Потом будет потом.
Потом мы летим домой, — устало сказала Эли.
К кому? — поинтересовался Эмберг.
Ах да, извини… — спохватился Такеши Ошима. — Мы тут экспедицию организовали. Наладили контакт с другими Избранными. Коммуникацию с ними оказалось нелишне возобновить, пока ты… э-э, отправился терактами пробавляться, а вместо этого вернулся пацифистом полным. И что ещё важнее, Эли нащупала, как выйти на опосредованный, без соприкосновений, контакт с Я-Мы.
Ну что ж, пора дары пиэкстсрититу принимать и обещанную вечную жизнь на себя примерять… прессером побыл уже, хватит.
Что?
Меня прельщает карьера тройного агента… или четверного? Слушай, Так, а бывают четверные и больше? Тет-ра… грамматоны, ха. Ты не думал, как у них память не за-далбывается отличать, кого из работодателей какой именно дезой пичкать?
На самом деле агент, служащий не только в «родной» конторе, но и ЕЩЁ У КОГО-ТО, работает исключительно на себя. Бескорыстные идеалисты пашут за символическое жалованье исключительно полюшко, выделенное командирами.
Во! Это про меня. Я бескорыстный, идеалистичный пацифист. Нот воо! Мэйк лав! Хомо хомини деус эст! Что это с тобой, милый?!
Истерика. Докатился, на поклон к врагам рода человеческого спешу…
Враг врагу рознь.
Авэ, Цезарь, моритури те салютант… То бишь: Эй, главный бородач на трибуне, идущие на смерть приветствуют тебя. Когда стартуем, неразлучные мои? Сдаётся мне — валандаться не надо бы. Не ровён час… вдруг рокировка, то, сё, и наше законное поле займут фигуры королевской важности. Вышибай потом эту ферзятину за пределы собственного участка недвижимости. Моя клетка — моя крепость.