Крошечная конюшня располагалась в неглубокой пещере под нависшим над ней скальным козырьком, а перед входом в нее стояла преграда в виде кедровых бревен, вкопанных в землю на пару футов, — этого было достаточно, чтобы остановить даже самого решительного медведя. Свет проникал внутрь через открытую верхнюю половину широкой двери, и красноватый прозрачный дым поднимался вдоль стены утеса над пещерой, дрожа в солнечном свете, словно вода, текущая вверх по камням.

— А зачем двойная дверь? — спросила Брианна, впервые увидев это сооружение. Ее удивило то, что здесь явно было приложено чрезмерное количество труда, и отделка двери не соответствовала общей примитивности укрытия.

— Нужно иметь такое место, где животные могли бы чувствовать себя совершенно спокойно, — объяснил ей отец, показывая дочери плотные кожаные полосы, служившие дверными петлями; они плотно обвивались вокруг гладко оструганных деревянных креплений. Он взял молоток, чтобы продолжить работу, и, улыбнувшись дочери, опустился на колени возле наполовину законченных ворот. — Чтобы они чувствовали себя счастливыми, понимаешь?

Брианна не знала, чувствуют ли себя счастливыми в этой конюшне животные, но она сама точно была счастлива. В пещере было прохладно, здесь витал пряный аромат соломы, пахло пометом наевшихся свежей травы животных, и днем, когда обитатели пещеры паслись на лугу, это было удивительно мирное убежище.

А в дурную погоду или глухой ночью частокол перед входом рождал ощущение уюта; как-то раз после наступления темноты Брианна проходила совсем близко от этой конюшни — и увидела, как сквозь щели между деревом и скалой просачивается легкий пар дыхания животных, медленно поднимаясь вверх, — как будто это дышала сама земля, безмятежно спящая в осеннем уборе…

Этой ночью было очень холодно, и звезды в чистом горном воздухе казались острыми, как иглы. До конюшни от домика было всего пять минут хода, но Брианна успела продрогнуть, пока миновала это расстояние, хотя и была в плаще. Свет, сочившийся изнутри, исходил не только от висевшего на крюке фонаря, как обнаружила Брианна, войдя внутрь. В углу стояла еще и небольшая самодельная жаровня, обеспечивая свет и тепло для ночного бдения.

Ее отец сидел, подобрав под себя ноги, на охапке соломы, укрывшись пледом, — он устроился на расстоянии вытянутой руки от небольшой пятнистой коровы. Корова лежала, подогнув ноги, время он времени мыча, и на ее широкой белой морде было написано глубокое сосредоточение.

Джейми резко вскинул голову, услышав шорох гравия под ногами Брианны, и его рука сама собой нырнула под плед, к поясу.

— Это я, — поспешила сказать девушка, и вышла на освещенное место. Лицо Джейми мгновенно утратило выражение настороженности. Он вытянул ноги и с силой потер лицо ладонью, пока Брианна аккуратно запирала за собой нижнюю часть ворот.

— А твоя мать еще не вернулась?

Брианна явно и очевидно пришла одна, и тем не менее Джейми глянул через плечо дочери, словно надеялся, что Клэр вот-вот материализуется прямо из ночной тьмы.

Брианна покачала головой. Клэр в сопровождении Лиззи отправилась принимать роды на одной из ферм с другой стороны склона их горы; если ребенок не появится до заката, им придется задержаться в Лахлансе на всю ночь.

— Нет. Она сказала, что если не вернется до темноты, то я должна обеспечить тебя каким-нибудь ужином. — Брианна опустилась на колени и принялась распаковывать небольшую корзинку, которую принесла отцу. В корзинке было несколько небольших ломтей хлеба с сыром и маринованными помидорами, рулет с сушеными яблоками и два глиняные кувшина — один с горячим овощным супом, второй — с сидром.

— Вот это здорово, девушка. — Джейми улыбнулся дочери и взял один из кувшинов. — А ты сама-то ужинала?

— О, да, — заверила отца Брианна. — Еще и как. — Она действительно поела, но все равно невольно бросила жадный взгляд на свежий яблочный рулет; недомогание и тошнота первых недель беременности уже миновали, сменившись зверским аппетитом, пугавшим Брианну.

Джейми заметил ее взгляд и с улыбкой отставил кувшин и разломил рулет пополам, протянув большую часть дочери.

Несколько минут они молча сосредоточенно жевали, сидя бок о бок на соломе, и тишина нарушалась лишь мягким фырканьем и храпом животных в стойлах. Дальний угол конюшни был отгорожен, чтобы создать удобный уголок для огромной свиноматки и ее недавно появившегося на свет потомства; Брианна лишь смутно различала их в сумраке пещеры — длинный ряд пухлых телец в соломе, ужасно похожих на сосиски.

Остальная часть внутреннего пространства была разделена на три части. Одно стойло принадлежало рыжей корове по имени Магдалина, — она сейчас лежала на своей подстилке, благодушно пережевывая бесконечную жвачку, а ее месячный теленок спал, прижавшись к массивной материнской груди. Второй отсек был пуст, в нем были насыпаны груды свежей соломы, — туда предстояло поместить роженицу и ее малыша, появления которого на свет и ожидал Джейми. Третье стойло было отведено для кобылы Яна, лоснящиеся бока которой раздулись от груза растущего плода.

— Тут просто самое настоящее родильное отделение, — сказала Брианна, кивая в сторону Магдалины и стряхивая с колен крошки. Джейми улыбнулся и вскинул брови, как он делал всегда, слыша от дочери что-то непонятное.

— Как это?

— Ну, это особое помещение в больнице, куда помещают молодых матерей и их новорожденных, — пояснила Брианна. — Мама иногда брала меня с собой на работу и позволяла заглянуть в детскую палату, пока она занималась своими делами.

Брианна внезапно вспомнила запах госпитальных коридоров, слегка едкий от насыщавших его дезинфицирующих препаратов и мастики для пола, вспомнила младенцев в колыбельках, пухлых, как поросята… и их голубые и розовые одеяльца. Она всегда подолгу бродила вдоль кроваток, пытаясь решить, какого из младенцев она взяла бы с собой, если бы ей позволили выбрать…

Розовое или голубое? Впервые Брианна задумалась о том, в какой, собственно, цвет предстоит одеть того малыша, который растет у нее внутри. До сих пор она вообще не задавалась этим вопросом, и думать об «этом» как о живом существе мужского или женского пола оказалось как-то странно, огорчительно… и Брианна поспешила отогнать неприятную мысль, заговорив с отцом.

— В родильном отделении младенцев держат за стеклянной перегородкой, так что ты можешь на них смотреть, но не можешь дышать на них, не можешь занести к ним какой-нибудь микроб, — сказала она, посмотрев на Магдалину, явно довольную жизнью и пустившую длинную струю зеленой слюны прямо на голову крошечному теленку.

— Микробы, — задумчиво повторил Джейми. — Да, конечно, я слыхал о микробах. Жутко опасные крошечные твари, так ведь?

— Могут быть опасными. — Брианна явственно увидела перед собой мать, проверявшую содержимое своего медицинского ящика перед тем, как отправиться на ферму Лахланс, аккуратно наполнявшую большой стеклянный флакон чистым спиртом из бочонка, стоявшего в кладовой. И тут же возникло другое воспоминание, куда более давнее: ее мать рассказывает о своем путешествии в прошлое Роджеру Уэйкфилду.

— Деторождение было тогда самой большой опасностью, какая только могла угрожать женщине, — говорила Клэр, хмурясь от возникавших перед ней картин давних времен. — Инфекции, разрыв плаценты, неправильное предлежание плода, выкидыши, кровотечения, родильная лихорадка… в большинстве стран выживало лишь около половины рожениц.

Брианна почувствовала, как у нее похолодели пальцы, несмотря на то, что в жаровне с шипением горели сосновые чурки, — и даже ее невероятный аппетит на время поутих. Она положила остаток рулета на солому, с трудом проглотила то, что было у нее во рту, чувствуя себя так, словно мягкий рулет вдруг превратился в камень и застрял у нее в горле.

Широкая ладонь отца коснулась ее колена, теплая, согревающая даже сквозь толстую шерстяную ткань юбки.

— Твоя мама не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — грубовато сказал он. — Ей уже приходилось сражаться с этими самыми микробами; я-то видел, как она это делает. Она не позволила им сожрать меня, и к тебе она их даже близко не подпустит, будь уверена. Она очень упорная женщина, а?

Брианна рассмеялась, и ей сразу стало легче.

— Она говорит, что стоит познакомиться с повадками одного микроба, как ты уже знаешь повадки всех остальных.

— Наверное, она права. — Джейми встал и обошел вокруг коровы, наклонился, заглянул ей под хвост. Потом выпрямился, покачал головой и вернулся на прежнее место. Он уселся поудобнее и взял оставленный Брианной кусок рулета.

— С ней как, все в порядке? — спросила Брианна. Она наклонилась, взяла пучок сена и помахала им перед носом коровы. Корова тяжело вздохнула, припав на колени, и не обратила внимания на предложенное; ее карие глаза, опушенные длинными ресницами, беспокойно вращались в глазницах. Время от времени по раздувшимся бокам коровы пробегала дрожь, и плотная зимняя шкура животного вспыхивала бликами в свете висевшего над ней фонаря.

Джейми слегка нахмурился.

— Да, я думаю, она, пожалуй, справится. Хотя, конечно, это у нее первый теленок, а сама она уж очень маленькая. Ей всего-то чуть больше года, не следовало бы так рано рожать, но… — Джейми пожал плечами и запустил зубы в рулет.

Брианна вытерла об юбку руку, на которую попала капля коровьей слюны. Ее почему-то вдруг охватило беспокойство, она встала и пошла к свиному загону.

Огромное брюхо свиньи вздымалось над соломенной подстилкой, как дирижабль, и сквозь редкую белую щетину просвечивала розовая кожа. Свинья пребывала в полной и абсолютной безмятежности, дыша медленно и глубоко и не обращая ни малейшего внимания на писк и суету голодного потомства, копошащегося под ее боком. Одного поросенка то ли его братец, то ли сестрица толкнули так сильно, что он на секунду-другую потерял сосок; мгновенно по всей пещере разлетелся отчаянный протестующий визг, а из напряженного соска вылетела струя молока, с шипением впитавшегося в солому.

Брианна вдруг почувствовала легкое покалывание в собственных грудях; они как будто стали тяжелее обычного, упав на ее сложенные руки, когда она наклонилась над загородкой свиного загона.

Пожалуй, та картина, которую сейчас наблюдала Брианна, не выглядела эстетическим талоном материнства… определенно это не было похоже на Мадонну с Младенцем… но что-то было бесконечно утешающее в этой огромной безмятежной свинье, безразлично питающей своих отпрысков… какая-то небрежная уверенность, слепое доверие к естественным природным процессам.

Джейми еще раз осмотрел страдающую корову и подошел к Брианне, замершей у загона.

— Вот хорошая правильная малышка, — одобрительно сказал он, кивком указывая на свинью. Словно в ответ на его замечание, свинья шумно выпустила газы и слегка повернулась, подгребая под себя солому с довольным урчанием.

— Ну, по крайней мере она выглядит так, словно отлично знает, что делает, — согласилась Брианна, кусая губы от смеха.

— Верно, знает. У нее жуткий характер, но тем не менее она заботливая мать. Это у нее четвертый помет, и представь, она ни одного поросенка до сих пор не придавила и не отказалась кормить. — Джейми окинул свиноматку довольным взглядом, потом посмотрел на корову-роженицу. — Я только надеюсь, что у этой дело пойдет хотя бы наполовину так же хорошо.

Брианна вздохнула.

— А если нет, тогда что?

Джейми ответил не сразу; он прислонился к загородке, глядя на копошащихся и чавкающих поросят. Потом его плечи слегка приподнялись. — Ну, если ей не удастся самостоятельно родить своего теленка, и я не сумею ей помочь… тогда придется ее прирезать, — спокойно сообщил он. — Но если бы удалось спасти теленка, его, пожалуй, можно было бы пристроить к Магдалине.

Внутри у Брианны все сжалось, недавно съеденная пища вдруг превратилась в кучу камней, раздирающих желудок. Конечно же, она видела кинжал, висевший на поясе отца, но воспринимала его как часть его одежды, не более того, и ни на секунду не задалась вопросом, зачем, собственно, нужен кинжал в этом пасторальном убежище. Маленький круглый груз в ее животе лежал неподвижно, как бомба, ожидающая своего часа…

Джейми снова присел на корточки возле коровы и осторожно пощупал ее вздувшийся бок. Видимо, удовлетворенный пока что результатами осмотра, он почесал корову между ушами, что-то приговаривая на гэльском.

Да как он может болтать всякие ласковые глупости, подумала Брианна, если прекрасно знает, что может и часа не пройти, как ему придется взрезать вот эту живую плоть? Это выглядело просто хладнокровной жестокостью; интересно, мясник тоже говорит своим жертвам: «Хорошая девочка»? Маленькая ледяная капля упала в желудок Брианны, присоединившись к той холодной тяжести, что уже лежала там… как будто целая горсть круглых скользких бусин…

Джейми встал, потянулся, охнув, когда затрещал его позвоночник. Потом размял плечи, уселся на солому, моргнул и улыбнулся Брианне.

— Давай-ка я провожу тебя в дом, а, девочка? Это может начаться еще очень не скоро.

Брианна посмотрела на него, подумала, потом покачала головой.

— Нет, я лучше подожду с тобой еще немного. Если ты не против, конечно.

Сейчас, внезапно решила она. Она должна спросить прямо сейчас. Она уже много дней выжидала подходящего момента, но разве может быть действительно подходящий момент для чего-то вроде этого? Ну, по крайней мере, они сейчас одни, и им наверняка никто не помешает.

— Как хочешь. Я только рад буду твоему обществу.

Ну, это ненадолго, мрачно подумала Брианна, когда Джейми отвернулся, чтобы еще раз заглянуть в принесенную дочерью корзинку. Вообще-то Брианна предпочла бы полную тьму даже самому слабому и неверному свету. В темноте было бы куда легче спросить о том, что ей необходимо было знать, — например, на темной тропинке по пути к дому… Но на самом деле ей недостаточно слов; она хочет видеть его лицо…

Во рту у Брианны пересохло, и она с благодарностью приняла протянутую ей отцом кружку с сидром. Сидр был крепкий и душистый, и он неплохо подействовал на Брианну, как будто бы немного облегчив тяжесть у нее в животе.

Она вернула кружку отцу, но не стала ждать, когда он сам выпьет; она боялась, что согревающий эффект сидра быстро ослабеет, и она уже не сможет набраться храбрости, чтобы произнести эти слова.

— Па…

— Да, девочка? — Он наливал в кружку сидр из кувшина, сосредоточив взгляд на непрозрачной золотистой струе.

— Я должна спросить тебя кое о чем.

— Мм?

Она глубоко вздохнула — и словно бросилась в воду вниз головой.

— Ты убил Джека Рэндалла?

Джейми на мгновение нахмурился, все еще держа кувшин наклоненным над кружкой. Потом осторожно повернул его вертикально и поставил на пол рядом с собой.

— А где ты вообще слышала это имя? — спросил он. Он смотрел прямо на Брианну, и его голос был таким же твердым, как его взгляд. — От твоего отца, может быть? От Фрэнка Рэндалла?

— Нет, мама мне рассказала о нем.

В уголке рта Джейми дернулась маленькая мышца, но это было единственным внешним признаком испытанного им потрясения.

— Она сказала.

Это не было вопросом, но Брианна все равно ответила.

— Она рассказала мне о том, что… что произошло. Что он сде… сделал с тобой. В Вентворте.

Весь небольшой запас ее храбрости уже иссяк, но теперь это не имело значения; она уже слишком глубоко увязла, чтобы отступить. А Джейми просто сидел и смотрел на нее, забыв о наполненной тыквенной кружке в своей руке. Брианне ужасно захотелось забрать у него кружку и самой выпить весь сидр, но она не осмелилась это сделать.

Только теперь, с большим запозданием, ей вдруг пришло в голову, что он может воспринять это как предательство… то, что Клэр вообще хоть кому-то рассказала обо всем этом, пусть даже дочери. И тут же слова хлынули изо рта Брианны бессвязным потоком.

— Это не теперь было… давно… я тебя вообще не знала… она думала, что я никогда не смогу с тобой встретиться. Я хочу сказать… я не предполагала… я знаю, что она вовсе не имела в виду…

Джейми приподнял одну бровь.

— Помолчи, а?

Брианна только рада была закрыть рот. Она не в силах была поднять взгляд на отца, и сидела, уставившись в собственные колени, а ее пальцы нервно мяли красновато-коричневую ткань юбки. Молчание все тянулось и тянулось, нарушаемое лишь приглушенными повизгиваниями и чавканьем поросят, да бурчанием в брюхе Магдалины.

Ну почему она не сделала это как-то иначе, в ужасе думала Брианна, терзаясь от смущения и стыда. И не открой наготы отца твоего… Произнести имя Джека Рэндалла означало вызвать образы содеянного им… а об этом и думать-то было нестерпимо. Ей следовало спросить об этом мать, пусть бы Клэр сама у него узнала… но — нет. На самом деле у нее не было выбора, просто не было. Она должна была узнать это именно от него.

Ее стремительно несущиеся мысли были остановлены наконец; Джейми заговорил, очень спокойно:

— А почему ты об этом спрашиваешь, девочка?

Она резко вскинула голову и обнаружила, что он пристально смотрит на нее поверх кружки с так и не выпитым сидром. Он совсем не выглядел огорченным или расстроенным, и позвоночник Брианны из жидкого студня вновь превратился в нечто относительно крепкое и способное поддержать ее тело. Она стиснула кулаки, прижав их к коленям, и посмотрела ему прямо в глаза.

— Мне это нужно знать ради себя самой. Я хочу убить… его. Того человека, который… — Она коротко взмахнула рукой, показывая на свой живот, и нервно сглотнула — Но если я его убью, а это мне не поможет… — Она замолчала, не в силах продолжать.

Джейми вовсе не казался потрясенным ее словами. Он поднес кружку к губам и сделал неторопливый глоток.

— Мм… А тебе когда-нибудь раньше приходилось убивать людей? — Он произнес это как вопрос, но Брианна прекрасно поняла, что вопросом это не было. Мускул в уголке его рта снова дернулся… но на этот раз от сдержанной усмешки, а не от гнева, подумала Брианна, и тут же ее охватил гнев.

— Ты думаешь, я не могу этого сделать, так? Я могу! И лучше тебе поверить, что я говорю правду! — Ее кулаки сами собой разжались, пальцы обхватили колени… крепкие пальцы, крупные кисти рук… Брианна была уверена, что сможет убить чертова капитана; но как именно это произойдет, она пока что плохо себе представляла. Если как следует подумать, лучше всего было бы застрелить Боннета… пожалуй, это был даже единственный путь. Но когда она пыталась это представить, она лишь начинала весьма живо осознавать точность старой поговорки: «Пуля для него слишком хороша».

Да, пожалуй, пуля была бы слишком хороша для Боннета; но для нее этого было явно недостаточно. По ночам, когда Брианна отшвыривала в сторону одеяло, не в силах выносить даже этот небольшой вес, потому что он напоминал ей о страшном дне, — она не просто хотела увидеть Боннета мертвым, нет; ей хотелось убивать его, медленно и долго… убить его собственными руками, ощутить содрогание плоти, содрогавшейся внутри нее…

И все же… что толку убивать его, если он и потом все равно будет ее преследовать?

Узнать же об этом она могла только одним способом: услышать ответ отца.

— Так ты скажешь мне? — брякнула она. — Ты его убил в конце концов? И помогло ли это тебе?

Джейми, похоже, тщательно обдумывал ответ, и его глаза, прищурившись, медленно, оценивающе оглядывали Брианну с головы до ног.

— А что, собственно, изменится, если ты совершишь это убийство? — спросил он наконец. — От этого не исчезнет ребенок в твоем животе… и девственность к тебе не вернется.

— Я знаю! — Брианна почувствовала, как ее лицо заливает горячая краска, и отвернулась, обозленная на отца и на себя самое. Они говорили об изнасиловании и убийстве, а она вдруг смутилась из-за того, что отец упомянул об утрате ею девственности? Брианна заставила себя снова повернуться лицом к Джейми и посмотрела на него. — Мама сказала, что ты пытался убить Джека Рэндалла в Париже, на дуэли. Как ты думаешь, что именно пытался вернуть ты сам?

Джейми крепко потер подбородок, потом с силой вдохнул через нос и медленно, очень медленно выдохнул… теперь его взгляд устремился на каменный потолок пещеры.

— Я пытался вернуть свое мужество, — мягко произнес он. — Свою мужскую честь.

— Так ты думаешь, моя честь не стоит того, чтобы ее возвращать? Или ты воображаешь, что это то же самое, что моя девственность? — Брианна насмешливо передразнила отца, изобразив его шотландский акцент.

Пронзительный взгляд темно-голубых глаз снова устремился к ней.

— А для тебя это одно и то же?

— Нет, не одно! — ответила она сквозь стиснутые зубы.

— Хорошо, — сдержанно бросил он.

— Так ответь мне, черт побери! — Она с размаху ударила кулаком по соломенной подстилке, но беззвучный удар не принес ей удовлетворения. — Если ты убил его, тебе это вернуло твою честь? Тебе это помогло? Скажи мне правду!

Брианна замолчала, тяжело дыша. Она во все глаза смотрела на отца, и он встретил ее взгляд с холодным вниманием. Потом вдруг поднес кружку ко рту, одним глотком осушил ее и бросил в солому.

— Правду? Правда в том, что я не знаю, убил я его или нет.

Рот Брианны открылся от изумления.

— Ты не знаешь, убил ли его?

— Именно это я и сказал. — Плечи Джейми слегка дернулись, выдавая его нетерпение. Он резко поднялся на ноги, словно не в состоянии был больше сидеть неподвижно. — Он умер у Каллодена, и я там был. Я проснулся среди вереска наутро после битвы, а на мне лежал труп Рэндалла. Вот это я знаю — и ничего больше. — Джейми помолчал, словно обдумывая что-то, потом, решившись, выставил вперед ногу, приподнял подол килта и ткнул пальцем: — Смотри!

На ноге был старый шрам, но уже полностью зарубцевавшийся благодаря времени. Он проходил от внутренней стороны бедра и был длиной почти в фут, и нижний его край был узловатым, как головка булавы, но остальная часть представляла собой ровную линию, хотя и широкую, извилистую.

— Штык, я думаю, — сказал Джейми, равнодушно глядя на шрам. Потом опустил килт, скрыв шрам от глаз Брианны.

Он снова вздохнул — глубоко, шумно, — и впервые за все это время Брианна осознала, что все его внешнее спокойствие было просто результатом огромного самообладания.

— Я думаю, это истинное благословение… что я этого не помню, — сказал он наконец. Он теперь не смотрел на Брианну, а устремил взгляд в тень в глубине пещеры. — Там погибли замечательные, храбрые люди; люди, которых я любил всей душой.

И раз я не знаю, как они умерли… если я не могу вспомнить их смерть, представить ее себе… то я и не могу думать о них как о мертвых. Они для меня живые. Может, это малодушие, а может, и нет. Возможно, я просто не хочу вспоминать тот день; а может, я и не смог бы, даже если бы захотел. — Он посмотрел на Брианну сверху вниз, и выражение его глаз на мгновение смягчилось, но он тут же отвернулся, не ожидая от дочери ответа — В конце концов… а, ладно. Месть не кажется мне чем-то по-настоящему важным. Там, на том поле боя, остались тысячи мужчин, и тогда я думал, что лучше бы и мне быть среди них. А Джек Рэндалл… — Джейми как-то странно взмахнул руками, словно отметая в сторону саму мысль о Джеке Рэндалле, отгоняя ее, как назойливую оленью муху. — Он был одним из них. И я решил, что это Божьих рук дело. Вот так.

Брианна вздохнула, пытаясь утихомирить свои бушующие чувства. Удивление, любопытство и сочувствие боролись в ней, и в то же время ее переполняло разочарование…

— Ты… но ты успокоился? Я хочу сказать… несмотря на то, что он… сделал с тобой?

Джейми раздраженно посмотрел на Брианну, и в его глазах светились разом и понимание, и немного сердитое веселье.

— От этого, как правило, не умирают, девочка. Я не умер. И ты не умерла.

— Пока не умерла. — Брианна невольно положила ладонь на живот. И посмотрела на отца. — Хотелось бы знать, что ты скажешь через шесть месяцев, если я все-таки умру от этого.

Брианна сразу увидела, что это его проняло. Он гневно фыркнул и оскалился.

— С тобой все будет в порядке, — отрывисто произнес он. — У тебя попа будет пошире, чем у нашей молодой коровы.

— Как у твоей матери? Мне все говорили, что я на нее очень похожа. Полагаю, у нее были достаточно широкие бедра, но ее это не спасло, ведь так?

Джейми моргнул и прищурился. И отшатнулся. Так быстро, как будто она хлестнула его по лицу пучком крапивы. Упрямую девушку охватила паника, вместо того удовлетворения, на которое она рассчитывала.

И тогда она поняла, что обещанная отцом защита была в немалой части просто иллюзией. Да, он бы убил за нее, это так. Или с радостью умер бы сам, в этом она тоже не сомневалась.

И он готов был — позволь она ему — мстить за ее поруганную честь, уничтожая врагов. Но он не мог защитить ее от ее собственного ребенка; он был бессилен спасти ее от этого, как если бы и не существовал вовсе.

— Я умру, — повторила она с холодной уверенностью, и ее живот словно наполнился ледяной ртутью. — Я знаю. Умру.

— Нет! Не выдумывай! — Он стремительно наклонился к ней, и Брианна ощутила его железные пальцы на своих предплечьях. — Я тебе не позволю!

Она бы что угодно отдала за то, чтобы поверить его словам. Ее губы похолодели и онемели, гнев уступил место отчаянию.

— Ты тут ничем не сможешь помочь, — пробормотала она. — Ничего ты не сможешь сделать.

— Твоя мать может, — возразил Джейми, хотя и не слишком убежденно. Его пальцы соскользнули с ее рук.

— Нет, и она не сумеет… не сумеет вне госпиталя, без лекарств и медицинского оборудования. Если это… если что-то пойдет неправильно, она только и сможет сделать, что попытается спасти мла… младенца. — Глаза Брианны вопреки ее собственной воле остановились на кинжале, лежавшем поодаль на соломе… лезвие кинжала поблескивало в тусклом свете.

Ноги Брианны ослабели, словно налившись водой, и она быстро опустилась на подстилку. Джейми схватил кувшин и плеснул сидр в кружку, а потом сунул кружку прямо под нос Брианне.

— Выпей! — приказал он. — Выпей это, девочка, а то ты бледная, как моя рубашка. — Рука Джейми легла на затылок Брианны, настойчиво подталкивая. Она сделала глоток, но поперхнулась и закашлялась, отталкивая отца. И принялась рукавом вытирать подбородок, мокрый от пролившегося сидра.

— Знаешь, что во всем этом самое худшее? Ты сказал, что это не моя вина… но я именно сама виновата.

— Это не так!

Брианна хлопнула его ладонью, требуя замолчать.

— Ты говорил тут о малодушии, трусости; ты знаешь, что это такое. Ну, так вот я как раз трусиха. Мне следовало бороться, я не должна была позволять ему… но я его испугалась. Если бы я оказалась достаточно храброй, ничего подобного не могло бы случиться, но у меня храбрости не хватило, я жутко боялась! А теперь боюсь еще сильнее, — добавила Брианна, и ее голос дрогнул. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы хоть немного собраться с силами, и уперлась руками в соломенную подстилку. — Ты ничем мне не сможешь помочь, и мама тоже, и я сама ничего не в состоянии изменить. А Роджер… — она умолкла на полуслове и крепко закусила губы, стараясь удержать рвущиеся наружу слезы.

— Брианна… девочка… — Джейми протянул руку, желая утешить девушку, но она отшатнулась и схватилась руками за живот.

— Я все время думаю, постоянно… если я убью его, то таким образом я хоть что-то смогу сделать. И это единственное, что в моих силах. Если я… если мне придется умереть, то по крайней мере я прихвачу его с собой, а если я не умру… ну, тогда, может быть, мне удастся все забыть, если он будет мертв.

— Ты не забудешь. — Эти слова прозвучали резко и непреклонно, почти жестоко, как удар под ложечку. Джейми стоял рядом с ней, все еще держа в руке кружку с сидром. И теперь он запрокинул голову и осушил чашку, весьма демонстративно. — Но это не имеет ровно никакого значения, — продолжил он, ставя кружку на землю с таким видом, словно завершил некое важное дело. — Мы найдем тебе мужа, сразу же после того, как родится ребенок, и у тебя просто не останется времени, чтобы мучиться и жалеть себя.

— Что? — вытаращила глаза Брианна — Что ты такое говоришь, какого мужа?

— Но ведь тебе нужен муж, разве не так? — с легким удивлением в голосе спросил Джейми. — У ребенка должен быть отец. А если ты не желаешь назвать мне имя человека, который заставил распухнуть твой живот, чтобы я мог заставить его исполнить свой долг по отношению к тебе…

— Ты что, думаешь, я бы вышла замуж за человека, который сделал вот это?! — от ужаса Брианна охрипла, от ужаса и неимоверного изумления.

Джейми снова заговорил, и на этот раз его голос зазвучал довольно резко.

— Ну, я думаю… может быть, ты чего-то не договариваешь, а, девочка? Может быть, я знаю не всю правду? Может, и не было никакого изнасилования? Может быть, ты просто немножко ошиблась с выбором мужчины, и решила, и немножко исправила свою историю, а? В конце концов, вы могли просто не подойти друг другу. Видишь ли, трудно поверить, что мужчина мог взять силой девушку твоего роста и твоей силы, если вы оба того не хотели.

— Ты думаешь, что я лгу?!

Джейми приподнял одну бровь, в его глазах блеснуло несколько бесстыдное выражение. Охваченная яростью, Брианна вскинула руку, чтобы ударить его, однако он поймал ее за запястье.

— А, ладно, — укоризненно произнес он. — Ты не первая девушка, совершившая ошибку, и ты не первая, кто пытается это скрыть, но… — Он схватил и вторую руку Брианны, не дав ее кулаку опуститься. — Но тебе незачем устраивать такой переполох, — заявил он. — А может, дело в том, что ты хотела этого мужчину, а он от тебя отказался? Не так?

Брианна вертелась и извивалась в его руках, пытаясь вырваться, используя весь свой вес… и наконец попыталась ударить отца коленом. Он лишь слегка повернулся, и колено угодило в его бедро, а не в уязвимую плоть между ногами, как на то рассчитывала Брианна.

Должно быть, от такого удара у него на ноге должен был появиться основательный синяк, однако Джейми ничуть не ослабил захвата. Брианна лягалась, брыкалась, кляла на все корки дурацкую юбку, мешавшую ей… Ей по меньшей мере дважды удалось двинуть его головой в подбородок, но Джейми только посмеивался, словно находил ее усилия весьма забавными.

— И что, это все, на что ты способна, девушка? — спросил он наконец и ослабил захват — но только для того, чтобы схватить оба ее запястья одной рукой. А другой легонько ткнул ее под ребра и начал ритмично приговаривать: — «Жил-был человек однажды, и был у него кинжал, а я не имел кинжала, но я напал на него… Мне пальцев моих хватило, чтобы убить его… Угадай, как я это сделал, а ну, давай, угадай…»

И Джейми так же ритмично, как начитывал, тыкал пальцем в ребра Брианны.

— Ты, долбаный ублюдок! — завизжала Брианна. Она как следует уперлась ногами в каменный пол пещеры и изо всех сил вертелась в его руках, дойдя уже до полного исступления. Брианна даже попыталась укусить Джейми за руку, но прежде чем она успела вонзить зубы в его плоть, ее ноги вдруг оторвались от земли и она повисла в воздухе.

А потом Брианна тяжело упала на колени, и одна ее рука оказалась завернутой за спину с такой силой, что ее плечевой сустав хрустнул. В локте ощущалась ужасная боль. Брианна дернулась, пытаясь высвободиться из захвата, однако не смогла повернуться даже на дюйм. Рука, подобная стальной дубине, легла на ее плечо, вынудив наклонить голову. Все ниже и ниже.

Подбородок Брианны уже коснулся ее груди: она не в силах была сделать ни вздоха. Ее колени разъехались в стороны, бедра раздвинулись по мощным давлением сверху.

— Хватит! — прохрипела она. Воздух, пропихнувшийся сквозь сжатое горло, причинил ей новую боль. — Хват… прекррр…

Безжалостно давящая рука остановилась, но не ослабила нажима. Брианна всем телом ощущала стоявшего за ее спиной Джейми, всю его неумолимую, безжалостную силу. Она протянула свободную руку назад, надеясь нащупать что-нибудь такое, во что можно было бы вцепиться ногтями, что-нибудь, по чему можно было бы ударить, — но ничего не нашла.

— Я мог бы без труда сломать тебе шею, — сказал Джейми очень тихо. Его тяжелая рука оставила наконец в покое ее плечо, но из-за завернутой за спину руки Брианна все еще оставалась согнутой вперед, и ее волосы, распустившиеся и растрепавшиеся, почти касались пола пещеры. Рука Джейми легла на ее шею. Она почувствовала, как его большой и указательный пальцы обхватили ее горло, легонько нажав на артерии. Джейми чуть нажал на них — и перед глазами Брианны заплясали черные мухи.

— Я мог бы убить тебя.

Он убрал руку с ее шеи и подчеркнуто коснулся плеча, щеки, подбородка, подчеркивая ее полную беспомощность. Брианна резко отдернула голову, не желая, чтобы он ощутил влагу на ее лице, не желая, чтобы он видел ее яростные слезы. А потом рука Джейми внезапно и жестоко нажала на копчик Брианны. Она громко вскрикнула и выгнула спину, чтобы избежать этого прикосновения, взмахнула руками, дернула бедрами, чтобы удержать равновесие…

— И я мог бы овладеть тобой, если бы захотел, — продолжил Джейми холодным ровным голосом. — Ты смогла бы меня остановить, Брианна?

Брианна задохнулась, вне себя от бешенства и стыда.

— Отвечай! — Рука Джейми снова схватила ее за шею, сжала…

— Нет!

И тут же она очутилась на свободе. Джейми отпустил ее так внезапно, что она упала вперед, едва успев подставить руки, чтобы не разбить лицо.

А потом она лежала на соломе, тяжело дыша, всхлипывая. Рядом с ее головой раздавалось громкое сопение — Магдалина, растревоженная поднятым в пещере шумом, высунулась через загородку своего стойла, чтобы разобраться, в чем тут, собственно, дело. Но вот наконец Брианна медленно, с трудом, приподнялась и заставила себя сесть.

Джейми стоял рядом с ней, сложив руки на груди.

— Черт бы тебя побрал! — выдохнула Брианна и с размаху хлопнула ладонью по соломе. — Черт побери, убила бы тебя!

— Да, — спокойно откликнулся он, — но ведь ты не можешь, тебе не справиться, а?

Она уставилась на него, не понимая, о чем это он. А он внимательно, очень внимательно смотрел на нее, и в его взгляде не было ни гнева, ни насмешки. Он просто ждал.

— Ты не можешь, — повторил он с ударением.

И тогда вдруг она поняла… и это понимание промчалось горячей волной по ее рукам, по разбитым костяшкам пальцев…

— О, Господи… — пробормотала она. — Нет. Я не могу. Я не смогла бы. Даже если бы я боролась с ним изо всех сил… я не смогла бы.

И в тоже мгновение Брианна разрыдалась, и плотный узел, так долго державший ее внутренности в постоянном напряжении, ослабел, и тяжкий груз, давивший на ее сердце, сдвинулся… и благословенная легкость охватила ее тело. Ее вины в случившемся не было. Даже если бы она изо всех сил сопротивлялась Боннету… вот так, как она дралась сейчас…

— Не смогла бы, — еще раз выдохнула Брианна и жадно вздохнула, набрав полную грудь воздуха. — Я не смогла бы остановить его. Я ведь постоянно думала, что если бы только я приложила чуть больше усилий… но это ничего бы не изменило. Мне не удалось бы остановить его.

Рука отца коснулась ее щеки, большая и очень нежная.

— Ты чудесная храбрая девочка, — прошептал Джейми. — Но все равно ты просто девочка. Стала бы ты терзаться и считать себя трусихой из-за того, что тебе не удалось задушить голыми руками льва? А ведь это то же самое. Так что не будь больше идиоткой.

Брианна громко шмыгнула и вытерла нос тыльной стороной ладони.

Джейми подхватил ее под руки и помог встать, и теперь в его силе не было ничего угрожающего или насмешливого, наоборот, она утешала, дарила бесконечный покой. Брианна поцарапала коленки, когда стояла на них на каменном полу пещеры. Ноги у нее дрожали, но отец усадил ее поудобнее на кучу соломы, и ей стало легче.

— Вообще-то ты мог бы просто сказать мне об этом, — заявила Брианна. — Что моей вины тут нет.

Джейми чуть заметно улыбнулся.

— Мог, верно. Вот только ты бы мне не поверила, пока не убедилась бы на опыте.

— Да. Пожалуй, не поверила бы. — Необъятная усталость — очень приятная усталость — упала на Брианну, как большое теплое одеяло. И теперь у нее не было желания сбрасывать его с себя.

Не в силах шевельнуть даже пальцем, она просто наблюдала за тем, как Джейми смочил в коровьей поилке лоскут и вытер ей лицо, поправил смятые юбки и налил в кружку сидра.

Когда он протянул ей эту кружку с золотистым пенящимся напитком, она положила ладонь на его руку. Да, это были весьма основательные кости и мускулы, теплые, надежные…

— Ты мог бы отомстить. Но ты не стал.

Он накрыл ее ладонь своей, легонько сжал и отпустил.

— Нет, я не мог, — тихо сказал он. — Я дал слово… я поклялся жизнью твоей матери. — Он посмотрел прямо на Брианну, и его темно-голубые глаза не были сейчас похожи ни на лед, ни на холодные сапфиры, а были ясными и спокойными, как чистая вода. — И я никогда об этом не пожалел.

Он обнял ее за плечи и уложил на соломенную постель.

— Отдохни-ка немного, a leannan.

Брианна послушно улеглась, но протянула руку и коснулась отца, когда он опустился рядом с ней на колени.

— Это правда… что я никогда не забуду?

Он немного помолчал, глядя ее волосы.

— Да, это правда, — ответил он наконец мягко, сдержанно.

— Но правда и то, что со временем это перестанет иметь для тебя хоть какое-то значение.

— Ой ли? — Но Брианна уже настолько устала, что ей даже и гадать не хотелось, что подразумевает под своими словами Джейми. Она чувствовала себя почти невесомой; она как будто наблюдала за собой издали, как будто ее сознание отделилось от тела, переставшего ее интересовать. — Даже несмотря на то, что у меня недостает сил, чтобы убить его?

Струйка холодного воздуха прорвалась вдруг в щель возле двери, пронеслась сквозь теплый туман дыхания и дым, заставив всех животных вздрогнуть. Все никак не начинавшая рожать корова раздраженно передвинулась с места на место и издала низкое долгое мычание, не столько тревожное, сколько ворчливое и в то же время жалобное.

Джейми окинул корову внимательным взглядом, потом снова повернулся к Брианне.

— Ты очень сильная женщина, a bheanachd, — сказал он наконец очень ласковым тоном.

— Я не сильная. Ты только что сам в этом убедился…

Рука Джейми, легшая на ее плечо, заставила Брианну замолчать.

— Я ведь не это имел в виду. — Он помолчал, что-то обдумывая, а его рука снова и снова гладила волосы дочери. — Ей было десять, когда наша мама умерла, Дженни, я хочу сказать, — заговорил он в конце концов. — И на следующий день после похорон я зашел на кухню и увидел, что она встала коленями на табурет, чтобы водрузить на стол котелок с супом… иначе ей было не дотянуться, роста не хватало. Она надела материнский фартук, подвернула его подмышками и дважды опоясалась завязками… Я понял, что и она плакала, так же, как я, потому что лицо у нее распухло, а глаза были красные. Но она продолжала работать, готовила еду, накрывала на стол, и она мне сказала: «Иди-ка, Джейми, умойся; сейчас вы с папой будете ужинать». — Глаза Джейми закрылись, он осторожно сглотнул… Потом снова посмотрел на Брианну. — Ай, уж я-то знаю, насколько сильны женщины. И ты тоже достаточно сильна для того, что должно произойти… уж ты поверь мне, bheanachd.

Он наконец выпрямился и пошел к корове. Та поднялась на ноги и начала беспокойно шагать по кругу в тесном стойле, покачиваясь и громко фыркая. Джейми поймал конец веревки, обвязанной вокруг коровьей шеи, и принялся успокаивать животное, гладя толстые коровьи бока, что-то приговаривая, сосредоточенно хмурясь. Брианна видела, как он повернул голову и взглядом отыскал кинжал, потом снова стал что-то говорить корове.

Нет, он был вовсе не сентиментальным мясником, ничего похожего. Он был своего рода хирургом, как ее мать. Брианна, оставаясь все в том же отстраненном, рассеянном состоянии, вдруг с невероятной отчетливостью увидела, как похожи ее родители в главном… несмотря на огромную разницу темпераментов и манер… они оба обладали великим состраданием, смешанным с крайней жестокостью… рассудительной, разумной жестокостью.

Но и тут было в них кое-что отличное, подумала Брианна. Клэр, как любой врач, держала в своих руках жизнь и смерть, но она берегла себя, отстраняясь от излишних эмоций; врач обязан продолжать жить ради спасения своих пациентов, не ради самого себя. А Джейми был и к самому себе безжалостен, точно так же — или даже в куда большей мере — чем к кому-либо еще.

Он давно уже сбросил с себя плед; а теперь еще и расстегнул ворот рубашки, не спеша, не делая ни единого лишнего движения. Сняв рубаху, он аккуратно положил ее в сторонке и вернулся на свой пост возле коровьего хвоста, готовый оказать помощь роженице.

Сильная дрожь пробежала по круглым бокам коровы… а Брианне вдруг бросился в глаза небольшой белый шрам на груди Джейми, как раз над сердцем. Не открой наготы? Да он мог бы обнажиться до самых костей, если бы счел это необходимым. И мог бы (эта мысль показалась Брианне уже не такой утешительной) обнажить до костей ее самое, если бы решил, что в том есть польза, и сделал бы это без малейших колебаний.

Джейми положил руку на основание коровьего хвоста, что-то бормоча на гэльском, успокаивая животное, подбадривая. Брианне даже показалось на мгновение, что она улавливает смысл его слов… но это было не так.

Все могло кончиться благополучно, а могло выйти и наоборот. Но что бы ни произошло, Джейми Фрезер оставался бы на месте и боролся. Боролся бы до конца. И это действительно успокаивало.

Джейми остановился возле изгороди коровьего загона, на склоне над домом. Было уже слишком поздно, а он более чем устал, но мысли не давали ему заснуть. Корова благополучно разрешилась от бремени, он отнес Брианну в хижину — дочь спала на его руках, как младенец, — а потом снова вышел наружу, чтобы найти отдохновение в ночном одиночестве.

Голень у него здорово болела в том месте, куда его лягнула Брианна, и на бедрах выступили большие синяки; Брианна была удивительно сильной для женщины.

Но совсем не это тревожило его; на самом-то деле он почувствовал неожиданную гордость, обнаружив в дочери столь недюжинную силу. С ней все будет в порядке, думал он. Наверняка все будет в порядке.

Конечно, в тих мыслях было куда больше надежды, чем уверенности. Но не потому сон не шел к Джейми. Дело было в нем самом, и когда он понял это, он разом и почувствовал себя глупцом, и встревожился. Ему ведь казалось, что он уже окончательно исцелился, что старые раны настолько зарубцевались, что о них можно просто забыть, выбросить все это из головы… Но он ошибался, и теперь был расстроен, обнаружив, как, оказывается, близко к поверхности лежат похороненные воспоминания.

Но если он хочет найти успокоение этой ночью, следует выкопать их из земли; следует выстроить призраки по порядку, чтобы избавиться от них окончательно. Ну, он ведь сам сказал дочери, что от этого только прибывает сил. Джейми замер, крепко ухватившись за изгородь.

Ночные шорохи постепенно замерли в его ушах, и он все вслушивался и вслушивался, ожидая, когда зазвучит тот голос. Он не слыхал его уже много лет, он думал, что никогда больше его не услышит… но его отзвук донесся до него этим вечером, он увидел свет гнева страшного призрака, отразившийся в глазах его дочери… он почувствовал, как языки пламени обожгли его сердце…

Уж лучше вызвать его снова и дерзко встретиться с ним лицом к лицу, чем позволить ему сидеть в засаде. Если он не встретится лицом к лицу со своими собственными демонами, он никогда их не победит. Джейми потрогал синяк на своем бедре, чтобы ощутить боль, — она неким непонятным образом утешала его, эта боль.

От этого, как правило, не умирают, девочка. Я не умер. И ты не умерла.

Голос довольно долго молчал; Джейми на мгновение даже понадеялся, что он и не возникнет, — может быть, и в самом деле прошло достаточно много времени… но потом до его ушей донесся шепот… словно он никогда и не замолкал, и звучавшие в словах намеки задевали и обжигали его память точно так же, как некогда была обожжена его кожа…

«Сначала нежно… — шептал голос. — Сначала мягко, осторожно… Ласково, как если бы ты был моим первенцем… Нежно, но так долго, что ты забудешь о тех временах, когда я не владел еще твоим телом…»

Ночь молчала вокруг Джейми, и время остановилось, как уже не раз останавливалось прежде… оно словно вместе с Фрезером заглядывало в пугающую пропасть, ожидая… Ожидая, когда прозвучат следующие слова, зная заранее, что именно будет сказано, зная до последнего звука, и тем не менее…

«А потом, — любовно продолжил голос, — потом я возьму тебя с силой, жестоко. И ты будешь мне благодарен, и ты попросишь меня повторить…»

Джейми стоял совершенно неподвижно, подняв лицо к звездному небу. И стараясь справиться с нахлынувшей на него яростью, вскипавшей в ответ на звучавшие в его ушах слова, в ответ биение памяти в его крови. А потом заставил себя уступить, позволив воспоминаниям течь, как им вздумается. Он задрожал, заново ощутив собственную беспомощность, в бешенстве стиснул зубы… но продолжал стоять все так же неподвижно, пристально глядя на яркие россыпи серебряных точек над головой, повторяя названия звезд, как слова молитвы, отдавшись необъятности небес, умчавшись туда душой, забыв тело где-то внизу…

Бетельгейзе. Сириус. Орион. Антарес. Небеса такие большие, а ты такой маленький… Он позволил словам, произносимым мерзким голосом, течь сквозь него, он позволил течь сквозь себя воспоминаниям, и по его коже пробегала дрожь, словно его касался призрак, невидимый в темноте.

Плеяды. Кассиопея. Таурус. Небеса велики и необъятны, а ты мал, как мошка…

Он умер, но никто не в силах всегда оставаться мертвым. Джейми широко развел руки и крепко ухватился за изгородь… в ней тоже была сила. Сила земли и деревьев, достаточно могучая, чтобы заколотить человека до смерти… вышибить из него жизнь. Но даже смерть не могла ослабить тиски ярости.

Сделав над собой усилие, Джейми разжал пальцы. Он поднял руки к небу, ладонями вверх, в жесте покорности. Он всматривался в небо, пытаясь найти что-то по ту сторону звезд. И те слова, что были так привычны и знакомы, сами собой сорвались с его языка, такие тихие, что Джейми и сам не был уверен, что произносит их… это был просто едва слышный шепот, шелест озвученной мысли…

«И прости нам грехи наши, как и мы прощаем…»

Он дышал медленно, глубоко. Он отчаянно искал еще одно слово, он хотел произнести это, хотя это и вызывало в нем внутреннее сопротивление…

«И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…»

Он ждал, пребывая в пустоте, веря. И милость снизошла; он увидел то, что ему так нужно было увидеть… он увидел лицо Джека Рэндалла там, в Эдинбурге… лицо человека, потрясенного до глубины души известием о смерти брата. И Джейми снова ощутил дар жалости, мягко опустившейся на его душу, словно нежная белая голубка…

Он крепко закрыл глаза, чувствуя, как вновь открылись и начали изливать чистую кровь его раны, как будто грязные демоны вытащили наконец свои когти из его сердца…

Джейми вздохнул и опустил руки, и его ладони легли на шершавые перекладины изгороди, крепкие, надежные… Демон ушел. Джек Рэндалл был просто человеком, и никем больше. И в момент осознания его обычности, человеческой хрупкости, весь прошлый страх, вся прошлая боль растаяли, как легкий дымок.

Плечи Джейми опустились, расслабившись, сбросив наконец тяжкую ношу.

— Покойся в мире, — прошептал он и мертвецу, и самому себе. — Ты прощен.

И в то же мгновение к нему вернулись все ночные звуки; он услышал крик огромной кошки, вышедшей на охоту… резкий, пронзительный… он услышал негромкий шорох сухих листьев под собственными ногами, когда пошел назад к дому.

Промасленная шкура, закрывавшая окно, светилась в темноте мягким золотом, пропуская свет оставленной им горящей свечи… он не стал гасить ее, надеясь, что Клэр еще вернется. Его дом. Его убежище.

Джейми подумал, что, наверное, ему бы следовало рассказать Брианне и обо всем этом тоже… но — нет. Она не поняла бы слов; ее собственную ошибку ему пришлось показать ей на деле. Так как же он сможет донести до нее в словах то, что сам познал через боль и откровение? Лишь прощение даст ей возможность забыть… но прощение — это не одномоментный поступок, это постоянная работа души…

Возможно, ей удастся самой обрести этот дар; возможно, тот незнакомый ему Роджер Уэйкфилд станет ее убежищем, как Клэр стала убежищем для него. Джейми почувствовал вполне естественный укол ревности, и в то же время страстно желал, чтобы этот Уэйкфилд действительно смог дать Брианне то, чего сам он дать не мог, как ни хотел. Он молил Господа о том, чтобы Роджер явился как можно скорее; он молил Господа о том, чтобы Уэйкфилд оказался достойным, благородным человеком.

Ну, а пока нужно было заняться множеством других дел. Джейми неторопливо спустился вниз по склону, не обращая внимания на ветер, раздувавший подол его килта, холодивший его колени, забиравшийся под плед и рубашку. Работа есть работа; близится зима, и он не может оставить своих женщин одних, он не может позволить, чтобы лишь Ян защищал их и добывал для них пищу. Он не может отправиться на поиски Уэйкфилда.

Ну, а если Уэйкфилд так и не явится? Ну что ж, и такое может случиться; тогда он сам сумеет так или иначе присмотреть за Брианной и ее ребенком, обеспечить их. По крайней мере его дочь теперь недостижима для человека, который ее обидел. Навсегда недостижима. Джейми потер ладонью лицо; от руки пахло коровьей кровью.

И прости нам грехи наши, как и мы прощаем…

Да, но как быть с теми, кто согрешил против наших близких и любимых? Джейми не мог простить за кого-то другого… да и не стал бы, если бы даже был в состоянии. Но если нет… как может он ожидать ответного прощения?

Получивший образование в парижском университете, бывший доверенным лицом королей и другом философов, Джейми все равно оставался шотландским горцем, по крови и по чувству чести. Тело воина и манеры джентльмена… и душа варвара, насмешливо подумал он, варвара, для которого ни законы богов, ни законы людей никогда не станут более священными, нежели узы крови.

Да, прощение должно снизойти в душу Брианны; ей необходимо найти способ простить того человека, просто ради себя самой. Но ее отец — это совсем другое дело.

— Месть — это мое личное дело, — прошептал Джейми себе под нос. Потом, отведя взгляд от мягкого света окна, снова посмотрел на величественно сияющие звезды. — Да и к черту все это! — произнес он, на этот раз громко, дерзко, с вызовом. Ну да, это было неблагодарностью, Джейми это понимал. И, возможно, даже ошибкой. Но так уж оно все сложилось, и Джейми не намеревался лгать на этот счет ни себе, ни богу. — К черту все! — повторил он еще громче. — Пусть даже я буду проклят за то, что сделал… ну, значит, так тому и быть! Она моя дочь.

Он еще несколько мгновений стоял на месте, глядя в небо, но ответа от звезд не дождался. И тогда он кинул, словно сам отвечая на собственный вопрос, и быстро зашагал вниз по тропе.