— Чего-то ему не хватает, — в сотый раз повторила Мелани. Бранд не отреагировал даже кивком. Сейчас он больше всего на свете хотел упасть на койку и заснуть — проспать часов десять без перерыва и желательно без снов, чтобы сегодняшнее скорее стало вчерашним, чтобы беспрерывный пятидесятичасовой кошмар остался позади хотя бы на одну ночь. Голова была ватная, и только одно в ней было, кроме ваты: бесконечный режущий визг пленницы…

Пусть визг был фальшивым — он получился достаточно натуральным. Над ним пришлось поработать отдельно уже после работы над видеорядом. На экране двое изуверов в белых халатах старались, как могли. Самка визжала. Пятьдесят часов подряд. Компьютерной пленнице, несомненно, было больно, невероятно больно. Георг Шнайдер, приглашенный в эксперты по причине железных нервов и полного отсутствия воображения, вытерпел минут десять просмотра, после чего отшвырнул кресло и вышел вон чернее тучи.

Самец, судя по биотокам, был встревожен, но не более того. Ни звука, ни движения. Что-то опять было не так.

— Чего ему. дураку, не хватает? — вопрос Мелани был явно риторическим, но Бранд на сей раз отреагировал:

— По-моему, все проще простого. Он к ней равнодушен.

— Это я понимаю. — отозвалась Мелани. — Но почему?

Бранд не пожал плечами просто потому, что было лень двигаться.

— Анатомически он практически сформировавшийся самец, — настаивала Мелани. — Э! Бранд, ты слышишь?

— Что?

— Ты меня слышишь или уже заснул?

— Слышу. Он — самец. Она — самка. С виду почти как нормальная женщина, красивая даже… Что с того? Она ему не нравится.

— Похоже на то. Но почему?

— Хотел бы я знать, — вяло выговорил Бранд. Язык не желал шевелиться и лежал во рту тяжелый, как наковальня. Сейчас Бранд предпочел бы ворочать камни, чем беседовать. — Не нравится, и все тут. Может, он по-прежнему считает ее рабочей особью. Может… феромоны идут не те.

— Как раз те, что надо.

— Не те. Или… она не так выглядит.

Губы ожгло горячей жидкостью. Прямо у себя под носом он увидел кружку с дымящимся кофе.

Бранд отстранился. Его едва не вытошнило.

— Не надо… кофе.

— Что ты сказал о ее внешности? — потребовала Мелани. — Повтори.

— Что я сказал… — Бранд икнул, добарывая остатки тошноты, и наморщил лоб. — А что я сказал? Выглядит она не так, вот что. С его точки зрения. Наверное, у этих скотов иные каноны красоты…

Он снова сделал попытку заснуть. Подскочив к нему, Мелани затрясла его что есть силы:

— Бранд! Не спи, слышишь! Бранд, ты гений! Каноны красоты — как я раньше об этом не подумала! Матка колонии — вот их канон красоты, иначе и быть не может! Не спи! Как выглядит матка колонии?

— Поищи в фильмотеке, там должны быть документальные кадры, — сонно ответил Бранд. — Но я и так скажу: груди по арбузу, обширное отвислое чрево и зад в полтонны. Кажется, они даже не способны сами ходить, мирмикантропы их носят…

— Я могу сдвинуть ее гормональный баланс так, чтобы она растолстела, как свиноматка. Но, Бранд… — в голосе Мелани прорвалось отчаяние, — я просто не успею! У нас нет времени! Мне нужно хотя бы две… нет, даже три пульсации!

— Изображение, — через силу проговорил Бранд. — Зачем… три пульсации? Запись пытки. Компьютерная обработка… пятнадцать минут вся работа… любой справится.

— Бранд!..

— Мы могли бы и раньше догадаться. Это все от духоты… и бессонницы.

— Теперь можешь поспать немного, — рассмеялась Мелани, — пока я буду возиться с записью. Сейчас я из нашей гостьи сделаю такую красавицу — пальчики оближешь! Поспи прямо тут. — Звонко, от души влепив Бранду поцелуй чуть ли не в самое ухо, она унеслась.

Бранд поковырял в ухе пальцем. Ну вот, оглушила, на целую минуту отогнала сон… Зачем, спрашивается? Хотя, пожалуй, сейчас лучше не спать — много ли толку в четверти часа сна? Надо продержаться до конца, и не сидеть — засну непременно, — а ходить, ходить…

Мелани провозилась дольше, чем он пред полагал, но он дождался, не заснув и не потеряв терпения. Мелани принесла новость: враг над головой.

— Пошли работать, — сказал Бранд и не прибавил, что осталось мало времени. К чему лишние слова?

Когда вооруженные люди ворвались в штрек, где помещалась опустевшая клетка мирмикантропа-самца, Бранд бродил взад-вперед и, сомнамбулически натыкаясь на стены, каждый раз боролся с искушением сползти по стене вниз и уснуть.

В кратких галлюцинациях он видел, как громадина чужого корабля плывет над материком с севера на юг. Поднявшись на более устойчивую меридиональную орбиту, корабль более не маневрировал. Компьютер давал его точное местоположение. Приблизительно же его можно было рассчитать даже в уме.

И малая точка, идущая снизу наперерез…

Топот многих ног. Безумно вытаращенные глаза Стаха.

— Где мирмикантроп?!

— Зачем? — поинтересовался Бранд, изо всех сил пытаясь не уронить голову.

— Зачем?! — Стах кивнул на свой плазменник и оскалился. — Поджарим гада и его гадюку тоже. Потом сделаем вылазку и положим тех, что наверху. Ты пойдешь с нами. Где он?..

— Его здесь нет, — бессмысленно улыбаясь, выговорил Бранд. — Он…

— Где?!! — взревел Стах.

— Пошел на перехват. Я выпустил его через аварийный лаз. Контакт с кораблем через десять-двенадцать минут.

— Что-о?!!

— Не знал, что ты плохо слышишь. Повторить?

— Ты украл его скафандр?

— И скафандр, и ядерный заряд, — покивал Бранд. — Но только не украл, а взял в кладовке во исполнение плана. Мирмикантропу велено прикрепить заряд к обшивке корабля и вернуться. До момента «ноль» осталось… — Бранд взглянул на часы, — четырнадцать минут с секундами.

— Те, наружные, его пропустили? — недоверчиво пробасил Шнайдер. Бранд сделал неопределенный жест. Не имея возможности следить за окрестностями Цитадели, он не знал этого. Но почему-то верил в лучшее.

— Вернется он тебе, как же! — проскрежетал зубами Стах. С десантом он вернется, лопух!

Стиснув зубы, Бранд доплелся до монитора, включил запись.

— К ней — вернется. И получит заслуженную награду. После того, как выполнит требуемое.

Его шатнуло. Справившись с головокружением, он добавил с невеселой усмешкой:

— Жаль, что он встретит не ту, ради которой предал своих…

— Ради этой… груды сала?! — спросил кто-то, пялясь на экран.

— Ради этой. Сразу начал вопить и дергаться, а через минуту заговорил по-человечески и согласился на все.

Потом люди кричали на него и друг на друга. Он не помнил, что отвечал им, — несколько минут смазались в памяти в однородную серую кашу. Но это было уже не важно.

— Хорошо, — прогудел Георг Шнайдер, и Бранд очнулся. — Мы подождем. Помолчи, Стах, не сходи с ума… Мы подождем. И гадюку ту пока не тронем. Но если у тебя ничего не выйдет — гляди!..

Бранд нашел в себе силы удивиться. Ему грозят? Не все ли равно, от кого принимать смерть, если план не сработает, — от своих или чужих? Бессмысленно ему грозить. Он слишком устал, чтобы интересоваться эмоциями обступивших его людей. В любом случае потомки не будут его проклинать, потому что, если план не сработает, не будет никаких потомков.

Нужно только продержаться без сна еще немного. Иначе он, Бранд, никогда не узнает, чем все кончилось. Или. если кончится благополучно, узнает, но потом и с чужих слов.

В обоих случаях — обидно…

Ощущал ли пленник себя и самку основателями новой колонии мирмикантропов — или просто не мог допустить, чтобы поблизости от него мучили женщину? Возникло ли у него к пленнице чувство, способное сдвинуть горы, как неуверенно предполагал сам Бранд, или сработал неодолимый инстинкт, как считала Мелани? Об этом Бранд позднее думал много раз — и не находил ответа.

Впрочем, разве нельзя описать одно и то же явление в разных терминах?

Последний наружный «глаз» Цитадели ослеп, когда на горизонте, куда ушел чужой корабль, на полминуты вспыхнуло новое солнце, более яркое, чем местная цефеида в максимуме блеска.

Бранд удивился, что в то время, когда вся Цитадель наполнилась вздохами облегчения, воплями радости и смехом, он сам не ощутил

фактически ничего. Наверное, слишком устал. Он так и заснул прямо в медвежьих объятиях Георга Шнайдера, восторженно орущего что-то ему в ухо, но что именно тот орал, Бранда ничуть не интересовало.