Очистка планеты от десанта чужаков затянулась надолго: никому, и прежде всего Стаху, вернувшему себе душевное равновесие, не хотелось платить дорогую цену за скорейшее истребление мирмикантропов. Пульсацией раньше, пульсацией позже — не суть важно. Сильно помогало отсутствие на планете крылатых животных — несколько наземных радаров и один бортовой, на катере, отслеживали любого чужака, осмелившегося подняться в воздух, и наводили на цель отряды «санитаров». Недостатка в последних не ощущалось. Очень скоро чужаки стали избегать открытых столкновений с людьми, и время сражений сменилось временем облав, более или менее успешных, и методичного прочесывания одного квадрата за другим. Лишь двое добровольцев погибли в стычках, да еще несколько раненых выздоравливали в госпитале под присмотром Мелани.

Одним из них был Бранд.

Его навещала Хелен, приводила внуков, не понимавших, зачем их заставили прийти сюда, где пахнет невкусными лекарствами и никто с ними не поиграет. Дважды заходила Эльза Шнайдер, приносила новости, грубовато шутила. Один раз зашел Юхан. А вот Ираклий заглянул только спустя целую пульсацию.

— О! Ты хорошо устроился, симулянт. Отдельная комната!

— Палата, — поправил Бранд. — Проходи, садись.

— Пришлось перевести его в отдельную, — пожаловалась Мелани.

— Первые дни он сквернословил так, что уши вяли, а когда бок поджил, начал рассказывать черные анекдоты. Мне самой хотелось его придушить — представляю, что чувствовали соседи!

— Ай-ай, — сказал Ираклий, осторожно присаживаясь на край койки. — Что это ты? Очень больно было, да?

— Обожгло немного, — поморщился Бранд. — Чепуха.

— Не слушай его, — вмешалась Мелани. — У него весь бок в горелых лохмотьях, а под лохмотьями еще сломанное ребро…

— Пришлось в темпе падать, а какой-то гад навалил на то место острых камней, — объяснил Бранд. — Зато мирмикантроп промазал, не то была бы мне бесплатная кремация. А второго выстрела ему сделать не дали.

— Кто не дал? — спросил Ираклий.

— Стах.

Ираклий только похмыкал. Потом со значением взглянул на Мелани.

— Пойду, — сказала она. — У меня дел полно. Ираклий, у тебя полчаса, а потом выгоню, хоть ты и старейшина…

— Прекрасная женщина, — сказал Ираклий, когда Мелани вышла, и даже губами причмокнул. — А?

Бранд пожал плечами.

— Я, собственно, по делу зашел, — продолжил Ираклий, не дождавшись ответа. — Хочу знать: как ты посмотришь на то, чтобы занять место старейшины колонии?

Бранд открыл рот и со стуком захлопнул.

— А ты?

— Мне пора на покой, я старая развалина. — Ираклий невесело усмехнулся. — Болею. Знаешь, почему я к тебе раньше не зашел? Потому что лежал пластом вот за этой стенкой. Там такая же палата… Так как, ты согласен?

— А… Стах?

— Пусть остается на своем месте. Если потом решишь его сместить, я возражать не буду. Вообще-то вне кризисных ситуаций он по-своему хорош.

— Но я…

— Не годы делают человека старейшиной, ты мне поверь, — перебил Ираклий. — Старейшиной его делает умение навязать людям свою волю, а не вилять туда-сюда вслед за мнением большинства. Я этого уже не умею, а у тебя получилось. Ладно, не буду на тебя давить вот так, сразу… Но имей в виду: ты сейчас популярен, как никто, и за тебя проголосуют. Особенно если я сам выдвину твою кандидатуру, а я это сделаю, так и знай. А если ты откажешься, это будет свинство!

Бранд поколебался.

— Я подумаю… да не ерзай ты, сядь как следует. Я ноги подвину. Ираклий покряхтел, усаживаясь на койке поудобнее.

— Что нового? — спросил Бранд.

— Только что Стах передал: выследили и убили троих. По-моему, это последние на Большом материке, и он тоже так считает. Осталось прочесать Малый материк и острова, но вряд ли там прячется больше десятка-другого мирмикантропов. Дело техники, найдем.

— А наши… гости? Их не тронули, как я просил?

Ираклий опять покряхтел, похоже, не зная, какую интонацию придать голосу. Наконец развел руками и сказал просто:

— Ты был прав: они умерли. Сами. Вчера. В один день. Не понимаю, отчего. По-моему, просто отключились, как механизмы.

Бранд кивнул:

— Вне муравейника муравей долго не живет. Даже если его никто не съест, он погибает от одиночества. Два муравья протянут чуть дольше, но тоже неизбежно умрут спустя несколько суток. Десять муравьев — пожалуй, выживут. Почему так происходит — загадка.

— Откуда ты это знал?

— У меня в Доме хорошая мнемобиблиотека. Была. И здесь тоже ничего.

— Поэтому ты и настоял на том, чтобы не убивать пленников? — спросил Ираклий, искоса поглядев на Бранда. — Знал, что они умрут и так?

— Вот именно. Кроме того, мне приятно думать, что я сдержал слово.

— А я думал, что ты стареешь, но не умнеешь.

— В смысле?

— Становишься сентиментальным, вроде меня, старого дурака. Признайся, не жаль их, а? Хоть немного?

— Нет, не это. — Бранд качнул головой. — Да, они помогли нам, но хотели ли они этого? Враг есть враг, его надо уничтожать, для этого все средства хороши, аминь. Я подумал о другом… Мы одержали верх только потому, что сумели разбудить в мирмикантропах человеческое. Малую толику человеческого. А значит, мы гораздо уязвимее их, если взяться за нас как следует. До сих пор мирмикантропы побеждали нас своей силой, а не нашей слабостью. Если они когда-нибудь переймут наши методы — ты представляешь, что нас ждет? Подумай об этом.

Ираклий кивнул:

— Уже думал. По-моему, ты не прав. Что для нас естественно, то для них эрзац. То-то и оно. От естественного не умирают, а от эрзаца — очень даже… Ну ты сам подумай: тебя, лично тебя они могли бы подловить на любви?

— Нашел пример! — Бранд фыркнул. — Я уже старый, у меня внуки…

— Ты молодой и глупый. Вот женим тебя на Мелани, она тебе живо мозги прочистит. Дамочка боевая и с характером.

— На Мелани? — поднял бровь Бранд.

— Ты что, не видел, как она на тебя смотрит? — Ираклий ухмыльнулся, пустив по лысине лучики-морщины. — Ну и лопух, раз не видел. Может, надо тебе чего-нибудь в вену ввести, чтобы ты понял, что рядом ходит женщина специально для тебя? Внуки у него — удивил! И правнуки будут, и праправнуки. И дети будут — твои дети, а не только твоих внуков…

— Она выйдет за меня? — усомнился Бранд. — После того, что я предложил?

— А что такое?

— Мой план… Это ведь подлость, понимаешь? Самая настоящая подлость, пусть и по отношению к врагам. Все равно. Подлость — всегда подлость.

— Ты не подл, а трогательно наивен. И совсем не знаешь женщин. Она забудет, вот увидишь. Главное — это жизнь, ее продолжение в бесконечность, и женщины понимают это гораздо лучше нас с тобой… рабочих особей…

Ираклий давно ушел, а Бранд еще долго лежал, глядя в потолок, и улыбался. Всерьез говорил Ираклий насчет Мелани или нет? Вне всякого сомнения, старейшину в первую голову заботит процветание и преумножение маленькой колонии на планете под изменчивыми лучами микроцефеиды, — но только ли это? Может, в его словах есть доля правды?

И не подловил ли он уже Бранда на том же самом, на чем Бранд поймал и скрутил в бараний рог мирмикантропа?

А ведь это приятно, когда тебя ТАК скручивают в бараний рог… Посмел бы Ираклий сказать, что у Мелани удачные дети, у Бранда тоже, что они-де с Мелани генетически оптимальная пара — Бранд немедленно выставил бы его вон.

Тут другое.

И это не эрзац. Это настоящее.

Бранд улыбался, думая о будущем. Впервые за последний год он с удивлением открыл, что будущее есть не только у человеческой колонии — будущее есть и у него самого. Нет больше старого Дома — ну так что ж! Даже лучше, что его нет, — там слишком сильно пахло прошлым, и прошлое тянуло на дно, как неподъемный якорь. Можно начать все сначала. Хелен поймет и, наверное, одобрит. Почему бы нет?..

И род человеческий вопреки всему будет продолжаться. Но об этом мы думать не будем. Это получится само собой.