ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ
ПО СЛЕДУ

Роджер открыл глаза — и его вырвало. Или, точнее, вывернуло наизнанку. Но это не имело значения; жгучая боль в носу, наполненном горькой желчью, и судороги рвоты, запачкавшей его волосы, не шли ни в какое сравнение с оглушающей болью в голове и в паху.

Его вдруг резко качнуло, как при повороте, и от этого движения в его мозгу взорвался калейдоскоп цветных искр. Влажный запах парусины проник в его ноздри. Потом где-то поблизости послышался голос, и Роджера охватила самая настоящая паника.

«Глориана»! Они поймали его! Он рефлекторно дернулся, и его виски тут же пронзило обжигающей болью… но долей секунды раньше он успел ощутить что-то на своих запястьях… Связан, он был связан, он был в трюме…

И вновь по его телу прокатилась черная волна паники. Боннет. Поймал его, догадавшись, кто украл его камни. И теперь хочет убить.

Роджер снова дернулся, стараясь высвободить запястья, стиснув зубы от боли. Палуба опустилась под ним со странным фырканьем, и он тяжело рухнул вниз вместе с ней.

Его живот опять свело судорогой рвоты, но желудок был пуст. Роджер рыгал и тужился, и его ребра при каждом позыве трещали, прижимаясь к каким-то вещам, обмотанным парусиной, — он лежал поперек этих узлов. Но это были не паруса, это был не трюм. Это была не «Глориана», и вообще не корабль. Это была какая-то лошадь. Он лежал животом на какой-то долбаной лошади, связанный по рукам и ногам!

Лошадь сделала еще несколько резких скачков, потом остановилась. Вокруг Роджера что-то забормотали незнакомые голоса, чьи-то руки ухватили его, бесцеремонно стащили с лошадиной спины и поставили на ноги. Но он тут же упал, не в силах ни удержаться на ногах, ни как-то остановить свое падение.

Наполовину оглушенный, он лежал на земле, сосредоточившись на дыхании. Теперь, когда его не трясло на мешках, ему стало немного легче. Никто его не трогал, и постепенно Роджер начал осознавать, где он находится.

Но от осознания легче ему не стало. Он лежал на влажных листьях, прижавшись к ним щекой, ощущая сладковатый запах гнили. Роджер осторожно приоткрыл один глаз. И увидел над собой небо, невообразимо глубокого цвета, между синим и пурпурным. Потом он услышал шелест деревьев, звон бегущей где-то неподалеку воды.

Все вокруг него как будто медленно вращалось, краски были настолько яркими, что причиняли боль. Роджер снова закрыл глаза и прижал ладони связанных рук к земле.

Господи боже мой, да где же это я?

Голоса невидимых людей звучали спокойно, безразлично, слова терялись в топоте и ржании лошадей… Роджер прислушался, но ничего не понял. От напряжения в висках снова запульсировала обжигающая боль… его здорово ударили, но когда? И не случилось ли так, что от удара лопнул какой-то сосуд в мозгу, и он перестал понимать человеческую речь? Роджер снова открыл глаза и — с предельной осторожностью — перевернулся на спину.

Прямо на него смотрело смуглое лицо с резкими чертами… ни интереса, ни сочувствия оно не выражало; потом обладатель лица повернулся к лошади.

Индейцы. Роджер был настолько потрясен, что на мгновение забыл о своей боли и стремительно сел. И тут же задохнулся и прижал лицо к коленям, зажмурившись, стараясь удержать новый приступ рвоты… кровь бешено колотилась в его раскалывающейся на части голове.

Где он находится? Он укусил себя за колено, яростно зажав зубами ткань, стараясь вспомнить… Перед его мысленным взглядом заплясали обрывочные образы, насмешливые кусочки, упорно не желавшие складываться в цельную картину.

Скрип досок и вонь трюмной воды. Ослепительное солнце, бьющее сквозь оконные стекла. Лицо Боннета, и дыхание китов в тумане, и маленький мальчик, которого звали… которого звали…

Руки, хлопающие в ладони, резкий привкус душистого хмеля… В счастье и радости, в болезни и в здравии…

Бри. Брианна Холодный пот заструился по щекам Роджера, зубы заныли от того, что он стиснул их что было сил. Образы прыгали перед ним, как блохи. Ее лицо, ее лицо, он не должен упускать его из вида…

Недоброе лицо, да, недоброе. Прямой нос и холодные голубые глаза, нет, не холодные…

Рука, схватившая Роджера за плечо, вырвала его из мучительных воспоминаний, вернув к сиюминутной действительности. Это был индеец, с ножом в руке. Онемев от царившей в его уме неразберихи, Роджер молча смотрел на краснокожего.

Индеец, мужчина средних лет, с костью, воткнутой в торчащие дыбом волосы, и с деловым выражением лица, схватился за собственные волосы Роджера и повернул его голову туда-сюда. Сумятица мыслей мгновенно растаяла, когда Роджера вдруг посетила мысль, что с него, похоже, собираются снять скальп.

Он дернулся назад и резко выбросил ногу, угодив индейцу в колено. Тот негромко вскрикнул от удивления и отпустил пленника, и Роджер откатился в сторону, изо всех сил пытаясь подняться на ноги… ему это удалось, и он побежал.

Он бежал, как пьяный паук, ноги его расползались в разные стороны, но он тупо двигался к деревьям, ища убежища в их тени… Потом за его спиной раздались крики, потом чьи-то быстрые шаги прошуршали по сухой листве. А потом кто-то выдернул из-под Роджера ноги, и он упал вперед головой, с жутким грохотом.

Роджер еще не успел перевести дыхание, как его уже подняли. Сопротивление не имело смысла — их было четверо, включая и того, которому Роджер врезал по колену. И именно он, прихрамывая, подошел к Роджеру, все еще держа в руке нож.

— Не делать плохо тебе! — сердито сказал он. Потом легонько хлопнул Роджера по лицу, наклонился и перерезал кожаные полоски, что стягивали запястья Роджера. А потом громко фыркнул, развернулся и ушел к лошадям.

Те двое, что держали Роджера, тут же отпустили его и тоже ушли, оставив его стоять, покачиваясь, как молодое деревце на сильном ветру.

Великолепно, безразлично подумал он, я не умер. Но что тут за чертов ад, где я?

Поскольку ответа на его мысленный вопрос не последовало, он энергично потер ладонями лицо, попутно обнаружив несколько болезненных точек, и огляделся по сторонам.

Он стоял на небольшой поляне, окруженной могучими дубами и наполовину оголенными деревьями гикори; земля была сплошь усыпана коричневыми и желтыми листьями, и в них тут и там копошились белки, искавшие желуди и орехи. Роджер стоял высоко на горе, об этом говорил и резкий наклон почвы, и очень холодный и чистый воздух… и время, похоже, близилось уже к закату.

Индейцы — а их было четверо, все мужчины, — совершенно не обращали на него внимания, занимаясь своими делами; они разбивали лагерь, и ни один из них даже не трудился бросить взгляд в сторону Роджера Он облизнул пересохшие губы и осторожно шагнул в сторону маленького ручейка, весело бежавшего между поросшими мхом камнями в нескольких ярдах от него.

Он выпил полную пригоршню воды, хотя она была такой холодной, что у него начали ныть зубы; с одной стороны все они шатались, а десна была основательно рассечена Роджер тщательно умылся, стараясь не обращать внимание на странное чувство дежа-вю… совсем недавно было то же самое… он умывался и пил из ручья, и холодная вода бежала между изумрудными скалами…

Фрезер Ридж. Роджер сел на пятки, и отрывочные воспоминания легли на свои места, образовав большую уродливую картину.

Брианна, и Клэр… и Джейми Фрезер. Внезапно тот странный образ, который Роджер так отчаянно пытался восстановить в памяти, вернулся сам собой: лицо Брианны, с ее высокими скулами, с голубыми раскосыми глазами и длинным прямым носом… Но Брианна стала намного старше, загорела до черноты, ее лицо выглядело гораздо более резким, мужским, отражающим немалый жизненный опыт… а голубые глаза почернели от смертоносной ярости. Джейми Фрезер.

— Ты чертов педик, — негромко произнес Роджер. — Ты чертов долбаный педик. Ты пытался меня убить.

Сначала он был просто удивлен… но тут же за удивлением последовал гнев.

Теперь он все вспомнил; они встретились на поляне, и осенние листья светились, как огонь и мед, и тот безумный в своей ярости человек среди листвы… и юнец с каштановыми волосами… а он-то кто такой, черт бы его побрал? Драка… Роджер, скривившись, пощупал свои ребра… и конец схватки, когда он лежал плашмя среди листвы, уверенный, что его сейчас убьют.

Но его не убили. Он смутно помнил, как мужчина и юноша о чем-то спорили, стоя над ним… один из них, похоже, горел желанием прикончить Роджера на месте, а второй был против… но будь Роджер проклят, если он знает, кто из них был кем. Потом кто-то ударил его еще раз — и больше он ничего не ощущал до недавнего момента.

А теперь… Роджер снова огляделся вокруг. Индейцы разжигали костер, устанавливали в его центре глиняный горшок. Ни один из краснокожих так и не посмотрел в сторону Роджера, но он был уверен: они наблюдают за каждым его движением.

Возможно, индейцы забрали его у Фрезера и того парнишки… но зачем? Куда больше похоже на то, что Фрезер сам отдал его индейцам. Тот краснокожий с ножом сказал, что они не намерены причинять ему вред. Но что они хотят с ним сделать?

Близилась ночь; тени под дубами заметно сгущались.

И что же делать, устроить спортивные гонки? Если ты попытаешься сбежать после наступления темноты, куда ты отправишься? Единственное направление, которое тебе известно, — это вниз по склону. Безусловно, индейцы не обращали на него внимания потому, что были уверены: никуда он не денется.

Решив не сосредотачиваться на этой неприятной истине, Роджер встал. Сначала — насущное. Ему, конечно, совершенно не хотелось сейчас демонстрировать свою слабость, однако его мочевой пузырь был готов вот-вот лопнуть. И Роджер принялся распутывать шнурки своих бриджей, с трудом шевеля распухшими, непослушными пальцами, покрасневшими от застоявшейся крови. Слишком долго, похоже, были связаны его руки…

Но все же он почувствовал облегчение — руки все же были не так изуродованы, как ему сначала показалось. Да, они отекли, но легкое покалывание в кончиках пальцев давало знать, что кровообращение начало восстанавливаться, и что никаких непоправимых травм он не получил.

И лишь когда он вернулся на поляну и подошел к костру, эта радость сменилась взрывом гнева столь сильного и ослепляющего, что он разом избавил Роджера и от боли, и от страха. На своем правом запястье он увидел размытый черный овал — отпечаток пальца, понятный и насмешливый, как личная подпись.

— О Господи, — очень тихо произнес он. Ярость, горячая и густая, бурлила в его животе. Он просто ощущал ее едкий вкус во рту… Роджер посмотрел вниз, в сторону подножия горы, не зная, там ли находится Фрезер Ридж или нет.

— Жди меня, содомит хренов, — пробормотал он себе под нос. — Оба вы — ждите меня. Я вернусь.

Но вряд ли он мог вернуться прямо сейчас. Индейцы позволили ему поесть вместе с ними, они приготовили нечто роде рагу, которое ели прямо руками, несмотря на то, что температура продукта была близка к температуре кипения. Но в остальном они вели себя совершенно безразлично по отношению к Роджеру. Он пытался заговорить с ними по-английски, по-французски… даже пустил в ход те немногие немецкие слова, что знал, — но не услышал ответа.

Укладываясь спать, они связали его, опутав ему лодыжки арканом, обвязали другой его конец вокруг шеи Роджера, и еще одна кожаная веревка соединила запястье пленника с рукой одного из индейцев. То ли из равнодушия, то ли потому, что у них не было ничего лишнего, однако ему не дали одеяла, и он всю ночь дрожал от холода, стараясь придвинуться как можно ближе к костру… настолько, насколько мог, не задушив себя самого арканом на шее.

Роджер думал, что ему ни за что не заснуть, — однако он все же уснул, измученный болью. Но это был беспокойный сон, наполненный страшными картинами и то и дело прерывавшийся от ощущения, что его душат.

Утром они продолжили путь. На этот раз никто не стал сажать Роджера на лошадь; он шел пешком, со всей возможной для него скоростью. Аркан, хотя и не затянутый, по-прежнему болтался на его шее, но короткая веревка, охватывавшая его запястье, другим концом была привязана к кожаной упряжи одной из лошадей. Роджер спотыкался и несколько раз упал, но сумел подняться на ноги, несмотря на ушибы и ноющие мышцы. У него сложилось твердое убеждение, что индейцы без признака сомнений поволокли бы его за собой по земле, если бы он не встал.

Они двигались точно на север; Роджер без труда определил это по солнцу. Не то чтобы ему была в том какая-то особая польза, ведь он понятия не имел, откуда они начали свой путь. И все же они не могли пока что уйти слишком далеко от Фрезер Риджа; вряд ли он оставался без сознания больше нескольких часов. Роджер посмотрел на мерно поднимающиеся и опускающиеся копыта лошади, шедшей рядом с ним, пытаясь хотя бы приблизительно вычислить скорость ее хода. Не больше двух-трех миль в час, решил он наконец, он смог бы пройти такое расстояние без особого напряжения.

Дальше — приметы местности. Конечно, это не поможет ему понять, куда индейцы намерены его доставить, или зачем они это делают, — но если ему удастся сбежать, он должен запомнить какие-то особенности пути, по которому они идут сейчас.

Вот, например, какой-то утес, высотой футов в сорок, покрытый жесткой травой; из щелей между камнями пробиваются кривые деревца хурмы, — как будто чертики, высунувшиеся из шкатулок… они сплошь увешаны яркими оранжевыми плодами.

Индейцы поднялись на гребень, откуда открывался ошеломительный вид на горы; три острые пика, стоявшие совсем близко друг к другу, вырисовывались на фоне пылающего неба, и левый был выше двух других. Роджер не помнил ничего подобного. Бурлящий поток — какая-то река? — падал из узкой теснины; индейцы направили лошадей к броду, и Роджер поневоле вымок до пояса в ледяной воде.

Однообразное путешествие тянулось день за днем, и они постоянно держались направления на север. Индейцы не разговаривали со своим пленником, и к четвертому дню Роджер осознал, что начал терять чувство времени, постепенно впадая в некий сонный транс, оглушенный усталостью и тишиной гор. Тогда он выдернул из подола рубашки длинную нитку и начал завязывать на ней по узелку каждый день, и ради того, чтобы удержаться в реальности, и на тот случай, если ему понадобится все-таки вычислить пройденное расстояние.

Он намеревался вернуться назад. Чего бы это ему ни стоило, он должен был возвратиться во Фрезер Ридж.

Лишь на восьмой день ему выпал шанс К этому времени они уже были высоко в горах. Накануне днем они миновали перевал и спустились по крутому склону, и маленькие лошадки фыркали и замедляли ход, осторожно переставляя ноги, а груз на их спинах перемещался из стороны в сторону с легким треском.

Сейчас они снова поднимались вверх, и снова лошади все более замедляли шаги, поскольку подъем был слишком крутым. Роджер даже смог идти бок о бок с лошадью, держась за кожаную упряжь, и лошадь поневоле тащила его за собой, так что он получил небольшую передышку.

Индейцы спешились и пошли вперед, ведя лошадей в поводу. Роджер, чуть прищурившись, неотрывно следил за затылком индейца, ведшего лошадь, за которую он цеплялся. Но держался он сейчас только одной рукой; вторая пряталась под болтающимся краем парусины, в которую был завернут груз, и занималась тем, что непрерывно дергала узел кожаной веревки, которой Роджер был привязан к лошадиной упряжи.

Постепенно, не слишком скоро, его усилия увенчались успехом, и узел развязался, хотя кожаный шнур и висел по-прежнему, как будто ничего не произошло.

Роджер выжидал, обливаясь потом от страха и от усилий, которых требовал подъем в гору, — и отвергая одну возможность за другой из-за их явной ненадежности, и тревожась при этом все сильнее и сильнее, поскольку опасался, что настоящий шанс подвернется слишком поздно, когда индейцы уже должны будут остановиться на ночевку, или просто решат передохнуть, что парень, ведущий лошадь, к которой был привязан Роджер, обернется и решит проверить, чем там занимается пленник…

Но отряд не остановился, а индеец не обернулся. И наконец… Вон там, подумал Роджер, и его сердце забилось быстрее, когда он увидел, как первая лошадь поворачивает на узкую оленью тропу, протоптанную на склоне. Сбоку от тропы земля резко обрывалась, почти отвесно уходя вниз, потом, футах в шести ниже, снова выравнивалась. А еще ниже лежал густо поросший лесом обширный склон, идеальный для игры в прятки…

Сначала одна лошадь, потом вторая ступили копытами на узкую тропинку, с крайней осторожностью продвигаясь вперед. Когда к началу перехода над обрывом подошла третья лошадка, настал момент для попытки. Роджер прижался как можно ближе к лошадиному боку, вдыхая сладковатый и в то же время острый запах пота животного. Шаг, второй… и вот они уже на оленьей тропке.

Роджер рывком высвободил веревку и прыгнул. Он сильно ударился, приземляясь, и едва не упал на колени, но тут же выпрямился и бросился бежать вниз по склону. Башмаки свалились с его ног, но конечно, у него и в мыслях не было останавливаться и искать их. Он с плеском ввалился в узкий ручей, на четвереньках вскарабкался на его высокий противоположный берег, и пустился бежать дальше, еще даже не успев толком выпрямиться.

Он слышал крики за своей спиной, потом наступила тишина, однако Роджер знал, что за ним гонятся. Просто индейцы берегли дыхание и бежали молча, так же, как и он сам.

Окружающий ландшафт сливался в сплошную мешанину листьев, стволов и камней, когда Роджер поглядывал на бегу то в одну сторону, то в другую, выбирая дорогу и высматривая местечко, где можно было бы спрятаться. Потом он увидел березовую рощу и повернул в ее сторону; промчался через нее и очутился на уходящем вниз лугу, побежал по полегшей скользкой траве, то и дело налетая босыми ногами на корни и камни. На другом конце луга он наконец обернулся и посмотрел назад. Он заметил двоих индейцев; их круглые темные головы мелькнули среди листвы.

Роджер промчался еще через одну рощицу, выскочил из нее и зигзагами побежал между обломками скал, занимавшими немалое пространство; воздух со свистом вырывался из его легких. И все же, мрачно подумал Роджер, последние чертовы дни принесли ему кое-какую пользу; до этого похода он просто не смог бы пробежать такое расстояние. Но вообще думать ему было некогда; его вел вперед слепой инстинкт самосохранения.

Снова вниз, и снова обрыв, и спуск по влажной, потрескавшейся каменной стене высотой футов в двадцать, — Роджер сползал по ней, цепляясь за пучки травы и чахлые кустики, и корни обрывались под его руками, и он то и дело скользил ногами по выемкам между камнями, заполненным жидкой грязью… и наконец тяжело свалился к основанию стены и согнулся пополам, задыхаясь.

Один из индейцев показался над обрывом как раз над Роджером и начал спускаться вслед за ним. Роджер схватил аркан, все еще висевший на его шее, и с силой хлестнул индейца по рукам. Тот сорвался с камня, заскользил вниз и с шумом упал на бок. Роджер набросил аркан на шею индейца, с силой рванул, затягивая петлю — и побежал дальше, оставив краснокожего стоящим на коленях; тот задыхался, кашлял и цеплялся за обвивший его горло аркан.

Деревья. Роджеру нужно было укрытие. Он перепрыгнул через ствол упавшего дерева, споткнулся, покатился, снова поднялся… Чуть выше по склону он увидел густые еловые заросли. С тяжело бьющимся сердцем он начал подниматься к ним.

Он вломился в ели, продираясь сквозь миллионы колючих игл, ничего не видя, крепко зажмурив глаза, чтобы защитить их от хлеставших по лицу веток. А потом вдруг почва ушла у него из-под ног, и он вывалился в небесную бесконечность.

Он ударился о камни, согнулся, лишившись дыхания; ему едва хватило ума окончательно сжаться в комок, пока он катился вниз, колотясь всем телом об острые обломки скал и торчащие в воздухе корни деревьев, и при этом его осыпал дождь еловых игл…

Наконец он грохнулся среди путаницы тонких древесных стволов, на мгновение завис, потом соскользнул дальше и окончательно приземлился с глухим стуком. Ошеломленный и исцарапанный до крови, он мгновение-другое лежал неподвижно, потом со стоном перевернулся на бок, стирая с лица грязь и кровь.

И тут же посмотрел наверх. Они были недалеко. Двое индейцев уже подошли к уступу, с которого он свалился, и начали осторожно спускаться вниз.

Встав на четвереньки, Роджер втиснулся между шершавыми тонкими стволами и пополз вперед, упорно отстаивая свою жизнь и свободу. Ветки сгибались под его напором, царапая и колотя, дождь пыли, сухих листьев и насекомых сыпался на него сверху, но он продолжал ползти между тесно стоящими стволами, извиваясь, как червь, протискиваясь в любое свободное пространство, какое только ему удавалось отыскать.

Да это просто ад какой-то, — примерно такое была его первая связная мысль. Потом он понял, что данное слово выглядит здесь не ругательством или проклятием, а скорее простым описанием окружающего. Он находился в рододендроновом аду. И когда Роджер с некоторым запозданием сообразил это, он несколько замедлил темпы бегства… если, конечно, передвижение на четвереньках со скоростью примерно десять футов в час можно назвать «бегством».

Похожая на туннель щель между стволами, в которой Роджер теперь очутился, была слишком узка, чтобы можно было оглядеться по сторонам, — но он все же умудрился посмотреть назад, изогнув шею так, что едва не вывихнул ее. Он ничего не увидел; ничего, кроме влажной туманной темноты, лишь слегка рассеивавшейся благодаря слабому свету, с трудом пробивавшемуся сквозь густую листву над его головой. Темнота, в которой кружилась сыпавшаяся сверху пыль. Лишь стволы да гибкие ветви рододендронов, густые, перепутанные…

Роджер внезапно ослабел и упал на землю. Он лежал так несколько мгновений, свернувшись клубком среди тонких стволов, вдыхая мускусных запах гниющих листьев и влажной земли.

— Ты ведь искал убежище, парень, — пробормотал он наконец себе под нос. И тут же ощутил боль. Он ведь падал и расшибался до крови десятки раз. Даже в полутьме зарослей рододендронов можно было рассмотреть, что концы его пальцев напоминают куски сырого мяса.

Роджер неторопливо осмотрел себя, исследуя полученные ушибы и царапины и одновременно прислушиваясь — не раздадутся ли звуки преследования… Нет, вокруг было тихо, и, пожалуй, удивляться этому не приходилось. Еще в тавернах Кросскрика Роджеру приходилось слышать о рододендроновых адах; чаще всего это были истории о том, как чья-нибудь охотничья собака, увлекшись преследованием белки или какого-то другого зверька, забиралась в такие вот бесконечные плотные заросли — и пропадала бесследно.

Роджер лишь надеялся, что в этих историях было достаточно преувеличений; впрочем, то, что он видел вокруг себя, едва ли могло его утешить. По тому рассеянному свету, что пробирался сквозь путаницу листвы и ветвей, невозможно было определить направление. И в какую бы сторону Роджер ни посмотрел, везде он видел одно и то же. Низко свисающие пучки кожистых листьев, тесно стоящие стволы, гибкие ветви, перепутавшиеся между собой в сплошную массу.

Он вдруг осознал, что понятия не имеет, с какой стороны пришел сюда, и ощутил легкий укол панического страха.

Опустив голову на колени, Роджер глубоко, ровно дышал, пытаясь сосредоточиться. Ладно, хорошо, сначала самое насущное. Его правая нога довольно сильно кровоточила, — с краю на подошве был глубокий порез. Роджер снял изодранные в клочья носки и одним из них перевязал ногу. Все прочие раны вроде бы не требовали перевязки, кроме, разве что, дыры в черепе… да, из этой раны тоже сочилась кровь, теплая и липкая.

Руки Роджера дрожали; ему лишь с большим трудом удалось обвязать вторым носком свою голову. Однако вынужденное движение привело к тому, что он почувствовал себя немного лучше. Теперь можно было продолжить путь. В конце концов, он ведь не раз карабкался по бесконечным голым вершинам Шотландии, и не раз ему приходилось терять дорогу среди голых камней и вереска, и искать ее потом и день, и два.

Но там, в другом мире, главным правилом для заблудившихся в безлюдных местах было следующее: оставайтесь на месте и ждите, пока вас найдут. Жаль, что здесь это правило неприменимо, подумал Роджер, — вот разве что его отыщут как раз те самые люди, которых он совсем не хотел бы видеть…

Роджер посмотрел наверх, пытаясь различить хоть что-нибудь в мешанине веток. И он увидел крохотный лоскуток неба, — но рододендроны вздымались над ним почти на двенадцать футов. Даже встать и выпрямиться во весь рост здесь было невозможно; Роджер мог лишь сидеть под низкими ветвями.

Не было никаких шансов определить, как далеко во все стороны простирается данный конкретный ад; во время долгого путешествия через горы Роджер уже видел целые горные склоны, покрытые бесконечными зарослями вереска, видел долины, заполненные густой зеленью рододендронов, над которыми лишь изредка возвышались деревья, словно плывущие по морю листвы. И много раз им приходилось огибать сплошные заросли невесть чего, занимавшие совсем небольшие площади, не больше сотни квадратных футов. Роджер понимал, что он скорее всего находится уже недалеко от края рододендронового моря, но толку в этом понимании не было никакого, потому что он не знал, в какую сторону ему надо двигаться.

Теперь Роджер почувствовал, что ему очень холодно, а руки все еще продолжали дрожать. Это шок, рассеянно подумал он. Что полагается делать при шоке? Необходимы горячее питье, одеяла… Бренди. Да, это было бы неплохо. Но он просто поднимет ноги повыше. Больше он ничего не может сделать.

Ощупав землю вокруг себя, Роджер отыскал небольшое углубление, выгреб из него сухую листву и неловко улегся, засыпав листьями грудь и плечи и пристроив ноги в развилке ветвей, зацепившись за них пятками. И закрыл глаза, содрогаясь всем телом.

Он был уверен, что индейцы не полезут следом за ним в заросли. Зачем бы им это делать? Куда благоразумнее просто немного подождать, если они никуда не спешат. Он и сам через какое-то время выберется… если выберется вообще.

Любое движение здесь, внизу, наверняка вызывает сильное колебание листвы наверху, выдавая тем самым преследователям его местонахождение. При этой мысли Роджера вновь обдало волной холода; краснокожие, конечно же, знают, где он находится, и просто ждут, когда он снова тронется в путь. Клочок неба над его головой был темно-голубого, сапфирового цвета; должно быть, сейчас около полудня. Он вполне может подождать до наступления темноты…

Сложив руки на груди, Роджер заставил себя расслабиться и отдыхать, думая о чем угодно, кроме того положения, в котором он очутился. Брианна. Лучше всего думать о ней. Но без гнева или недоумения; сейчас неподходящее для этого время.

Лучше всего сделать вид, что между ними все осталось по-прежнему, как в ту ночь, их ночь… Ее теплое тело, прижавшееся к нему в темноте. Ее руки, такие честные и удивленные, исследующие его тело. Щедрый дар ее наготы, свободный и прекрасный… И его убеждение — пусть возникшее всего на миг, пусть ошибочное, — что все в мире прекрасно, и что будущее безоблачно… Постепенно дрожь утихла, Роджер заснул.

Проснулся он уже после восхода луны; Роджер видел ее сияние сквозь маленькую брешь в листве, хотя сам лунный шар и оставался вне поля его зрения. Роджер замерз, закоченел, отсырел насквозь. И еще был ужасно голоден и просто умирал от жажды. Ну что ж, подумал Роджер, если он и не найдет обратной дороги, выпутавшись из этой чертовой ловушки, то хотя бы отыщет воду. Уж чего-чего, а воды в этих горах хватало с избытком. Чувствуя себя, как перевернутая на спину черепаха, он стряхнул с себя листья и с трудом встал на четвереньки.

Одно направление ничем не отличалось от другого. Роджер двинулся вперед, проталкиваясь в узкие щели между стволами, ломая ветки, изо всех сил стараясь придерживаться прямой линии. Куда больше, чем индейцев, он боялся того, что потеряет способность соображать, тащась вслепую сквозь этот лабиринт. Он мог кончить тем, что принялся бы ползать по кругу, раз и навсегда утратив рассудок. Теперь уже истории о сгинувших в рододендронах охотничьих собаках не казались Роджеру преувеличенными.

Какой-то маленький зверек пробежал по его руке, и Роджер отпрянул, стукнувшись головой о нависшую над ним ветку. Он стиснул зубы и пополз дальше, продвигаясь дюйм за дюймом. Вокруг верещали сверчки, и непрерывный шорох, раздававшийся со всех сторон, давал Роджеру понять, что местное население весьма неодобрительно относится к чужаку. Но он никого и ничего не видел; вокруг было темно, как в чернильнице. Впрочем, во всем этом был и некий положительный момент: движение согрело Роджера; пот пощипывал рану на его голове, стекал по подбородку…

Время от времени Роджер задерживал дыхание и внимательно прислушивался, стараясь найти среди ночных звуков какой-нибудь особый, способный подсказать ему направление… или сообщить о приближении преследователей. Но он ничего не слышал, кроме редких вскриков ночных птиц да шелеста сухих листьев. Он вытирал рукавом мокрый лоб и отправлялся дальше.

Роджер не знал, как долго все это продолжалось, но потом он нашел скалу. То есть он не то чтобы нашел ее, а просто врезался в нее лбом. Он откатился назад, схватившись за голову и стиснув зубы, чтобы не закричать от боли.

Его глаза наполнились слезами, но он, поспешно моргнув, чтобы смахнуть их, протянул вперед руку и ощупал то, на что налетел. Это был не валун; это была плоская скала. Плоская и высокая; твердая поверхность продолжалась и там, куда он уже не мог дотянуться.

Роджер взял в сторону и пополз вдоль скалы. У ее подножия рододендроны росли еще гуще, чем вдали от нее; плечи Роджера едва проходили в промежутки между стволами. Он извивался и давил на стволы всем своим весом, стремясь вперед и вперед, и наконец плюхнулся вперед, потеряв равновесие, и уткнулся лицом в землю.

Он снова с неистребимым упорством приподнялся на руках — и вдруг понял, что он видит свои руки. Он изумленно посмотрел вверх, потом по сторонам…

Его голова и плечи находились в открытом пространстве. То есть не то чтобы открытом, но свободном. Роджер поспешно продвинулся вперед, высвобождаясь из мертвой хватки рододендронов, и поднялся на ноги.

Он стоял на небольшой поляне, и по одну сторону от него поднималась скалистая стена. Это была действительно самая настоящая поляна; на ней вообще ничего не росло, она была покрыта влажной грязью.

Изумленный, Роджер медленно повернулся вокруг себя, жадно вдыхая холодный чистый воздух.

— Господь милосердный… — пробормотал он вслух. Поляна представляла собой неровный овал, окруженный стоячими камнями, и одним краем этот овал упирался в утес. Камни равномерно стояли по кругу, несколько из них упали, один-два немного сдвинулись со своих мест под напором корней и стволов напиравших сзади рододендронов. Роджер видел плотную черную массу растений в промежутках меду камнями и над ними, — но ни один куст не посмел пробраться внутрь очерченного камнями кольца.

Чувствуя, как у него по коже побежали мурашки, Роджер осторожно направился к центру круга. Этого не могло быть… но это было. Но почему бы и нет, в конце концов? Если Джейлис Дункан была права… Роджер обернулся и в чистом лунном свете увидел царапины на поверхности скалы.

Он подошел ближе и всмотрелся в них. Там было несколько иероглифов, некоторые размером с его ладонь, другие высотой почти в его рост; что-то вроде спиралей, и фигура, похожая на согнувшегося человека… возможно, он танцевал… или умирал. Не до конца замкнутый круг, похожий на змею, готовую укусить себя за хвост. Знаки предостережения.

Роджер содрогнулся, а его рука сама собой скользнула к рубцу на бриджах. Они по-прежнему были там: два драгоценных камня, ради которых он рисковал жизнью, два крошечных пропуска к безопасности — он очень надеялся, что это так, — для него и для Брианны.

Он ничего не слышал сейчас — ни гудения, ни жужжания. Осенний воздух был холоден, легкий ветерок шевелил листья рододендронов. Черт побери, какое нынче число? Роджер не знал этого, давным-давно потеряв счет времени. Он только прикинул, что было самое начало сентября, когда он оставил Брианну в Велмингтоне. Ему понадобилось гораздо больше времени, чем он предполагал, чтобы выследить Боннета, дождаться подходящего случая и украсть камни. Должно быть, сейчас конец октября… и праздник огня Самхайн, канун Дня всех святых, либо вот-вот должен наступить, либо недавно миновал.

Но работает ли этот каменный круг в том же режиме, что шотландские камни? Роджер решил, что такое возможно; ведь если линии земной силы смещаются в соответствии с солнечными циклами, то все подобные коридоры должны открываться или закрываться в одно и то же время.

Он подошел поближе к скале и всмотрелся в нее; ну конечно, у самого основания имелась щель, трещина в камне, возможно, это была пещера.. По спине Роджера пробежал нервный холодок. Его пальцы сжали маленькие округлости драгоценных камней. Он ничего не слышал; были ли ворота открыты? Если да…

Бегство. Вот что это было бы такое. Но бегство куда, в какое время? и каким образом? Слова заклинания Джейлис всплыли в его памяти.

Гранаты любовно охватили мою шею;

Я буду верен. Верен. Попытаться использовать этот путь для бегства было бы предательством по отношению к Брианне. Но разве она не предала его?

— Нет, черт бы меня побрал, если она это сделала! — прошипел Роджер себе под нос. А если и сделала — у нее были к тому причины, и Роджеру они были хорошо известны.

Она нашла своих родителей, ей теперь ничто не грозит. «И потому женщина оставит своих родителей и прилепится к своему мужу». Безопасность — это не главное; дело в любви… Если бы он думал только о безопасности, он бы не бросился вообще в эту авантюру, если уж на то пошло.

Ладони Роджера взмокли; он чувствовал выпуклости камней, зашитых в грубой ткани, и ободранные кончики его пальцев горели и пульсировали. Он сделал еще шаг к расщелине в камне, его глаза пытались проникнуть в черную глубину. Если он не войдет туда… тогда у него остаются лишь два варианта. Либо продолжать ползти сквозь плотную чащу рододендронов, либо попытаться вскарабкаться на скалу, возвышавшуюся над ним.

Роджер поднял голову, пытаясь оценить высоту стены. И увидел чью-то голову, склонившуюся над ним, безликую благодаря темноте, обрисовавшуюся силуэтом на фоне освещенного луной неба. Роджер не успел ни подумать о чем-либо, ни просто шевельнуться, как сверху упала веревка и, мягко скользнув мимо его головы и плеч, стянулась петлей, прижав его руки к телу.