Книга: Чёрная эстафета
Назад: Этап первый: Войцех Шондраковский, Homo, Офелия — Набла Квадрат
Дальше: Этап третий: Инесса Фрибус, Homo, Скарца — Багута Пять с половиной земных месяцев спустя

Этап второй: Бьярни Эрлингмарк, Homo, Набла Квадрат — Скарца
Двадцать три земных года спустя

«Ландграф» вывалился из пульсации в миллиарде километров от косматого красного гиганта — древней сонной звезды. По правде говоря, Магнус и Бьярни сюда вовсе не собирались. Пульсация, скорее всего, снова была неверно рассчитана — уже не впервые братья попадали вовсе не туда, куда намеревались.
— Тысяча чертей! — уныло ругнулся Магнус. — Это не ты испортил астрогатор, а, Бьярни?
— Делать мне больше нечего, — буркнул младший из братьев.
Магнус с отвращением пощелкал по клавиатуре. Компьютер послушно принялся обсчитывать текущие координаты. Или непослушно — что-то ведь он считал неправильно последнее время? Хотя, с ориентировкой проблем как раз не возникало. Проблемы возникали с прибытием на обсчитанное место.
— Перегрев, между прочим, — заметил Бьярни, глядя на датчики. — Опять мы сиганули на добрую тысячу светолет… Если не больше.
— Выбросит нас когда-нибудь в какую-нибудь мясорубку. В астероидный пояс, или в хромосферу вот такого вот солнышка, — мрачно предположил Магнус.
Бьярни покосился на залитый багрянцем обзорник.
— Такого дохлого — еще ладно. А попадется что-нибудь вроде Ригеля или Сальсапареллы… Сгоришь еще на подходе…
Некоторое время братья, не вставая из кресел, с недоверием наблюдали за детектором масс.
— Ого, — обронил наконец Магнус. — А ведь нас в перпендикуляр к эклиптике поперло. На самую границу. Надо же…
— Набла Квадрат, — прочел в толще экрана Бьярни. — Ты знаешь где это?
Магнус отрицательно покачал головой.
— Нет. Кажется, это уже за пределами диска. Ниже, вроде.
— Ниже? — удивился Бьярни. — Но тогда получается, что мы за одну пульсацию слопали больше трех тысяч светолет!
— Трех? — ухмыльнулся Магнус. — Ты сюда погляди. Тут написано, что без малого шесть… Пять девятьсот восемьдесят четыре. С чем-то.
Бьярни хотел вскочить, но ремни не позволили.
— Е-мое! Магни, ты веришь, что наше корыто способно прыгнуть на шесть тысяч светолет?
— Я верю в то, — проворчал Магнус, — что больше на этом корыте прыгать не стану. Чиниться надо.
— Чинить привод? — с сомнением протянул Бьярни. — Ты его даже не вскроешь. Хай энд, черный ящик. Они же все опечатаны… Или тебе не терпится взорваться так и не долетев до хромосферы какого-нибудь солнышка?
— Привод чинить без толку. Да и работает он. Ориентировку чинить надо — она врет. Поэтому нас и швыряет хрен знает на сколько. И хрен знает куда.
Бьярни с неменьшим сомнением покосился на бортовой вычислитель. Одолеть этот сложнейший кристалл? Найти, где он врет? Подобная задача казалась Эрлингмарку-младшему непосильной.
— Слушай, братец… — протянул он нерешительно. — А ты хоть знаешь… а-а-а… с чего начинать?
— Догадываюсь, — буркнул Эрлингмарк-старший. — Тащи инструмент.
Бьярни отстегнулся и привстал, и тут взгляд его задержался на детекторе масс.
— О! — сказал он, тыкая пальцем в темный куб экрана. — А это что за птица?
«Птица» была так мала, что могла с равной вероятностью оказаться и метеоритом, и небольшим корабликом. Или выброшенным неведомо когда пакетом мусора — в межзвездной пустоте полно мусора. Но только шанс встретить что-либо подобное настолько ничтожен, что его никто всерьез не рассматривал. Это куда менее ожидаемое событие, чем угадывание четырнадцатизначного кода на банковском гейте с первого раза.
Тем не менее, всякое событие которое может произойти даже с ничтожной вероятностью, когда-нибудь да происходит.
Галактика стара.
— Дрейфует, — заметил Магнус. — Но слабо. Поглядим?
— Поглядим, — согласился Бьярни. Перспектива опознания нежданной «птицы» привлекала его куда сильнее, чем перспектива ремонта систем наведения икс-привода. — Подумай, Магни, откуда здесь взяться одинокому метеориту? В этом скоплении?
— Кораблю здесь тоже неоткуда взяться, — миролюбиво проворчал Магнус. Кажется, он тоже заинтересовался. — Но тем не менее — это корабль.
В его голосе сквозила такая убежденность, что Бьярни насторожился.
— С чего это ты решил? — спросил младший из братьев не с подозрением, не то с надеждой.
Магнус спокойно указал на пульт.
— А ты видел метеориты, которые откликаются на пеленговый запрос?
Бьярни моментально повеселел. Все таки он боялся разочароваться. Боялся, что при ближайшем рассмотрении «птица» окажется вульгарным куском камня или железа, космическим странником, заброшенным прихотливыми галактическими судьбами в медвежий угол, в периферийное звездное скопление, где дотлевают свой долгий век красные гиганты да мерцают, как позабытые в незапамятные времена маяки, старые звезды-цефеиды.
На голосовые запросы «птица» не реагировала. То бишь, сто против одного, что живых существ на ее борту не осталось; отвечала лишь глупая, но исполнительная автоматика. Бьярни тут же провозгласил эту мысль во всеуслышание, а Магнус тут же поправил его: не живых существ, а разумных существ. Нет. На борту.
Бьярни естественно не преминул съехидничать, и уточнил: не просто разумных существ, а разумных существ, умеющих обращаться с корабельными средствами связи. На что Магнус привычно отмахнулся и оживил маневровый привод.
«Птицу» от «Ландграфа» отделяло чуть более полумиллиона километров. Свету ближайшей звезды из группы Набла Квадрат требовалось около двух секунд, чтобы преодолеть это расстояние. «Ландграфу» понадобилось четыре часа, да и то большую часть времени сожрала корректировка курса.
Бьярни допил кофе и водрузил любимую керамическую кружку с эмблемой концерна «Volvo» прямо на пульт. Магнус одновременно хрустел тостом и глядел в экран телескопа.
— Полсотник! — сказал он с воодушевлением. — Бьярни, слышишь? Это земная яхта! В смысле, человеческая.
— Название не видно? — деловито справился младший.
— Только хвост. «…EK». И еще, знаешь, Бьярни… У него шлюз открыт.
Бьярни немедленно оттеснил брата от телескопа. Если говорить начистоту, то шлюз был скорее полуоткрыт, и вокруг полуоткрытого шлюза явственно просматривались искалеченные ошметки стыковочного модуля.
«Ландграф» сближался с потерпевшей крушение яхтой — а что еще можно подумать о скорлупке, затерянной черти-где с полуоткрытым шлюзом и с борта которой отвечает только автомаяк?
«…OWEK» — прочел Бьярни, когда очередные буквы названия показались из-за изгиба обшивки. Над буквой «O» стоял штриховой умляут. — Ни хрена не понимаю. Буквы, вроде, латинские, но что за язык — никак не пойму.
Они подождали еще немного — и теперь имя корабля открылось полностью.
«OLOWEK». Первая «O» оказалась обычной, без всяких умляутов, зато «L» была украшена косой перекладинкой.
— Убей меня, но я не знаю такого языка, — вздохнул Магнус. — Держись, сближаемся.
«Ландграф» рванулся еще на полторы сотни километров ближе к увечному полсотнику.
— Все. Дальше лезть не станем — мы догоним его через пару часов, а там и уравняемся. Пошли скафандры готовить…
Бьярни отнюдь не возражал.
То, что люди издревле называли «скафандрами», название и назначение сохранило, но первоначальный вид давным-давно утратило. Когда-то этим словом именовались громоздкие и неудобные костюмы для защиты от враждебных сред. Теперь это был генератор силового кокона, упрятанный в крохотный плоский ранец, и такой же махонький модуль жизнеобеспечения, пристегиваемый к поясу. Плюс — по желанию — комплект насадок-манипуляторов на предплечья и спецобувь с двигательными системами.
Присоединение Земли и земных колоний к союзу сильно изменило технологии людей, да и лет с тех пор прошло уже немало…
Приготовление скафандров заключалось в проверке батарей и перекрестной диагностике. На это у самого ленивого человека уходило от пяти до пятнадцати минут. Поскольку Бьярни и Магнус никуда не спешили — сближение с дрейфующим и неуправляемым кораблем дело небыстрое — они провозились добрых полчаса.
Наконец все было готово — «OLOWEK» и «Ландграф» с равными скоростями дрейфовали друг подле друга, всего в паре сотен метров (Бьярни еще похвалил брата: ювелирная, мол, работа, на что тот уныло ответил в том смысле, что хорошо бы и икс-привод работал так же ювелирно); скафандры только и ждали, чтобы их надели да вышли наружу…
А больше всего Бьярни поразил тот факт, что шлюз найденной яхты был освещен.
— Ладно, — Магнус быстро и сноровисто программировал автоматику «Ландграфа» на автономные действия. — Пошли, братец. И захватим, на всякий случай, оружие.
Перед шлюзом они надели скафандры и активировали их. Тоненький силовой шлейф окутал человеческие тела. Ничто не могло проникнуть сквозь эту эфемерную оболочку: ни излучения, ни вещество. Космос был волен сколько угодно жалить братьев потоками нейтрино и пытаться отнять тепло — все его усилия оставались тщетными.
Покорный команде, внешний шлюз «Ландграфа» стал медленно отворяться.
Магнус скосил взгляд на Бьярни — тот, конечно же, остался в любимой безрукавке. Неподражаемое это было зрелище — крепкий белокурый парень в рабочих штанах, массивных ботинках, в каблуках которых прятались миниатюрные сингулярные движители, и кожаной безрукавке; и все это на фоне величаво разъезжающихся створок шлюза и россыпи звезд в открытой щели.
Воздух толчком выплеснулся наружу, когда погас внешний силовой щит. Вместе с воздухом, как рыбки из банки, вылетели из шлюзовой камеры и братья-яхтсмены.
«Ландграф» провалился куда-то вниз и вбок; Бьярни привычно погасил крутящий момент. При этом он смешно растопыривал ноги, гнул их в коленях, выворачивал голени — словом, управлял направлением тяги. Впрочем, смешными его движения показались бы лишь тем, кто живет в условиях постоянного тяготения — на планетах или больших космических станциях. Любой, кому часто приходится парить в невесомости, не усмотрел бы в подобной гимнастике ничего особенного.
Жизнь. Рутина.
— Вот он! — сообщил Магнус откуда-то из-за спины.
Бьярни поправил бусины спикеров в ушных раковинах. Переговорное устройство скафандров было настроено на полный стереосигнал, что очень помогало ориентироваться в трехмерном мире, лишенном силы тяготения.
«OLOWEK» дрейфовал метрах в двухстах «правее» и «выше». Бьярни, при всей условности подобных формулировок, привычно развернулся к «Ландграфу» ногами, к чужой яхте головой. Инстинкты прирожденного яхтсмена-пространственника руководили телом сами, Бьярни даже не задумывался проделывая все это.
Его старший брат — тоже. Короткие точечные импульсы на движители — и Бьярни, из озорства подхватив брата за рукав рабочего комбинезона, помчался к цели. За спиной огромным багровым диском на четверть неба раскорячилась звезда-гигант. Наверное, это было достойное зрелище — два парящих человеческих силуэта на фоне неяркого пурпурного диска. Прям, хоть плакат делай — в левом нижнем углу — косо виднеется серый блин «Ландграфа»; вверху на фоне сплошного мерцания центра Галактики — чечевицеобразный штрих чужой яхты, видимой с ребра. А по центру — необъятный тускло-багровый круг, и два контрастных силуэта в свободном полете…
— Держись, — отвлек брата от раздумий Магнус. — Промахиваемся.
Бьярни покрепче ухватился за плечи старшего. Серия коротких сцепок движителей с базой на борту «Ландграфа», ощутимые рывки, и курс еле заметно изменился.
«Ландграф» уже казался меньшим, чем «OLOWEK». Бьярни взглянул на часы, встроенные в насадку на предплечье. В открытом космосе они находились уже добрых двадцать минут.
Отец Бьярни и Магнуса как-то подсчитал чистое время, проведенное вне яхт, на которых ему довелось бороздить Галактику. Получилось чуть меньше трех лет.
Три года в пустоте. Каких-то двести лет назад — кому такое могло бы придти в голову?
— Расходимся, — скомандовал Магнус, и братья мягко оттолкнулись друг от друга, одновременно поворачиваясь к чужой яхте и руками, и ногами. По-кошачьи. Ловко и быстро.
Погасить скорость (немаленькую, кстати) и при этом не приложиться об обшивку — для привычного астронавта дело нехитрое. А новичок мог бы так шандарахнуться, что руки-ноги переломал был.
Магнус вцепился в покалеченную тягу стыковочного модуля, его развернуло ногами к обшивке, и он, словно заправский акробат, в полупируэте «приземлился». Бьярни навелся более точно: вытянувшись в струну, он влетел в щель между створками шлюза, и тут на него мгновенно навалилась искусственная сила тяжести.
Охнув от неожиданности, он рухнул на пол шлюза, все же успев сгруппироваться и ничего себе не отбив.
— Эй, ты как там? — позвал брата Магнус без особой тревоги в голосе.
Бьярни, потирая ушибленный бок, встал на ноги.
— Цел, Магни. А тут тяжесть есть — генератор работает. Давай ко мне.
Магнус повозился у створок.
— Ага! — оживился он. — Понятно, почему шлюз не закрылся. Тут тяга створку заклинила. Видно, автоматика шлюзы захлопывала, а тут эта труба… Не повезло ребятам.
— Черт! Но что могло оборвать им стыковочный модуль? — Бьярни принялся озираться, словно рассчитывал где-нибудь поблизости разглядеть подсказку.
— Не знаю, — вздохнул Магнус, забираясь внутрь. В отличие от Бьярни, он не стал наудачу влетать в зону искусственного тяготения: сначала просунулся по пояс, уловил вектор и просто встал на ноги на краю шлюза. В синеватой изморози на металле остались отчетливые следы.
Это были единственные следы на полу шлюза — если не считать, конечно, следов падения Бьярни. А значит, они первые гости на борту яхты со странным названием «OLOWEK» за многие годы.
В камере горело аварийное освещение — одна панель из пяти, но света даже каждая пятая давала вполне достаточно. Внутренний шлюз в кабину был закрыт, но с пульта у притолоки послушно раскрылся. Магнус на всякий случай схватился за поручень, но в кабине воздуха тоже не оказалось. И везде лежала та же льдистая изморозь.
— Вон там, по-моему, рубка, — сказал Бьярни, протягивая руку вправо. — Пошли?
— Пошли.
Над входом в рубку красовалась аккуратная табличка из какого-то желтоватого камня. С надписью.
“Mobilis in mobile”.
Братья переглянулись.
— А ведь это латынь, — озадаченно протянул Магнус. — Черт возьми, этот язык стал мертвым еще до того, как люди вышли в Космос!
— Е-мое, братец, — нетвердо сказал Бьярни. — На что ж мы с тобой наткнулись в этом медвежьем углу?
С замирающим сердцем он потянулся к кнопке, открывающей сегментный люк в рубку.
Перепонки разошлись без проблем. Вот просто взяли — и разошлись.
С первого взгляда на капитанский пульт стало ясно, что особых тайн на этом корабле они не найдут. Стандартные приборы и клавиатура икс-привода. Даже не очень устаревшие — лет всего на пятьдесят-семьдесят. В космической технике прогресс очень нетороплив — корабли строятся долго. И служат долго.
Но не пульт приковал взгляды братьев в первую очередь.
Мертвецы. На полу рубки в разных позах застыли семь мумий — одна человеческая, и шесть — свайгов. Та же изморозь покрывала одежду и лица. Ну, конечно, разгерметизация, температура лишь на доли градуса выше абсолютного нуля. Катастрофа застала экипаж врасплох — шкафчик со скафандрами… точнее, со скафандром — там нашелся всего один — открыть никто не успел.
Смерть в космосе всегда бывает быстрой. Вряд ли эти ребята сильно мучились…
Магнус склонился над одним из свайгов. Провел рукой по твердому, как дерево, телу. Вгляделся.
— Хм! А ведь чужие упакованы в мундиры таможенной службы! По крайней мере, этот! — сообщил он брату.
Бьярни осмотрел другого.
— Этот — тоже, — младший озадаченно крякнул. — А человек?
Оказалось — нет, человек в момент смерти был одет в обычный комбез, какие носят яхтсмены; зато все свайги — в мундиры таможни.
— Так-так-так, — Магнус выпрямился и прошел к капитанскому креслу — единственному, кстати. Кораблик был явно одноместный. — А не сдается ли тебе, братец, что таможня застукала этого парня с незаконным грузом и он предпочел красиво умереть? А?
Бьярни поморщился.
— Ты фантазируй, да не перегибай. Неужели ты бы предпочел подохнуть, чем сдать какой-то сраный груз?
— А вдруг, груз был… ну, очень запрещенный? Типа, даже не тюряга, а распыление? А?
Бьярни зябко передернул плечами. Семь трупов, изморозь кругом, загадки… Машинально он повысил температуру под коконом. Пар, вроде, костей не ломит…
Тем временем Магнус оживил спящий компьютер. Тот работал, похоже, без сбоев, единственное, над чем он был не властен — это над управлением шлюзами. Заблокированная внешняя створка начисто отрубила этот раздел команд — хотя, по идее, не должна была. Впрочем, чего только с автоматикой не случается — Магнус сталкивался со случаями и позагадочнее.
Личные разделы капитана, конечно, были запаролены, но корневой, с основными данными — не паролился никогда. Именно на случай вот таких вот катастроф.
— Так, — Магнус вывел идентификационную страничку и принялся скакать по ссылкам. — Корабль — «Карандаш», порт приписки — отсутствует… Капитан — Войцех Шондраковский… А, так это польская надпись снаружи. «Olowek» — значит «Карандаш». Последняя дозаправка — Набла Квадрат, исследовательская база цоофт… двадцать три года назад. Не так уж долго он в космосе болтался. Повезло, однако. База, понятно, за это время откочевала.
Бьярни при этих словах невольно покосился на оцепеневшие в центре рубки мумии. Повезло, нечего сказать…
— Так… — продолжал шастать по страничке Магнус. — Сюда он пришел… С Офелии, что ли?
Магнус отодвинул клавиатуру и задумался.
— Слушай, Бьярни… А глянь-ка у чужих — у них документы какие-нибудь есть? А то сам подумай: откуда здесь, где и поселений-то нет, таможенники свайгов? А?
Бьярни поежился. Работа ему выпала неприятная, но как ни крути — необходимая. Обшарить трупы все равно надо, иначе вовек не поймешь что здесь к чему.
Начал Бьярни со свайга с сержантскими бляхами на мундире. В первом же нагрудном кармане обнаружилась треугольная идентификационная карта. Надписи на ней были, конечно же, на языке чужих, но на обороте в числе прочих нашлась и строка на интере — «Патрульно-таможенная служба Ссамэо-Чусси».
— Ссамэо! — оживился Магнус. — Это колония свайгов, очень старая. Но она далеко отсюда…
Подобные карточки нашлись и у остальных свайгов, кроме одного. У этого вообще не оказалось никаких документов, но на мундире Бьярни заметил непонятную полосу — причем никак ему не припоминалось, чтоб таможенники свайгов носили такие полосы.
— Значит, Ссамэо. Ты не помнишь, Бьярни, на что особенно серчает таможня этих ящерок?
— На психотропные препараты… На технологии.
— На это все серчают, — вздохнул Магнус. — Значит, не помнишь.
Бьярни пожал плечами.
— Ладно, — старший брат снова взялся за клавиатуру. — Кстати, Бьярни, о грузе тут ни полслова. А не сходить ли нам по этому поводу в грузовые отсеки? А?
— Конечно, сходить, — фыркнул Бьярни. — Пошли?
— Пошли.
Снова открылся сегментник; братья прошагали по твиндеку; казалось, что шаги должны гулко отдаваться от стен и потолка, но в «Карандаше» не было воздуха, и они слышали только дыхание друг друга.
Следующий люк открылся также без проблем. Бьярни ожидал увидеть забитый какими-нибудь коробками отсек, но ожидания не оправдались. Отсек был совершенно пуст, если не считать одинокого ящика в центре, очень похожего на упавший платяной шкаф тетушки Аннифрид с Земли — сами братья, как и все астронавты, привыкли ко встроенным в стены шкафам.
Бьярни рысцой добежал до второго отсека — в том не нашлось даже одинокого ящика.
— Ну и ну! — озадаченно протянул Магнус, присаживаясь на корточки перед ящиком. — Ты видел хоть раз в жизни что-нибудь похожее, а, Бьярни?
Бьярни в который раз пожал плечами — вообще-то он редко расставался со своим братом и сталкивался за двадцать четыре года полетов в основном с тем же, что и Магнус. За редчайшими исключениями, в который необычного не отыскал бы и самый мечтательный человек.
— И это называется груз? — Магнус потрогал чешуйчатую поверхность. — Похоже на кожу. Или на пластик.
Бьярни поглядел сверху — едва заметная риска вдоль верхней плоскости усиливала сходство с упавшим шкафом. Никаких рукояток или щелей для ключа. И вдобавок створки были опечатаны на людской манер — два кусочка пластилина и вдавленная в пластилин ниточка.
— Ха! — удивился Бьярни. — Во, олухи! Да такую печать срезать — раз плюнуть! Тем более, что она сейчас замерзла. А потом чуть разогреть пятку, и на место — ни в жизнь не заметишь, что кто-то вскрывал.
Первоначальное намерение поглядеть, что там кроется внутри, неожиданно погасло и у Магнуса, и у Бьярни. Потоптавшись у несуразного груза и обменявшись ничего не значащими замечаниями, оба пришли к мысли, что стоит заглянуть в капитанскую каюту, а потом вернуться в рубку.
В каюте они пошарили по ящикам — ничего особенного, любой астронавт-пространственник таскает за собой множество вещей, назначение которых чужакам не понять. Особенно, если яхта для него — дом. Единственный дом. Одежда, книги, фильмы, безделушки разные… Капитан этой яхты был, скорее всего, человеком суровым и непритязательным. Вещей нашлось не так уж много.
В общем, пробыв в каюте очень недолго, братья вернулись в рубку. Бьярни принялся шарить по ЗиПам; Магнус снова подсел к компьютеру.
— Знаешь, что я думаю, Бьярни, — обратился он к брату. — Вдруг у нас на «Ландграфе» диск сбоит? И поэтому нас швыряет не пойми куда?
— Чего ж раньше не швыряло? — не оборачиваясь, поинтересовался Бьярни.
— Ну… Они ж могут испортиться со временем. Теоретически.
— Диски? — Бьярни глянул на старшего через плечо. — Ты б посмешней что-нибудь придумал. Правнуки твоих правнуков успеют истлеть, пока астрогационный диск испортится.
— Но все-таки! Что мешает нам взять диск с «Карандаша», пересчитать оперативный своп и попробовать грузиться с него?
На это Бьярни возразить было нечего — к тому же, этот способ мнился ему куда более безопасным и перспективным, нежели ремонт систем наведения на ходу.
В общем, Магнус без лишних слов обратился к драйву астрогационного диска, и сразу же наткнулся на броузер мгновенной почты. Причем в верхней левой графе светилась надпись «оплачено». На интере.
— У-у-у-у!!!! — обрадовался он. — Бьярни, тут оплаченная мгновенка!
Но радость его быстро угасла.
— Но она смонтирована на единственный адрес… Жаль.
— Посмотри лучше данные на груз. Контракт, там, на перевозку, счет этого малого…
— А пароли? — недоуменно протянул Магнус.
— Пароли нужны только для операций со счетами, — Бьярни фыркнул. — Просмотреть можно и так. К тому же… дай-ка я сяду.
Магнус послушно уступил младшенькому место перед клавиатурой. Если в корабельных системах и икс-приводе Магнус разбирался заметно лучше брата, но уж в компьютерных тонкостях малыш-Бьярни давал Магнусу сто очков вперед.
— Во-первых есть аварийный пароль, он подходит ко всем системам… Мне спасатели рассказали, а я его подсмотрел.
Магнус не поверил.
— Как это подсмотрел? Это ж секретная информация!
Бьярни, щелкая клавишами, склонил голову набок. Но вовсе не от смущения. И взгляд у него сделался хитрый и довольный, как у кота, которому удалось стащить с хозяйского стола какую-нибудь вкусность.
— Помнишь, когда мы «Скальда» реанимировали? Я тогда раньше спасателей до компа добрался. И там нашел одну полезную программку… В общем, она на самом деле не грузит систему, а только выводит в экран все, что обычно выводится при загрузке системы. Ну, там, логин, запрос пароля, и все такое прочее. И при этом сбрасывает все последовательности нажатия на клавиши в отдельный файлик. И кладет его в уголок. Понятно, что в итоге приходится перегружаться, и вот тут-то уже начинает грузиться настоящая система. Но пароли и логин — все по-прежнему лежит в уголке. Ловко, а? В общем, я потом вычислил пароль спасателей, когда они убрались. Он зашивается во все корабельные компы на уровне BIOSа, и явно нигде не фигурирует. Но если через него войдешь в систему, тебя пустят посмотреть почти всюду. Только посмотреть — без права изменения данных, спасателям ведь только это и нужно.
Магнус покачал головой:
— Отец всегда говорил, что из тебя вышел бы феноменальный жулик. Чемпион среди жуликов.
Бьярни засмеялся:
— Ладно, братец! Я не стану напоминать, что отец говорил о тебе!
Магнус отвесил младшему дежурную оплеуху — совсем не обидную, так уж сложились отношения в семье Эрлингмарков. Еще когда Эрлингмарк-старший был жив.
— Ладно! — вздохнул Магнус. — Вводи свой пароль…
— Уже ввел.
Бьярни шарил по личному разделу капитана… как бишь его там? Шондраковского. Почта, старые контракты… Содержимое счета…
— Ого! — хором впечатлились братья, взглянув на состояние мертвого капитана. Больше миллиона пангала!
— Кстати, — Бьярни шелестел клавиатурой со скоростью и сноровкой опытной секретарши. — А ведь ему капнул ровно лимон именно двадцать три года назад… Сейчас сверюсь… Точно! Прямо перед визитом к Набла Квадрат!
— Думаешь, это оплата за перевозку того… шкафа?
Бьярни даже привстал.
— То-то таможенники на него накинулись! За тысячи светолет от Ссамэо!
Магнуса вдруг осенило:
— Слушай! Так вот почему у него шлюз заклинило! Таможенный катер был явно пристыкован к «Карандашу», а этот Шондраковский рискнул уйти в пульсацию! Понятно, что стыковочный рукав разорвало! И тяга эта долбанная заклинила шлюз! Воздух — тю-тю, «Карандаш» вышвыривает в окрестности Набла Квадрат, семь трупов на борту, занавес!
Бьярни с сомнением покачал головой.
— Не все тут клеится, Магни. Ну, пусть внешний шлюз заклинило. Пусть. Но есть же внутренние шлюзы — в кабине, в грузовых отсеках. Аварийка бы их задраила наглухо, не успел бы весь воздух улетучиться. Точно не успел бы.
Пыл Магнуса заметно приугас.
— Да, действительно…
— Но груз, — Бьярни воздел палец к потолку рубки, — явно непрост!
— Слушай, братец! — Магнуса осенило вторично. — А ведь мгновенка явно настроена на адрес хозяина этого груза!
Бьярни встал и медленно-медленно обернулся к старшему.
— И ты хочешь сказать… Что, если он отвалил миллион капитану «Карандаша»…
Магнус принялся энергично кивать:
— Именно! То и нам может кое-чего перепасть! Логично?
Вместо ответа Бьярни проворно свалился назад в кресло, обратился к броузеру мгновенки и утопил кнопку «Вызов».
Тот факт, что с момента катастрофы прошло двадцать три года, в первый момент как-то ускользнул от внимания братьев.
Связь ожила почти мгновенно; над пультом сгустился отдельный кубический экран, в толще экрана рельефно проступили очертания чьего-то лица. Почти сразу масштаб изменился, рывком — теперь братья видели адресата мгновенки как диктора телевидения — примерно от пояса и выше.
Во-первых, это был инопланетянин. Антропоморф, но не человек; Бьярни смутно припомнил, что эта раса когда-то воевала с азанни, но проиграла и на некоторое время попала к птичкам в зависимость, где и прозябала пока Земля не была принята в союз. Ну, а что произошло потом — всем известно: практически все зависимые расы дружно плюнули на своих хозяев и принялись устраивать жизнь по собственному разумению. Земной образ мыслей к тому времени так успел изменить пятерку высших рас, что тем в свою очередь стало глубоко наплевать на зависимость или независимость вчерашних сателлитов.
Инопланетянин зашевелил губами, но никаких звуков братья не услышали. Бьярни хлопнул себя по лбу — в рубке ведь не было воздуха, они и не могли ничего услышать — и оживил модуль связи. Подстроил вещательную систему мгновенки под волну переговорника скафандров, и, взглянув на экран, несколько раз повторил:
— Раз, раз… Проверка, проверка, слышите нас?
— Ну, наконец-то, — сказал инопланетянин на интере. — Самый главный вопрос: саркофаг цел?
Братья Эрлингмарки переглянулись.
— Это тот ящик в грузовом отсеке? — уточнил Магнус.
— Да.
— Цел, вроде… Даже печать цела.
— Вы его не открывали?
Братья снова переглянулись; Бьярни отрицательно замотал головой, Магнус ответил вслух:
— Нет. Пока не открывали.
Вопреки ожиданиям чужак не стал облегченно вздыхать или иным образом демонстрировать свалившуюся с плеч гору, хотя и Магнусу, и Бьярни показалось, что целостность ящика-саркофага имеет для него огромное значение. Подход чужака поражал сугубым прагматизмом.
— Что с Войцехом Шондраковским?
— Э-э-эммм… — промычал Магнус. — Он погиб. Его яхта потеряла герметичность, а автоматика не сумела пресечь утечку воздуха. И капитан, и остальные… ну, не выжили они. Не сумели спастись.
— Остальные? — инопланетянин в экране настороженно приподнял бровь.
— Во время катастрофы на борту находились таможенники с Ссамэо, свайги. Шестеро, — пояснил Магнус.
Некоторое время инопланетянин молчал. Потом жестко, тоном не допускающим возражений, потребовал:
— Мне нужно доказательство, что саркофаг не пытались вскрыть. Вы сможете мне его показать?
Бьярни взглянул на брата и пожал плечами.
— Конечно смо…
— Минутку, — прервал брата Магнус. — А почему, собственно, мы должны вам что-то показывать? Во-первых, сначала докажите, что это ваш саркофаг — пока по законам союза он принадлежит тем, кто его обнаружил. То есть нам. Во-вторых, даже если он и ваш, заинтересуйте нас. Кто же захочет работать даром? Вы понимаете меня, любезнейший?
Впервые с начала разговора инопланетянин криво улыбнулся.
— Господа! Во-первых, этот саркофаг принадлежит не мне, но я за него в ответе. Кому он принадлежит — я желаю вам никогда и ни при каких обстоятельствах не узнать. И не дай вам бог — так, кажется, говорят земляне? — усомниться в правах его хозяина. Вашей участи не позавидует в таком случае и приговоренный к распылению. Во-вторых, я вовсе не намерен заставлять вас работать даром. Этот саркофаг стоит достаточно дорого, я не стану этого скрывать, и если вы будете выполнять все, что я вам скажу, на нашу скупость вам жаловаться не придется. Итак, мое предложение: я плачу вам миллион пангала, а вы делаете все, что я вам скажу в течение… ну, скажем часа. Если результаты меня удовлетворят, мы можем заключить другую сделку, на куда более заманчивых условиях. Ну, как идет?
У Бьярни враз пересохло во рту. Магнус растерянно поскреб подбородок.
— Я вижу, вы не против, — заключил чужак. — Что ж… Вставляйте кредитку в считыватель.
— Э-э-э… — протянул Магнус. — Кредитка на нашем корабле… Кто ж берет кредитки в открытый космос?
— Вы можете переслать деньги транзитным аттачем? Реквизиты банка я дам, — вмешался сообразительный Бьярни.
— Как угодно.
Бьярни быстро-быстро заколотил по клавишам.
— Вот.
Инопланетянин скосил взгляд немного вправо и неслышно отдал какое-то распоряжение. Затем вернулся в зону передачи.
— Деньги переведены, — сообщил он. — Можете проверить свой счет.
— Вы перевели по мгновенке? — слегка удивился Бьярни. — Это же дорого!
Он рассчитывал всего-навсего убедиться в факте отчисления, что было совсем несложно.
— Молодой человек, — холодно сказал чужак, — эти проблемы должны волновать нас, а не вас. Проверяйте, время идет.
Бьярни послушно организовал запрос к своему счету — без кредитки он не смог бы ни снять, ни положить ни пана, но просмотреть — мог. Зная пароль, конечно, а пароль Бьярни помнил наизусть.
На его счету уже лежал обещанный миллион.
— Ух ты! — выдохнул Бьярни. — Он не врет, старший! Миллион наш. Вернемся на «Ландграф» — я тебе сразу отслюнявлю половину. Извини, реквизитов твоего счета я запомнить не удосужился…
— Убедились? — спросил чужак с тенью долготерпения на лице и в тоне.
— Убедились! — Магнус поднял обе руки, словно говоря: «мы временно ваши, босс!» — Что мы должны сделать?
— Я хочу убедиться, что саркофаг цел и невредим. Постарайтесь наладить визуальный канал — камеру какую-нибудь или что-нибудь в этом роде. Получаса вам хватит?
Магнус вопросительно взглянул на Бьярни. Тот утвердительно кивнул.
— Хватит.
— Вызывайте меня, как будете готовы. Если не успеете — вызывайте ровно через двадцать пять минут.
— Простите… — уточнил Магнус. — Какие часы и минуты вы имеете в виду?
— Земные, конечно же. Вы ведь с Земли родом? И на корабле придерживаетесь земного цикла? Так?
— Так. А откуда вам это известно?
Чужак воззрился на Магнуса, отчего у старшего из братьев мороз продрал по коже.
— Я не думаю, что ответ на подобный вопрос поможет вам в вашем деле, — сказал чужак после тягучей паузы, и затем отключился.
Магнус перевел взгляд на хронометр, исправно отсчитывающий часы, минуты и секунды. Маркировка на нем красовалась стандартная, земная, и судя бегу секунд — он был настроен именно на земной цикл. Потом Магнус сверился с наручным хронометром, вживленным в насадку.
— Я тут видео организую, — подал голос Бьярни, — а ты, старший, попробуй разблокировать шлюз пока. Достала уже безвоздушка. Ладушки?
— Ладушки! — Магнус заметно повеселел. Возня со шлюзом гораздо больше соответствовала его наклонностям, знаниям и темпераменту, нежели все, что имело отношение к компьютерам.
У них с Бьярни сложилась идеальная совместимость и идеальное разделение обязанностей по яхте. Все-таки они были родными братьями, а значит ладить им было легче, чем остальным.
Бьярни живо отыскал рабочую камеру, потом долго рыскал по ящикам в поисках антенны; антенны не нашел, зато обнаружил целую катушку старого оптоволоконного кабеля с разъемами. Катушки с лихвой хватало до грузовых отсеков. Очистив от пыли механический порт корабельного компьютера, Бьярни подключил камеру, отыскал в корне нужные программы и запустил новую видеосистему. Изображение с камеры исправно транслировалось в экран. Осталось только убедиться, что почтовый броузер это изображение подхватит в нужном формате и передаст хозяину саркофага.
Впрочем, чужак сам сказал, что саркофагу он не хозяин.
«Интересно, что там внутри, — думал Бьярни. — Не очередная ведь летаргическая красавица, это ясно. Вон, таможня как резво за „Карандашом“ погналась — аж до Набла Квадрат дотащились…»
У Магнуса дела шли не так споро — сломанную тягу он из шлюзового паза выковырял, но створка не то примерзла, не то погнулась при рывке — никак не хотела двигаться. Похоже, предстояло заглянуть под обшивку изнутри шлюзовой камеры. В принципе, в подобном ремонте не было ничего сложного, даже в ходовых условиях — просто работы там далеко не на час. С этим Магнус и вернулся в рубку. Прошло девятнадцать минут.
Бьярни в рубке не было, зато от стойки пульта в сторону выхода убегал старинный кабель. Магнус уже хотел пойти вдоль этой путеводной нити, но тут прибежал запыхавшийся Бьярни.
— Готово, старший! А у тебя как?
— Да там возни поболе, чем на час… В мертвую заклинило. Надо створку рихтовать, наверное. Или сервомотор смотреть.
— Понятно… А у меня готово. Вызывать этого орла?
Магнус взглянул на часы.
— Вызывай…
Спустя секунды броузер мгновенной почты был запущен вторично. Чужак возник в экране сразу в нужном ракурсе — теперь он еще больше напоминал телеведущего, потому что успел переодеться во что-то строгое и явно дорогое.
— Ну, чем порадуете? — без обиняков начал он.
— Все готово. Вам видна картинка с камеры?
Чужак отвлекся на несколько секунд, потом утвердительно кивнул:
— Видна.
Кивок у него получился чересчур энергичный — небось, у его расы в ходу были иные жесты согласия.
— Я пойду к камере. Текст транслировать не нужно, мы его уже и так транслируем, у нас тут безвоздушка, знаете ли…
— Поторопись, Бьярни Эрлингмарк, — еле заметно шевельнув губами обронил чужак.
Бьярни трусцой направился к саркофагу, недоумевая на ходу. Не помнил он, чтоб называл чужаку свое имя. Напрочь не помнил.
«Может, Магни?» — подумал он рассеянно.
Магнус не вытерпел и тоже пошел к грузовым отсекам.
Когда он вошел, Бьярни уже стоял перед саркофагом с камерой в руке. Чужак командовал:
— Левее… Ближе… Еще чуть ближе… Так, хорошо. Теперь торец, где торчит эдакая кишка… Да-да, вот это. Отлично! А теперь верх… Это что?
— Печать, — пояснил Бьярни. — Наверное, капитан Шор… Шон… ну, поляк этот, опечатал. Тут название корабля на оттиске есть. Только не спрашивайте меня — зачем он это сделал.
Чужак гонял Бьярни вокруг саркофага минут пять. Потом, наконец, угомонился.
— Ну, хорошо. Похоже, что он цел. Можно приступать ко второй фазе переговоров. Не вернетесь ли вы, господа, к экрану, чтобы я вас видел?
— Уже идем! — Бьярни с готовностью опустил камеру и приготовился ее бросить на саркофаг, но потом подумал, что раз этот тип так над сией чешуйчатой хреновиной трясется, не стоит, пожалуй. Лучше на пол.
В рубке они вновь имели счастье лицезреть инопланетянина на экране почтовки. Теперь он имел вид еще более холодный и неприступный.
— Итак… — начал чужак.
Братья затаили дыхание.
— Я не стану скрывать, что Войцех Шондраковский был нанят мной двадцать три абсолютных года назад для доставки саркофага в определенное место. Не стану скрывать и сумму контракта — он получил миллион пангала вперед, как и вы, и в случае успешного финиша получил бы еще сорок девять миллионов.
Магнус почувствовал, как на лбу выступила испарина. Подавить желание утереть лицо было очень сложно — во-первых, не хотелось показывать свое изумление чужаку, а во-вторых прямо сейчас из этой затеи не вышло бы ровным счетом ничего: мешал скафандр.
Бьярни же напротив, остался спокоен, потому что уже сообразил: в деле замешаны огромные деньги. Единственное, над чем он мучительно размышлял — это действительно ли им могут заплатить такую сногсшибательную сумму, либо это лишь приманка.
Чужак тем временем продолжал:
— К моему величайшему сожалению, капитану Шондраковскому не повезло: он погиб едва начав рейс. Увы, никто из нас не застрахован от случайностей и смерть может настигнуть любого уже в следующую секунду. Смею вас заверить, что катастрофа эта никак не связана с таможней или контрабандой — наш груз абсолютно легален на всех обитаемых мирах союза. Что произошло на борту «Карандаша» — загадка, которую нам, возможно, и не удастся разрешить. Но тем не менее, груз должен быть доставлен по назначения. Насколько я понял, вы вольные яхтсмены. Насколько мне удалось выяснить, в данный момент вы не связаны никакими обязательствами по работе. Знаю я и то, что особых финансовых затруднений вы не испытываете. Но когда речь заходит о сумме в пятьдесят миллионов пангала, многие доводы перестают казаться убедительными, не так ли?
Чужак сделал короткую эффектную паузу, во время которой братья успели переглянуться.
— Итак, я предлагаю вам честную сделку. Вы везете наш груз, мы платим вам деньги. Документ, подтверждающий, что груз не содержит запрещенных к провозу технологий, веществ и форм жизни я вам дам — думаю, что выудить оригинал из компьютера капитана Шондраковского будет не так просто, легче составить новый. Ну как, кажется вам честным такое соглашение?
Братья снова переглянулись.
А… — Магнус предупредительно кашлянул, — есть какие-нибудь гарантии, что по прибытии на место нам действительно заплатят, а не размажут по космосу? Все-таки сорок девять миллионов…
— Если боитесь, можете в последний момент смотаться и отправить яхту на автоматике. Но тогда ваш заработок ограничится миллионом, причем в эту сумму войдет стоимость яхты. Это не такие уж маленькие деньги, но ведь есть возможность получить куда больше. Решайте сами.
«А ведь он, стервец, от ответа увильнул, — отметил про себя Бьярни. — О гарантиях не обмолвился ни словом. Но предложение, ничего не скажешь, заманчивое…»
— Я думаю, — заявил Магнус, напуская на себя важный вид, — мы с братом сумеем с вами поладить. Нужно только узнать — куда везти ваш драгоценный саркофаг.
— Не так быстро, — осадил чужак. — Сначала я вам кое-что объясню. Прежде чем мы сможем считать сделку состоявшейся, вы должны пообещать, что ни при каких обстоятельствах не будете пытаться вскрыть саркофаг и интересоваться его содержимым. Ни при каких. Прошу учесть, что наш с вами разговор фиксируется, а следовательно любое ваше слово будет иметь юридическую силу. Итак, господа?
В который раз братья Эрлингмарки переглянулись.
«Ты как?» — одними глазами спросил старший.
«А что — я? — пожал плечами младший. — Надо рисковать…»
— Хорошо, — выдохнул Магнус. — Я согласен. Согласен не интересоваться содержимым саркофага и согласен не открывать его ни при каких обстоятельствах.
— Я тоже, — поддакнул Бьярни, но чужак заставил его повторить фразу полностью.
— Прекрасно! — чужак даже расцвел. — Я рад, что мы достигли взаимопонимания. Поверьте, это сделка принесет пользу и нам, и вам. Теперь о деталях. В драйве компьютера «Карандаша» есть диск — собственно, броузер мгновенной почты вы грузили именно с него. На этом диске имеется вся необходимая информация о курсе и цели, все астрогационные программы и пакеты, словом, полное путевое сопровождение. Вы могли бы просто взять этот диск на «Ландграф», но есть одно но: крайне нежелательно беспокоить саркофаг. Перегружать его с корабля на корабль не стоит. Поэтому вы должны привести яхту капитана Шондраковского в рабочее состояние и стартовать так быстро, как только сможете.
— Но… — растерянно сказал Магнус, — тогда ведь нам придется бросить свою яхту?
— Новую купите, — проворчал чужак. — Впрочем, если вы так прижимисты… Вас ведь двое. Один может остаться на «Ландграфе», второй — доставить «Саркофаг». Тогда в дополнение к пятидесяти миллионам у вас будет сразу две яхты. Но ремонт и оживление «Карандаша» — вдвоем и в авральном темпе. Поскольку соглашение уже вступило в силу — это приказ.
Вызывайте меня, когда «Карандаш» будет готов стартовать. И в любом случае — каждые сутки ровно в полдень. Сколько там у вас сейчас времени?
— Полседьмого утра, — машинально ответил Магнус.
— Вот сегодня в полдень и вызывайте. До свидания, господа яхтсмены!
Экран мигнул на миг и погас; окно броузера схлопнулось в яркую точку в центре куба, а затем точка растворилась вместе с самим кубом.
— Фу-у-у-у… — тяжко выдохнул Бьярни. — Ну и дела… А ведь мы так и не спросили этого типа — кто он и как его зовут.
Магнус зябко передернул плечами:
— Знаешь, братец… Что-то подсказывает мне, что лучше нам этого и не знать. Целее будем. А сейчас, займемся-ка ремонтом. Какой у этого Шор… капитана инструмент имеется, ты не отыскал?
Ремонт сожрал два полновесных дня. Двое суток. Правда, все это время распухшее солнце беспрерывно заливало багровым половину обзорников, а глубокая чернота космоса, еле-еле разбавленная одиночными пикселами далеких звезд, таилась во второй половине. «Карандаш» впервые за двадцать три года сомкнул створки внешнего шлюза и наполнился воздухом. Освещение из аварийного режима было переведено Магнусом в штатный. Двое суток. Всего двое суток, и затерянный в пространстве мертвый кораблик снова стал обитаемым.
Дважды Эрлингмарки вызывали чужака — в полдень, как и было договорено. Четырежды мотались на сингулярниках от «Карандаша» к «Ландграфу» и от «Ландграфа» к «Карандашу». Половина от нежданного миллиона перекочевала со счета Бьярни на счет Магнуса. И наконец-то настало время решать.
Бьярни с еще мокрой после душа головой смаковал кофе на камбузе, когда старший Эрлингмарк вернулся с «Карандаша». Содрал скафандр, налил и себе кофе, и удовлетворенно сообщил:
— Все. Готов «Карандаш». Хоть сейчас стартуй.
Бьярни понимающе кивнул.
— Ну, брат? — задал Магнус давно ожидаемый вопрос. — Что будем делать? Тебе хочется бросать «Ландграф»?
— Если честно, то нет. Совершенно не хочется.
— И у меня та же фигня. Значит, надо разделяться.
— Надо, — согласился Бьярни.
— Давай думать. Кому лучше повести это чешуйчатое чудо, а кому остаться на «Ландграфе».
Бьярни отхлебнул кофе.
— А ты как считаешь, Магни?
Магнус наморщил лоб.
— Вообще-то я считаю, что пока ты отвел бы «Карандаш», я мог бы спокойно ковыряться в системах наведения. И к твоему возвращению вернуть к жизни и «Ландграф» тоже. Но вести «Карандаш» — не на прогулку смотаться. Если честно, то побаиваюсь я этих чертовых ребят, хозяев саркофага, готовых вот так, без раздумий, выложить миллион первому встречному и еще сорок девять — готовому рискнуть и сунуться к ним в лапы.
Бьярни, не перебивая, слушал.
— С другой стороны, упустить возможность срубить деньги, на которые можно безбедно жить всю оставшуюся жизнь — это надо умудриться. А значит, надо рисковать.
— Есть еще другой путь, — с неожиданным хладнокровием заметил Бьярни. — Саркофаг стоят явно дороже пятидесяти лимонов. Иначе за него не сулили бы столько. Что нам мешает залечь на тюфяки, а спустя какое-то время попытаться его втихую продать?
Магнус едва заметно кивнул:
— Именно этих слов я и ждал от тебя, братец. Да, можно попытаться. Но только представь что с нами сделают приятели этого скуластого, когда изловят…
— Если изловят, — поправил Бьярни.
— Нет, Бьярни, — не согласился Магнус. — Не «если изловят», а именно «когда изловят». Слишком мелкая мы рыбешка, чтобы пытаться надуть китов.
— Так уж и китов… — усомнился Бьярни.
— Китов, Бьярни. Именно китов. Пузатых и сытых. Ты заметил, как быстро они выяснили о нас почти все необходимое? Имена, подробности о нашей яхте, и даже то, что мы сейчас без работы. Тут такими возможностями попахивает… Представить страшно.
— Если они такие всемогущие, — с ехидцей вставил Бьярни, — что им мешает добраться до саркофага самостоятельно? На кой им двое вольных яхтсменов, которые, заметь, вполне могут нанимателя и надуть? Ну сам подумай.
Магнус подавил глубокий вздох; с минуту он молчал, отхлебывал кофе и скреб небритую щеку — размышлял.
— Я против, Бьярни. Мне кажется, что не следует надувать компанию, возможностей которой не знаешь в полной мере. А если это военные?
— Да какие они военные, — фыркнул в чашку Бьярни. — Типичные бандиты. Причем, видимо, из крутых.
— Тогда я тем более против. Что-то неохота, чтоб нам кишки на лонжероны намотали.
— Крутых тоже, случается, успешно кидают.
Магнус сердито бухнул кулаком по столешнице:
— Да пойми ты, Бьярни, мне неохота прожить остаток жизни в страхе! Неохота шарахаться при каждом вызове! Неохота прятаться и вечно носить с собой активированный бласт!
— Спокойствия, значит, хочешь? — уточнил Бьярни.
— Да! Спокойствия! И душевного равновесия! — отрезал Магнус.
— Что ж, — с прежним хладнокровием констатировал Бьярни, — я уяснил твою позицию, старший. Наверное, придется ее и принять.
Некоторое время Магнус мрачно изучал текстурный рисунок на пластике.
— Ладно, — проворчал он наконец и бросил перед собой монетку. — Ты — орел, я — решка. Кто выпадет, идет на «Карандаше». Второй сидит здесь и ждет.
— Если пойдешь ты, — сказал Бьярни, — я за это время вряд ли починю наведение.
— Ну и хрен с ним, с наведением. Бросай.
Бьярни медленно сгреб монетку со стола, положил на согнутый указательный палец и сильно подбросил большим. Монетка, бешено крутясь, звякнул о пластик, срикошетила и почти беззвучно шлепнулась на ворсистый пол. Орлом вверх.
— Ну, вот, — удовлетворенно крякнул Бьярни. — А ты как раз привод починишь. А потом у нас будет по собственной яхте и по кругленькой сумме на кармане.
Магнус ногой пододвинул монетку к себе.
— Опасаюсь я за тебя, братец. Как бы ты не выкинул какой-нибудь фортель.
Но Бьярни очень серьезно покачал головой:
— Нет, старший. Если мы решили играть честно, я не стану выбрасывать никаких фортелей. Мы всегда верили друг другу, и никогда не подводили. Поэтому мы и вместе. Да и отец учил никогда не подводить брата.
Магнус протянул руку над столом и с чувством похлопал Бьярни по плечу.
— Спасибо, младший. Я, прям, тобой горжусь. Честно-честно! Приятно сознавать, что у тебя есть брат, на которого можно положиться как на самого себя.
— Пожалуйста! — с ехидцей ответил Бьярни и победно ухмыльнулся.
— Ладно, — Магнус чуть подался вперед — энергично, с нетерпением. — Пойдем, помогу тебе вещички на «Карандаш» переправить. И стартуй — раньше начнем, быстрее отделаемся.
Эрлингмарки синхронно встали. На пороге Магнус поймал Бьярни за плечи и слегка сжал. Взглянул брату в глаза.
— Ну… Удачи нам.
Бьярни только глубоко вздохнул.
— Да, — вспомнил Магнус. — И вот еще что. Надо бы мертвых похоронить… Даже свайгов. По обычаю астронавтов. А то мы их в тамбур сволокли и все, будто испорченный груз. Не годится так.
С этим нельзя было не согласиться.
«Карандаш» ушел в пульсацию через четыре с половиной часа. На виду красного гиганта из системы Набла Квадрат осталась единственная пришлая извне песчинка — яхта «Ландграф». Одинокий космический странник.
Магнус так и не успел починить наведение икс-привода. Спустя еще шесть часов впритирку к «Ландграфу» вспухла внушительных размеров финишная сфера. Яхту-неудачницу разорвало нарушениями метрики за доли секунды. Магнус даже не успел понять, что умирает.
Когда выходящий из пульсации корабль — линейный рейдер азанни — возник в зоне финиша и пространство стало постепенно приходить в норму, о «Ландграфе» уже ничего не напоминало. Он целиком превратился в беспорядочное излучение.
Экипаж рейдера, среди которого, кстати говоря, не было ни одного азанни, прекрасно знал, что исправный привод самостоятельно никогда не наведется в область пространства, где сосредоточена хоть какая-нибудь масса. Даже такая в сравнении с рейдером незначительная, как человеческая яхта-сотник.
Рейдер пробыл в районе Набла Квадрат совсем недолго, после чего ушел в новую пульсацию.
Бьярни Эрлингмарк, понятно, даже не подозревал, что его старший брат еще до истечения первых суток марша на «Карандаше» перестал жить.
Яхта капитана-поляка начала нравиться Бьярни уже после первого прыжка. Сравнительно небольшая, уютная, удобно скроенная и ухоженная до мелочей. Даже двадцать три года в космосе с открытыми шлюзами не смогли вселить в нее дух запустения. Впрочем, братья ведь постарались привести ее в максимально жилой вид — переинитили по новой системы регенерации и жизнеобеспечения, устроили профилактику системам энергоснабжения, слегка пополнили запасы воды и пищи.
Даже старые фильмы Бьярни понравились.
Чувствуя некоторую неловкость, Бьярни покопался в вещах экс-капитана «Карандаша» и все, что счел слишком уж личным, собрал в пластиковый пакет для мусора и сволок в дальний грузовой отсек. По необъяснимому наитию через отсек с саркофагом Бьярни чуть ли не прокрался, держась у стеночки, подальше от этого чешуйчатого сундука с загадочными сокровищами. И по пути туда, с мешком на плече, и обратно, уже налегке. Саркофаг взирал на него с немым равнодушием.
Астрогационные приборы, наведение и привод работали безукоризненно — Бьярни сверил реальный прыжок с расчетами и поразился ничтожной погрешности — действительно ничтожной. Исчезающе малой. И дальность пульсации для полсотника оказалась завидная — почти вдвое превышающая среднюю норму для приводов такого класса.
За двое суток Бьярни добрался до размытой границы основного диска — до сих пор он шел практически в точный перпендикуляр к галактической эклиптике. Можно было, конечно, идти наискосок, по касательной к ядру, но Бьярни решил, что правильнее будет обогнуть ядро «сверху» — в этом случае трек-пунктир будет лежать через несколько обитаемых областей пространства, где легче заправиться, легче починиться в случае глобальной поломки, да и помощи дождаться не в пример больше шансов.
От чего помощи — Бьярни не стал уточнять даже в мыслях.
Поначалу за мелкими хлопотами и ввиду непривычности к «Карандашу» Бьярни не обращал внимания на кое-какие странности. Точнее, просто не замечал их. Считал частью корабля.
Только на шестой день Бьярни обратил внимание, что в первом грузовом отсеке освещение не переходит в экономный режим, даже когда он сам покидает эту часть корабля.
Вообще, что на таких небольших яхтах, что на звездолетах покрупнее, уже много лет действовало простое и разумное правило: автоматика отслеживала передвижения экипажа по кораблю и услужливо переводила освещение пустых помещений в аварийный режим, то есть четыре из пяти световых панелей гасли. Получалось, что люди постоянно передвигались в центре освещенной зоны. Только в жилых каютах свет можно было погасить вручную. Бьярни заметил, что грузовой отсек почему-то освещен, когда ненароком включил камеру, с которой показывал чужаку-заказчику саркофаг — она так и осталась лежать в грузовом отсеке, подключенная ниточкой волоконки к корабельному компу. Взглянув на картинку, Бьярни с некоторым недоумением обнаружил, что первый грузовой освещен с обычной интенсивностью.
Понятно, что спустя несколько минут он уже стоял перед сегментником в грузовые.
Даже с порога было видно, что во втором отсеке царит полутьма — там панели были большей частью потушены. Штук пять всего венчали под самым потолком желтоватые конуса дневного света.
Первый отсек напоминал баскетбольную площадку во время финального матча или стол хирурга во время операции — Бьярни не различал даже собственной тени. Ее попросту не было.
По дуге (снова по дуге!) Бьярни прошел к широкому пролету, ведущему во второй отсек. Едва он переступил маркировочную черту, второй отсек ярко осветился. Почти весь — только вдоль дальнего борта осталось несколько неработающих светопанелей. Но стоило Бьярни сделать десяток-другой шагов вперед, и во втором отсеке также исчезли тени. Постояв некоторое время в центре пустого отсека, Бьярни пошел назад. Когда он подходил к черте, у дальнего борта погасли первые несколько панелей. Когда переступил — весь отсек немедленно погрузился в полутьму. Лишь более светлый треугольник остался на полу за пролетом — антипод тени, подарок из отсека номер один.
С некоторой демонстративностью Бьярни приблизился к выходу, перед самой перепонкой обернулся, саркастически глядя на чешуйчатый ящик, и решительно шагнул через маркировку. Он ожидал, что автоматика опомнится и услужливо погрузит в полутьму первый грузовой.
Фигушки. И не подумала автоматика сделать это.
В глубокой задумчивости Бьярни вернулся в рубку и полез искать документацию к корабельным системам освещения.
Сначала Бьярни решил, что автоматика реагирует на движение, но вскоре отмел эту мысль. Даже если человек неподвижен — свет ведь не гаснет, верно? Значит, движение тут ни при чем. Температура тоже, скорее всего — во всяком случае на кипящий кофейник светопанели никак не реагировали. Едва Бьярни покидал камбуз, свет там послушно пригасал. Да и над работающей плитой свет тоже не зажигался — там как раз панель в потолке и рядом еще решетка вытяжки.
Роясь в файлах документации, Бьярни вспомнил отцовскую яхту и хулиганское существо по имени Матильда — собаку-терьера. Бьярни готов был поклясться, что Матильду корабельная автоматика не уважала, и свет там, где ей вздумалось бродить, сроду не включала.
Так, по крайней мере, Бьярни казалось. Теперь. Раньше он о подобных вещах попросту не задумывался.
Порывшись в документации еще немного, Бьярни утвердился в своей догадке. Работа автоматики зиждилась на сканировании и регистрации высшей нервной деятельности. Попутно Бьярни узнал, что принцип и его реализацию земляне позаимствовали у свайгов. А проще говоря — слизали с их детекторов интеллекта, которыми некогда надменные рептилии проверяли инопланетных дикарей, дабы убедиться, что перед ними не животные, а очередная раса потенциальных сателлитов. Свайги давно вышвырнули свои детекторы на свалки, им теперь по большому счету чихать на уровень интеллекта всех космических дикарей вместе взятых, и сателлиты их уже почти два века как независимы, а принцип все живет и живет, и верно служит людям, безропотно разгоняя потемки в закоулках человеческих кораблей…
До чего же удивительны порой капризы бытия!
«Но что же это получается? — размышлял Бьярни, рассеянно пролистывая в экране текст. — Что автоматика полагает этот чешуйчатый ящик разумным — раз, и живым — два? Или, скорее, даже не ящик, а его содержимое?»
А как, извините, этот самый ящик поддерживал эту самую деятельность целых двадцать три года? Впрочем, с чего, собственно, Бьярни взял, что поддерживал? Может, ящик дремал себе, и проснулся только когда братья Эрлингмарки приблизились к «Карандашу»?
«Стоп, стоп, стоп! — оборвал беспорядочно скачущие мысли Бьярни. — Будем рассуждать последовательно.»
Чужак сразу же назвал ящик саркофагом. Стало быть, это не просто шкаф или непомерно большой чемодан, а устройство для хранения чего-либо и обеспечения внутри соответствующих условий.
Бьярни снова полез в корабельную файлотеку и выудил из толкового словаря определение слова «саркофаг».
«Саркофаг, — гласил словарь, — от греческого „саркофагос“, небольшая гробница из камня, дерева и других материалов (ничего себе — небольшая! — подумал Бьярни), нередко украшенная росписью.»
Гробница, значит. Но при чем тут тогда высшая нервная деятельность?
«Этот саркофаг, — справедливо рассудил Бьярни, — скорее уж похож на консервационную камеру. Но тогда он должен быть подключен к каким-нибудь приборам, к системам поддержания жизни и удаления отходов…»
Бред.
Бьярни не заметил, как вновь оказался в первом грузовом. Только на этот раз он не стал красться вдоль стеночек, а направился прямо к «гробнице из камня, дерева и других материалов».
Вряд ли чешуйчатая поверхность саркофага являлась камнем или деревом. Скорее уж «другим материалом». Бьярни с некоторой опаской приложил ладонь к оному материалу и едва удержался, чтобы не отдернуть руку.
Ему показалось, что он прикоснулся к живому существу. Явственно чувствовалось тепло и даже словно бы какие-то токи там, внутри. Ни с чем не сравнимое биение жизни.
У Бьярни мгновенно вспотел лоб.
«Черт возьми! — подумал Бьярни, пытаясь унять заколотившееся ни с того ни с сего сердце. — А почему, собственно, меня это так волнует? Ну, допустим, везут там какую-нибудь редкостную зверушку в анабиозе… Ну, пусть даже человека или инопланетянина. Ну и что с того?»
Он не мог найти объяснения беспокойству. Но и избавиться от него не мог.
«Хотя… Такое тепло — какой уж тут анабиоз… Скорее похоже на содержание под капельницей.»
Он обошел вокруг саркофага. Ни к чему этот ящик не был подключен, хотя с одного торца виднелась какая-то толстая кишка с подсохшими краями. Кишка неприятно напоминала набухший яйцеклад селентинского пегаса. Тут же на полу валялось несколько отслоившихся чешуек.
«А почему я решил, что этот ящик должен быть к чему-нибудь подключен? — Бьярни продолжал размышлять. — Все необходимое вполне может крыться внутри. Оборудование, там, блок питания… Во, какой шкафина здоровенный, туда вполне получится впихнуть и меня, и Магнуса, и даже пива про запас не одну банку, чтоб от скуки не помереть, и еще останется довольно места.»
«Кстати, о питании, — Бьярни зябко передернул плечами. — Какая-нибудь атомная батарея с автономом в полтысячи лет? Сбегать, что ли, за тестером?»
Нет, вряд ли саркофаг излучает. Если и есть там какая-нибудь долговечная батарея, то она надежно изолирована, иначе содержимому трудно гарантировать… гм… долгую жизнь.
Зато можно этот ящичек… просветить. Рентгеном примитивным, или ультрачастотником…
«Стоп. Чужак ведь предупреждал, что интересоваться содержимым саркофага нежелательно — и это еще самое мягкое из слов.»
В нерешительности Бьярни поскреб затылок. Конечно, чужак не узнает… Но вдруг тому, кто внутри, рентген или ультрачастотник опасны? Или хотя бы заметны?
Что тебе дороже, Бьярни, половина от пятидесяти миллионов или неутоленное любопытство?
Думай, решай…
Потоптавшись с полминуты, Бьярни придумал, что можно проделать без особого риска. Воровато оглянувшись, он подобрал одну из отслоившихся от кишки-яйцеклада чешуек и потрусил в лабораторию.
Конечно, лаборатория — это слишком громкое слово. Ну откуда, скажите на милость, настоящая лаборатория на яхте-полсотнике? Просто каморка, примыкающая к рубке, заваленная всяким хламом и ненужными большую часть времени приборами. Интерфейсная панель для соединения с центральным компьютером, локальный компьютер… точнее, терминал, зависимый от центрального придаток — оценил Бьярни.
И где-то тут валялась портативная камера экспресс-анализа…
Ага, вот она! Продолговатая коробочка, похожая на походную микроволновую печь.
Модель была Бьярни незнакома, и собирали ее на какой-то из колоний, но управление земные инженеры всегда делали стандартным. Довольно быстро Бьярни разобрался в органах настройки и способе коммутации. Он запустил терминал и активировал инфрапорт. Некоторое время ушло на поиски управляющей программы, но и ее Бьярни сумел выудить из многочисленных каталогов корневого раздела.
— Ну-ка, ну-ка, — пыхтя от нетерпения, Бьярни открыл камеру, поместил на круглый блин препаратора подобранную чешуйку, осторожно защелкнул дверцу и припал к терминалу. — Давай!
Он утопил кнопку «Анализ» — кнопка эта существовала только в иллюзорном пространстве кубического терминального экрана.
«Вся наша жизнь состоит из нажатия на виртуальные кнопки, — философски заметил Бьярни. — Ты рождаешься, и нажатием кнопки тебя заносят в списки живых. Ты покупаешь яхту, и нажатием кнопки подтверждается твое право собственности. У тебя рождается ребенок — все та же кнопка официально провозглашает тебя отцом… И так до самого последнего нажатия, которое объявит тебя мертвым…»
В окошке экспресс-камеры дважды сверкнули короткие вспышки, потом послышалось тихое шипение. В толще экрана засветилась объемная надпись: «Ждите! Идет анализ…»
«Ждем…, — нетерпеливо думал Бьярни. — Ждем-ждем…»
Руководство, которое Бьярни вытащил на отдельную консоль, гласило, что анализ может занять от нескольких минут до четверти часа. В зависимости от структуры образца.
Видимо, у этой чешуйки была на редкость сложная структура — заканчивалась пятнадцатая минута с момента запуска программы, а в экране висела все та же неизменная светящаяся надпись.
Бьярни проскучал еще целых семь минут, прежде чем надпись сменилась окошком с результатами.
Вот только результаты оказались совершенно не такими, какие ожидал Бьярни. Если совсем точно, то результатов, собственно, и не было.
«Исследовать молекулярную структуру данного образца не представляется возможным — не хватает разрешающей способности приборов. Смените образец, либо проведите анализ атомарной структуры.»
Бьярни озадаченно пялился в экран, соображая — что проще сделать: сбегать за еще одной чешуйкой или проделать более глубокий анализ уже имеющейся. Наконец он придумал: изменил задание, отдал команду на атомарный анализ, а сам тем временем направился к саркофагу. Очень хотелось припустить бегом, но он прекрасно сознавал, что даже ленивым шагом поспеет туда и обратно существенно раньше, чем завершится анализ. В атомарном режиме анализатор запросил целый час времени.
Собрав все чешуйки — еще три штуки — в пластиковую кювету для образцов, Бьярни нарочито неспешным шагом вернулся в рубку. С порога прекрасно просматривалась надпись: «Ждите…» в терминальном экране.
Кювета жгла ему руки. Снова усевшись перед терминалом, Бьярни добыл из ящика с инструментами пинцет, зажег лампу над клавиатурой, отчего надпись в экране потускнела и стала плохо различимой, взял одну из чешуек и поднес поближе к глазам. Близоруко щурясь, всмотрелся.
Чешуйка как чешуйка. Белесо-серого цвета, с еле заметной контурной структурой, напоминающей годичные кольца на пне. Блестящая в свете лампы, слегка вытянутой формы, нечто среднее между кругом и эллипсом. Практически непрозрачная. Ничем она не пахла, как выяснилось. В общем, полный и абсолютный ноль.
Проскучав без малого час, Бьярни дождался окончания атомарного анализа.
«Тесты не выявили в образце сколько-нибудь упорядоченной структуры, — прочел он. — Проверьте аппаратуру на сбои и проведите контрольную диагностику управляющей программы.»
С нехорошим предчувствием, Бьярни сменил чешуйку в анализаторе, проделал все рекомендованные действия, и снова прогнал тест.
Тщетно. Такое впечатление, что эта отслоившаяся гадость вообще не состояла из атомов. Но из чего тогда? Бьярни не слишком разбирался в физике и до сих пор был уверен, что из атомов состоит вся материальная Вселенная до последней пылинки. Единственное, что он мог — это растеряться.
Проверить эту чертову чешуйку на кварковом уровне не было возможности — тут не походная экспресс-камера нужна, тут пришлось бы подключать аппаратуру серьезного исследовательского центра.
— Да что же ты за штучка, шкаф ты проклятый, — прошептал Бьярни. Он извлек из камеры образец, немного подумал, и спрятал все четыре чешуйки в коробочку из-под зубочисток, а коробочку — в нагрудный карман. — Неужели придется ждать до Земли?
Он подумал, что в полете разгадать секрет саркофага вряд ли получится.
Свет в первом грузовом все горел. До самого вечера.
А потом вдруг погас.
Бьярни к этому моменту пересидел в рубке две пульсации, в промежутке между которыми плотно закусил и с досады выпил целую бутылку весьма кстати подвернувшегося в запасах «Карандаша» «Траминера Офелии». Видеокамеру из отсека Бьярни забирать не стал, и иногда косился на отдельный экран, на изображение саркофага. Светлый куб этого экрана отбрасывал косой зайчик на клавиатуру.
Бьярни, хоть и умел работать вслепую, все же иногда глядел на клавиши — так ему было привычнее и удобнее.
В какой-то момент он вдруг сообразил, что привычного зайчика на клавиатуре нет. Вернее, зайчик стал тусклым-тусклым. Еле заметным. Выпучив от неожиданности глаза, Бьярни повернулся к экрану с саркофагом.
В первом грузовом царила полутьма — освещение теперь работало в аварийном режиме.
На негнущихся ногах Бьярни доковылял из рубки к сегментнику в грузовые отсеки. Едва он вошел в первый, послушно вспыхнул полный свет. Саркофаг как ни в чем не бывало стоял где и раньше.
Да и куда он мог деться? Закреплен ведь, принайтован намертво…
С минуту Бьярни торчал напротив него. Хотел подойти и потрогать, но почему-то не решился. Совершенно дурацкое было ощущение — знал ведь, что бояться нечего: тихий и спокойный ящик, не более, а вот поди ты, замирало в груди и холодок продирал по коже. Несильно так, но заметно. Вполне заметно.
— Дьявольщина, — прошептал Бьярни и бочком, бочком пошел прочь из отсека. Почему-то очень не хотелось поворачиваться к саркофагу спиной.
Едва он переступил маркировочную черту, свет переключился в аварийный режим.
Люк Бьярни на всякий случай задраил и заблокировал из кабины. И каюту запер. А потом — долго не мог уснуть.
В эту ночь он спал отвратительно и не выспался совершенно. Все время ему грезилось, что из саркофага вылезает какой-то чешуйчатый монстр и скребется в перепонку. Звук был такой противный, что Бьярни содрогался только от него, и все казалось, что перепонка не выдержит и лопнет под неистовым напором монстра, что когти процарапают металлокерамику и Бьярни окажется в ловушке. Раза три он просыпался весь в поту и, затаив дыхание вслушивался в ночную тишину. Корабль на время капитанского сна угомонил всю автоматику, и на «Карандаше» было по-настоящему тихо.
Под утро ему приснилось, будто саркофаг отложил покрытое слизью яйцо — кишка-яйцеклад при этом судорожно сокращалась и набухала еще сильнее — но кто из яйца собирался вылупиться Бьярни не успел понять — снова проснулся. Чертыхаясь, зажег свет, полюбовался на свою измятую физиономию и побрел в душ. На полпути все же не выдержал и завернул в рубку — в первом грузовом снова горел полный свет. Саркофаг, разумеется, оставался на своем месте, равно как и нетронутые печати на верхней плоскости. И, разумеется, никакого яйца рядом с кишкой-яйцекладом не обнаружилось. Тихо ругаясь, Бьярни оживил наведение и икс-привод. Потом он долго стоял под обжигающими струями воды и думал, как трудно привыкнуть к одиночеству. Всю жизнь он летал с кем-то — сначала с семьей, потом, после смерти отца — с дядей Олафом, а когда дядя Олаф стал слишком стар для полетов и осел на Земле — с братом Магнусом. Ни разу Бьярни не совершал одиночных полетов, и даже не подозревал, что это такое изматывающее каждый нерв занятие.
Поскорее бы завершить этот дурацкий полет, получить свои денежки, и забыть об этом чертовом ящике навсегда!
Теперь Бьярни стало плевать — что там внутри. Лишь бы это «что-то» там внутри и оставалось. И еще — Бьярни с некоторым замешательством думал о следующей ночи. И всерьез прикидывал — а не перепрограммировать ли корабельный суточный цикл на двадцатичетырехчасовую активность? Когда вокруг никого, даже активность безмозглых бортовых систем успокаивает. Создает иллюзию защищенности. Казалось бы мелочь, но в полной тишине и в полутьме ночного цикла в голову начинает лезть всякая чертовщина, а корабельным днем — нет.
В общем, суточный цикл Бьярни все же не тронул. Наверное, пытался доказать себе, что всяческие страхи ему нипочем. Но бласт из чехла вынул и приладил к поясу. Понимал, что это глупо, но с бластом Бьярни почувствовал себя много увереннее. Особенно, когда несколько раз выхватил его перед зеркалом и нацелил на свое отражение.
Из зеркала на Бьярни глядел крепкий высокий парень с параллельнопотоковым «Смит-Вессоном» в мускулистых ручищах. Разве что, слегка бледноватый с лица.
— Хрен тебе, — тихо процедил Бьярни, пристально вглядываясь в глаза этого парня. — Пусть другие боятся. Это просто реакция на одиночество. И на чужую яхту, двадцать три года проболтавшуюся в пустоте с открытыми шлюзами. Не станешь же ты верить в вакуумную космическую нечисть, поселившуюся на «Карандаше» и треплющую тебе нервы?
Мысль о вакуумной нечисти Бьярни даже слегка развлекла и позабавила. А что? Не может же быть, чтобы нечисть водилась только на планетах? Явно должна шастать и по космосу. А тут словно по заказу — яхта с открытыми шлюзами, и ни души на борту… Будь Бьярни подобной нечистью — обязательно завелся бы на таком корабле, не упустил бы редчайший случай. Поди дождись второго такого!
Даже отражение в зеркале подбодрило Бьярни. Но все же он подумал, что лучше бы они перетащили саркофаг на «Ландграфа» и полетели вдвоем с Магнусом. Чихал бы сейчас Бьярни на всю и всяческую чертовщину…
Но как бы то ни было — Бьярни предстояло справляться со сложившейся ситуацией. И довести «Карандаш» до цели, обозначенной на астрогационном диске. Кстати, цели Бьярни пока и сам не знал — программа открыла пока только ближайший этап: Амазонка. Бьярни шел туда уже вторую неделю.
Он добрел до рубки, и первое, что сделал за пультом — это погасил к чертовой матери экран, куда выводилась картинка с видеокамеры. Ненавистный саркофаг на некоторое время исчез из поля зрения, но где-то в самой глубине сознания Бьярни прекрасно понимал, что проклятый чешуйчатый ящик в ближайшие дни еще неоднократно намозолит ему глаза.
Икс-привод послушно и размеренно тянул «Карандаша» по пунктиру — с каждой пульсацией рисунок созвездий вокруг яхты неуловимо менялся. Бьярни где-то читал, что обитатели планет привыкают к какому-то одному рисунку, и если их быстро перенести за много световых лет от дома и позволить взглянуть на небо — чужое небо может стать для них сильнейшим шоком.
Бьярни не очень верил в это. Он не понимал, как могут шокировать нормального человека тусклые огоньки над головой. Что там им, планетарным узникам, видно сквозь атмосферу? Бьярни единственный раз бывал на Земле, и до сих пор помнил пустое небо над Стокгольмом — только самые яркие звезды виднелись на нем, виднелись как тусклые умирающие фонарики. Разве можно сравнить это с неистовым заревом, которое увидит любой, кто выйдет в открытый космос где-нибудь неподалеку от ядра? Только ради этого зрелища легко стать бродягой-яхтсменом. Только ради того, чтобы иметь возможность видеть это небо — и не только над головой, а повсюду вокруг себя — только ради этого можно бросить все, купить яхту и навсегда уйти в пространство. В Галактику, полную тайн и загадок.
«Ага, — отвлекся от неожиданно нахлынувших мыслей Бьярни. — Вон, одна из загадок, в грузовом отсеке стоит. И медленно сворачивает тебе мозги набекрень.»
Бьярни тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли. Ему все чаще казалось, что мысли эти принадлежат не ему, а кому-то иному, кто находится неподалеку и настырно вдалбливает их Бьярни. Но зачем? Это понять было невозможно — по крайней мере пока.
Чтобы отвлечься, он вытащил на оперативную консоль трек-пунктир и решил сориентироваться перед следующей пульсацией. А то с возней вокруг саркофага Бьярни как-то выпал из рабочего ритма.
Получалось, что за последние двое суток он отмахал приличный кусок пунктира и успел изрядно углубиться в диск. Совсем недалеко, в четырнадцати световых годах прямо по курсу пылала в пустоте голубоватая звезда, известная людям как Скарца. Скарца имела планетную систему — семь планет. Три — земного типа, три — гиганты и седьмая — снова земного типа, с неправильной орбитой и совершенно безжизненная, вроде Плутона. Слишком уж удалена от светила. Все три ближних к звезде планеты были колонизированы людьми, причем уже после вступления Земли в союз — как бы еще люди сумели забраться в такую даль? Планеты назывались Рома, Венеция и Валентина. Система эта уже считалось окраиной центральных звездных скоплений. Это вам не глушь, вроде той, где был найден «Карандаш». Не Набла Квадрат. В этой части Галактики плотность звезд просто потрясающая. Именно поэтому пунктир стал более частым, пульсации — покороче, да и трек в целом перестал походить на плавную дугу, а больше теперь напоминал путь мыши в огромной головке сыра. Изломанный и хаотичный.
И Бьярни довольно быстро понял, что очень хочет хоть немного отдохнуть от пребывания в одном объеме с саркофагом. Очень хочет прервать расчет очередной пульсации и прыгнуть поближе к системе звезды с горячим на вкус именем Скарца. Сесть на одну из планет — лучше на Рому, самую большую, благодатную и раньше всех освоенную.
Повод Бьярни сначала не мог найти — горючего оставалось еще вдоволь, больше половины суммарной емкости накопителей. Запасы воздуха он вообще не трогал пока, регенераторы тянули на зависть. Пищи и воды тоже хватало, тем более, что воду регенераторы тоже возвращали исправно и в самом чистейшем виде.
А потом Бьярни отыскал замечательный повод к посадке — садиться вообще без всякого повода. Просто по собственной прихоти. Чтобы залиться спиртным по самые брови в ближайшем к космодрому баре. Свалиться под стол и уснуть, а наутро хватить стаканчик на опохмел, и отправиться бродить по городу. Куда глаза глядят. Как они неоднократно поступали на незнакомых мирах с Магнусом на пару. А если на Роме космодром вдали от городов — то просто убрести в степь, поваляться на травке. Поваляться на травке иногда тянет даже тех, кто родился и вырос в космосе. Вероятно, это что-то глубинное, генетическое. Бьярни любил валяться на травке, таращиться в непривычно голубое небо или на совсем уж диковинные причуды атмосферы — облака. Любил купаться, хотя чудовищно большие объемы воды до сих пор вызывали у него подсознательный трепет. Но не настолько сильный, чтобы бояться окунуться в морскую волну. В конце концов, любой из планетарных океанов был в миллионы раз ничтожнее Галактики, размеры которой Бьярни совершенно не угнетали. Подумаешь, океан! А что до «поваляться на травке»… Так на больших кораблях даже оранжереи часто устраивают. Хотя под светом кварцевых ламп травка вырастает почему-то на удивление чахленькая. Видимо, не могут кварцевые лампы заменить свет родного травкиного солнца.
Не последнюю роль в решении заскочить на обитаемую планету сыграла и неожиданно свалившаяся на счет сумма в полмиллиона пангала. Кто ж не любит красиво отдохнуть денек-другой? Попробовать экзотической местной кухни, девчонку какую-нибудь местную споить… которая посимпатичней и одинока.
В общем, Бьярни взялся за клавиатуру и велел компу обсчитать оптимальный прыжок в сторону этой Скарци… Или Скарца? Как правильно? В общем, туда, к земным колониям. А чужаку-заказчику, который эту задержку явно не одобрил бы, Бьярни показал мысленный кукиш с маслом. Не хочешь сам волочь через всю Галактику этот нервирующий саркофаг? Вот жди тогда и не чирикай.
Автоматы обсчитывали мини-пульсацию минут сорок пять. Все это время Бьярни провел в рубке, насвистывал что-то легкомысленное, прочел в энциклопедии статью о местах, которые вознамерился посетить, узнал, что космодромов на Роме аж шесть и что лучший курорт совсем недалеко от космодрома с романтическим названием «Романтиче». Считал свежие поправки с местных гравитационных маяков и загнал их в своп к астрогационному диску.
Миг болезненного раздвоения — и «Карандаш» очутился в финишной сфере буквально на пороге чьего-то дома.
Рома на обзорнике напоминала зависший в верхней точке баскетбольный мяч. Только не рыже-оранжевый, а голубовато-зеленый. От нее Бьярни отделяло ничтожное расстояние в одну-две световых секунды.
— Здрасте, Скарца, — сказал Бьярни и вызвал в экран программу обычной связи. Не мгновенной. Дежурную частоту космодромных диспетчеров.
— С прибытием, э-э-э… «Карандаш», — поздоровались аборигены на интере. — Садиться будете?
— Да, — сказал Бьярни.
— Уже выбрали куда? Или вам все равно?
— Выбрал. «Романтиче».
— Понятно, — хмыкнули аборигены. — Только произносите помягче — «Романтишши»…
— Я постараюсь, — хохотнул Бьярни.
В строке состояния замигал зеленый квадратик — комп принимал космодромную наводку.
— Заправка? Комплектация? Ремонт?
— На месте решу, — сказал Бьярни. — Пока еще не думал.
— Тогда двадцать пан, — сообщили ему. — Включая страховку.
Бьярни послушно вставил карточку в паз считывателя и отстегнул, сколько спрашивали.
— Привет! — сказали ему. — Напоминаем, что до визита таможни вам запрещено покидать яхту.
— Знаю, знаю, — буркнул Бьярни. — И разгерметизация тоже запрещена…
«Карандаш», влекомый космодромными инструкциями, уже мчал на сближение с планетой. В некий неуловимый момент Рома перестала влезать в один обзорник, а еще чуть погодя яхта уже не сближалась — она валилась на планету, падала, оставляя за кормой шлейф раскаленного воздуха.
Автоматы вывели «Карандаш» на космодром как обычно — безукоризненно точно. И так же безукоризненно посадили на заранее отведенном пятачке. Бьярни даже привычно засомневался — а нужно ли присутствие человека для посадки? Диспетчерские компьютеры, космодром и корабль вполне договорятся между собой и в отсутствие пилота…
Но перед тем как начать посадку на клавишу «Enter» всегда нажимает человеческая рука. В том-то и дело.
Вот именно. В том-то и дело.
Таможня и карантинная служба не заставили себя ждать. К шлюзу «Карандаша» присосался внушительных размеров каучуковый пузырь и вскоре Бьярни позволили открыть створки. Воздух «Карандаша» и воздух Ромы смешались в едином коктейле.
«Интересно, — мимоходом подумал Бьярни. — А прежний владелец „Карандаша“, капитан Шор… Шон… В общем, поляк этот, бывал ли он здесь когда нибудь? Вполне возможно…»
Некоторое время по кораблю слонялись карантинщики в жилетах-скафандрах и с приборами в руках. Потом один из них ввалился в рубку, где терпеливо ждал Бьярни, и энергично взмахнул рукой.
— Аривидерчи, приятель! Ты чист, как младенец перед богом. Открывай шлюзы…
Снаружи от «Карандаша» отделился карантинный пузырь, и в несколько секунд опал, сдулся. Ребята в жилетах деловито собрали его, запихали в маленький автомобильчик, попрыгали в него же и умчались в сторону смутно маячащих на горизонте строений. Пришло время таможенников. Точнее — таможенника, поскольку пожаловал всего один.
— Приветствую вас, капитан Шондраковский, на территории Скарца, — важно провозгласил усатый дядька в зеленоватом мундире. Усы у него были просто потрясающие.
— Видите ли, уважаемый, — смиренно уточнил Бьярни. — Я вовсе не капитан Шонр… Ну, в общем, меня зовут Бьярни Эрлингмарк, а бывший капитан «Карандаша» — мертв. Уже двадцать три года.
Таможенник поглядел на Бьярни со смесью подозрения и равнодушия. Вряд ли истории, требующие формального расследования, сильно его радовали.
— Где это произошло?
— Смерть капитана? О, далеко. Очень далеко. За пределами диска, в системе Набла Квадрат.
— На окраине? — несколько оживился таможенник. — Это меняет дело. Надеюсь, все файлы на месте? Я должен буду их скопировать. И вот еще что: как долго вы намереваетесь пробыть у нас в гостях?
— Не знаю, — Бьярни пожал плечами. — Пару дней, наверное.
— Не дольше? Если пару дней, я могу дать вам скользящую визу. В этом случае я даже не буду производить досмотр, но и вы вплоть до старта не сможете вернуться на борт вашей… теперь вашей яхты. И из вещей сможете взять только одежду, что на вас, и кредитку. Но зато в любом отеле вам полагается скидка.
— И конечно же, — с некоторой иронией продолжил Бьярни, — вам не придется расследовать дело о смерти прежнего капитана.
— Именно так, господин Эрлингмарк, — таможенник чуть поклонился. — Нам не слишком интересны события, произошедшие далеко от нашего дома. И, к тому же, двадцать три года назад вы были еще слишком молоды, чтобы захватывать чужие яхты. Не так ли?
— Истинно так, господин таможенник.
— Тогда прошу предоставить мне доступ к аварийным файлам и милости прошу наружу.
Бьярни по-быстрому слил представителю местной власти всю статистику, все логи, ввел новый пароль на открытие шлюза, проверил — на месте ли кредитка и проследовал за таможенником к выходу.
Первые минуты на поверхности он всегда чувствовал себя несколько неуютно — нужно было привыкнуть к отсутствию стен.
Шлюз величаво затворился; к панели управления таможенник немедленно прилепил ограничитель.
— Напоминаю, что снять блокировку сможет только сотрудник таможни. Трехдневная виза приаттачена к вашей кредитной карте; если вздумаете ее продлить — милости просим, но не дольше, чем на неделю в сумме. Если дольше — надо будет переоформить на обычную и уплатить налоги. Садитесь, я подброшу вас к пропускному пункту.
Бьярни кивнул и уселся в пестрый желто-черный автомобильчик, который тут же встал на подушку и увлек его навстречу быстротечному отдыху.
Отдых всегда быстротечен — это Бьярни усвоил еще в раннем детстве.
Он намеревался заглянуть в ближайший же бар — и заглянул. Намеревался расслабиться со стаканом в руке — и расслабился, разве что под стол свалиться не получилось: организм на этот раз противостоял алкоголю на удивление браво. Намеревался споить симпатичную девчонку — споил даже двух. В высшей степени симпатичных близняшек, которых слегка обалдевший Бьярни так и не научился различать. Спаивание довольно быстро переместилось из бара в близлежащий отель, где Бьярни действительно получил солидную скидку. В номере обнаружился бассейн, куда троица не преминула с визгом окунуться; еду и выпивку привозил на старомодной тележке чопорный стюард в не менее старомодной ливрее… В общем отдохнул Бьярни на славу. Оттянулся. Или — как любил говорить дядя Олаф в старые времена — оттопырился.
На второй день близняшки и не подумали удрать — протащили Бьярни по побережью местного моря с непременными остановками в наиболее злачных местах. Уже под вечер Бьярни, собиравшийся пробыть здесь только двое суток, с облегчением подумал, что виза у него трехдневная. К счастью. И остался до завтра — сил мчать на космодром и снова погружаться в безмолвие межзвездного рейса… Нет, слишком уж тут было здорово, на летней и праздничной Роме.
Бьярни даже подумал: а не бросить ли прошлую жизнь к чертям собачьим? Получить гражданство, осесть на этом благодатном мирке. И деньги у него в данный момент есть… Но чувствовал, что мысли эти чисто риторические. Во-первых — Магнус. Предать брата и навсегда лишиться его — Бьярни не чувствовал в себе сил на подобный поступок. Во-вторых, миллиона не так уж надолго и хватит. В лучшем случае — лет на десять. А дальше? В-третьих, Бьярни прекрасно знал, что такое зов космоса. Когда голубое небо становится давящим и постылым, когда ночью тянет не отрываясь глядеть на жалкие светляки в зените, когда пальцы шевелятся сами, набирая стартовые команды на невидимой клавиатуре…
А в-последних и в-главных — Бьярни не верил, что обман чужака-нанимателя пройдет ему даром. Если двух-трехдневная задержка ничего в конечном итоге не меняла, то такое вот бегство становилось явным нарушением контракта, а публика с такими глазами, как у чужака, не терпит нарушений. По крайней мере, со стороны подельщиков.
Поэтому наутро, после расслабляющего завтрака и непременного купания, Бьярни сказал своим близняшкам: «Закругляемся» и перешел с алкоголя на колу. Часа два они валялись на пляже — Бьярни даже загорел слегка за эти дни. Потом, когда жара стала нестерпимой, уже в прохладе очередного бара, Бьярни нащупал в нагрудном кармане новой рубашки (подобранной для него близняшками по местной моде) коробочку из-под зубочисток. И сразу мысли его вернулись к «Карандашу» и саркофагу.
Бьярни умел вот так, с ходу переключаться из праздничного режима в рабочий.
Выпытывать у девочек — где можно провести подробный анализ образцов на кварковом уровне — Бьярни постеснялся. Сходил к бармену, испросил разрешения воспользоваться терминалом, и сам без особых проблем установил местоположение ближайшего научного центра — местного отделения института физики пространства. Это оказалось даже по пути к космодрому «Романтиче» — с очень небольшим крюком на искусственный полуостров.
Близняшки, предчувствуя скорое окончание короткого праздника, загрустили, но высказали решимость проводить Бьярни до самого шлюза яхты. И перед шлюзом — зацеловать насмерть.
Увы, этому не суждено было сбыться. Взятый в прокате скоростной автомобиль, в котором Бьярни и близняшки мчали над обозначенной трассой, был сбит потерявшим управление грузовиком, проколол заградительный силовой барьер, врезался в стеклобетонное ограждение, вспыхнул и взорвался. В подобных время от времени случающихся катастрофах — как и все катастрофы, абсолютно непредсказуемых и совершенно непредотвратимых — выживших обычно не остается.
О вновь осиротевшем «Карандаше» вспомнили только спустя четыре местных месяца.
Назад: Этап первый: Войцех Шондраковский, Homo, Офелия — Набла Квадрат
Дальше: Этап третий: Инесса Фрибус, Homo, Скарца — Багута Пять с половиной земных месяцев спустя