Глава 15
– Не дергайся, – сказала Николь. – Больно не будет.
– Да я знаю… – кисло ответил Наткет.
– Ну тогда и не дрожи, как мышь на столе у вивисектора. Мы только продезинфецируем рану. Или тебе хочется заработать столбняк?
Николь взяла его за руку.
Из леса они вернулись четверть часа назад. Машину вела Николь. Надо признать, за рулем «жука» она смотрелась не так уж нелепо. Особенно когда клонящееся к закату солнце добавило волосам густой меди.
Сейчас они сидели на кухне. На столе из неведомых глубин дома появились пузырьки и коробочки с лекарствами. И когда только это богатство успело накопиться? Раньше здесь не было элементарной аптечки, и каждый детский порез оборачивался мучительными поисками бинта.
Кровь насквозь пропитала платок и подсохла, окрасив белую ткань разводами. Платок накрепко пристал к ране. Николь двумя пальцами взялась за уголок и потянула. Осторожно, хотя Наткет предпочел бы резкий рывок. Понятное дело – старалась, чтобы было не так больно. Только зачем растягивать? Он стиснул зубы.
На деле Наткет был благодарен еноту за укус. Конечно, в самом факте ничего приятного, но последующее с лихвой искупало все досадные недоразумения. Ему льстило и беспокойство Николь, и ее забота – ради такого можно положить руку в пасть голодного тигра. Вот это был бы укус так укус, не чета какому-то еноту. К счастью для руки, тигров в окрестностях Спектра не встречалось.
Николь отвинтила крышку прозрачного пузырька. Запахло спиртом.
– Соберись, – предупредила она. – Будет немного щипать…
Наткет невольно напрягся. Николь поливала из пузырька сложенный вчетверо бинт, пока тот не напился жидкости, и приложила на укус, чуть надавив.
– Ау! – Наткет отдернул руку. Перекись громко зашипела, а бинт упал на пол.
– Спокойно, – сказала Николь. – Так надо: убивает микробов.
– Им хуже, – ответил Наткет, тряся кистью, чтобы унять жжение. – Но все равно…
Он подул на рану – немного помогло.
– Ну вот и все, – сказала Николь.
Взяв еще один кусочек бинта, она протерла рану. Укус оказался смешным, заклеить его хватило двух полосок пластыря.
– Готово! Легко отделался.
Наткет покачал головой.
– Не факт. А если это был енот-оборотень?
– Подожди до полнолуния. А если и так, радуйся что не белка.
– Во всем надо искать светлую сторону?
– Ага, – улыбнулась Николь.
– Тогда да, – согласился Наткет. – Енот куда лучше белки или…
– Или гиены, – продолжила Николь. – Брр… А еще хуже какая-нибудь ящерица.
– А что не так с ящерицами? – насторожился Наткет.
– Никогда не любила, – сказала Николь. – Сама не знаю почему Чисто физиологическое отвращение. Они холодные, сухие, чешуйчатые… И бесчувственные, что ли? Как называется боязнь ящериц?
– Рептилофобия? – предложил Наткет.
Николь нахмурилась.
– Точно? Звучит так, будто ты сам только что придумал это слово…
Поскольку так оно и было, Наткет не стал спорить.
– Твой отец тоже ненавидел ящериц и змей.
– Да?
– Терпеть не мог, – сказала Николь. – У него, наверное, тоже была рептилофобия.
Наткет прежде не задумывался об отцовских фобиях – с чего бы? Оказывается, вот оно как – ящерицы и змеи. Интересно, а как это сочеталось с выдуманным драконом? Еще один элемент мозаики – непонятный кусочек, но Наткет аккуратно положил его к другим таким же: ящерицам Гаспара, бальзаму Норсмора и змеиному яду в крови Корнелия. Картинка обрастала деталями.
Пронзительно зазвонил телефон. Наткет рефлекторно полез в карман, но тут же сообразил, что это не его трубка. Телефон надрывался в гостиной.
– Сандра, наверное, – предположила Николь. – Опять забыла, куда положила ключи…
– Так поздно? – удивился Наткет.
– Раньше нас не было дома. – Она встала из-за стола и прошла к аппарату.
А спустя секунду из гостиной донеслось испуганное «ЧТО?!»
От одного ее тона Наткет подскочил, опрокинув стул. Густой кофе выплеснулся из чашки и расползся по скатерти. Горячие капли попали на ногу, обжигая через плотную ткань. Наткет выбежал в гостиную.
Николь была бледнее призрака, губы дрожали. Трубку она держала двумя руками и слушала так внимательно, точно боялась упустить не то что слово – вздох. Без всяких объяснений Наткет понял: случилось что-то ужасное. Наткет оперся о стену и молча смотрел, как Николь отрешенно кивает в ответ на шуршащее бормотание телефона.
Наконец она повесила трубку.
– Отец, – сказала Николь. – У него сердечный приступ. Сейчас в больнице.
– Сердечный приступ?!
По позвоночнику словно скользнула ледяная змейка. Еще один сердечный приступ? Неужели и за этим стоит консорциум? Похоже на то… Радиостанция Краузе, должно быть, у них в печенках сидела, и они решили его убрать. Проклятье, были же законные и безопасные способы заткнуть Большому Марву рот. Как понял Наткет, «Свободный Спектр» выходил в эфир без лицензии. Однако консорциум не стал возиться. Или дело не только в радиостанции? Может, причина всему приезд в Спектр и поход на раскопки? И то, что Краузе защитил его от рабочих?
– Как он?
Николь глубоко вздохнула в тщетной попытке успокоиться. Схватилась за край столика с телефоном. Наткет отвел взгляд и уставился на грязные шнурки своих кроссовок.
– Кризис миновал, но состояние стабильно тяжелое, – сказала Николь. – Поехали.
– Куда?
– В больницу! – вспылила Николь. – Я же сказала!
Менее чем за четверть часа Наткет припарковался на пустой стоянке. Николь, не дожидаясь его, вышла из машины и зашагала к стеклянным дверям. Спотыкаясь о выбоины асфальта, Наткет поспешил следом.
Больницу построили, когда Наткету было лет десять, после того как сгорело деревянное здание старой. Тогда она выглядела вызывающе современной – сверкающее стекло и бетон, четкие прямые линии и светлые тона. Сейчас же конструктивный дизайн смотрелся архаично. Штукатурка осыпалась со стен, а светлая краска приобрела мрачный желто-коричневый оттенок.
Несмотря на поздний час, их пропустили. Толстая женщина в регистратуре подняла взгляд и сказала:
– Второй этаж, палата двадцать семь. Здравствуй, Нат. Слышала, что ты вернулся.
Он так и не вспомнил, как ее зовут, и лишь рассеянно кивнул на приветствие. Николь шла по больнице с пугающей уверенностью – ей не раз приходилось ходить этим маршрутом. Они поднялись по узкой лестнице и вышли в темный коридор.
Дверь в палату Большого Марва оказалась приоткрыта. Полоска желтого света то сжималась, то расширялась, когда дверь покачивалась на легком сквозняке. Николь решительно шагнула в палату.
У койки Краузе дремала над глянцевым журналом молоденькая медсестра. Как только они вошли, она встрепенулась, точно испуганная землеройка, и часто заморгала.
– А… Явились наконец… – тихо сказал Большой Марв.
Медсестра встала, заложив страницу пальцем.
– Только недолго, – сказала она. – Он очень слаб, ему нельзя много разговаривать…
Она вышла из палаты.
Краузе как ни старался придать себе бодрый вид, выглядел плохо. Лицо осунулось, словно за последние несколько часов Большой Марв похудел раза в два; кожа приобрела неестественную рыхлость. Больничная пижама была ему мала, рукава задрались до локтей. Большой Марв лежал по грудь укрытый тонким одеялом и дышал шумно, как кит. От запястья извивалась трубка капельницы.
Николь смотрела на него, покусывая губу.
– Ты как? – спросила она.
– Терпимо, – Краузе в подтверждение пошевелил свободной рукой. – Бывало и хуже.
– Что случилось? – спросила она, садясь на край кровати.
– Мотор прихватило, – хмыкнул Краузе. – Сбился на пару-тройку оборотов. Я не врач, точно не скажу, как там правильно. А как механик – то ли клапан истрепался, то ли топливная барахлит.
Наткет вздрогнул.
– То есть, барахлит топливная?
Краузе бросил на него быстрый взгляд, но не ответил. Взяв дочь за руку, Большой Марв сказал:
– Соберись, Ник. Самое страшное позади, а я, как видишь, в полном порядке. Все будет хорошо.
– В полном порядке?! – воскликнула Николь.
– По сравнению с тем, что могло быть, – так уж точно. – Краузе закашлялся. Николь вскочила, но Большой Марв удержал ее за руку.
– Врача!
– Успокойся, – остановил ее отец. – Это от сигарет. Курить не дают, а горло просит… Врача звать бесполезно. Все равно сигарету не предложит.
Он снова взглянул на Наткета. Тот все еще стоял на пороге, пребывая в смятении. Должен ли он выйти и оставить отца с дочерью наедине? Или же наоборот? К тому же Наткета сбила с толку «топливная система». Краузе имел в виду кровь? Неужели с Большим Марвом случилось то же, что и с Корнелием, и по венам расползается змеиный яд? Но тогда нужно срочно вводить сыворотку или как там лечат отравления?
– Оставь нас ненадолго, – хрипло сказал Краузе дочери. – Нам с Наткетом надо кое о чем поболтать.
Николь удивленно посмотрела на Наткета; в ответ тот слегка пожал плечами.
– Главное, много не говори, – сказала она отцу.
– Слушай ты этих врачей. – Большой Марв слабо усмехнулся. – Им лишь бы запугать кого. Работа такая.
Николь вышла. Большой Марв выждал, проверяя, не подслушивает ли она под дверью.
– Не ожидал от себя такого, – сказал он. – Похоже, совсем стар стал… Время поджимает, вот что я тебе скажу. Ты проверил компас?
– Да, – кивнул Наткет. – Не знаю, правильно ли он работает, но указывает на раскопки.
– Значит, правильно, – сказал Краузе. – Впрочем, это лишь подтвердило то, что мы знаем.
– Да? – удивился Наткет. – Что именно?
– То, что консорциум ищет Истинный полюс, и, наверное, уже к нему подобрался.
– А, полюс! – несмотря на состояние, Большой Марв продолжал крутить рукоятку своей шарманки. – Я видел фотографию, на которой вы с отцом и длинной рыбой.
Механик усмехнулся.
– Это был сельдяной король. Ноябрь тогда выдался богатый штормами, вот беднягу и выбросило на берег. Еле дотащили до воды… Сфотографировались, само собой, на память. Отец тебе не рассказывал?
– Не помню, – сказал Наткет. – Он столько всего рассказывал, что и в голове не удержишь.
– Есть такое, – согласился Большой Марв. – Он и сам половины не помнил… Знаешь, почему он фотографировал грибы?
– Потому, что они не могут убежать, – кивнул Наткет. – Тем ему и нравились.
Большой Марв мотнул головой.
– Не только. Так он запоминал… Случалось что необычное, он щелкал гриб. Для него это было вроде наклеек, что лепят на холодильник: не забыть сходить в магазин или покормить собаку. За каждым грибом – целая история. Честеру было достаточно только посмотреть на фотографию, чтобы ее вспомнить. Он меня как-то учил этой своей мимической технике…
– Мнемонической, – автоматически поправил Наткет.
– Не важно, все равно у него не вышло. Невозможное сложно запомнить.
– Сложно? – удивился Наткет. – Почему? Мне казалось, наоборот: сложно забыть о встрече с птеродактилем.
– Именно что казалось, – усмехнулся Большой Марв. – А на самом деле… Здесь как со снами: если их старательно не запоминать, и до завтрака ничего не останется. Честер считал, что причина в схожей природе. Нарушение заведомого порядка вещей, вот голова и не справляется.
Он замолчал. Краузе лежал, прикрыв глаза, и тяжело дышал, вцепившись в край одеяла. Наткет собрался было позвать Николь, но Большой Марв продолжил:
– Представь: идешь ты по лесу и встречаешь крокодила в шляпе. Невероятнее не придумаешь…
– Ну почему же, – сказал Наткет. Кого-кого, а крокодила в шляпе пару раз ему доводилось видеть.
Большой Марв его не услышал.
– Прошел час, и ты уже думаешь о коряге, похожей на крокодила. А через неделю и про корягу не вспомнишь. Стерлось. В мире есть определенный порядок – нельзя открыть дверь несуществующего дома. Но если ты выбрался на другую сторону, Вселенная постарается сделать все, чтобы ты этого не заметил…
Краузе перевел дух. Дверь палаты приоткрылась, и заглянула взволнованная Николь. Незаметно от отца она погрозила Наткету кулаком и покрутила пальцем у виска. Наткет в ответ развел руками.
– Честер приноровился водить Вселенную за нос… Какое-то время ему это удавалось. Но если слишком часто ходить на ту сторону, в один прекрасный день можно не вернуться…
– Поэтому и пропал отец? – тихо спросил Наткет.
– Я так думаю, – сказал Большой Марв. – Невозможное – это процесс… Как и горение. Но когда костер горит рядом – это одно: можно погреть ноги, сварить кофе или полюбоваться на пламя. Но когда ты сам полыхаешь – разговор совсем другой… Невозможное изменяет природу вещей, они уже не могут существовать. И Вселенная их выплевывает… Сюда или отсюда, на полюс или через полюс – этого я не знаю. Может, Честер знал, но кто теперь скажет?
– Погодите, – сказал Наткет. – Вы хотите сказать, что моего отца выплюнули?
– Он знал, на что идет, – вздохнул Краузе. – А вот консорциум с Каботом во главе, боюсь, не представляют, какую игру затеяли. Полюс им нужен, чтобы хапать, да побольше. Они не думают, к чему это приведет.
– К тому, что они все исчезнут? – предложил Наткет.
– Стал бы я дергаться? – сказал Большой Марв. – Но если развести костер посреди леса и раздуть огонь, рано или поздно начнется пожар. И его уже не остановишь: здесь скопилось столько топлива, что хватит на все побережье… а то и на всю планету. Глазом моргнуть не успеешь, а Вселенная выплюнет Землю со всеми потрохами.
Ворвавшийся ветер громко хлопнул форточкой. От сквозняка дверь с громким щелчком закрылась. Наткет поежился, и совсем не от холода. То, что рассказал Краузе, было до безобразия глупым и нелогичным, как и большинство историй Честера… И все же, после встречи с енотом, есть ли у него основания сомневаться в отцовской правоте? Предчувствие того, что рядом происходит что-то важное и в то же время опасное… Словно он оказался в темной комнате, полной ядовитых змей.
Наткет взглянул на Краузе. Тот вцепился в край одеяла так, что побелели костяшки пальцев. Плотно стиснув зубы, он не моргая смотрел в сторону Наткета. Может, из-за плохого освещения, но белки глаз приобрели странный голубоватый оттенок, а зрачки точно подернулись сигаретным дымом.
– Отец правда боялся ящериц?
– Может, и боялся, – сказал Большой Марв. – Терпеть не мог, уж точно. Не знаю, правда, почему…
Дверь палаты открылась. Наткет обернулся, решив, что это Николь, чье ангельское терпение лопнуло. Однако вместо нее зашел врач – бородатый мужчина за сорок. Николь выглядывала у него из-за спины.
– Я все понимаю, но вы же грубейшим образом нарушаете режим. Больной должен спать.
– Я плохо сплю, – заметил Краузе, прячась под одеялом.
– Придется постараться, – сурово сказал врач, указывая Наткету на выход.
Тот не стал спорить. Дверь захлопнулась перед носом, оставив их с Николь в коридоре.
– Лоу, ты с ума сошел? – прошипела она. – У тебя осталась хоть капелька мозгов? Ему нельзя так много разговаривать!
– Я-то понимаю, – шепотом ответил Наткет. – Но сама знаешь, его не остановить…
– И что?! Мог бы хоть попытаться, а не сидеть, развесив уши.
– Это было важно, – сказал Наткет.
– Да неужели? Настолько важнее его жизни? Ты хоть понимаешь, что случилось? Что он одной ногой стоял в могиле и, может, стоит до сих пор?
Она едва сдерживалась. Наткет почти видел, как в темноте коридора сверкают искры.
– Прости…
Николь не ответила. Она ведь права. Беда только в том, что если прав еще и Краузе, то дела обстояли хуже, чем можно было представить.
Врач вышел спустя пять минут.
– Как он? – Николь схватила его за рукав.
– Сложно сказать… Делает вид, что все в порядке. Но не похоже, что так оно и есть.
– Мне можно с ним остаться?
Доктор задумался.
– Вы его дочь? – спросил он. – Не положено… Но, если вы тихо посидите, присмотрите за ним. Главное, чтобы он не волновался и спал.
– Я прослежу, – пообещала Николь.
Она наградила Наткета таким взглядом, что он без слов понял, что возвращение в палату ему заказано.
– Хорошо, – сказал врач. – Снотворное в его состоянии противопоказано, но постарайтесь уговорить его уснуть. Если что – кнопка вызова рядом с койкой.
Он пошел по коридору, что-то бормоча под нос. Наткет проводил его взглядом.
– Я подожду в приемной, – сказал он.
Николь покачала головой.
– Лучше езжай-ка домой…
– Но…
Она зашла в палату и захлопнула дверь. Вздохнув, Наткет догнал доктора.
– Погодите… Один вопрос.
– Да? – обернулся врач.
– Я понимаю, звучит глупо… – Наткет замялся. – Вы проверяли его кровь на яд кораллового аспида?
– Какой яд? – переспросил доктор.
Наткет вздохнул. Врачам положен скепсис, но то недоверие, с которым на него смотрел доктор, заставило чувствовать себя неловко. Ну с чего он взял, что Краузе тоже отравлен? Обычный приступ – Большой Марв еще утром жаловался на сердце.
– Кораллового аспида, – повторил Наткет.
– Тропическая змея в красную и черную полоску? А смысл? Откуда здесь взяться коралловому аспиду? И если б она его укусила, он бы с вами уже не разговаривал…
– А если доза была маленькая? Это могло не убить, а лишь спровоцировать приступ?
– Не думаю…
Врач прищурился.
– Погодите, – сказал он. – Я вас знаю – это вы рядились в костюм обезьяны?
Наткет вспыхнул и беззвучно выругался. Констрикторская слава не собиралась его отпускать.
– Ну, как сказать…
– И писали в газету письма про снежного человека!
– Это был мой отец, – вздохнул Наткет.
– Тогда понятно, – врач посмотрел на часы. – Коралловый аспид… Нет, коралловый аспид – это слишком. Всего хорошего.
Кивнув на прощание, он быстрым шагом пошел по коридору.
– Вы все-таки проверьте! – крикнул вслед Наткет, но доктор уже скрылся за поворотом. Оставалось только надеяться, что у врача взыграет научное любопытство и он сделает соответствующие анализы.
Это ж надо постараться – оставить после себя такую славу! В Спектре любое упоминание об отце упиралось в его глупые выходки и истории. В то же время Наткет успел убедиться, что часть отцовских историй имела под собой основание, а теперь начал сомневался в надуманности остальных.
Вот только с отцом не поговорить… Наткет вздрогнул от укола тоски и грусти. Даже память о себе Честер похоронил… Фотографии, дневники – как теперь узнать, что с ним происходило на самом деле?
Нет, стоп… В могиле лежала совсем не память об отце. Все эти фотографии грибов с мнемонической нагрузкой имели смысл только для самого Честера. Можно сколь угодно долго смотреть на снимок какой-нибудь поганки – для Наткета она так и останется поганкой. Для Честера же каждый гриб нес новую историю. Беда с мнемоникой в том, что без этой подсказки Честер бы и не подумал о тех событиях. Чтобы выудить воспоминание, нужен крючок.
Наткет присвистнул. Это что же получается? Выходит, Честер похоронил свою память? В этом ключе его исчезновение приобретало не просто таинственный, а зловещий оттенок. Точно отец прятался, картинно заметал следы. И Николь об этом говорила. Фотографии и дневники – дорого бы он сейчас дал, чтобы на них взглянуть.
Наткет вышел из больницы. Тонкая полоска луны серебрила макушки сосен на холмах. Небо было густого синего цвета, почти черное. Редкие перья светлых облаков ползли поперек Млечного Пути в сторону Большой Медведицы. Зачем облака переходят дорогу? Присмотревшись, Наткет различил крошечную красноватую звездочку и решил, что это и есть Марс.
– Добрый вечер, – раздалось за спиной.
Рэнди курила, прислонившись спиной к стене. Петли табачного дыма, плотные в холодном воздухе, прятали лицо.
– О! И снова – здравствуйте… – Наткет нахмурился. – Скоро начну думать, что вы меня преследуете.
– Сами говорили, город маленький, – пожала плечами Рэнди.
– Ну да, – согласился Наткет. – Есть такое… Но здесь-то вы как оказались?
– Приехала на машине скорой помощи, – сказала Рэнди. – После того как у мужа Мартины случился приступ.
– Что?!
– А вы разве не из-за этого приехали?
Наткет замотал головой.
– Погодите. Откуда вы узнали про приступ?
– Сложно было не заметить. Он случился у меня на глазах.
Наткет глубоко вдохнул.
– И вы все видели? Его укусила змея, да? В черную и красную полоску?
– Нет, – сказала Рэнди. – Обошлось без змей. Сердце… Мне жаль, но, боюсь, это я виновата.
– Вы?!
– Да. Стала расспрашивать его про жену, он переволновался.
– Большой Марв? Переволновался? – Наткет картинно хохотнул.
– Ничего смешного, – обиделась Рэнди. – И за грубой внешностью может скрываться ранимое сердце. А он любил свою жену…
– Понимаю, – сказал Наткет. – Только… Это не было похоже на покушение? Отравление?
Рэнди покачала головой.
– Чисто работают, – вздохнул Наткет.
– Кто? – не поняла Рэнди.
– Консорциум.
Рэнди нахмурилась.
– Это который торгует устрицами?
– Точно.
Рэнди отбросила недокуренную сигарету – рыжий огонек сверкнул метеором и растворился в ночи.
– Не подвезете до маяка? – спросила девушка. – Одной возвращаться небезопасно.
– Конечно, – сказал Наткет. – Небезопасно?
– Ящеры, – пояснила Рэнди.
Наткет вздрогнул.
– Только не говорите, что и у вас рептилофобия…
– Фобия? – усмехнулась Рэнди. – Я бы не сказала. Инстинкт самосохранения.
– Проклятье, – сказал Наткет, проходя к машине. – Может, хоть вы мне скажете, что не так с этими ящерицами?
– Долго рассказывать, – уклончиво ответила Рэнди. – И вы не поверите.
Они сели в машину. Наткет выехал со стоянки и повернул к маяку.
Во влажном воздухе свет фар расплывался дрожащими радужными гало. Деревья вдоль обочины вздымались темными громадами, остроконечными, словно клыки неведомой твари. Ночное шоссе казалось маленьким и в то же время бесконечным – потрескавшийся асфальт и поразительно похожие друг на друга выбоины. Точно они ехали по кругу, а деревья были зубами огромной змеи, вцепившейся в собственный хвост.
– Не поверю? – сказал Наткет. – С чего вы взяли? Сегодня мне посчастливилось поверить во столько вещей, что я чувствую себя черной королевой. Одной невероятностью больше…
Рэнди не повернулась. Смотрела на дорогу, широко раскрытыми глазами, будто ждала, когда из темноты навстречу «жуку» кто-нибудь выскочит. Ящерица?
– Зачем вам? – спросила она. – Это не ваша война.
– Неужели? – возмутился Наткет. – Тогда почему я в ней увяз по уши? Что бы там ни говорил Густав Гаспар.
Рэнди прикусила ноготь мизинца.
– Густав боится, – сказала она. – Он слишком много потерял… И продолжает терять.
– Не он один, – буркнул Наткет. – Но как это связано с ящерицами?
– Я же говорю, война. Не здесь, там, – она указала на крышу машины.
Наткет невольно поднял взгляд.
– На Марсе? – догадался он.
– Да. То, что происходит здесь, – отголоски. Хотя не совсем… Может, именно здесь и идет главная битва.
– Я смотрел одну передачу про Марс, – сказал Наткет. – При всей красоте штампа, там условия совершенно не подходящие для жизни… Перепады температур, атмосфера, нет воды…
– Вы там были? – ехидно спросила Рэнди.
– Нет, конечно, но я и по телевизору видел, и читал в…
– А я там жила, – перебила Рэнди.
– О! – Наткет искоса посмотрел на девушку.
В другой ситуации он, может, и рассмеялся бы, но сейчас нашел силы сдержаться. Меж тем заявление девушки было поосновательней любой из отцовских историй. Это не птеродактиль в лесу. Наткет присмотрелся к красивому острому лицу, но явных следов безумия не заметил. Как впрочем, не увидел и следов марсианского происхождения какими бы они ни были.
– И как там? – рискнул спросить он.
Рэнди отрешенно смотрела вперед.
– Красиво. Когда южный ветер обрывает лепестки с красных цветов и несет по мостовой. А в этом цветочном ветре кружатся птицы, яркие, как драгоценные камни…
– Мой отец как-то встретил пятерых ежей, которые плыли по реке в огромном башмаке с парусом, – кивнул Наткет.
Рэнди повернулась. Щеки девушки пылали.
– Это правда!
– Я и не спорю, – поспешил объяснить Наткет. – Я к тому, что не так просто поверить в подобную историю, но случается и не такое… Ящерицы, как я понимаю, тоже с Марса?
– Конечно, – кивнула Рэнди. Она помедлила, а потом рассказала ему историю марсианских принцесс.
Наткет слушал не перебивая, лишь изредка качал головой. Когда Рэнди замолчала, он не нашел, что сказать. Девушка вздохнула.
– Вы мне не верите?
– Нет, – сказал Наткет. – Не вам лично… Самой истории.
– Что с ней не так? – насторожилась Рэнди.
– Если в общих словах… Слишком много принцесс. Это не невозможная история, она невероятна. Понимаете… слишком все наигранно. Как в книжке.
– И что с того? Почему история, которая «как в книжке», не может быть «как в жизни»?
– Сложно объяснить… Не тот уровень сумбура. Такую историю мог бы придумать начитавшийся Берроуза подросток – а чем я хуже? Пусть будет двадцать принцесс! Все похожи на Дею Торрис, зато много. А еще ящерицы, восстания… Ну, вы читали «Воина Марса», должны же понимать. К тому же я знал Марту. С детства. Вы на нее не похожи.
– Я понимаю, – кивнула Рэнди. – Только есть одно «но»…
– Неужели?
– Я помню, – она постучала пальцем по виску. – Это все здесь… Хотя в чем-то вы и правы. Про двадцать сестер, например. Такое чувство, что кто-то водит меня за нос.
– Густав Гаспар? – предложил Наткет.
– Может быть, – пожала плечами Рэнди. – Хотя зачем ему? Готова поклясться – он искренне в это верит.
– На самом деле Гаспар – темная лошадка. Мне не понять, что у него на уме.
– Боюсь, это сложно и для него самого…
– Прям как у моего отца, – усмехнулся Наткет. – Никогда не мог навести порядок в своих историях. Ну, раньше мне так казалось.
– Здесь другое, – задумалась Рэнди. – Как раз в своей истории он навел порядок, только следовать этому порядку она не желает. А он строит подпорки, надеясь, что это поможет. Ракета та же… У него есть теория, и он за уши пытается притянуть к ней факты.
– Интересно, – сказал Наткет. – У отца было наоборот. Масса нелепейших фактов, из которых он строил теорию.
– Успешно?
– Вполне, – кивнул Наткет. – Из нелепых фактов получилась нелепая теория – лучшего результата не придумаешь.
– Но она правильная?
– Не знаю. Некоторые подтверждения я сам видел, но… По этой теории под холмами спит невероятных размеров дракон. Такое сложно принять.
– Не сложнее, чем ящериц с Марса, – заметила Рэнди.
– Как ни странно – легче. Дракон – он спит. Никакого действия, а ваши ящерицы… Для марсиан они ведут себя неправильно. Слишком тихо играют.
– Вам-то откуда знать, как должны себя вести марсиане?
– Если я в чем и разбираюсь, – сказал Наткет, – так это в инопланетных вторжениях. У меня на счету их столько, что любой космический диктатор умер бы от зависти.
Рэнди прыснула. Наткет, довольный тем, что удалось сбить с нее напускную серьезность, которая ей абсолютно не шла, тоже улыбнулся.
– Был один человек, который мог толком все объяснить, так и тот пропал…
– Кто? – не поняла Рэнди.
– Мой отец, – сказал Наткет. – Обидно, что сейчас даже не добраться до его дневников и фотографий.
– Он ух уничтожил?
Наткет хмыкнул.
– Похоронил на кладбище…
– Забавно, – сказала Рэнди. – А там действительно есть ответы?
Наткет пожал плечами.
– Очень может быть. Я так думаю. Иначе какой смысл их прятать?
Рэнди долго смотрела на распускающееся перед машиной шоссе. Впереди виднелась окраина города. Башня маяка растворилась на фоне темного неба. Одинокое желтое окошко светило тускло, словно утренняя луна.
– Жаль, что не полнолуние, – сказала Рэнди. – Самое время будить мертвецов.
Красная спортивная машина плавно остановилась на подъездной дорожке у дома Норсмора. Доктор увидел ее еще в начале улицы, а перед этим час сидел у окна, высматривая алый отблеск. Машина появилась в тот момент, когда Норсмор решил, что повезло и встреча с менеджером не состоится.
От одного только ожидания у него зачесались руки. Колючий зуд не отпускал ни на секунду. Не помогла даже львиная доля китайской мази – чтобы зелье подействовало, нужно было расслабиться, а этого доктор себе позволить не мог.
Машина беззвучно стояла перед домом, пока Норсмора не затрясло от одного ее вида. Вроде ничего особенного, но доктор не мог понять, как менеджеру удалось впихнуть в груду крашеного железа столько холодной и расчетливой злости. Иногда ему казалось, что этот автомобиль не просто похож на хищника, а на самом деле живое существо. Безлунными ночами выползает на пустынное шоссе охотиться на автостопщиков. Пожирает вместе с костями – челюсти, небось, сильнее, чем у гиены. Стремительная красная гадина.
Дверь открылась, и из автомобиля выскользнул высокий молодой человек в костюме, стоившем сколько же, сколько и район, в котором жил Норсмор. Текучей походкой менеджер направился к дому. Норсмор поспешил к двери.
– Добрый вечер! – Доктор заставил себя улыбнуться. – Я ждал вас с утра…
– Хорошо, – обрадовался менеджер. – Вы уж извините, но дела задержали.
Он уверенно прошел в дом.
– Что там с нашим правдолюбцем? – зевнув, спросил он.
– Все сделано, – сказал Норсмор. – Почти… У него случился приступ, и его отвезли в больницу.
– Отвезли в больницу? – переспросил менеджер. – То есть он жив?
– Это ненадолго, – заверил его доктор. – Вы знаете – у нас осечек не бывает.
– Знаю, – согласился менеджер. – И не будет.
– Конечно, – закивал Норсмор со всей убежденностью человека, прекрасно осознающего, к чему может привести малейшая оплошность. – Еще до восхода солнца. Госпожа Сикаракис все держит под контролем.
Он искренне надеялся, что так оно и есть, что Феликса его не подведет. Он плохо понимал, чем Краузе мешал менеджеру, – подпольную радиостанцию никто не слушал, а если и слушал, то едва ли придавал значение тому, что несет старик. Доктор знал таких людей – им лишь бы с кем повоевать. Консорциум идеально подходил на роль врага, так что Большой Марв не мог пройти мимо. Но что консорциуму до его комариных укусов? Однако менеджер придерживался иного мнения.
– Как продвигается наш план? – спросил доктор.
Менеджер недоуменно склонил голову.
– Завод по производству «Драконьей Крови», – напомнил доктор.
– А, этот план… Все в порядке. Можно сказать, мы уже подготовили площадку и скоро заложим фундамент.
– Замечательно, – обрадовался доктор, представив, как крутятся, набирая обороты, цифры его банковского счета. Для миллионера еще рано, но все к тому идет. А при правильной рекламной кампании…
– В городе до сих пор говорят о раскопках динозавров, – хихикнул он. – Хорошую шутку вы придумали. Прятать дерево в лесу, а ящера за ящером.
– Пока они так думают, так оно и есть, – уклончиво ответил менеджер. – Не стоит забивать голову.
Последнее предложение прозвучало совсем не как совет – угроза в чистом виде. Норсмор вздрогнул, возвращаясь к реальности.
– Конечно, конечно, – поспешил сказать он. – Вы в бизнесе больший специалист. Вам виднее, как управлять персоналом.
– Последнее уж точно, – согласился менеджер.
Зуд в руке усилился, и доктор не выдержал. Зачесал яростно, хоть и старался удержать на губах улыбку.
– Я тут, кстати, доработал насос, – сказал он, чтобы отвлечь внимание менеджера. – Хотите взглянуть?
– Насос? – удивился менеджер, не сводя глаз с рук доктора.
– Да, откачивать кровь… Экономия места и времени.
– Очень интересно, – протянул менеджер, хотя доктор не понял, относилось это к насосу или к его чесотке. Невероятным усилием воли он заставил себя прекратить. Мазь, черт побери, ему нужна мазь… Но не в присутствие этого… Когда же он уберется? Хватило ума ляпнуть про этот чертов насос!
– Это внизу, – сказал он. – Спуститесь?
Норсмор поспешил открыть люк и приглашающе махнул рукой. Менеджер поморщился от одного вида расшатанных ступенек.
– Пожалуй, после вас…
Норсмор не стал спорить. Оскальзываясь на ржавых ступенях, он торопливо спустился в подвал.
– Все в порядке, – крикнул он наверх.
– Замечательно, – отозвался менеджер. И захлопнул люк.
В первые секунды, очутившись в кромешной темноте, Норсмор растерялся. Не понимая, что случилось, смотрел вверх, ожидая, когда вспыхнет прямоугольник света. Но время тикало, а ничего не происходило. Только расползался по руке нестерпимый зуд.
Осознание поднималось медленно, как океан с приливом. Предатель! Он собрался захапать себе весь бизнес… С самого начала так и решил!
Норсмор бросился к лестнице и полез наверх. Ноги соскакивали; доктор то и дело повисал на руках, но упрямо продолжал карабкаться.
Он почти добрался до люка, когда железная скоба вывалилась из расшатавшегося гнезда. Норсмор рухнул, ударившись спиной о драконью шкуру. Перед глазами завертелись цветные круги. Голова трещала и была готова разлететься на части. И Норсмор был бы рад, если б так и случилось.
– Выпусти меня! – завизжал доктор. – Выпусти!
Сверху не раздалось ни звука. Кожа на спине доктора лопнула, освобождая место роговому гребню.
