Ему снился сон. Большая черная птица опять ходила кругами у ямы, и снова вспыхивало пламя, и был тот же пустырь, дома на горизонте, но город с замком исчез. В знакомые видения вдруг вплыл чудовищный головастик, вильнул хвостом и исчез в мутной воде…

Аршак открыл глаза. Он лежал на каких-то грязных мешках. Вблизи, у развалин замка, догорали обломки вертолета. Одна лопасть дико и нелепо торчала из окна маленького магазинчика, непонятно как уцелевшего в этом разгроме. Рядом сидел Кошкодав и меланхолично зевал. Мимо камней и разбитых бетонных панелей, пробираясь среди хлама, к ним приближался, блестя на солнце головой, Лысый.

Аршак вздрогнул. Он уже привык к тому, что Кошкодав- Ракоед никогда не появляется с другими людьми, словно им было тесно в этом мире яркого солнца и зеленой травы.

Лысый проворно спрыгнул с груды разбитой мебели и уселся рядом с усатым.

— Опять из него чепуха прет! — пожаловался Кошкодав- Ракоед.

— Вы невыносимо глупы, мой могущественный друг, — с отвращением сказал Лысый. — Это у нас с вами чепуха, а у них все значимо, все имеет ранжир и смысл…

— Все, поговорили! — оборвал Кошкодав-Ракоед, но Лысый не смутился.

— Карнавал еще продолжается, мой единственный друг, и, не надо грубить. Охотно признаю твою силу, но это еще вопрос — кто из всех достоин воплощения. Я ведь могу и по имени назвать!

— Тс-ц! — грозно цыкнул Кошкодав-Ракоед, бросив опасливый взгляд на Аршака.

Лысый рассмеялся.

— Умолчание! Тайны! Зашитые рты! Старо, до невозможности старо, грозный ты мой, а юноша неглуп, юноша все видит, почти все понимает и при случае все расскажет там, у себя. Не так ли?

Аршак молчал.

— Вот видишь, — развел руками Лысый. — Он развит и умен. Зачем обман и насилие, когда можно договориться? Ну, по рукам?

— Что вам надо?

Кошкодав-Ракоед пригладил усы, хмыкнул и испытующе поглядел на Лысого.

— Вот это, я понимаю, разговор, а не беготня с пальбой. Мы говорили с тобой, если не забыл, о ключе. Так вот…

— Подавитесь вашим ключом! — крикнул Аршак и, выхватив из кармана перламутровую ручку, швырнул ее оземь.

Лысый, кряхтя, нагнулся, поднял ее и с любопытством повертел, любуясь радужной игрой.

— Симпатичная вещица. По-моему, это рукоять маленького зонта. А ты какого мнения, молчаливый мой начальник?

Кошкодав-Ракоед молча вырвал у него ручку и небрежно отшвырнул в сторону.

— Дурочку ломаешь?! — завопил он таким пронзительным и мерзким фальцетом, что Аршак слегка присел.

— Не кричи так истошно, у меня от твоего крика моча скисает, — сказал Лысый, а затем обратился к Аршаку: — Так, значит, бедный мальчик, ты все время носил эту ненужную безделушку в кармане и геройски принимал страдания? Потел, но выдать тайну злодеям не хотел? Гер-рой! Молодец! Но, извини, ошибочка вышла. Это — не то!

Удар был силен. Пройдя все круги предательства, Аршак хотел было умыть руки, но не успел и был предан раньше, на сей раз бездушным предметом. Он вдруг ощутил себя маленьким обманутым мальчиком, которому подсунули вместо конфеты какашку в бумажке. Хотелось уткнуться в бабушкин передник и выплакать ей свои обиды. Впрочем, бабушки у него никогда не было, и не плакал он уже лет десять.

— Не расстраивайся, иногда намерение важнее действия. Сейчас дружно поднатужимся и вспомним — не попадался ли тебе маленький кусочек стекла? Небольшой, темный обломочек. Возможно, он в коробке или в металлической шкатулке из тяжелого такого металла…

— Нет, нет! — зарычал Кошкодав. — Стекло открыто, я чую, я знаю, я сразу же почувствовал, как только его раскрыли!

— И я это знаю, торопливый ты мой. Вспомни, мальчик, куда делось стекло, оно ведь у вас дома было!

— Какое стекло?

— Очень важное. Единственный уцелевший осколок аэндорского зеркала. Ключ. Найдется зеркало — найдется и дверь. Тогда сможешь вернуться к себе. А так — останешься здесь.

— Не понял.

— Чего ты не понял?

— Стекло — там?

— Там, там!

— А я — здесь. Как же я вам найду стекло?

— Голубчик! — вскричал Лысый. — Тебе-то зачем напрягаться? Ты только вспомни, а уж остальное мы сами и в наилучшем виде…

— Кто это вы?

— Ну, я, ты, он, она — какая разница?!

Аршак задумался. Он чуть было не вспомнил, куда уронил стеклышко, но тут же могучим усилием воли подавил мысль об этом. Принялся считать в уме. Досчитав до семидесяти трех, он спросил:

— Вы ищете дверь, чтобы вторгнуться к нам и завоевать нас?

— Зачем вас завоевывать? — искренне удивился Лысый.

— А тогда зачем вам зеркало?

Лысый задумался. Пошевелил губами, прищурил глаза, нюхнул воздух.

— Была не была, — начал он. — Все скажу. Хочешь правду — получай правду. Если не подавишься, то переваришь. Да, мы ищем осколок аэндорского зеркала. Что это такое — не спрашивай, объяснять сто лет придется. Скажем так: зеркало — дверь в миры реальные и воображаемые. Но не спрашивай, какой из миров реален! Как лягут кости, так и выйдет! Ну, это к делу не относится. Нам надо всем вместе и навсегда перейти к вам. Мы частенько у вас бываем, но полное воплощение без зеркала невозможно. Завоевывать вас нет никакой нужды: что вы, что мы — никакой разницы! Но вы только по-настоящему впустите нас к себе, и мы превратим ваш мир в наш рай…

— Кто это вы? — с тупым упорством повторил вопрос Аршак.

Кошкодав-Ракоед неприятно дернул щекой.

— Вот потеха, он все-таки вспоминает! — рассмеялся Лысый. — В одном из вариантов было очень смешно. Он сбросил на тебя, спящего, титановую плиту и рассек пополам, аккурат по пояс. А потом трясся от ужаса и смотрел, как из одной твоей половины растут ноги, а из другой — я! Кажется, он тогда обмочился. Хотя нет, вру!

Аршак ничего не понял.

— Тот несчастный… С бритвой… говорил правду, — перестал смеяться Лысый. — Здесь действительно никого нет, кроме него, — кивок в сторону Кошкодава. — И я — это он, и татуированная девочка — он, и отцы-основатели, и арфист на карнавале… В кого бы ты ни плюнул — попадешь в него, хотя он очень не любит, когда на него плюют. Так вот, только на карнавале мы можем резвиться как бы порознь, а так — строго по очереди. Вник, мизерабль?

— У вас, вас… — Аршак поперхнулся. — Одно тело на всех?

— Ты меня систематически разочаровываешь! — огорчился Лысый. — Пожалуй, не буду дарить тебе покрывала с четырьмя кисточками на уголках, а ведь собирался. Вульгарный саван — вот что пристало глупому мальчишке! Разве ты не видишь, сколько тут достойных тел, и все разные? Все организмы должны быть разными. Как раз наоборот, я один на все тулова, а когда воплощаюсь — то многообразен, хотя и един.

— Я ничего не понимаю, — жалобно сказал Аршак.

— И славненько, — подхватил Лысый. — И не надо. Быстро вспомни, где зеркало обронил, и домой, к дяде и тете.

— А дядя?! — закричал Аршак, ужасаясь догадке. — Дядя — тоже он?

— В какой-то мере, — осклабился Лысый. — Но самое интересное: ты тоже — он, хотя еще об этом не подозреваешь!

Аршак внимательно посмотрел на самодовольно крутящего ус Кошкодава-Ракоеда.

— Ладно, — сказал Аршак. — Если я помогу найти зеркало и вы меня не обманете, то я вернусь… Но я же могу рассказать все у нас!

Кошкодав-Ракоед мелко хихикнул и принялся за второй ус, Лысый же скорбно развел руками.

— Однажды ты попытался учинить нечто подобное. Но взамен одного стекла ты получил другое, — с этими словами Лысый нагнулся и поднял с земли трубчатый обломок медицинского шприца. — Тебя нашли в парке. Санитары долго ругались, укладывая тебя в спецмашину, молодой жалел, а старый выказал свое неудовольствие, пожелав тебе, а также и тебе подобным, к коим причислил молодого санитара, скорее подохнуть от передоза. Тебя с трудом откачали, но, сам понимаешь, веры словам не прибавилось. Впрочем, буду откровенным, дело тогда чуть не сладилось, но тебя опять подвела память. Как, впрочем, и в нынешнем заходе. Немотивированные поступки ведут…

— Болтаешь! — рявкнул Кошкодав.

Лысый подумал и согласился.

— На этот раз ты прав, усатенький.

Аршак с трудом поднял ноющее тело и, превозмогая боль в суставах, сделал шаг, другой… Когда обернулся, то увидел, что Кошкодав-Ракоед и Лысый бурно спорят, не обращая на него внимания. Он побрел куда глаза глядят, петляя между обломками стен, обходя провалы и догорающие ошметья. Слабо удивился тому, что от большого замка осталась сущая труха.

Отойдя метров на двести, он наступил на железяку, пригляделся и обнаружил, что это небольшой пистолет с удобной, прямо по его ладони рукояткой. Быстро сунул его за пазуху и оглянулся.

Они продолжали спорить, размахивали руками, Лысый даже подпрыгивал на месте. Подойти и разрядить обойму в их поганые хари? Толку! Опять кончится конфузом.

«Пусть себе ругаются», — равнодушно подумал Аршак.

Но они не ругались.

— Только не смотри в его сторону, ради всех воплощений, не смотри, — тихо заклинал Лысый. — Вот он уже подходит к рельсу, подошел, сейчас споткнется… Есть! Стоит правильно, теперь проверяет, не выронил ли из-за пазухи ствол, идет к кирпичной груде…

— Время! — зарычал Кошкодав-Ракоед. — Вперед…

— Не спеши, успеваем. Здесь он всегда проходил чисто. Спугнешь — расточу! За всех, сволочь усатая, будешь держать ответ! Ага, пошел, пошел, огибает, исчез за кучей, сейчас увидит провал…

Аршак увидел провал. Потолок коридора обвалился, и перед ним темнела длинная яма с ровными краями. Аршак прошел вдоль нее, потом вдруг замер и лег на битый кирпич. Он смотрел вниз и не верил своим глазам. Провал заканчивался квадратной дверью! Над ней громоздились обломки бетона, скрюченная арматура, а на остром штыре тяжело раскачивалось чучело медведя с подносом в лапах.

Аршак спрыгнул вниз и пнул изо всей силы дверь!

Подвал уцелел. Сверху уже не капала, а довольно сильно лила вода, шипел пар. Лампочка не горела, но было светло — пролом, сквозь который он выбрался вечность тому назад, ярко светился. Аршак осторожно подобрался к нему, глянул: склон, зелень, внизу шумит море, и чья-то грациозная фигурка медленно кружится в беззвучном танце на желтом песке…

Он отпрянул и наступил на обрезок арматуры. Поднял и вздохнул. С помощью этого ржавого инструмента не так давно он прорвался туда, где море, пляж и все остальное, что ему причиталось.

Выход должен быть здесь, в подвале.

Дождь с потолка усилился, вода стояла уже по щиколотку.

Аршак подбежал к стене и ударил. Глухо звякнув о бетон, железка вылетела из пальцев. Подув на ободранную кожу, он нашарил ее в воде, поднял и поплелся к стене напротив. Дождь превратился в ливень, вода подбиралась к поясу.

Удар! И рука уходит в стену…

Дождь лил и хлестал со всех сторон. Аршаку показалось, что он все еще в подвале и завяз в нем намертво, вода поднимается и скоро задушит его. Но вот сквозь истончающуюся пелену дождя он разглядел девятиэтажную коробку дядиного дома, детский городок и нашлепку автобусной остановки.

В Москве еще ночь.

Он стоял, прижавшись к монументальной стене, что возвышалась напротив дядиных окон. Может, все это померещилось ему здесь, у стены, и ничего на самом деле не было?

Ну, потерял сознание, его никто не заметил, а дождь привел в чувство. Просто заболел, резко подскочила температура, начался бред. Надо скорее бежать домой, горячий чай спасет его!

Но он не мог сделать первый шаг. Ему было страшно. Он не знал, чего боится больше — не застать дядю дома или наоборот? Вдруг войдет он в дом и увидит, как дядя спокойненько попивает чаек под монотонный тетин лай? Вот это почему-то пугало больше всего. Тогда придется всю жизнь гадать, какой дядя остался там, а какой здесь? И если вдруг некто, очень похожий на дядю и ничем не отличимый от дяди, действительно окажется дома, то он, Аршак, навсегда усомнится во всех, даже в матери. Кто знает, где она крутит педали? И где крутит педали он, Аршак?..

Дождь иссяк. Ветер мгновенно разогнал тучи, в лужах многократно высветилась луна.

Издалека послышался рев моторов. Вдоль стены промчались мотоциклы и, круто развернувшись, затормозили. Десяток крепких парней и двоюродная сестра Клара составили машины в многолучевую звезду.

— Ты почему ночью не спишь, родственник? — весело спросила Клара.

Аршак пожал плечами, сделав на лице что-то вроде улыбки.

— Без своей тусовки все в лом?

Не отвечая, Аршак побежал к мосткам. Клара присела перед мотоциклом и загремела инструментами.

Прямо в одежде Аршак бухнулся в воду, упал на колени и, по горло в белых хлопьях, стал шарить по склизкому дну.

Стекло нашлось сразу. Выскочил из воды, сбросил мокрые кроссовки и побрел к ночным мотоциклистам. Навязчивая мысль о том, что надо куда-то спешить, пульсировала в голове. Осколок аэндорского зеркала он крепко зажал в кулаке.

Подошел к Кларе. Скрипачка сосредоточенно разглядывала свечу. Вкрутила на место и, хмыкнув, уселась на машину.

Аршак мучительно, до головной боли пытался вспомнить какие-то нужные слона, но перед ним снова и снова всплывало идиотски-блаженное лицо дяди — «выпусти птицу, выпусти птицу…». И он вспомнил все!