Утром они не досчитались двоих. Бородатый и лысый исчезли. Просто в лес они уйти не могли – это было равносильно самоубийству. Первой догадалась Кларисса.

– Почему ты так думаешь? – спросил Хост.

– Но они же об этом говорили вчера.

– О чем?

– О том, что лучше быть с ним, чем против него.

– Но он же их сожрет!

– Он не животное и он не ест людей, он их только убивает. Иногда жует живьем. Совсем не обязательно он будет убивать преданых людей.

Хост собрал всех и предложил найти предателей, вернуть и судить военным судом. Но предложение не встретило поддержки.

– Двое из нас, – говорил он, – переметнулись к врагу всего человеческого рода. Подобных преступлений не знала история. Когда-то сжигали невинных ведьм только лишь за одно предположение – за предположение о том, что они связаны с врагом человеческого рода. Но те ведьмы были невинны – враг человечества родился только сейчас. Те, кто предал человеческий род сегодня ночью – виновны. Два миилиарда людей они обменяли на две собственные шкуры: соотношение один к миллиарду. Соответственно они заслуживают не просто смерти, но миллиарда смертей. Как жаль, что такого наказания не существует! Я бы согласился продумать миллиард ночей, чтобы изобрести его. Ни одно наказание не может быть достаточным. И все же я требую для них просто смерти. Это требую не я, а справедливость. Такие люди должны быть стерты с лица нашей планеты, которая сейчас содрогатеся от омерзения, ощущая их на себе!

На нем лопнула рубаха, обнажив широкую волосатую грудь. Хост уже не в первый раз менял рубаху, на скорую руку изготовляя новую из полимеров – и уже не в первый раз рубаха лопалась.

Была особая магия в его словах. Было нечто, что заставляло прислушиваться к голосу этого невзрачного человека, изрекающего напыщенные баланьности. Сквозь него звучало нечто большее, чем обычное человеческое желание. Сквозь него звучала бесконечность и заставляла себя слушать.

– Этот человек мог бы работать гипнотизером, – заметил Гессе. – Как вы с ним встретились?

– Он сам к нам пришел и попросил о помощи. Я думаю, что ему пришлось поднапрячь все свои гипнотизерские таланты, чтобы его допустили в Управление.

– А вы?

– А меня он убедил сразу. Начальство тоже быстро приняло его сторону. Но у начальства всегда свои резоны. Теперь я вижу, что в этом была своя мистика – я общался с мистикой и знаю, когда внешние силы начинают действовать на наш старенький мир. На одну из его точек, доступных моему наблюдению.

Большинство людей этого не понимают, а те, которые понимают, ощущают каждый по-своему. Я представляю это как два зеркала, бесконечно отражающие друг друга. Ты вглядываешься в эти отражения и вдруг замечаешь, что там кто-то есть. Никогда не чувствовал такого?

– Нет.

– Я энаю это потому, что мне пришлось дважды проходить через потусторонню реальность. Это называлось методом фантома. Потом эксперимент закрыли – он оказался слишком опасным. С тех пор во мне кое-что изменилось. Иногда я могу предчувствовать будущее. И я всегда знаю, когда внешняя сила вмешивается в нашу жизнь – я чувствую нечто, похожее на зеркала. Когда я впервые увидел этого человека, у меня появилось именно такое чувство, но я не придал ему значения.

Что-то происходит. Что-то, чему мы не можем помешать.

– Совсем не можем?

– Любая наша попытка пройдет сквозь те силы как солнечный луч сквозь стекло. Свершится то, что должно свершиться, а если нам повезет, то мы станем свидетелями финала.

Хост продолжал говорить. Лица выражали одно общее чувство, неопределимое, перетекающее, меняющее краски, как пленка мыльного пузыря: вера, решимость, восторг, снова вера, праведный гнев, нетерпимость, удивление, снова гнев, счастье сопричастности, снова восторг. Все лица, кроме одного. Боксер сидел на траве, глядя на переплетенные кисти рук.