Они весь день оставались одни. Огонь погас, никакой еды не осталось. Но это не имело значения; все равно ни один из мужчин не мог есть, и все равно никакой костер не изгнал бы холод, засевший в самом сердце Роджера. Индейцы появились лишь ближе к вечеру. Несколько воинов, сопровождавших весьма пожилого мужчину, одетого в свободную кружевную рубашку и плетеную накидку… Лицо этого человека было разрисовано красной краской и охрой. Это был шаман, и в руках он держал маленький глиняный горшок, наполненный какой-то черной жидкостью.

Александр уже оделся; он стоял, когда шаман приблизился к нему, но не произнес ни слова и не шелохнулся. Шаман запел надтреснутым старческим голосом и, не прерывая пения, обмакнул в горшок кроличью лапку и вымазал лицо священника черным — от корней волос до подбородка.

После этого индейцы ушли, а священник сел на землю, закрыв глаза. Роджер пытался заговорить с ним, предлагал ему воды, пытался заставить Александра хоть как-то реагировать, — но тот не откликался, просто сидел молча, будто был высечен из камня.

Но когда уже близилась ночь, он наконец заговорил.

— Времени осталось совсем немного, — негромко сказал он. — Я уже однажды просил вас помолиться за меня. Но я не знал тогда, за что вам следовало бы молиться… то ли за спасение моей жизни, то ли за спасение моей души. Теперь я знаю, что и то, и другое невозможно.

Роджер хотел заговорить, но священник коротким жестом заставил его закрыть рот.

— Теперь я знаю, что могу просить лишь об одном. Помолись о том, брат мой, чтобы я смог умереть достойно. Помолись о том, чтобы я сумел умереть молча. — Он в первый раз за весь день посмотрел на Роджера; его глаза блестели от слез. — Я не хотел бы опозорить ее криком.

Вскоре после наступления темноты зазвучали барабаны. Роджер ни разу их не слышал за все время своего пребывания в этой деревне. Невозможно было определить, сколько их было; гулкий грохот, казалось, раздавался сразу со всех сторон. Воздух вибрировал, и Роджер ощущал это мозгом костей, каждой клеточкой своего тела.

Могавки вернулись. Едва они шагнули через порог, как священник медленно поднялся на ноги. Он разделся сам; и вышел из хижины, обнаженный, не оглянувшись назад.

Роджер сидел, уставившись на занавешенный шкурой вход в хижину, молясь… и прислушиваясь. Он хорошо знал, что могут сделать с человеком барабаны; он сам не раз брал в руки палочки… чтобы пробудить ужас и ярость, скрытые в душе, чтобы воззвать к самым глубоким, тайным инстинктам слушателей. Но, даже зная, что происходит, он не мог справиться с собственным страхом.

Роджер не мог бы сказать, как долго он сидел вот так, вслушиваясь в неумолчный грохот, ловя другие звуки — голоса, шаги, гул большого собрания людей… пытаясь различить среди всего этого голос Александра.

Внезапно барабаны затихли. Потом раздалось еще несколько коротких осторожных ударов, а потом бой прекратился окончательно. Потом послышались крики, потом оглушительный визг и вой множества глоток. Роджер вскочил и бросился к выходу. Но стража по-прежнему стояла снаружи; и когда Роджер высунул голову за оленью завесу, один из них угрожающе взмахнул боевой дубинкой.

Роджер остановился, но не смог заставить себя вернуться к угасшему костру. Он стоял прямо перед входом, в полутьме, прислушиваясь к происходящему снаружи.

Можно было подумать, что всех чертей разом выпустили из ада. Но что, что, дьявол их всех забери, что там происходило? Похоже, это была яростная схватка. Но с кем и почему?

После первого залпа визга вокальная часть действа изменилась; теперь слышались лишь отдельные высокие вопли и улюлюканье на разных концах центральной поляны. Еще Роджер слышал удары; и стоны, и другие звуки, свидетельствующие о жестокой битве. Что-то ударилось в стену хижины; стена содрогнулась, большой пласт коры, составлявший ее центральную часть, треснул.

Роджер посмотрел на дверную завесу; нет, стражи не потрудились посмотреть, что там происходит. Он бросился к треснувшей стене и, просунув пальцы в щель, попытался расширить ее. Ничего хорошего из этого не вышло; осколки древесины впились в его кожу, мгновенно очутились под ногтями, а кора даже не сдвинулась с места, она была слишком толстой и жесткой. Отчаявшись, Роджер прижался лицом к щели, пытаясь рассмотреть происходящее.

Он мог видеть лишь совсем маленький участок центральной поляны. Он видел стоявший напротив длинный вигвам, полосу истоптанной земли между вигвамом и хижиной и еще — отсветы огромного огня на земле и вигваме. Красные и желтые сполохи сражались с черными тенями, как будто в воздухе плясали огненные демоны.

Некоторые из демонов оказались вполне реальными; две темные фигуры прокатились мимо щели, сцепившись в злобном объятии. Еще несколько фигур промелькнули в поле зрения Роджера, по направлению к огню.

А потом Роджер застыл, прижимаясь лицом к колючей древесине. Сквозь визгливые голоса могавков он расслышал, как кто-то отчаянно ругается на гэльском… Роджер мог бы поклясться в этом!

Он действительно это слышал!

— Caisteal Dhunil — закричал кто-то совсем близко, и в ответ раздались вопли индейцев. Там были шотландцы… белые люди! Он должен добраться до них! Роджер в бешенстве изо всех сил врезал кулаком по деревянной стене, пытаясь пробиться сквозь нее. Голос, ругавшийся на гэльском, послышался снова:

— Caisteal Dhunil

Нет, погоди-ка… это был другой голос! А первый ему ответил:

— Do mil Do mil Ко мне! Ко мне!

И тут же воздух наполнила новая волна визга могавков, и к ним добавилось завывание женских голосов… ну да, теперь кричали и вопили женщины, и даже куда громче, чем мужчины…

Роджер разбежался и, выставив вперед плечо, всем телом ударился о стенку; трещина расширилась и удлинилась, но недостаточно, чтобы он мог выбраться наружу. Роджер повторил попытку во второй раз, в третий… но безрезультатно. Внутри хижины не было ничего такого, что могло бы сойти за оружие или инструмент, ничегошеньки. В отчаянии Роджер вцепился в крепкие веревки, которыми скреплялись тонкие бревна одного из спальных лежаков, и рвал их руками и зубами до тех пор, пока край лежака не освободился наконец от креплений.

Роджер приподнял лежак, швырнул его оземь; еще раз поднял, встряхнул, швырнул… пока наконец не лопнули остальные связки и в руках у него не оказался шестифутовый шест с обломанным острым концом. Зажав толстый коней шеста под мышкой, Роджер направился к выходу, наставив острый конец шеста на шкуру, закрывавшую проем.

Он вырвался в мешанину тьмы и пламени, холодного воздуха и дыма, в шум, заставлявший его кровь петь. Он увидел впереди чью-то фигуру и недолго думая, ткнул в нее своим импровизированным копьем.

Человек ловко отскочил в сторону и поднял боевую индейскую дубину. Роджер не мог уже остановиться, не мог повернуть, он просто упал плашмя, и дубина ударилась о землю в паре дюймов от его головы.

Роджер перекатился в сторону и взмахнул своим шестом, врезав индейцу по голове. Тот пошатнулся и упал прямо на Роджера.

Виски. От этого человека просто несло виски. Не переставая удивляться этому факту, Роджер выбрался из-под дергавшегося тела и с трудом поднялся на ноги, по-прежнему крепко держа шест.

Крики раздавались за его спиной, и он поспешно развернулся на пятках, но при этом все его тело пронзила боль. Он слишком сильно ударился, падая, и это теперь ощущали его руки и грудная клетка. Да еще индеец грохнулся на него сверху… И тут же этот самый индеец вцепился в конец шеста, пытаясь вырвать его из рук Роджера, так что пришлось отшвырнуть его хорошим пинком.

Роджер собрался с силами и повернулся туда, где пылал огонь. Это был невероятных размеров погребальный костер. Языки пламени поднимались вверх стеной чистого алого цвета, живые на фоне ночи. Через множество голов зрителей Роджер увидел в центре костра черную фигуру, и руки сжигаемого человека были привязаны к шесту, на котором он висел… связаны и закреплены в жесте благословения. На мгновение длинные волосы взлетели вверх, охваченные огнем, и вокруг головы Александра словно вспыхнул золотой нимб, как вокруг головы распятого Христа. А потом что-то обрушилось на голову Роджера — и он камнем рухнул на землю.

Он не потерял сознания полностью. Он не мог говорить или двигаться, но его слух продолжал работать, хотя и неотчетливо… Рядом с ним звучали голоса. И продолжали звучать визгливые крики, но намного слабее, как отдаленный гул океанских волн.

Роджер почувствовал, что поднимается в воздух, и треск горящих поленьев стал громче, повторяя шум в его собственных ушах… Господи, да они собираются бросить его в огонь! Голова Роджера слегка дернулась — и свет проник сквозь закрытые веки, но упрямое тело отказывалось двигаться.

Грохот ослабел, и почему-то лица Роджера коснулась волна теплого воздуха. Он ударился о землю, едва не разбившись в лепешку, и перевернулся на живот, раскинув руки. Под его пальцами была прохладная земля…

Он дышал. Механически втягивал воздух. Медленно, размеренно. И наконец ощущение, что мир вокруг вращается с бешеной скоростью, начало ослабевать.

Шум вдали продолжался, но именно вдали, а рядом с собой Роджер не слышал ничего, кроме звуков собственного тяжелого дыхания.

Очень осторожно он открыл глаза. Отсветы огня играли на шестах и кусках коры, из которых были построены стены, но это были только слабые отблески бушевавшего снаружи ослепительного пламени. Хижина. Роджер снова был все в той же хижине.

Собственное дыхание звучало в ушах Роджера громко и хрипло. Он попытался на несколько секунд удержать вздох, но ничего не получилось. Потом он вдруг сообразил, что действительно не дышит, а хриплые вздохи издает кто-то другой.

Кто-то, бывший за его спиной. Сделав над собой невероятное усилие, Роджер подтянул руки и ноги и встал на четвереньки, покачиваясь, жмурясь от безумной головной боли.

— Милостивый Иисусе… — пробормотал он. С трудом подняв руку к лицу, Роджер протер глаза и несколько раз моргнул, но человек все так же лежал на земле футах в шести от него.

И это был Джейми Фрезер. Он лежал на боку, свернувшись в клубок, обернутый в алый плед. Половина его лица была перепачкана кровью, но в остальном он вроде бы был в порядке.

Несколько мгновений Роджер просто тупо смотрел на него. Несколько месяцев подряд основную часть его мыслей занимали воображаемые картины встречи с этим человеком. И вот теперь это произошло, хотя и казалось просто-напросто невозможным. И никаких чувств, кроме полного и окончательного изумления, Роджер пока что не испытывал.

Он снова потер лицо, на этот раз энергичнее, заставляя развеяться адреналиновый туман, застилавший его взгляд. Что… что Джейми Фрезер делает здесь ?

Когда наконец мысли и ощущения Роджера связались воедино, он первым делом почувствовал не ярость или тревогу, а глупейший приступ радостного облегчения.

— Она тут ни при чем, — пробормотал он, и эти слова прозвучали в его собственных ушах как-то странно, как будто неправильно… ведь он так долго не говорил на английском! — О, Господи, она этого не делала, она тут ни при чем!

Джейми Фрезер мог явиться сюда лишь с одной-единственной целью: спасти Роджера. А если это так, то, значит, Брианна заставила своего отца сделать это. И что бы ни послужило причиной, ввергшей Роджера в ад последних месяцев, будь то простое недоразумение или недоброжелательство, Брианна тут все равно ни при чем.

— Это не она, — снова повторил Роджер. — Она этого не делала…

Он содрогнулся всем телом — и от облегчения, и от того, что от полученного удара его слегка подташнивало.

Он-то думал, что выпотрошен и опустошен навсегда, и тут вдруг почувствовал, что в глубине его души что-то шевельнулось… маленькое, но очень надежное. Брианна. Он вернул ее себе.

Снаружи донесся новый всплеск высоких, визгливых криков; там и тут раздавалось пронзительное улюлюканье, впивавшееся в кожу Роджера, как иголки. Он снова вздрогнул, и вновь обретенная радость отступила перед иными чувствами.

Умирать в убеждении, что Брианна его любит, было бы лучше, чем без оного… но прежде всего он вообще не хотел умирать. Роджер вспомнил то, что видел на центральной поляне деревни — и в нем снова всколыхнулась ярость, от которой перехватило дыхание.

Дрожащей рукой Роджер перекрестился… этот жест был ему практически незнаком, — и прошептал:

— Во имя Отца и Сына… — но продолжить не смог. И просто сказал едва слышно: — Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет хорошо…

Он с трудом подполз к Джейми Фрезеру, надеясь, что тот все-таки жив. Фрезер и в самом деле был жив; кровь, перепачкавшая его лицо, вытекла из довольно глубокого пореза на виске, но когда Роджер коснулся шеи Фрезера, он сразу почувствовал ровный, сильный пульс.

В одном из горшков, стоявших под разбитым вдребезги лежаком, нашлась вода, каким-то чудом не пролившаяся. Роджер обмакнул в воду край пледа и обтер лицо Фрезера. Процедура продолжалась две-три минуты, и вот веки Джейми затрепетали.

Фрезер кашлянул, выругался, повернул голову в одну сторону, в другую… Потом его глаза распахнулись — и прежде чем Роджер успел произнести хоть слово или просто пошевелиться, Фрезер уже стоял на коленях, а его рука тянулась к маленькому кинжалу, заткнутому за подвязку чулка.

Темно-голубые глаза впились в лицо Роджера, и тот невольно поднял руку, защищаясь. Потом Фрезер моргнул, потряс головой, застонал — и тяжело сел на грязный земляной пол.

— О, это ты… — сказал он. Потом снова зажмурился и застонал. И вдруг вскинул голову, распахнул темно-голубые глаза — но на этот раз в его взгляде вспыхнула сильная тревога.

— Клэр! — воскликнул он. — Моя жена, где она?

У Роджера отвисла челюсть.

— Клэр? Ты притащил ее с собой сюда? Ты вверг женщину во все это ?

Фрезер бросил на него крайне неодобрительный взгляд, но воздержался от каких-либо высказываний. Вытащив кинжал, он посмотрел на дверной проем. Шкура, закрывавшая вход, была опущена, увидеть что-либо снаружи было невозможно. Шум на поляне уже затихал, хотя еще были слышны отдельные голоса, что-то выкрикивавшие и как будто увещевавшие кого-то.

— Там стража, — сказал Роджер.

Фрезер мельком глянул на него и быстро встал, гибкий, как ягуар. Кровь еще слегка сочилась из раны на его виске, но, похоже, это его ничуть не беспокоило. Он бесшумно прокрался вдоль стены, скользнул к выходу и замер сбоку от него, а потом осторожно отодвинул завесу концом кинжала.

То, что он увидел на поляне, заставило его скривиться. Позволив оленьей шкуре упасть на место, он вернулся к Роджеру и сел, снова заткнув кинжал за чулок.

— Их там добрая дюжина, совсем рядом. Это вода? — он протянул руку, и Роджер молча опустил в горшок тыквенный черпак и протянул его Фрезеру. Фрезер сделал несколько жадных глотков, потом плеснул водой в лицо, а остатки вылил себе на голову.

Обтерев мокрое лицо ладонью, Фрезер снова устремил острый взгляд на Роджера.

— Уэйкфилд, значит?

— Я теперь предпочитаю свое настоящее имя, Маккензи.

Фрезер серьезно кивнул.

— Ну да, это я слышал. — У него был широкий выразительный рот… как у Брианны. Его губы на мгновение крепко сжались, потом расслабились. — Я ошибся на твой счет Маккензи, как ты уже понимаешь. И явился сюда, чтобы расставить все по местам, если получится, вот только не исключено, что у меня такой возможности не будет. — Он коротко взмахнул рукой, показывая на дверной проем. — Ну а пока что прими мои извинения. Если ты пожелаешь получить удовлетворение другого рода — я буду к твоим услугам при любом удобном случае. Но я бы попросил тебя подождать с этим, пока мы не разберемся с непосредственной угрозой.

Роджер несколько мгновений во все глаза таращился на Фрезера. Мысль о том, чтобы получить сатисфакцию за несколько месяцев мучений и неуверенности казалась такой же нелепой, как и мысль о спасении от «непосредственной угрозы». Роджер качнул головой.

— Забыто, — сказал он.

Они некоторое время сидели молча. Костер в хижине давно догорел, но дрова, которые можно было бы в него подбросить, находились снаружи; стражники вынесли из хижины все, что могло быть использовано как оружие.

— Что вообще случилось? — спросил наконец Роджер, кивком указав на дверь. — Там, снаружи?

Фрезер испустил глубочайший вздох. Роджер только теперь заметил, что тот прижимает правую руку к боку, обхватив локоть левой рукой.

— Черт меня побери, если я знаю, — сказал Джейми.

— Они сожгли священника? Он умер? — Вообще-то после того, что Роджер видел собственными глазами, у него не оставалось сомнений, но почему-то он все равно задал этот вопрос.

— Так он был священником? — Густые рыжие брови удивленно поднялись, потом снова опустились. — Да, он умер. И не только он. — Невольная дрожь пробежала по огромному телу шотландского горца.

Когда начали бить барабаны, Фрезер понятия не имел, что затеяли индейцы, но они все разом выбежали из вигвамов и собрались вокруг огромной кучи дров. Они все болтали, как сороки, но Фрезер слишком плохо знал язык могавков, так что не смог уловить из их разговоров, что тут происходит, а его племянник, говоривший на этом индейском языке, куда-то подевался.

Белых людей не приглашали присутствовать, но тем не менее никто и пальцем не шевельнул, чтобы заставить их уйти. И потому Фрезер и Клэр оказались стоящими в толпе, с краю, как обычные любопытные зрители, когда шаман и Совет племени в полном составе вышли к костру, и старик заговорил. И еще один мужчина высказался, очень гневно.

— Потом они вывели этого человека, голого, как лягушка… привязали его к здоровенному колу и набросились на него… — Фрезер помолчал немного, и его взгляд слегка затуманился, когда он посмотрел на Роджера. — Знаешь, парень, я видывал французских палачей, которые забивали человека до полусмерти — но тем не менее оставляли его в живых, хотя ему хотелось умереть… Ну так вот, тут было не хуже, чем там… но и не намного лучше. — Фрезер еще раз жадно воды и поставил тыквенный черпак на пол. — Я пытался увести Клэр… я ведь не знал, вдруг мы у них были следующими на очереди…

Но толпа вокруг них сбилась так плотно, что даже просто сдвинуться с места оказалось невозможно; и у них не осталось выбора, они просто стояли и смотрели…

У Роджера пересохло во рту и он потянулся к тыквенной чашке-черпаку. Ему не хотелось задавать этот вопрос, но его словно что-то подталкивало изнутри… он должен был знать, не то ради Александра, не то ради себя самого…

— Он… он кричал?

Фрезер снова удивленно посмотрел на него, потом в его взгляде мелькнуло понимание.

— Нет, — медленно ответил он, — нет. Он умер очень хорошо… по их понятиям. Так ты, выходит, знал этого человека?

Роджер кивнул, не в силах произнести ни слова. Трудно было поверить, что Александр умер, даже услышав это от непосредственного свидетеля. Умер, ушел. Но куда он ушел? Нет, конечно же, священник ошибался. Мне не может быть прощения… Нет, это не так. Неужели Господь…

Роджер резко встряхнул головой, отгоняя эту мысль. Ему было ясно, что Фрезер не рассказал и половины того, что видел, уж слишком все это было ужасно. Только теперь Роджер заметил, что Фрезер постоянно смотрит на вход, и на его лице написано ожидание. Он что, надеется, что его спасут?

— Сколько человек пришло с тобой? — спросил Роджер. Темно-голубые глаза удивленно сверкнули.

— Мой племянник Ян.

— И все?! — Роджер попытался скрыть ошеломление, но ему это не удалось; голос выдал его.

— А ты чего ожидал, что я приведу семьдесят восьмой шотландский горный полк? — саркастически поинтересовался Фрезер. Он встал, слега покачнувшись и по-прежнему прижимая руку к телу. — Но я привез виски.

— Виски? А не из-за него ли случайно там разгорелась такая драка? — Роджер кивнул в сторону треснувшей стены хижины, припомнив сильный запах спиртного, исходивший от рухнувшего на него индейца.

— Возможно.

Фрезер подошел к треснувшему участку стены, прижался лицом к щели и выглянул наружу, на поляну; потом вернулся к угасшему костру. Снаружи было уже совсем тихо.

Огромный горец явно чувствовал себя очень плохо. Лицо его побелело, из-под засохшей крови проступили капельки пота.

Роджер молча налил воды, Фрезер так же молча ее принял. Роджер прекрасно понимал, что происходит с Фрезером; рана тут была ни при чем.

— Когда ты ее в последний раз видел?

— Когда началась драка. — Не в силах усидеть на месте, Фрезер поставил черпак, снова встал и принялся мерить хижину шагами, как попавший в клетку медведь. Потом остановился и посмотрел на Роджера.

— Ты хоть что-то знаешь о том, что тут произошло?

— Кое-что…

Роджер вкратце изложил Фрезеру историю священника, и обнаружил, что рассказ принес ему некоторое облегчение. Фрезер, слушая его, сел наконец на землю.

— Они не должны ничего сделать Клэр, — сказал он потом, пытаясь убедить в этом скорее себя, чем Фрезера. — Она ведь тут ни при чем.

Фрезер насмешливо фыркнул.

— Да, ни при чем. — И вдруг с размаху ударил кулаком по земле и злобно рявкнул: — Чертова женщина!

— С ней все будет в порядке, — упрямо повторил Роджер. Ему нестерпимо было думать, что все может быть совсем иначе… но он, как и Фрезер, прекрасно понимал: если Клэр Фрезер жива, не ранена и свободна, ничто не могло бы удержать ее сдали от мужа. А что касается этого незнакомого Роджеру племянника…

— Я слышал голос твоего племянника… во время драки. Он звал тебя. Голос звучал вполне бодро. — Но, говоря это, Роджер осознавал, как мало утешения в такой информации. Однако Фрезер кивнул, а потом опустил голову на колени.

— Он хороший парень, Ян, — пробормотал он. — И у него есть друзья среди могавков. Господь призовет их защитить его.

Роджер почувствовал, что потрясение, вызванное событиями этой ночи, начинает понемногу утихать, сменяясь любопытством.

— Твоя жена, — сказал он. — Что она могла такого сделать? Как она могла вообще оказаться впутанной во все это?

Фрезер вздохнул. Провел здоровой рукой по лицу, запустил пальцы в волосы и терзал их до тех пор, пока распущенные локоны не встали дыбом.

— Я бы не сказал, что она во что-то впуталась, — сказал он. — В конце концов, это была не ее вина. Вот только… нет, они ее не убьют, но, видит Бог, если они хоть что-то с ней сделают…

— Не сделают, — твердо произнес Роджер. — Так что же случилось?

Фрезер передернул плечами и закрыл глаза Потом откинул назад голову и начал описывать происшедшее — так, словно и теперь видел все прямо перед глазами, словно все отпечаталось на внутренней стороне его век. А может быть, так оно и было.

— Я вообще не заметил эту девушку, в такой-то толпе. Я даже не могу сказать, как она выглядела. Я ее увидел только в самый последний момент…

Клэр стояла рядом с ним, бледная и напряженная, и со всех сторон на них напирали кричащие взволнованные индейцы. Когда могавки закончили экзекуцию священника, они отвязали его от шеста — и тут же снова привязали, на этот раз на длинный шест, причем руки подняли вверх, чтобы в таком виде поставить его на костер-Фрезер бросил короткий взгляд на Роджера и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Мне уже приходилось видеть, как из груди живого человека вырезают бьющееся сердце, — сказал он. — Но я никогда не видел, чтобы это сердце тут же и съели… — Он произнес это слегка смущенно, словно прося прощения за собственную слабость.

Потрясенный этим, он посмотрел на Клэр. И как раз в тот момент он и заметил индейскую девушку, стоявшую по другую сторону от его жены и державшую в руках доску с привязанным к ней младенцем.

С величайшим спокойствием девушка передала ребенка Клэр и скользнула в толпу.

— Она вообще не смотрела по сторонам, только вперед, и шла прямиком в огонь…

— Что?! — У Роджера от ужаса перехватило горло, и вопрос прозвучал как воронье карканье.

Огонь в одно мгновение охватил девушку. Джейми, возвышаясь над толпой на целую голову, прекрасно видел все происходящее.

— Сначала на ней загорелась одежда, потом вспыхнули волосы… К тому времени, когда она добралась до него, она вся пылала, как факел…

Но Джейми еще видел черные очертания ее рук, вскинутых вверх, чтобы обнять выпотрошенное тело священника. Но через несколько мгновений уже невозможно было различить, где мужчина, где женщина, они слились в единое целое, в черную массу посреди взлетающих к небу языков огня.

— И вот тогда-то все словно взбесились. — Широкие плечи Фрезера как-то странно обвисли, он коснулся раны на своем виске. — Все, что я знаю, — так это что какая-то женщина вдруг завела похоронный вой, а потом словно ад рухнул на землю, все кричали, визжали, выли… и вдруг я понял, что все вокруг или бегут куда-то, или колотят друг друга что было сил.

Он тоже слегка помахал кулаками, прикрывая Клэр и ее ношу, когда они выбирались из обезумевшей толпы, проталкивались сквозь мечущиеся тела.. Но индейцев было слишком много. И, не в силах удрать куда-нибудь подальше, Джейми просто толкнул Клэр к стене хижины, схватил какую-то дубину и принялся лупить кого попало, призывая на помощь Яна, — и тут уж досталось всем, кто рискнул подойти к нему слишком близко.

— А потом откуда-то из дыма выскочил маленький дьявол и врезал мне своей дубинкой, — закончил Фрезер и пожал одним плечом. — Я повернулся, чтобы дать ему сдачи, а на меня набросились сразу трое.

Потом что-то ударило его в висок — и больше он ничего не помнил до того мгновения, когда очнулся в хижине рядом с Роджером.

— И я не видел больше Клэр. И Яна тоже.

В хижине становилось все холоднее. Джейми расстегнул брошь и развернул плед во всю ширь, закутавшись в него как можно тщательнее, хотя ему и приходилось действовать только одной рукой; а потом осторожно прислонился к стене.

Его правая рука вполне могла быть сломана; Джейми получил хороший удар боевой дубинкой по предплечью, и точка удара сначала онемела, а потом вдруг взорвалась оглушающей болью. Но боль ни на минуту не могла отвлечь мысли Фрезера от Клэр и малыша Яна.

Было уже очень поздно. Джейми твердил себе, что если с Клэр ничего не случилось во время всеобщей драки, то теперь она уже скорее всего в безопасности. Та старуха-командирша вряд ли одобрила бы, если бы Клэр нанесли увечье… Но вот Ян… Джейми на мгновение ощутил гордость за парнишку, вопреки страху. Ян отлично сражался, он оправдал доверие дяди, обучавшего его.

Но все равно ведь его могли одолеть… дикарей было слишком много, а при том, с какой энергией он дрался…

Джейми беспокойно шевельнулся, стараясь отогнать мысль о том, как бы он посмотрел в глаза сестре, если пришлось бы сообщить дурную новость о ее младшем сыне… Господи, да он бы скорее сам вырвал собственное сердце из груди и съел его; наверное, ощущения были бы примерно такими же.

Пытаясь отвлечься — хоть как-нибудь отвлечься от страшных картин, Джейми снова повернулся, оглядывая полутемное помещение в надежде найти какую-нибудь дубинку или палку. Но вокруг было почти так же пусто, как в буфете скупца. Кувшин с водой, сломанный лежак для сна и пара потрепанных оленьих шкур, валявшихся на земляном полу.

Маккензи сидел, съежившись, по другую сторону погасшего костра, не обращая внимания на усиливавшийся холод. Он обхватил руками колени и задумчиво склонил голову. И не замечал, что Джейми наблюдает за ним.

Фрезеру не слишком хотелось это признавать, но парень все же явно был сделан на славу. Длинные голени, очень широкие плечи… он мог бы неплохо владеть мечом. И он был высоким, как все Маккензи из Леоха… а почему бы и нет, подумал вдруг Джейми. Этот парень был ведь потомком Дугала, хотя и через несколько поколений.

Джейми вдруг понял, что эта идея одновременно и тревожит, и успокаивает его. Да, он убивал людей, когда приходилось, и в основном их духи не слишком-то мешали ему спокойно спать по ночам, они не являлись к нему, дребезжа костями. Но смерть Дугала была одной из тех немногих смертей, которые он переживал снова и снова, и видел ее во сне, и просыпался, обливаясь потом, слыша те последние едва различимые слова Дугала… они звенели в его ушах, они гудели в его крови…

Но ведь тогда не было ни малейшей возможности выбора; убить или быть убитым — вот и все, ничего больше. И все же, все же… Дугал Маккензи был его приемным отцом, и, если быть честным до конца, часть его души любила этого человека…

Да, было что-то утешающее в мысли, что хотя бы малая часть Дугала осталась в этом мире. Но вот другая часть наследия семейки Маккензи вызывала далеко не слабое беспокойство. Джейми ведь видел глаза этого парня… сразу, как только очнулся, — зеленые, настороженные… и на секунду у него в брюхе все сжалось в тугой комок, потому что он подумал о Джейлис Дункан.

Уж так ли ему хотелось, чтобы его дочь связала свою жизнь с отродьем ведьмы? Джейми снова осторожно всмотрелся в Роджера Может, это и к лучшему, если ребенок Брианны — не от этой крови…

— Брианна, — сказал вдруг Маккензи, поднимая голову от колен. — Где она сейчас?

Джейми вздрогнул, и тут же его правую руку пронзила острая, режущая боль, заставив его облиться потом.

— Где? — повторил он. — В Речной Излучине, со своей тетушкой. Она там в безопасности, за ней присматривают. Сердце у него забилось так, что удары громом отдавались в ушах. Господи, этот человек что, умеет читать мысли? Или .он ясновидящий?

Зеленые глаза посмотрели на него в упор, в полутьме они казались почти черными.

— Почему ты взял с собой Клэр, а не Брианну? Почему она не пришла с тобой?

Джейми одарил Роджера ответным холодным взглядом. Ну, с этим они разберутся, умеет он там читать мысли или нет… Если нет — то последнее, что он станет сейчас сообщать Маккензи, так это правда; для нее время еще не настало… если вообще когда-нибудь настанет.

— Я бы и Клэр постарался оставить дома, если бы думал, что мне это удастся. Она черт знает как упряма Даже если бы я связал ее по рукам и ногам, мне бы все равно не удалось удержать ее на месте.

Что-то странное промелькнуло в глазах Маккензи… сомнение? Или боль?

— Мне бы и в голову не пришло, что Брианна — из тех девушек, которые обращают слишком много внимания на слова отца, — сказал он. И… да, в его голосе прозвучала именно боль, и еще — что-то вроде ревности.

Джейми слегка расслабился. Ничего он не читает…

— Не думал? Ну, тогда, может быть, ты не слишком-то хорошо ее знаешь, — сказал он. Сказал вполне вежливо, но с тем легким оттенком язвительности в тоне, который мог бы заставить человека определенного склада тут же вцепиться ему в глотку.

Но Маккензи был не таким человеком. Он просто выпрямился и глубоко вздохнул.

— Я хорошо ее знаю, — ровным тоном произнес он. — Она моя жена.

Джейми тоже выпрямился — и тут же стиснул зубы от нового приступа боли.

— Черта с два она твоя жена.

Темные брови Маккензи при этих словах сошлись у переносицы.

— Мы с ней обручились. Разве она тебе не сказала?

Она и в самом деле не сказала… впрочем, Джейми и не дал ей возможности рассказать об этом. Он был слишком взбешен мыслью, что его дочь сама легла в постель с мужчиной, а потом сделала из него дурака, заявив об изнасиловании… да, он был обуян гордыней, как Люцифер, и страдал точно так же, как тот великий дьявол… он желал, чтобы его дочь была безупречной во всем, а она оказалась просто человеком, как и он сам…

— Когда? — спросил он.

— В начале сентября, в Велмингтоне. Когда… то есть как раз перед тем, как я уехал.

Роджер признался в этом с явной неохотой, и сквозь черную вуаль чувства вины Джейми увидел отражение точно такого же чувства на лице Маккензи. Ну, каждый получает то, что заработал, бешено подумал он. Если бы этот ублюдок не оставил Брианну одну…

— Она мне не говорила.

Теперь он отчетливо видел во взгляде Маккензи боль и сомнение. Этот человек испугался, что Брианна его не хочет… ведь если бы она его хотела, она бы приехала вместе с отцом. Джейми слишком хорошо знал, что никакая сила ни на земле, ни под землей не смогла бы оторвать от него Клэр, если бы она думала, что ему грозит какая-то опасность… и тут же его снова сжало страхом; куда она могла подеваться?

— Наверное, она подумала, что ты не принял бы обручение в качестве формы законного брака, — тихо сказал Маккензи.

— А может быть, она сама не отнеслась к этому всерьез, — безжалостно предположил Джейми. Он вполне мог избавить Роджера от части сомнений, сказав ему часть правды… что Брианна не могла приехать, потому что ждет ребенка, но он был не в том настроении, чтобы проявлять милосердие.

Теперь уже совсем стемнело, но Джейми все равно видел, как вспыхнуло лицо Маккензи при этих его словах, как его руки стиснули драную оленью шкуру…

— Похоже, так и есть, — только и сказал Роджер. Джейми закрыл глаза и надолго замолчал. Темнота сгущалась в хижине, холод становился все злее…