Между тем советская радиоигра «Туман» вкупе с немецкой операцией «Возмездие» продолжались. И в обеих главную роль играл один человек – Петр Таврин. 13 ноября он сообщил в Центр «оперативные» данные: «Торжественное заседание состоялось в Кремле. Попасть не удалось. Демонстрации и народа не было». Из «Цеппелина» в ответ продолжали слать шифровки с требованием повторно сообщить обстоятельства и место крушения самолета….
Тогда майор Григоренко решил несколько усложнить правила своей игры. Понимая, что в абвере и СД работали тоже далеко не идиоты и Таврина могли и должны были проверять, Григоренко решил, что главной целью должно было стать создание видимости успешной работы Таврина, чтобы убедить немцев отказаться от попыток создания, подготовки и отправки дублирующей группы террористов с подобным заданием, о котором в Москве могли бы и не знать. Кроме этого, Григоренко предложил попытаться убедить Берлин переподчинить Таврину других агентов.
23 ноября немцам радировали: «Работать в Москве оказалось гораздо труднее, чем я думал, приходится начинать все заново, подыскиваю людей. Хочу устроиться работать. Сообщите ваше мнение, прошу ответить, что с семьей Лиды. Привет. Л.П.» Ответ пришел следующий: «Вблизи вас работают друзья. Хотите для взаимной поддержки быть сведены вместе?» Подобное предложение вызвало опасения, что немцы готовятся проверить, не работает ли Таврин под колпаком НКВД, и тогда поступили хитро. Таврин ответил: «Вам виднее. Если это поможет ускорению моего задания, я согласен».
Следующую радиограмму отправили 27 ноября: «Все телеграммы уничтожены. Содержание непонятых вами групп восстановить не могу. В телеграмме № 4 после слов «из-за плохой дороги» сообщал, что мотоцикл пришлось уничтожить. После чего прибыли во Ржев, откуда пытались с вами связаться. Л.П.»
7 декабря пришло задание из «Цеппелина»: «Вашей задачей является прочно обосноваться в Москве и подготовить проведение поставленной вам задачи. Кроме того, сообщать о положении в Москве и Кремле». В тот же день в Центр направили тщательно подготовленную шифровку: «Точного места посадки не знаю. После аварии на другой день к вечеру вышли к деревне Баранцево, 20 км южнее станции Княжьи Горы, на железной дороге Ржев – Москва. От деревни Баранцево место посадки по моим расчетам не более 30 км на юг. Л.П.»
13 декабря из Берлина были получены сразу две радиограммы. Первая касалась, в частности, ответа на вопрос Таврина о родных Лидии Шиловой: «Родственники находятся в безопасности, здоровы и работают. Что слышно об основании комитета Власова, сумеете ли вы наладить отношения с комитетом «Свободная Германия» под руководством Зайдлица?» И вторая, с запоздалым предостережением: «Почему у вас нет возможности получать сведения из Кремля, что слышно про Сталина? Предупреждаю, что ваш зажигательный аппарат радиомины к концу ноября будет непригоден для пользования».
Узнав о последнем, Барышников, а за ним и Абакумов выдохнули с облегчением. Все-таки, когда мина разряжена, даже если она находится в надежном месте, на сердце спокойнее.
Между тем майор Григоренко подготовил ответы на вопросы из Берлина, и 23 декабря Шилова отправила в «Цеппелин» три короткие шифровки: «О Власове и Русской освободительной армии здесь знают, влияние разное, среди отдельных военных положительное, об основании комитета Власова пока ничего не слышно»; «Комитет «Свободная Германия» активно действует, сужу (по) сообщениям печати, ищу возможности наладить отношения»; «Сведений о Кремле не имею из-за отсутствия нужных людей, продолжаю искать».