Книга: Радужный змей
Назад: Глава 3 ПОДЗЕМНЫЙ ХОД
Дальше: Глава 5 ЕЩЕ ОДНА КРАЖА

Глава 4
МУМИЯ МАГА

Когда исследователи выбрались из подземного хода, их встретили градом вопросов. «Потом! — крикнул Симо, пытаясь заглушить гвалт. — Помогите сначала вытащить иностранца. Профессор, не могли бы вы осмотреть нашего гостя? Ему под землей слегка досталось».
С десяток рук вытащили Платона из шурфа и положили на землю, подсунув под голову скатанный спальный мешок. Археолог попробовал привстать, но резкая боль в груди заставила его снова лечь на спину. Кто-то обтер его лицо мокрой ветошью. За спинами обступивших его рабочих раздались восторженные вопли и аханье: должно быть, Симо уже начал хвастаться своим «подвигом».
— Все нормально, — прохрипел Платон, пытаясь отстраниться. — Дайте мне глотнуть воды, и я снова полезу туда.
— Даже не думайте, — произнес подошедший к нему Глендруид, принимаясь ощупывать коллеге грудную клетку. — Симо рассказал мне вкратце, что случилось. Что же вы так, профессор? Такой бывалый путешественник, а полезли вперед, как ребенок, вместо того, чтобы послушаться опытного охотника и повернуть, пока не поздно. Видите, не напрасно я послал с вами охрану. Если бы Симо вас не выручил, сейчас бы вы уже переваривались понемногу в брюхе лаоня, а не со мной беседовали. Ну-ка, сделайте глубокий вдох. Больно?
— Нет, — прошипел Платон сквозь стиснутые зубы.
Что там наплел проклятый сильвангец? Похоже, он успел выгородить себя и выставить археолога в максимально дурацком свете. Но опровергать его байки было уже поздно, да и не к чему.
— …Вам повезло вдвойне, — сообщил Глендруид после осмотра. — Ребра даже не треснули, царапины поверхностные, слюна лаоня не ядовита, так что отдохните денек-другой и можете дальше искать приключений на свою голову. Если хотите, я мог бы отправить вас на лодке в Ирунгу, но боюсь, с непривычки вам будет жарковато. Еще получите тепловой удар… Нет, сделаем лучше так: полежите здесь в покое под деревом, последите за ходом раскопок. Я прикажу кому-нибудь из рабочих принести вам цветочного тонизирующего сока и отгонять насекомых. После обеда можете отдохнуть в моей палатке — я уж как-нибудь потеснюсь — а вечером Симо отвезет вас в город.
Платону ничего не оставалось, как согласиться с таким раскладом. Его перетащили под раскидистое дерево с колючими листьями и принесли флягу с кисловатым соком. Время от времени с заостренных концов листьев с тихим шипением срывались капли яда и больно обжигали кожу. «Зато комаров почти нет! — сказал Глендруид в ответ на жалобу Платона. — И ящерица какая вряд ли подберется». Платон вздохнул, невольно схватился за грудь и принялся наблюдать за тем, как Глендруид снаряжается для второй вылазки в подземный ход.
Симо бегал по площадке и раздавал указания рабочим, явно ощущая себя хозяином положения. Перед тем как спуститься в раскоп, старый археолог подошел к Платону.
— Пожелайте мне удачи, — довольно сказал он. — Я надеюсь пройти тоннель насквозь и выбраться наружу. Когда вернусь — не знаю. Неизвестно, что будет на том конце. Я забираю с собой Симо и еще двоих подсобных рабочих. За остальными прошу последить вас. Вы в состоянии? Прекрасно. Я разбил на квадраты еще один участок — тридцать футов от стены — и приказал им начинать выбирать землю. Первые футов десять ничего интересного быть не должно, а к тому времени, как они дойдут до культурного слоя, я надеюсь вернуться. Вы, главное, следите, чтобы они не поломали землеройные аппараты.
Платон молча кивнул, и Глендруид вперевалку удалился, сгибаясь под тяжестью бронежилета.
Время тянулось медленно и неинтересно: солнце припекало все сильнее, монотонно гудели и чавкали землеройные аппараты, разговоры рабочих постепенно затихли. Каждый сосредоточенно занимался своим делом. Прошло часа два: в кронах деревьев перекликались птички, жужжали насекомые, Глендруид не появлялся, кучи выбранной земли постепенно росли. Платона начало клонить в сон. Он заметил, что рабочие тоже зевают. Вскоре один из них отключил аппарат, поставил его в тень, растянулся рядом с ним и немедленно захрапел. Остальные по одному тоже прекращали работу. «Час сиесты», — в полудреме подумал археолог, закрыл глаза и уснул.
Должно быть, он проспал очень долго. Когда он открыл глаза, поляну пересекали резкие вечерние тени. Никого не было видно, землеройные аппараты ровным строем стояли у опушки леса. На месте огороженного сектора зияла огромная яма, со дна которой доносился возбужденный гомон рабочих. Платон чуть приподнялся и, к своему удовольствия, без особого напряжения принял сидячее положение. Грудь и спина еще ныли, но резкая боль пропала. Голова у археолога была на удивление свежей, он ощущал себя бодрым и готовым к дальнейшим свершениям. Допив сок из фляжки, Платон встал на ноги и подошел к краю ямы.
— Что там у вас? — крикнул он рабочим.
Сильвангцы — вся бригада как по команде задрали головы и заговорили на своем языке, перебивая друг друга и показывая себе под ноги. «Как же это Глендруид поручил мне следить за рабочими и не оставил переводчика», — недовольно подумал Платон. Но когда его взгляд упал на то, что находилось в центре ямы, он мгновенно понял, в чем дело, и одним прыжком оказался в раскопе.
Он угодил в глубокую лужу — на дне раскопа было полно воды. Рабочие, не обращая на сырость никакого внимания, толпились вокруг недокопанного квадрата посреди ямы, где из-под земли торчала скрюченная человеческая кисть руки. У запястья виднелись клочки ткани. Страшная рука медленно шевелила почерневшими пальцами, словно стараясь ухватить кого-нибудь из присутствующих и утащить в топь.
«Да хранят нас все лесные духи!» — пробормотал археолог, не в силах пошевелиться при виде жуткого зрелища. Он увидел, как один из оставшихся пальцев согнулся и внезапно отвалился. Раздалось едва слышное «плюх», и палец исчез в мутной луже на дне раскопа.
— Боже мой! Надо срочно действовать! — воскликнул Платон, когда понял, в чем дело. — У вас есть вакуумный контейнер? А-а, дикари! Оборудование где, спрашиваю? Надо хоть успеть сфотографировать!
Кто-то из рабочих, как видно, догадавшись, что надо иностранному археологу, потянул Платона за рукав, приподнялся на несколько ступенек над краем ямы и указал на кучу синтетических тюков, наваленных возле дальнего края поляны. Платон не поленился сбегать туда лично. Он перерыл все тюки, но не нашел ничего похожего на вакуумный контейнер, только обыкновенные пластиковые мешки и коробки с номерами. Единственный фотоаппарат Глендруид, судя по всему, унес с собой. «Эх, нищета!» — махнул рукой Платон, возвращаясь к яме. Рабочие по-прежнему стояли кружком и, тихо переговариваясь между собой, наблюдали, как рука на глазах чернеет и разлагается. «Свободный доступ кислорода. Реакция пошла, — мрачно подумал Платон. — В здешнем климате через полчаса от тела останется кучка грязи. Что же не возвращается Глендруид? Если он не явится немедленно, то находка, считай, потеряна. Эх, была — не была! Если что, сделаю рисунок по памяти».
Платон взял у одного из рабочих совок и принялся осторожно окапывать кисть руки. Очнувшиеся от спячки сильвангцы сразу принялись ему помогать. Работали как в операционной: без суеты, но не допуская ни секунды промедления. Через десять минут появились очертания фигуры, полулежащей на боку с подогнутыми коленями. Одну руку человек держал над головой — не то молился, не то защищался от удара, а другую прижимал к лицу. На ощупь тело было мягким и гибким, словно человек утонул в болоте день-два назад. Платон знал, что такое бывает. Также он знал, что, скорее всего, сохранить находку не удастся. Археолог мысленно сфотографировал положение фигуры и полез наверх. Рабочие, едва дыша, аккуратно вытащили тело из ямы. «Дайте мне кисточку!» — приказал Платон, но и ее Глендруид унес. Лишняя кисточка нашлась среди запасов. Вскоре оставшаяся грязь была удалена, и глазам присутствующих предстало лицо найденного — почти такое же, каким оно было при жизни. И первой мыслью Платона было: «Где-то я его уже видел!»
Человек был среднего возраста, худой и невысокий; длинные темные волосы словно прилипли к черепу. Лицо темно-желтого, почти коричневого цвета, плоское, но с правильными чертами. Узкие губы сжаты, глаза закрыты. На лбу непонятная татуировка. Остатки одежды синего цвета полиняли и распались в руках за считанные минуты, как только их коснулся луч солнца. От тела исходил неприятный запах, напоминающий запах аммиака. На шее и запястьях мертвеца Платон заметил украшения — ожерелье и пару браслетов, тут же снял их и положил в пластиковый пакет. После этого он приказал рабочим переложить тело в особый герметичный ящик и спрятать подальше от солнца. «Все ли я правильно сделал?» Платон не был уверен. Доселе ему не приходилось заниматься болотными раскопками, и он не разбирался в их специфике. В то же время он был уверен, что Глендруид на его месте растерялся бы не меньше.
В тоннеле послышалось эхо шагов и отдаленные голоса. «Явились, наконец-то!» — подскочил на месте Платон. Рабочие зашумели и столпились возле края ямы. Через несколько минут в проеме тоннеля показался Глендруид, с ног до головы облепленный грязью. Он подслеповато моргал, закрывая глаза ладонью от солнца. Вслед за ним виднелся силуэт Симо.
— А где еще двое? — удивленно спросил археолога Платон.
— Возвращаются поверху. Как мы и ожидали, ход вывел нас наружу. Мы оказались в каких-то зарослях: копались там полдня и по обычаю ничего не нашли. Да вы совсем поправились, Рассольников! Вот она, молодость! Ну как, дошли до культурного слоя?
Платон смущенно кашлянул и вкратце рассказал о необычной находке. У Глендруида загорелись глаза.
— Покажите скорее! Ах, если бы я вернулся на полчаса раньше!
Археолог торопливо вылез из ямы. Вместе с Платоном они раскрыли ящик и долго рассматривали тело.
— Как вы думаете, кто это такой? — задал вопрос Платон.
Хотя по всем признакам мертвец принадлежал древнейшей эпохе, втайне Рассольникова мучил безосновательный страх, что профессор ответит что-нибудь вроде: «А, это один мой знакомый — пошел на той неделе гулять по болоту и утонул». Глендруид этого не сказал и надолго задумался.
— Вы знаете, коллега, — сказал он, — я боюсь делать чересчур смелые предположения, но невольно напрашивается мысль, что этот человек является представителем доирунгийской эпохи. Взгляните на костюм — вернее, то, что от него осталось — и вспомните барельефы. Потом, украшения… — он заглянул в небольшой пакет и достал один из браслетов. — Подобные браслеты на Сильванге находили триста лет назад, и если мне не изменяет память, их можно увидеть в музее. Они были в составе первого клада. Ожерелье, безусловно, в том же стиле. Все это позволяет нам сделать вывод, что впервые за последние пять тысяч лет мы видим перед собой мага — может быть, даже одного из тех, что строили Конус. Я обязательно сделаю об этом открытии доклад, и мне, как всегда, никто не поверит. А в общем, нам дважды за этот день неслыханно повезло. Это не вы привезли с собой удачу, Рассольников?
— Мне не раз говорили, что я везучий, — равнодушно сказал Платон.
Наступил вечер, но Платон в город возвращаться не собирался. До самой темноты археологи просидели с лопатками в раскопе, надеясь обнаружить еще одного мага, что им, конечно, так и не удалось. Зато попутно было совершено много других, менее ярких, но также важных открытий. После того, как рабочие снова включили аппараты и откачали воду, выяснилось, что дальше копать невозможно: место влажной земли заняли хаотически разбросанные каменные плиты. Некоторые сохраняли восьмигранную форму, но большинство было расколото на куски. Глендруид метался по раскопу как бешеный. Никогда раньше Платон не видел его в таком возбуждении.
— Вы понимаете, что это такое? — восклицал он, обращаясь к Платону. — Остатки здания, вот что! Мы докопались до пола. Может быть, сохранились подвальные этажи. Но даже если нет, подумайте, сколько находок нас ожидает! Это будет клад побольше, чем из Гану! Вы обратили внимание на расколотые плиты? Я убежден, что здание было разрушено во время сильного землетрясения. Этот маг, которого вы сегодня нашли, наверно, пытался спрятаться или, наоборот, выскочить наружу, и на него обрушился потолок. Я также предполагаю, что в результате землетрясения это место было залито водой — вот причина великолепной сохранности трупа. А здесь могут быть и другие!
— Ладно, ладно, — устало проговорил Платон. Восторженность профессора утомляла его. К тому же он никак не мог вспомнить, кого ему напоминает маскообразное лицо мага.
Последние лучи солнца растаяли за лесом, и наступила кромешная тьма. Она усугублялась тем, что спутников у Сильванги не было, а от звезд толку было немного. Глендруид упорно не желал вылезать из раскопа и работал, нацепив на лоб фонарик. Но старику не везло: за три часа работы он обнаружил только небольшой отрезок насквозь проеденной коррозией трубы, которую с натяжкой можно было назвать канализационной. В конце концов Платон сказал, что с него хватит, вылез из ямы и присоединился к рабочим, которые с заходом солнца разожгли костер и, весело болтая на своем языке, жарили только что пойманную ящерицу. Симо, сидя в некотором отдалении, чистил ружье и что-то тихо напевал — как выяснилось впоследствии, слагал хвалебную песнь о своем подвиге в тоннеле. С точки зрения Платона песнь (после того, как Симо вкратце перевел ее) сильно отдавала манией величия и притом была насквозь лживой. Особенно не понравились Платону выражения «но слеп, как крот, был друг беспечный» и «лишь смерти жалобно просил он, тщась челюсти разжать бессильною рукой». В ответ на возмущение археолога Симо невозмутимо ответил, что традиции жанра позволяют автору песни некоторые преувеличения ради красоты слога и законченности сюжета. А что касается господина профессора, никто не мешает ему сложить песню о своем подвиге, если он, конечно, считает, что совершил нечто достойное так называться.
Платон объяснения принял, но все равно обиделся. После того, как Симо дважды исполнил свою балладу на бис и приготовился спеть ее в третий раз, археолог ушел в палатку к Глендруиду, чтобы обсудить открытия сегодняшнего дня. Но и здесь все кончилось неблагополучно: археологи крепко разругались. Глендруид с большим интересом слушал рассказ Платона об исследовании тоннеля и борьбе с подземным чудовищем до тех пор, пока Рассольников не завел речь о рельсах и не заявил, что «доирунгийская цивилизация была, без сомнения, высокоразвитой, и подтверждения этому встречаются на каждом шагу». Для Глендруида это заявление стало последней каплей; он закричал, что ведет раскопки на Сильванге уже не один десяток лет, и Платон, который не успел пробыть здесь и месяца, вообще не имеет права высказывать какие бы то ни было догадки. После этой гневной речи Глендруид выскочил из палатки и гордо ушел спать в плетеный шалаш. Несколько таких шалашей построили для себя рабочие: хрупкие конические постройки располагались на локоть от земли на вбитых в землю колышках. «Да пожалуйста, — пожал плечами Платон. — Мне же будет просторнее. Пусть его там комары заедят».
Платон проснулся от страшной духоты, не понимая, где он и что с ним происходит. В спальном мешке было тепло и уютно, но лицо археолога почему-то оказалось мокрым, а кончик носа даже замерз. Платон высунул руку из спального мешка, нащупал во влажной темноте фонарь и зажег его. «Ничего себе!» — подумал он, растерянно глядя на размытое пятно тусклого света в своей руке. Его окружал густой зеленоватый туман, в котором невозможно было разглядеть даже стены палатки. Туман был настолько насыщен влагой, что каждый вздох давался Платону с трудом: ему казалось, будто он находится под водой. Откуда-то издалека доносились приглушенные голоса — должно быть, рабочие тоже проснулись. «Надеюсь, туман не опасен, — встревоженно подумал Платон. — Не хотелось бы задохнуться или подхватить какую-нибудь болезнь в этом болоте». Археолог попытался заснуть, но проклятый туман становился все гуще. От тщетных усилий вдохнуть побольше воздуха у Платона вскоре снова разболелась грудь. «Это невыносимо!» — пробормотал он и решил выйти наружу проветриться, а заодно поискать Симо или Глендруида. Платон вылез из мешка и ощутил, что его одежда мгновенно отсырела, словно он нырнул в реку. «Не хватало только простудиться!» — проворчал он, вылезая из палатки. В тот же миг он пожалел о своем намерении. Туман, забравшийся в палатку, был кристально чистым воздухом по сравнению с тем, что творилось снаружи. В этом зеленом облаке Платон не мог рассмотреть даже собственные руки. Туман сковывал движения и почти полностью блокировал дыхание.
Надо вернуться в палатку, подумал Платон, но сделал шаг в сторону и сразу потерял ее. Археологу стало как-то неуютно. «Эй, люди!» — закричал он, размахивая фонарем. Никто и не подумал отозваться. Платон пошарил вокруг себя, но палатка как сквозь землю провалилась. Тогда он начал ходить кругами, время от времени надсадно кашляя и не переставая подавать световые сигналы. Внезапно земля обрушилась у него под ногами, и Платон полетел вниз.
Приземлившись в мелкую глинистую лужу, он с облегчением понял, что угодил не в реку, а всего лишь в раскоп. Перед мысленным взором Платона сразу возникла схема поляны с костром в центре и шалашами к северу от леса. Теперь он знал, где он находится, и в какую сторону ему идти. Оставалось только одно — вылезти из ямы. Археолог ощупал стены и обнаружил, что лестницу рабочие предусмотрительно вытащили накануне вечером. Платон наткнулся на кучу мокрой земли, присел на нее и задумался. Может, получится вырыть ступеньки в стене?
Положение казалось весьма неприятным: если даже отсутствие Платона будет замечено, вряд ли кому-нибудь придет в голову искать его в раскопе, так что до рассвета на помощь нечего было и рассчитывать. Самочувствие у Платона было отвратительное: дышать приходилось словно через толстый слой ваты, и вдобавок его начал бить озноб, поскольку он насквозь промок. Дневная жара сменилась свежестью, которая при других обстоятельствах, но не в грязной и сырой яме, могла быть и приятной. Платон отключил фонарь, обхватил плечи руками и приготовился ждать рассвета: судя по часам, до него оставалось часа полтора.
Через час, когда конечности археолога окончательно онемели, до него донеслись отдаленные голоса. Платон встряхнул головой, чтобы прогнать остатки болезненной дремоты. Он с радостью заметил, что в яме стало светлее и зеленоватый туман вроде начинает рассеиваться: по крайней мере, уже можно было рассмотреть предметы на расстоянии вытянутой руки. «Неужели меня хватились?» — с надеждой подумал он, готовясь подать голос. Но его зов о помощи оборвал грохот выстрела. Через долю секунды наверху мелькнула вспышка — настолько яркая, что Платон невольно зажмурился. Кто-то пробежал поблизости, отчаянно крича. «Да что там творится? — поразился археолог. — Рабочие передрались, что ли? Или нападение? Но кто?» Туман неожиданно порозовел. Платон решил было, что взошло солнце, но услышал треск и понял, что наверху что-то горит.
— Профессор Рассольников! — раздался крик вдалеке. Платон узнал голос Симо.
— Я здесь, в раскопе! — закричал он в ответ. — Помогите мне выбраться отсюда!
Вскоре над краем ямы появились смутные очертания головы Симо. Охотник держал в одной руке горящую головешку, а в другой — лучевое ружье.
— Вы не ранены, профессор? — встревоженно спросил он. — Что, удалось вырваться?
— Вытащи меня наружу!
Симо исчез, через полминуты вернулся с лестницей и помог мокрому, окоченевшему Платону подняться наверх.
Когда археолог окинул взглядом поляну, он в первый момент не узнал ее. Шалаши рабочих превратились в чадящие костры, а палатки, в которой он ночевал, было вообще не видать. Между кострами в предутреннем полумраке бродили темные фигуры сильвангских рабочих.
— Что здесь случилось? — оторопел Платон. — И где Глендруид?
— Я бы и сам хотел знать. На нас кто-то напал, — хмуро ответил Симо. — Видели вспышку? Вашу палатку разнесло на части. Я выстрелил пару раз наугад, но, честно говоря, никого не видел — разве в таком тумане кого-нибудь разглядишь? Наверно, шеф погиб, и я остался без работы.
— Здесь, я здесь, — проворчал Глендруид, возникая из тумана. Старик был до того закопченным и грязным, что легко мог бы сойти за коренного сильвангца. — Симо, ты их видел?
Охотник кивнул с загадочным видом.
— Ну, и кто это был, по-твоему?
— Сами знаете кто.
Глендруид скривил губы, словно съел что-то кислое.
— Хватит мне ваших лесных баек! Я серьезно спрашиваю.
Симо покачал головой.
— Не раньше рассвета, а то как бы снова их не накликать.
— О чем речь? — встрял Платон. — Кого это их? Оба его собеседника промолчали. После долгой паузы Глендруид промямлил:
— Ладно, подождем, пока солнце взойдет. Все равно, пока туман не рассеется полностью, нам делать нечего.
Рабочие, тихо переговариваясь, собрались на поляне. Кто-то снова разжег костер. Платон подошел поближе, чтобы хоть немного подсушить одежду. Археолог с удивлением посматривал на сильвангцев: казалось, им было абсолютно не интересно, кто разгромил и сжег лагерь. Никто не возмущался, не рвался отомстить или хотя бы обыскать прибрежные заросли: рабочие жались поближе к пламени и шептались, боязливо оглядываясь назад, в сторону леса.
Шалаши догорали, туман быстро таял. Неоднократные попытки Платона завести разговор о ночном разбое раз за разом натыкались на упорное молчание. В конце концов археологу это надоело: он завернулся в пахнущее дымом уцелевшее одеяло, принесенное кем-то из рабочих, и сделал вид, что дремлет. Вскоре он согрелся, и его на самом деле потянуло в сон.
Грубый толчок вывел его из дремы. «Рассвет!» — раздался громкий крик у него над ухом. Платон вздрогнул и открыл глаза. Лес был наполнен светом и шумом. В кронах пели на разные голоса невидимые птицы. Солнца было пока не видать, но верхушки деревьев розовели на глазах. Вокруг костра сновали туда-сюда рабочие — от их ночной апатии не осталось и следа. Одни копались в остатках шалашей, надеясь отыскать уцелевшее снаряжение; другие бродили по лесу и вдоль реки, запоздало пытаясь найти следы нападавших. С края поляны донесся горестный вопль Глендруида:
— Мага украли!
Рабочие застыли на месте. Платон, наоборот, в одно мгновение вскочил на ноги и кинулся к старому археологу. Он нашел Глендруида в полном отчаянии над пустым контейнером, посреди огромной кучи разбросанного снаряжения.
— А вы даже не сфотографировали его! — с упреком обратился он к Рассольникову, напрочь забыв, что унес фотоаппарат с собой. — Кто мне теперь поверит?
— Браслеты! — вспомнил Платон. — Где пакет с украшениями?
— Там же, где и маг, — буркнул Глендруид. — Украдены, разумеется. За ними-то они и приходили, готов спорить. Одного я не могу понять — как они могли так быстро узнать…
— Скажет мне кто-нибудь или нет, кто это проклятые «они»? — взорвался Платон.
— Ночные духи, — совершенно серьезно ответил Глендруид.
— Хватит морочить мне голову. Вы же не будете всерьез утверждать, что лагерь подожгли призраки?
— Именно так оно и есть, — подтвердил Глендруид. — Рабочие видели их и опознали. Симо, отчаянный парень, выстрелил по одному из духов из своего лучевого ружья, но, разумеется, никакого вреда ему не нанес. Рано или поздно духи покарают его за подобное неуважение.
«Уж не сумасшедший ли он? — закралась Платону в голову мысль. — Или издевается надо мной?»
Он испытующе взглянул на Глендруида. Тот с невозмутимым видом продолжал гнуть свое:
— Да, спросите из них кого угодно: все опишут вам духа одними словами. Всесильные существа с белыми неподвижными лицами и пустыми глазами. Во мраке ночи они неуязвимы, но исчезают при первых лучах солнца. Вы, конечно, считаете, что я брежу, но скоро убедитесь сами: ночные духи — это суровая реальность. Их существование можно сколько угодно опровергать на конференциях и семинарах, но здесь, в болоте, остается только принять и смириться.
— Я вам не верю, — раздельно произнес Платон. — Духи не воруют драгоценности и не поджигают шалаши. Это были люди, а кто они такие, я скоро узнаю…
На опушке леса появился Симо и сразу подошел к Глендруиду.
— Господин профессор, я проследил их путь до реки. Дальше следы теряются.
Глендруид безнадежно махнул рукой.
— Оставь, Симо. Это бесполезно.
— Духи, которые оставляют следы! — торжествующе воскликнул Платон. — Сами подумайте, что вы сейчас сказали!
— Симо, это были духи? — устало спросил помощника Глендруид.
— Духи, кто же еще! — подтвердил Симо. — И у них был особый интерес до вас, господин профессор, и до вас тоже.
— Это еще почему? — удивился Платон.
— Хотите взглянуть на вашу палатку — точнее, на то, что от нее осталось?
Компания отправилась к тому месту, где еще вечером стояла палатка «начальства». Теперь на ее месте красовалась глубокая воронка с прилипшими к ее краям обгорелыми обрывками водонепроницаемой ткани. Симо спрыгнул в воронку и поднял погнутый металлический стержень — один из двух, на которые опиралось все сооружение.
— Интересно, чем по ней грохнули? — жизнерадостно произнес он. — Первая вспышка была именно здесь. Я сразу проснулся и выскочил наружу. Гляжу, ваша палатка полыхает, возле нее как будто кто-то возится. Самого не видно, а шаги слышны отлично: туда-сюда, зигзагами, как будто ищут кого… Ну, я выстрелил раз, другой. Тут еще один взрыв — такой, знаете, как хлопок, и все шалаши вспыхнули в один миг. Тех из наших, кто не успел вылезти из шалашей, здорово обожгло. Они завопили от боли на весь лес и давай метаться по поляне. Духи в суматохе куда-то делись. И только тогда до меня дошло, кто там воюет. Ну, думаю, влип, теперь не отмолишься. Бросил я ружье и бегом к реке…
— Это они меня и профессора искали, — мрачно прокомментировал рассказ Платон. — Только профессор в шалаше спал, а я вышел ночью воздухом подышать, заблудился и свалился в раскоп — как видно, к лучшему. А скажите, профессор, что вы делали во время нападения?
— Я-то? — слегка растерялся Глендруид. — Когда палатка загорелась, я проснулся и вылез наружу. Тут мой шалаш вспыхнул сам собой. Хаос, смятение, выстрелы… да вы и сами, должно быть, видели. Я стоял как столб, пока какой-то верзила из рабочих не сбил меня с ног. Потом я наткнулся на Симо, который тащил вас…
— Теперь разрешите вопрос к Симо. Сколько раз ты стрелял?
— Дважды или трижды — будто я помню.
— Так. А сколько было тех, неизвестных, возле палатки?
— Не разглядел. Вроде, один. Или двое.
— Что-нибудь еще пропало, кроме тела и украшений? — спросил Глендруид.
— Вроде остальное на месте — только перерыто и раскидано все, что можно. Должно быть, духи думали, что мы нашли большой клад. Я одного не пойму — как они успели перелопатить такую кучу вещей? Наверно, их было все-таки не двое, а больше.
— А ты хорошо смотрел? Землеройные роботы на месте? Я пойду сам проверю…
Проводив взглядом Глендруида, Платон несколько минут задумчиво разглядывал воронку. Очевидно, похищение тела «мага» было не единственной, а возможно, и не главной задачей таинственных существ, напавших ночью на лагерь (у Платона даже мысленно не поворачивался язык назвать их духами). Главной же целью было убийство либо Глендруида, либо его, Платона. Второе, к сожалению, вероятнее: во время нападения Глендруид все время находился на поляне, и его можно было пристрелить без особых хлопот. Никого из рабочих не тронули; шалаши явно были подожжены, чтобы отвлечь внимание и посеять панику. Каким образом это могло быть устроено, Платон примерно представлял: рассеянный тепловой луч определенной интенсивности, включенный буквально на долю секунды. «Духи!» — скептически пробормотал Платон. Глендруид мог бы придумать что-нибудь и более оригинальное. Полудикие сильвангские рабочие еще могут поверить в подобную выдумку, но ученый?
Платон вздохнул. С самого начала этой несчастной экспедиции его не оставляло ощущение, что кто-то пытается ему помешать, расстроить его планы. Сначала неприятности на Шаране, потом встреча с Донатой… Эти неприятности еще можно было объяснить неудачным стечением обстоятельств. Но война на астероидах давно закончилась, и Платон надеялся, что хоть на Сильванге его оставят в покое. Не тут-то было… Уж не по приказу ли самого Глендруида был устроен ночной набег — чтобы завладеть уникальной находкой? Археолог усмехнулся своим подозрениям, но неприятный осадок в душе остался.
Назад: Глава 3 ПОДЗЕМНЫЙ ХОД
Дальше: Глава 5 ЕЩЕ ОДНА КРАЖА