Первая половина августа 1944 года. Берлин.

Кабинет рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Он, пожалуй, больше других был шокирован покушением на Гитлера: ведь он постоянно убеждал фюрера в том, что вся Германия опутана сетями его информаторов и он в курсе разговоров даже домохозяек на кухне, поскольку одна из беседующих обязательно является его секретным сотрудником. И вдруг, как гром среди ясного неба, это покушение, зародыш которого находился в самом Генеральном штабе.

Гиммлер сидит за столом и в волнении кусает ноготь большого пальца левой руки. Перед ним сидит Вальтер Шелленберг, опустив голову и скрестив руки на груди. Оба какое-то время молчат.

Наконец Гиммлер прерывает молчание:

– Это ужасное покушение 20 июля повергло меня в шок. Как можно поднять руку на фюрера?

– К счастью, его защитил всевышний.

– Перестаньте говорить глупости, Шелленберг. – Гиммлер перестает кусать ноготь. – Вы же знаете, ни в какого бога фюрер не верит, а верит только в свое предначертание. Защищать же его должен был не всевышний, а ваше ведомство, Вальтер. Ваше и Канариса. Но адмирал вляпался в дерьмо по самые уши из-за этого дурака, полковника Ханзена. Фюрер уже подписал приказ об объединении разведывательных служб и передаче этой объединенной службы под ваше начало. Не пойму, почему фюрер вас так любит, Шелленберг?

Гиммлер едва заметно улыбнулся и посмотрел на подчиненного, Шелленберг скромно опустил глаза и положил руки на стол.

– Кроме того, у меня на столе лежит приказ об аресте Канариса. Руководство следствием по делу 20 июля возложено на Кальтенбруннера. Ваш приятель Мюллер готов был хоть сегодня ехать выполнять этот приказ. Но мне удалось убедить его переложить эту печальную работу на вас. Вам ведь все равно нужно принимать дела по абверу. Так пусть их сдаст сам Канарис и лично вам. Я ведь знаю вашу взаимную с ним приязнь.

Чувствовалось, что Гиммлер немного обескуражен тем, что Гитлер поручил расследовать покушение не ему лично, а Кальтенбруннеру с Мюллером. Да и Шелленбергу это было не совсем понятно – неужели фюрер подозревает даже рейхсфюрера? Бригаденфюрер порывался что-то сказать, но Гиммлер жестом руки остановил его:

– Знаю, знаю, Шелленберг. И для Мюллера это не является секретом, и для вашего шефа Кальтенбруннера. Но я рекомендую вам вести себя с Канарисом более непреклонно. Не давайте себя усыпить! А то когда вы вместе, можно подумать, что вы закадычные друзья. Или отец с сыном. С ним нельзя иметь дело в лайковых перчатках. Это ничего не даст. Канарис – фаталист. И в отношении с ним полезна только твердость. Впрочем, с ним по-другому уже никто беседовать и не будет. Методы гестапо и его шефа Мюллера, увы, известны всем. Но еще жестче, Вальтер, следует вести себя с его последователями – шайкой болтливых интеллигентов. Они считают вежливое обращение признаком слабости. А вам со многими из них придется теперь работать, Шелленберг. Вы меня понимаете?

– Да, рейхсфюрер.

– Ну что ж, тогда идите. И жду вас у себя после того, как вы арестуете Канариса и примете все его дела. Отвезите его в Фюрстенберг и не возвращайтесь с ним в Берлин, пока все не будет выяснено.

– Слушаюсь, рейхсфюрер.