Пробуждение майора
В третий раз сержант Вилли заглянул в кабинет майора. Тот по-прежнему спал на диване, прикрывшись плащом.
Ждать дальше было невозможно, и сержант уже без колебаний решил разбудить Ризенкампфа. Майор безмолвствовал. Вилли еще потормошил, затем попытался приподнять Ризенкампфа. Бесполезно. Сержант испугался, не отравился ли майор, или того хуже, не задушен ли в собственном кабинете, как два года назад был задушен министр юстиции. И это в то время, когда его помощник отлучился! Сержанта пробрала дрожь. Он принялся ожесточенно трясти майора за плечи.
— Господин майор… Господи-ин майо-ор! Да проснитесь же!
Голова майора моталась из стороны в сторону, вялые губы что-то прошептали. Жив, значит!
Сержант смочил полотенце и приложил к бледным щекам и большому красивому лбу майора. Никакой реакции. Сержант перепробовал все: кричал, дул в лицо, тер уши, брызгал водой из кружки, как прачка на белье, делал искусственное дыхание — майор не просыпался. Припомнив учебу в сержантской школе, Вилли решил пойти на крайние меры. «Не разбудит только мертвого», — отзывался преподаватель об этом способе. Сержант разомкнул майору веко. На него глянул мутно-серый, как у замороженной рыбы, дикий глаз. Вилли снял с ремня фонарь и направил в это безжизненное око ярчайший электрический луч. Майор резко дернул головой, зарычал по-звериному, вскочил, одной рукой выбил фонарь, другой с размаху влепил перепуганному насмерть сержанту оплеуху и разразился серией проклятий.
Сержанту страшно смотреть было на начальника. Зрачок подопытного глаза был необычайно расширен и, казалось, пылал гневом. Второе же веко было плотно сомкнуто. Майор стоял одноглазый, но живой. Живой! Сержант ошалел от радости и вдруг сам себя начал молотить кулаками по скулам.
— Подлец! Чему ты радуешься? — возмутился майор.
— Подлец! Еще какой подлец! — восторженно выкрикивал сержант, пританцовывая на месте, — Вот счастье! Вы живы!
Майор Ризенкампф с недоумением воззрился на дурака сержанта, осторожно ощупывая больное веко.
— Ты что, окурок о глаз затушил, негодяй?! Ослепить меня хотел? Искалечить?
— Что вы! Что вы, господин майор! — искренне не понимал командирского гнева сержант, — Живите зрячим. Умоляю вас!
— Зачем?
— Затем, чтобы видеть господина полковника, — нашелся сержант, — Трижды уже спрашивал о вас.
— Зачем спрашивал?
— Господин полковник не говорил. Но очень ругался.
Майор своим здоровым глазом глянул на часы и обомлел.
— Пошли, — Он решительно двинулся с места.
— Стойте, — выкрикнул сержант, — Так неприлично. В одном исподнем.
— Что? — Майор все еще окончательно не проснулся. Он ничего не понимал, как, впрочем, не понимал и Вилли. Оба были как бы в состоянии шока. Смотрели друг на друга и молчали.
Майор подошел к зеркалу, увидел на себе красный пуленепробиваемый жилет. Под ним было белоснежное белье, в расстегнутом вороте густым черным мхом курчавились волосы. Больше ничего на майоре не было. Даже синих форменных носков. Майор постепенно утрачивал командирский вид. Что-то смущенное, растерянное, незащищенное, в конце концов, трогательно-человеческое проявилось в нем. Сержант молчал.
— Ну что ты молчишь, Вилли? — тихо спросил майор, — Скажи, что ты взял форму, чтобы почистить. Я ругать не буду. Наоборот, похвалю. И дам три дополнительных выходных.
Вилли вытянулся по стойке «смирно», подозревая за собой какую-то вину. Голова его как бы сама собой начала отрицательно качаться. Майор понял, что сержант не лжет и, конечно, не шутит, — этот рыжебровый здоровяк с ладонями, словно совковые лопаты, еще ни разу в жизни не пошутил.
Не сговариваясь, майор и сержант принялись искать форму: в шкафах, столах, на антресолях и даже в туалетной комнате. Формы не было. Майор молчал, тяжело дыша и ощущая сильную боль в затылке.
— Черт с ней, с формой, — бубнил Ризенкампф, — Но там были документы и пистолет.
— Документы и пистолет в нижнем ящике. И вот еще какие-то… дамские вещи.
— Дама! Со мной была дама! — наконец-то вспомнил Ризенкампф. И посмотрел на сержанта, — Не тяни, напомни.
— Конечно. Господин майор за ней ухаживал, говорил ей нежности и всяческие приятности…
— Ты подслушивал, негодяй! Подглядывал!
— Если бы я подслушивал и подглядывал, ничего бы этого, — сержант выделил последнее слово, — не случилось.
— Но-но! Ты мне не груби! — пытался защитить честь пропавшего мундира майор, — Я и так потерпевший.
— И вот еще от дамы осталось… — Вилли продемонстрировал роскошный жакет Клары, юбку и форменные ботинки Ризенкампфа.
— Так, — размышлял майор вслух, — Она ушла в моей форме, но в своих сапожках. Интересно-интересно…
Про себя же майор терзался: «Усыпили! Раздели в собственном кабинете! И кто? Позор. Позо-ор!»
— Все из-за тебя, Вилли!
«Но зачем ей форма? Как-то повредить мне по службе? Но зачем? Нет, тут другое: она настойчиво интересовалась залом. Отчего бы? Выпытать у сержанта? Но он так глуп, что и разговаривать с ним неохота».
Как ни глуп был Вилли, он давно уж разобрался, в какую катавасию попал майор. Вилли смеялся чрезвычайно редко, но теперь ему было смешно. Однако показывать этого было нельзя. Нельзя было и вносить свои предложения по поимке преступницы: опыт показывал, что наиболее трудная работа ляжет на его, сержанта, плечи.
Сержант стоял навытяжку с каменным лицом и с наслаждением думал, как он посмеется, лишь только выйдет на улицу. Не повезло майору. Вот уж влип! «Почти наверняка, — думал Вилли, — майора из полиции уволят. Или понизят в должности. Если понизят, все равно он будет выше сержанта и всю злость будет вымещать на нем. Если уволят, то кто будет вместо него? Будет ли новый лучше прежнего? Получается, пострадает майор — пострадает и он, Вилли…»
— Вилли, — прервал сержантские раздумья майор, — Поезжайте ко мне домой и привезите другую форму. Жене скажете, что меня окатила поливочная машина.
Сержант щелкнул каблуками и исчез.
Майор присел, пытаясь разобраться, что же с ним произошло и почему. Почему он уснул, ведь перед дежурством он неплохо отдохнул и выспался? Правда, за пять часов было порядочно хлопот… Нет, тут не обошлось без снотворного. Притом убойного — сразило наповал и позволило легко раздеть. Вариантов нет — ей нужна была форма. Значит, Клара решила во что бы то ни стало проникнуть в зал. Что-то там ее очень тревожит. А ведь и он сам этому способствовал. Шутил, так сказать. Пугал Кураноскэ — хитрецом азиатом, коммунистом переплетчиком, привидениями, обитающими в зале. Вот так… Да, но что-то надо делать. Просто так ей это с рук не сойдет!
Майор с яростью было рванулся на поиски Клары, но вспомнил, что он в одном белье, и, трахнув кулаком по столу, снова упал в кресло.
Раздался телефонный звонок.
— Генрих, что случилось? — волновалась мадам Ризенкампф, — Ты так вымок? От простуды столько различных осложнений — фронтит, плеврит, простатит и даже рак легкого.
— Сержант где? Вилли?
— Форму я ему отдала. Он вот-вот прибудет.
— Не волнуйся. Ничего страшного.
Майор положил трубку. В самом деле, вскоре прибыл сержант. Ризенкампф спросил, одеваясь:
— Вилли, а ты разве не видел госпожу Клару в моей форме?
— Видел, — спокойно отвечал сержант.
— Отчего же не задержал?
Глаза у Вилли забегали по сторонам. Он соображал, как бы удачнее оправдаться.
— Мы с госпожой Кларой встретились на площади. Она сказала, что вы слегка перепили, уснули и хотя бы час не стоит вас будить. И еще она сказала, что по ее просьбе вы вместе искали японца Кураноскэ и не нашли.
— Почему ты ей поверил?
— Вы же сами меня отправили на поиски Кураноскэ. И потом, я видел, как доверительно господин майор беседовал с госпожой Кларой. Вот и решил, что вы попросили ее оказать тайную служебную услугу. Для чего и отдали мундир.
Ризенкампф был уже в форме, которая так великолепно подчеркивала его стройный стан. Вилли стоял навытяжку. Майор взял пистолет, фонарь и тут обнаружил, что пропали его наручники. Но этого он сержанту не сообщил.
— Я еще подумаю, как с тобой поступить, — сказал он, уходя, — Пока оставайся здесь. Отвечай на звонки. А я пойду на площадь. Ясно?
— Ясно, господин майор! — еще более вытянулся сержант-глыба.
Улица тем временем жила своей громкой, бойкой жизнью. Среди веселившихся майор разглядел своих парней, переодетых в карнавальные костюмы. Майор на какое-то время задержался: что ни говори, профессионально работают его молодцы — лицедейство мастерское. Что-что, а дурачиться эти лоботрясы умеют. Майор незаметно отозвал старшего в сторону. Конечно, они не видели даму в полицейской форме. Если бы… Майор задал взбучку, приказал разбиться на более мелкие группы, основательно осмотреть площадь, результат сообщить только ему, майору, и никому больше.
Ризенкампф заспешил дальше. Его привлекло шумное скопление народа, где раздавались громкие выкрики и взрывы хохота.
— Да не полетит она! Она же мертвая! — доказывал мужской голос.
— Нет, полетит! — отвечал женский.
В окружении толпы стояла Мария Керрюшо. Та самая, что не испугалась зловещей грозы. К груди она прижимала все ту же горлицу, гладила, что-то приговаривала, затем подбрасывала в надежде, что она полетит. В толпе хохотали.
— Я загадала, — упрямо твердила Мария, но птица снова падала вниз, — Она должна полететь. Должна!
Рослый парень взял у Марии горлицу и что было сил метнул вверх, в сторону большого дома. Птица исчезла в темноте, и мало кто заметил, что парень просто забросил ее на балкон четвертого этажа.
— Ага! Улетела! — радостно закричала Мария, повернувшись к обступившим, — Я же говорила! Главное — верить! Верить! И твое желание исполнится. Анатоль! Ана-то-о-ль!
Увидев полицейского майора, Мария подошла к нему, диковато посмотрела в глаза, взяла за руку.
— Господин комиссар! Добрый сильный парень помог взлететь горлице. Теперь ты отыщи моего Анатоля.
— Ищем. Ищем, — глухо ответил Ризенкампф и пошел прочь.
Мария, ухватив его за рукав, засеменила рядом:
— Чует мое сердце, он где-то здесь.
— Фотографию принесла?
— Нет у меня его фотографии.
— Тогда поиски затянутся, — продолжал движение майор.
— Нет, — остановила его Мария, — Я и так обошла полсвета. Куда меня только не заносило. Была я в Фолкстоне, Треллеберге, Карачи. Ступни моих ног — твердые копыта. Бывало, что я по десять дней не ела. Пила болотную воду. Но я знаю: цель моя близка, ибо не может Бог не заметить. Он справедлив, наш Господь. А ты справедлив?
— Кто тебе этот Анатоль? Муж?
— Что такое муж? Случайный попутчик.
— Брат?
— Родственников у меня не было и нет.
— Любовник?
— Ну вот еще, — обиделась Мария, — У эффектной женщины любовник на каждой улице. Мелко ты размышляешь, господин комиссар.
— Так кто же он тебе, Анатоль?
Мария внимательно посмотрела на майора, затем вокруг, улыбнулась жалкой и тем не менее независимой улыбкой, обнажив верхний ряд порченых зубов. Глаза ее даже при электрическом ночном освещении казались красными, веки припухли. Синие вены разбегались от шеи, словно реки на географической карте. Трудно было сказать, сколько ей лет. Тридцать? Пятьдесят?
— Кто такой Анатоль? — перешла на шепот Мария, — Зачем? Может быть, это тайна. И мне не нравится, как ты просто и обычно о нем спрашиваешь. Очевидно, вы так привыкли в полиции. Но Анатоль — это… это совсем другое… Это же АНАТО-ОЛЬ! — Мария взметнула вверх свою худую жилистую руку, — Понял?!
И не дождавшись ответа, убежала в толпу.
Майор прибавил шагу. Он шел переулками к площади и вышел к концертному залу с тыльной стороны, дабы неожиданно проверить охрану. Все дежурные были на местах. Пломбы не сорваны, сигнализация работала исправно. Майор отдельно поговорил с каждым дежурным — все ли спокойно, нет ли подозрительно интересующихся лиц.
Двое дежурных сообщили, что часа полтора назад подходила дама в форме и отрекомендовалась полицейским окружным инспектором. Она тоже расспрашивала о сигнализации, смене караула, даже о пожарной тревоге. Это показалось несколько подозрительным, но полицейская дама с апломбом ответила, что вся ее деятельность согласована с окружным и местным начальством — в частности, с майором Ризенкампфом. Майору пришлось это подтвердить, однако он тут же добавил, что окружной инспектор явно превысила свои полномочия и ему, Ризенкампфу, необходимо ее срочно повидать. Тут же по рации было объявлено о розыске этой активной дамы. Майор же отправился осматривать ближние дворы.
В переулке возле углового дома вдруг мелькнула тень. Точно! За ним наблюдали! Майор прибавил шагу, осмотрел осторожно двор, зашел в один подъезд, в другой. Никого не было. Значит, затаился. Майор выключил в арке свет, укрылся в темном углу возле запертого подъезда. Он старался не дышать. Сердце колотилось от волнения. Неужели это Клара? Нет сомнений. Майор напрягся. Сейчас птичка выпорхнет. Птичке неймется. Птичке до сих пор чертовски везло. Вдруг дверь соседнего подъезда слегка скрипнула, в темноте замаячила какая-то фигура. Майор бесшумно, мелкими шажками подошел поближе. Кто-то крался вдоль темной арки, присев или пригнувшись. Выждав момент, майор ухватил подозрительную личность за шиворот. Тут же раздался пронзительный крик. Нет, это была не Клара! Майор зажал жертве рот, но жертва кусалась! Ризенкампф заломил отчаянному существу руку и выволок на свет. Карлик! Тот самый Карлик, который сбежал из участка.
— Ай, больно! Пусти! — кричал Карлик, мотая головой, — Я отдам!
— Ага, ты знаешь, — крутил ухо майор, — Негодяй!
— Знаю… — скулил Карлик.
— Показывай.
Майор ослабил захват, но руку не отпустил. Карлик заковылял в конец двора, разгреб там груду бумажного мусора, достал какую-то штуковину и, корчась от досады, протянул ее майору. Это был градусник. От злости майор выбил градусник из жалких ручек и раздавил его ногой.
— Негодяй! Ты издеваешься?!
— За что, господин полицейский? — Карлик упал на колени, собирая ладошками осколки стекла и капли ртути, — Как же я теперь буду лечиться? Без градусника?
Майор опять заломил Карлику руку. Карлик завизжал.
— Ты дурачка из себя не строй. Говори, где она?
— Я не знаю, о чем вы.
— Дама! Дама! — нервничал Ризенкампф, — Куда подевалась дама в полицейской форме?
— Откуда мне знать? Я в городе недавно.
— Врешь, коротышка! Мы с тобой еще разберемся…
Майор вызвал по рации полицейских, и те увели Карлика в участок. Сам же Ризенкампф пошел осматривать дворы. Ничего подозрительного не было. Он уже собирался уходить, как обнаружил в совсем уж темном месте люк, крышка которого была неплотно прикрыта. Майор посветил фонарем, внимательнейшим образом осмотрел место и обомлел. Чуть в стороне лежала запонка — его собственная, похищенная Кларой вместе с голубой форменной рубашкой.
Майор обрадовался и засуетился. Он отодвинул чугунную крышку и посветил фонарем вниз. Внизу, как и следовало ожидать, тянулся канализационный коридор. По желобу лениво текла жижа. Из подземелья доносился весьма узнаваемый запах с примесью мыла и чего-то более едкого. Майора все это привело в приятное возбуждение. Нет, Клара Ткаллер, тебе и твоим сообщникам дорого обойдется необдуманная выходка. Ты на кого руку подняла? Соображала? А логически думала? В том-то и беда. Надо же понимать, кого раздевать до трусов, а перед кем и самой не худо бы раздеться… Жгучая тайна влекла майора вниз, но он все же решил на всякий случай взять с собой несколько человек и позвонить полковнику.
— А, майор! Наконец-то вы соизволили… — По давней привычке полковник принялся отчитывать подчиненного.
— Не было причины вас беспокоить, — выслушав нотации, ответил майор, — А теперь появились… Какие-то загадочные свечения за оконными шторами нашего зала.
— Вашего, майор! — поправил полковник, — Вашего!
— Хорошо. Зал наш, а свечения чужие и подозрительные.
— Свечения… Сияния… — бормотал он, — Ничего удивительного. Там поселились музы.
— Боюсь, не только они. Надо бы проверить.
— Проверьте, только без проникновения в зал.
— Каким же образом?
— Вам виднее. Но скандалов нам не надо.
Теперь уже майор надолго задумался.
— Хорошо. Но я на некоторое время отлучусь, — сказал Ризенкампф, — Доложу по прибытии.
— Только еще раз предупреждаю — в зал ни ногой.
Майор пообещал и с силой брякнул трубку о рычаг. Какими только словами он себя не ругал! Позвонить этому старому маразматику — полковнику! Главному городскому полицейскому — по совместительству главному трусу! Своими приказами он уже загубил сотни смелых операций… Притом свою трусость он всегда облекает в удобную форму, которую именует благоразумием. Нет, эту операцию майор загубить не даст. Дело приняло такой удачный оборот… Только с собой теперь лучше никого не брать.
— Ничего, обойдусь и один, — убеждал себя майор, спускаясь в люк, — Фонарик есть, пистолет тоже. Черт меня толкнул позвонить. Ну ничего, я им всем докажу. Они меня еще узнают! — грозился майор, пробираясь вперед по канализационному коридору, — Как-никак майор Ризенкампф — прирожденный сыщик…
