Глава 10. Бал и мертвецы
Тантра сидела в кресле перед зеркалом и глядела на свое отражение, первый раз в жизни будучи довольна им.
Ее угольно-черные волосы были вымыты и уложены, но две-три вьющиеся пряди все ж опускались на голую шею. Кожа девушки за последние дни стала очень бледна, а глаза мерцали, точно изумруды. Тантра не старалась придать своему лицу выражение загадочности, оно само воцарилось на нем и казалось вполне естественным.
Малия, стоящая сзади, повесила на шею Тантре платиновое колье с рубинами.
Ведьма поднялась, встала рядом с Малией и стала разглядывать отражения обеих.
На Тантре было черное плетье с поблескивающими на нем маленькими алмазами – оно было узким до пояса, а далее ниспадало вниз свободно. Малия же облачилась в любимый свой цвет – белый, и даже то, что было видно уже, что у Гектора будет еще один наследник, отнюдь не портило ее красоту. Рыжие волосы не были заплетены, они лились с головы и рассыпались по телу пышной копной.
– Но первой красавицей, несомненно, будет Ванесса, – заметила царица.
– Тут уж и спорить бесполезно. – Тантра развела руками. – Это само собой. – Говорила это девушка без злобы и зависти, ибо велико было ее преклонение перед Ванессой, старейшей из вампирш, и ни в чем не оспаривалось ее превосходство.
– Она говорила, что зайдет к нам перед балом и мы вместе отправимся в зал. Грэта найдешь там потом, – поспешно добавила Малия. – Мне вампирши рассказывали, что всегда с нетерпением ждут этого праздника. Мне, признаться, малость любопытно.
– Да и мне тоже.
В дверь постучали, и когда вошла Ванесса, Тантре показалось, что она видит перед собой самое совершенное существо. Платье на вампирше было точно таким же, как и на ведьме, украшения ничем не превосходили ведьминых, но никогда бы Тантре не добиться этого изящества и грации. Ладно бы только этого – ведь многовековая привычка сказывается, но Ванесса научилась соединять самые прекрасные черты свои с простотой, добротой, умом и естественностью – а уж это, никто не спорит, большая редкость.
– Сейчас одиннадцать часов двадцать минут, – произнесла вампирша после приветствия. Голос ее был низок, но мелодичен. – Бал начнется через десять минут, и нам надо будет быть уже в зале. Вы готовы?
Тантра и Малия склонили головы и вышли следом за Ванессой.
Остальные обитатели замка, должно быть, все собрались в зале, ибо коридоры были пустынны. Тантра немало удивлялась этому, ведь зал в замке был отнюдь не таков, чтоб вместить всех их.
Но чья-то магия, и Тантра знала чья, расширила зал и лестницу до небывалых размеров. И украсила их золотом, мебель – шелком и бархатом, понаставила кругом столиков с вином и бокалами…
Тантра подняла голову. Небывало высок был потолок над ними.
Тишину пустых коридоров теперь сменил восторженный гам, шепотки, смех, звон бокалов и разговоры. Нечисть веселилась, ибо у нее был повод к веселью, и не только проводы уходящего года.
– Где все? – спросила Тантра у Малии.
– Если под «всеми» ты понимаешь короля лесных вампиров, то он сидит в кресле, в том углу, – ехидно ответила царица.
Тантра невольно смутилась, но это быстро прошло. Она обогнула толпу вампирш, ведущих неторопливую беседу меж взмахами вееров, и увидела Грэта.
Он сидел в черном кресле, мрачно глядя по сторонам, но, заметив Тантру, просиял и вскочил.
– Мое почтение, – с насмешкой сказал Грэт, но Тантра увидела, как его восхищенный взгляд обежал ее облик, и от мысли, что есть на свете кто-то, в чьих глазах она будет в миллион раз лучше любой красавицы, девушке стало хорошо.
Она подошла к нему ближе, и Грэт, наклонившись, поцеловал ее в шею.
– Отличная сегодня, должно быть, будет ночь, – прошептала Тантра.
– Любой день и любая ночь вместе с тобой для меня незабываемы.
Грэт снова быстро поцеловал ее, потом взял под руку и повел вдоль стены. Ему приходилось перекрикивать шум веселящихся вампиров.
– Глянь-ка туда! – сказал Грэт, указывая на балкон.
Тантра перевела туда взгляд и увидела, что там расположился целый оркестр. Там было много музыкантов-вампиров, веками оттачивавших свое мастерство, в руках их были смычки со скрипками и виолончелями, флейты, арфы и еще какие-то инструменты, названий которых Тантра не знала. Среди пока что не играющих, одетых в белые одежды, были как мужчины, так и женщины, но мужчин все же больше.
– Любопытно было бы послушать, как они играют.
– Да, мне тоже, я еще ни разу не слышал, но вампиры говорят, музыка эта не поддается описанию словами, – кивнул Грэт. – Кстати, среди вампирш есть еще и поющие, с этим, наверное, вообще ничего не сравнится, ты представь, тренировать голос веками, причем у вампиров ведь он не изнашивается…
– Не знала я, что ты интересуешься музыкой, – удивилась Тантра.
– Ты думала, я дурак из леса. – Грэт усмехнулся краем рта и тихо прибавил: – Еще когда я был жив, моя сестра дивно пела и играла на виолончели.
– Но ведь ты говорил, ты – сын лесника.
– Так оно и есть, а мать моя пела и играла еще в юности. Пыталась обучить и меня вместе с другим братом, но я решительно сопротивлялся. Дурак был… эх, слышала бы ты, как пела моя сестра. Она была не только талантливой, но и доброй девчонкой. Куда все это делось, даже праха не осталось… – Грэт тряхнул головой и улыбнулся. – Но не будем о грустном. Сегодня ведь такая ночь…
Он взял Тантру за руку и повел к дивану, где они уселись. Тяжелая холодная ладонь легла ей на шею, и Тантра придвинулась к Грэту еще ближе, ощущая волнение и тепло возбуждения.
– Хороший, верно, будет праздник, – пробормотал Грэт, свободной рукой придвигая себе бутылку с вином.
И в этот миг заиграла музыка. Тантра подняла лицо от плеча Грэта и глянула на балкон.
Вампирская музыка была самым необычным, что слышала в жизни Тантра. Она казалась тяжелой для восприятия, но лишь первые секунды, пока скрипачи не повели смычками по струнам, выводя древнюю как мир мелодию, будоражащую сердце, заставляющую его плакать. Никогда еще музыка не была столь волшебной.
Душа Тантры горела, а чувства ее стали смешением этой музыки и дивного женского голоса, льющегося и заполняющего собой весь зал. Тантра пригляделась и увидела, что это поет одна из скрипачек, отняв инструмент от плеча. Остальные продолжали играть.
Скрипачка пела на старокатарианском языке, но ее голос и мелодия соединялись в такой гармонии, какой никогда не добиться смертному. Контрабасы и виолончели на время смолкли, мелодию выводили лишь скрипка да флейта.
На несколько мгновений инструменты вновь соединились, отыгрывая проигрыш, а потом замолчали уже скрипка с флейтой, а пели контрабас, виолончель, еще какой-то низко звучащий инструмент да вампир, и басящий голос его навевал на Тантру мысли о дальних странах, ночи, темных лесах и воспоминания о Грэте, что лежал рядом, под тонким бархатным одеялом, и его холодная щека терлась о плечо Тантры…
А потом все инструменты соединились, вампир с вампиршей запели вместе, и уже от резкого контраста между их голосами душа Тантры впадала в непонятное блаженство. Мелодия эта, временами протяжная, временами точно борющаяся за что-то, заставила слезы выступить на ее глазах, а когда все вдруг замолкло и одинокая скрипка стала плакать в наступившей тишине, Тантра, не выдержав, уткнулась в бархатный сюртук Грэта. Тот ласково погладил ее по волосам.
– Мое сердце горит, – сказал он, когда скрипка замолчала и буйный шквал аплодисментов достался скрипачке.
Тантра глянула на нее. Стройная девушка невысокого роста, рыжеволосая, вполне обычная, разве что владеет чувствами.
– Поговаривают, та скрипка, которая у нее в руках, изготовлена братом Первоначального и заклята иметь какую-то магическую силу, но это слухи, – шепнул Грэт.
– Над моей душой она имеет власть. Никогда не думала, что музыка может довести меня до такого состояния, – призналась Тантра. – Как звать эту девушку?
– Кажется, Дирока. Да, точно, – вспомнил Грэт. – Юлиус рассказывал мне о ней.
– Играет она просто… у меня нет слов.
– При жизни она была лучшим мастером, настолько нравившимся Первоначальному, что он сам обратил ее в вампира, чтоб она не умирала. И вот уже тысячу лет она совершенствуется.
Тантра залюбовалась этой девушкой, быть может, на лицо вполне обычной, но скрипка в ее руках превращала ее в королеву.
Заиграла следующая мелодия, чуть быстрее. Дирока не должна была петь; здесь басил мужчина-вампир. Голос его вначале был тих и едва-едва слышен за аккомпанементом, но когда вся нечисть разделилась на пары, вампир на миг замолк, а потом его бас, низкий и громкий, заполнил весь зал, отражаясь от стен, и мелодия понеслась, ударяя по душе резкими перекатами.
И начался танец. Тантра не танцевала до этого никогда в жизни, но когда ее обхватили ледяные руки Грэта, она забыла и об этом, и о своих печалях и страхах, ей хотелось вечно нестись в этом танце и чтоб эти холодные родные руки сжимали ее.
Дирока и вампир пели что-то вместе, и от их пения, чистого и зловещего, хотелось умереть.
Тантра опустила голову, исподлобья разглядывая остальные пары. Вот Ванесса и Упырь. Тантре стало грустно, когда она внимательней всмотрелась в эти лица, и она впервые задумалась о бессмертии. Если ты смертен, каждый день твой может стать для тебя последним, ты это знаешь и потому стремишься интересней и красочней прожить эту жизнь, но когда и позади тебя, и перед тобой лежат тысячелетия, то, как выразился Граф, «жизнь теряет свою ценность, ибо чего стоит один хорошо проведенный день, если впереди их бесчисленно. Не счастье это вовсе, а мучения, и я предпочел бы смертную жизнь бессмертной».
«Граф прав», – подумала Тантра и перевела взгляд дальше. Ее глаза остановились на Малии и Гекторе. Вот уж воистину пример счастливой семьи! Быть может, Ванесса и Упырь красивей, но нет в их глазах той всепоглощающей любви и заботы, которая светится в глазах вервольфьей царственной четы.
Ее мысли да и взгляд с вервольфьей царской четы перешли к Юлиусу. Он сидел на диване, у стены, и в свете свечей ей показалось, что в глазах вампира блестят холодные слезы. Он стиснул зубы, взгляд его потух, но одна-другая капля все ж прочертила борозду на его серой коже. Жалостно Тантре стало, и она с поспешным стыдом отвела глаза – будто сунула нос в чужую тайну.
Красив был король Марет на троне. Излишняя бледность, глубокие глаза и тонкие черты лица наводили на мысли о его смешанной крови, но необычайно привлекательным делали они маленького мальчика. С возрастом он будет становиться еще красивей и все более похожим на Первоначального – так заключила Тантра. И опять ей стало жаль его, вынужденного отказаться от детских забав ради какой-то короны. Сейчас он, быть может, и не осознает…
«Загадочная она все же, эта нечисть. Они не столько злы, сколько озлобленны, а между этим глубокая пропасть», – подумала Тантра и крепче прижалась к холодному телу Грэта. Он казался ей таким родным…
– Устала? – заботливо прошептал вампир.
Тантра, помедлив чуть, кивнула.
– Я бы не против присесть и просто послушать музыку, – сказала она, и Грэт повел ее к диванам, креслам и столам.
Они располагались довольно далеко от балкона и оркестра, поэтому здесь музыка была не столь громка. Искусственные цветы оплетали беседку, и Тантра с Грэтом нашли себе там прибежище подальше от танцующих.
Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Потом Грэт негромко рассмеялся.
– Что такое? – встревожилась Тантра.
– Это ведь большая редкость. И мне невероятно повезло. – Будь он жив, он бы вздохнул, но воздух не нужен навеки сжавшейся груди.
– О чем ты?
– Я не представляю себе, что бы было, не ответь ты мне взаимностью. Я бы выл, как мой друг Гектор, только он воет от счастья, а я бы – от тоски.
– У тебя впереди бесконечные тысячи лет. Постепенно я бы стерлась из твоей памяти, – сказала Тантра, чувствуя всю ненужность своих слов.
– Может, стерлось бы твое лицо, твой голос, твое имя даже, но все, что связано с тобой, эти чувства… это будто часть меня… – Грэт потряс головой. – Когда я умер, я подумал, что больше ничего земное не будет иметь для меня значения. Двести с лишним лет так оно и было, я думал о своей, как нас называют, шайке, о стае вервольфов, о друзьях, о себе и крови в конце концов. Может, во мне не было зла, но и света тоже не было. А теперь я чувствую, будто в моей душе что-то оттаивает. – Грэт поднял глаза. Казалось, его смутило то, что он открыл свое сердце.
Тантра долгое время молчала, с нежностью разглядывая кривоватые черты вампира. Стоило ей закрыть глаза, и они всплывали перед ее внутренним взором, одновременно обжигая и охлаждая сердце.
– Вот я и говорю, это большая редкость, что ты ответила мне. Или не ответила?
Тантра вскинула возмущенно глаза, и Грэт рассмеялся вновь.
– Такая редкость бывает только в сказках. Обычно в настоящей жизни любит только один, другой же притворяется или обманывает себя, ибо нет другого выхода, хотя на самом деле… Эх, жаль, нельзя читать в чужих душах, тогда б на земле царило бы полное понимание.
– В моей душе ты бы прочел… да ты сам знаешь, и нечего мне повторять тысячный раз. А насчет редкости – да, взаимность это такая вещь. Поэтому люди часто бывают несчастны. Потом они погружаются в море бесполезных забот или развлечений…
– Но обида остается на всю жизнь. Знаешь, как шрам, который, может, обычно и не причиняет беспокойства, но иногда он раскрывается и кровоточит. И тогда охота выть и грызть зубами стенку.
– Ты явно испытал то, о чем говоришь, – с беспокойством заметила Тантра, и Грэт слабо улыбнулся.
– Я ведь тоже когда-то был смертен, и то, что сейчас кажется мне смешным, было смыслом моей жизни.
– Может, через тысячелетия ты со смехом вспомнишь и обо мне.
– Нет, это другое, – серьезно сказал Грэт. – Скоро мне исполнится триста лет, и это в несколько раз больше того возраста, в котором я умер. Я уже и смотрю на эти вещи по-другому. Кстати, через тысячелетия я не буду вспоминать о тебе…
Тантра нахмурилась.
– …через тысячелетие ты будешь со мной. Самым лучшим будет, если ты станешь вампиршей, но коли нет, после твоей смерти я последую за тобой, – закончил Грэт.
– Не давай таких быстрых обещаний, – оборвала его Тантра, – многое может поменяться за то время, что отпущено мне.
Грэт печально улыбнулся, но спорить не стал. Вместо этого он накрыл руку Тантры своей и пробормотал:
– Зато радуйся, что нам отпущено хоть какое-то время.
– Вот я и радуюсь, – так же тихо ответила Тантра.
– Наверное, я утомил мою королеву своими слегка заумными речами.
– Век бы тебя слушала и смотрела на тебя.
Крупная дрожь пробежала по ее телу, и Тантра все ближе тянулась к вампиру.
Шум бала доносился до нее как будто издалека, и все на свете не важно, кроме этого трехсотлетнего главаря вампирской шайки. И когда Тантра набиралась сил подняться и обойти этот проклятый разделяющий их стол, музыка и шум вдруг смолкли. Повисла мертвая тишина. Слово «мертвая» обретало в Сетакоре свое, особое значение…
Настороженные Грэт и Тантра вылезли из своего убежища.
В лицо им дохнул ночной холодный ветер, распахнувший настежь входные двери.
Вампиры, вервольфы и ведьмы столпились вдоль стен, храня молчание. Марет и Гектор стояли посреди зала, царь ободряюще опустил тяжелую руку на плечо маленькому королю.
– Что случилось? – воскликнула Тантра, подходя к ним.
И тут же она осеклась, заметив, что луна освещает на пороге темную фигуру. Это был мертвец, распространяющий слабое зловоние. Глаза его были лишены яблок; вместо одежды на нем висели гниющие обрывки…
Мертвец этот, неуклюже переставляя ноги, вошел, и за спиной его Тантра увидела невообразимое количество таких же, как он. Они заполнили весь парк и всю территорию вокруг замка. Смрад висел в воздухе.
Мертвец шел, тупо глядя в лица собравшихся здесь и каждый раз отрицательно качая головой. Наконец он замер, и его мертвый взгляд встретился со взглядом Тантры. Тогда мертвец медленно пошел к девушке, стоящей около Гектора и Марета.
Грэт рванулся в сторону, пытаясь закрыть ее, но она ласково отстранила его и сама пошла навстречу трупу.
Он подошел к ней, долго всматривался в ее лицо своими жуткими глазами, а потом вдруг будто подкошенный упал на колени и, нашарив руку Тантры, поднес ее к губам.
Девушку передернуло, когда мертвец поцеловал ее ладонь, но она не вырвала ее.
– Госпожа, я искал тебя… мы искали тебя… – проскрипел мертвец ошметками голосовых связок.
– Вы нашли меня… а я – вас… – прошептала Тантра, кладя другую руку на волосы, отдающие запахом тлена.
Краем глаза она увидела, как в дверь, скрипящую под ветром, входят мертвецы. И все они опускались перед ней на колени, склоняя головы.
Потом сзади подошли Марет и Гектор. Тогда преклонили колени остальные, кто был в этом зале, – вервольфы, вампиры, ведьмы… Тантра подняла руку, и в ее ладони возник бокал с вином, как и в ладонях Марета и Гектора.
– Выпьем за наш союз, – громко сказала девушка, и все трое, чокнувшись, залпом выпили. Правда, то было не вино, а кровь.
Она побежала по жилам Тантры, горяча их. Тогда девушка закрыла глаза и подумала, что это самый странный миг ее жизни.