Глава 10
– И когда? – спросила Рэнди.
Вместе с Густавом Гаспаром они сидели на деревянном помосте рядом с ракетой и смотрели, как солнце погружается в океан. Крошечные волны расчертили водную гладь дрожащей рябью, и казалось, что океан морщился, оттого что светило оказалось слишком горячим. Ветер налетал порывами, пробирая до костей, горстями швыряя в лицо колючие и соленые капли. Одинокая чайка беззвучно парила над самой водой, высматривая, чем бы поживиться. Красиво. Прежде Рэнди никогда не видела такой океан. А там… Там океана не будет. Рэнди подумала, что будет скучать.
Плотная ветровка, которую одолжил ей Гаспар, плохо защищала от холода и сырости. К тому же рукава пришлось подвернуть по локоть, а в длину куртка доставала до колен. Смешно, наверное, она сейчас выглядит. Где это видано, чтобы принцессы ходили в одеяниях из протертого брезента? Да и коричнево-зеленый – не королевский цвет.
Рэнди сделала большой глоток из фляжки. Ром с перцем обжег горло, но лучшей профилактики простуды не придумаешь. Подавив кашель, она передала фляжку Гаспару.
– Уже скоро, – ответил Гаспар. – В ночь на вторник.
Но я не ждал вас раньше послезавтра. С вашей стороны слишком опрометчиво приехать так рано. Опрометчиво, да. Рэнди чувствовала себя неловко, когда этот человек, старше нее минимум в три раза, обращался с ней как со старшей.
– Опрометчиво? – усмехнулась она. – Кто бы мог подумать!
Гаспар с серьезным видом кивнул.
– Конечно. Вы, можно сказать, дали им козырь в руки. Теперь им будет легко вас найти.
– Кому «им»? – вздохнула Рэнди.
– Зеленым, конечно, – сказал Гаспар.
Рэнди искоса посмотрела на его лицо. Не так-то просто разговаривать с человеком, уверенным, что вы знаете гораздо больше, чем это есть на самом деле. Гаспар задумчиво смотрел на залив; заходящее солнце отражалось в стеклах очков, так что глаз было не различить. Алые отблески дрожали на его щеках.
– Защитникам природы? – переспросила она. – Им-то какое дело до Марса? Хотя им, конечно, до всего есть дело…
– Защитники природы? При чем здесь они?
– Зеленые. Вы сами сказали…
Гаспар повернулся, растерянно хлопая глазами.
– Нет-нет. Я совсем не их имел в виду. – Он усмехнулся. – Смешно, да, Гринпис захватил марсианский трон изгнал законных правителей и объявил вегетарианство государственной религией. Ха-ха…
Рэнди не увидела ничего забавного. Она нахмурилась, и Гаспар запнулся.
– Простите, ваше высочество…
– А кто на самом деле захватил марсианский трон? – . напряглась Рэнди. Как всегда, когда нервничала, она прикусила ноготь мизинца. Не самая достойная привычка для принцессы, но помогала держать себя в руках.
– Ящерицы.
– О!
– Узурпатор и его приспешники, – пояснил Гаспар, хотя этим еще больше ее запутал. Ноготь громко щелкнул, острой заусеницей впившись в язык. Ойкнув, она убрала руку.
– Что там случилось? – спросила Рэнди. – Как я оказалась на Земле?
Гаспар поскреб подбородок.
– Прилетели… Ну, когда ящерицы прорыли сквозной туннель и пробрались в Алый дворец, вас с сестрицами посадили на корабль и отправили сюда. Важно было любой ценой сохранить королевскую кровь.
– С сестрицами? – удивилась Рэнди. – У меня есть сестры?
Сестры в ее воспоминаниях и выдуманных историях не фигурировали. Гаспар задумался.
– Рэндиана… Значит, шестнадцать старших и четыре младшие. Как-то так. Могу, правда, чего напутать. Ваша младшая сестра, Кастель, четыре года назад умерла в возрасте ста двух лет.
– Ого!
– Я думаю, в корабль попал метеорит. Или ящерицы его подбили, не знаю. Только расшвыряло вас по орбите – будь здоров. А падаете без всякого порядка. Совсем перепутались.
Рэнди печально улыбнулась.
– И давно падаем?
– Ну… лет сто пятьдесят. Точнее не скажу, я здесь только сорок шесть.
Рэнди чуть не раскашлялась от неожиданности. Теперь ясно, откуда берутся морщинки…
– Это что получается, мне уже сто пятьдесят?! Нет, иногда я действительно считала себя старой, но не настолько же!
– А сколько лет было Спящей красавице, когда она проснулась? – развел руками Гаспар. – Время – хитрая штука. И ничто так не влияет на возраст, как криогенная заморозка.
Забрав у Гаспара фляжку, она сделала долгий глоток. Сто пятьдесят лет! Может, и мелочи, но новость ее не обрадовала. Одна ее знакомая, жалуясь на судьбу и несложившуюся личную жизнь, любила называть себя старухой. И это в двадцать пять! Как бы та почувствовала себя на ее месте?
– Откуда вы знали, что я приеду? – спросила Рэнди.
– Прочитал. – Гаспар достал заткнутую за пояс книгу. По темно-синей обложке расползлись Кентавры, Скорпионы, Драконы и прочие чудища звездного неба.
– Астрономический календарь?
– Точно. Очень полезная книга, здесь все написано.
– Прям так и написано? – изумилась Рэнди. – Луна – в апогее, Сатурн – начало видимости утром, Спектр – приедет марсианская принцесса?
– Почти. Через три дня Марс приблизится к Земле на минимальное расстояние. Не скажу, что ждал лично ваше высочество, но кто-то должен был приехать. Есть такая штука, как притяжение. Гравитация родины.
– Хм…
– Человека всегда тянет туда, где он родился, а отсюда до Марса ближе всего.
– Понимаю, – кивнула Рэнди. – Зов корней и крови. Странно. Не припоминаю, чтобы меня тянуло именно сюда. Хотя… Ну, может быть. Я прочитала книгу… Мартины Тор-рис. Она тоже из моих… сестер?
Гаспар вздохнул.
– Девятая. Или десятая? Точно не помню.
Рэнди выпрямилась. Мышцы невольно напряглись, и она задала вопрос, не стараясь скрыть дрожь в голосе.
– И она живет в этом городе? На почте мне сказали, что нет, но это ничего не значит, правда?
– Да. Ничего не значит. Она действительно жила в этом городе.
– Жила? – переспросила Рэнди, упавшим голосом.
– Год назад она погибла. Они все-таки добрались до нее… Остались муж и дочь.
Рэнди проглотила вставший поперек горла ком.
– Добрались? Здесь? Кто? Ящерицы?
Гаспар кивнул. За стеклами очков было плохо видно, но Рэнди все же заметила, что его глаза блестят от слез. Стало страшно. Словно ее коснулись когтистой лапой, сухой и чешуйчатой.
– Откуда здесь ящерицы? – прохрипела она.
– Слышали истории про зеленых человечков с Марса, которые только и хотят, что захватить Землю? Неужели вы думаете, что они появились на пустом месте? Узурпатор и его приспешники не из тех, кто будет сидеть сложа руки. Им нужно уничтожить вас любой ценой. Что угодно, лишь бы ваше высочество не вернулись домой. И они наверняка знают, где вас искать. Я не единственный, кто умеет читать.
Некоторое время они молчали.
– А как дела дома? – наконец спросила Рэнди.
– С новостями плохо. Связь никуда не годится. – Гаспар покачал головой. – По телефону до Марса не дозвонишься… Хотя нет, дозвонишься, но счет придет – за сто лет не расплатишься. Не иначе Узурпатор заодно с телефонными компаниями. Но восстание готово, почти готово. Все ждут только вашего возвращения.
– Значит, осталось продержаться два дня…
Рэнди посмотрела на темнеющее небо. Тонкий серп луны, невесомый и прозрачный, незаметно покачивался в такт дыханию океана. Начали проступать первые звезды, ещё совсем бледные, словно среди редких облаков рассыпали щепотку риса. А ей все никак не удавалось разглядеть ту единственную, маленькую и, наверное, красную. Марс Дом.
– Держи. – Николь поставила перед Наткетом дымящуюся чашку. Кремовая пена лохматилась на стенках, и он полной грудью вдохнул поднимавшийся с паром терпкий аромат. Вот она, достойная награда за сегодняшние злоключения.
– Никак не пойму, – сказал он. – Почему здесь такой вкусный кофе? В Бернардо такого днем с огнем не сыщешь…
– Здесь кофе с волшебством, – пожала плечами Николь. Наткет вздрогнул и с опаской заглянул в чашку. По счастью, он не увидел ни лягушачьих лапок, ни тритоньих глаз. Лучше думать, что «волшебство» – просто красивое сравнение, а то после творящихся вокруг странностей он стал чересчур мнительным. Не к добру.
– Как прошел первый день на родине? – спросила Николь, садясь напротив. – Отнес письмо?
Наткет развел руками.
– Не сложилось. Я зашел, но Гаспара не было дома. Ничего страшного, завтра отнесу. Надеюсь, он не улетит к тому времени.
– Улетит? – не поняла Николь. – Куда?
– Я почем знаю? У него на заднем дворе стоит ракета. Самая настоящая. Неужели не видела?
Николь покачала головой.
– Я давно не ходила на маяк. – Наткет понимающе кивнул. – Но догадываюсь, куда он собрался.
– Да?
– На Марс, – сказала Николь таким тоном, словно на самом деле Гаспар строил ракету для полета в соседний магазин.
– На Марс? Может, я чего не понимаю в космонавтике, но одно знаю точно – Марс далеко, на такой ракете до него не долететь. Если честно, на такой ракете и до Луны не добраться…
– Думаю, Гаспара это не беспокоит. Он же чокнулся на своем Марсе. Совсем крыша поехала… Он и маму заразил – последние месяцы она только и бредила этим его Марсом…
Николь вздохнула и уставилась в чашку.
– Интересно, – сказал Наткет. – Когда я сюда ехал, то познакомился с одной… девушкой. Ну, ты в курсе…
Николь перестала медитировать над кофе и посмотрела на него с интересом. Наткет отвел взгляд, надеясь, что в полумраке не видно, как пылают уши.
– Так вот, эта девушка тоже оказалась марсианской фанаткой. Представляешь, она видела «Пауков» и сказала, что там все неправильно! Таких тварей на Марсе нет и быть не может.
– Хм… Ну, предположим, таких пауков быть не может не только на Марсе…
– Это-то понятно, – отмахнулся Наткет. – Она с какой-то книгой носилась, «Марсианский Гладиатор», вроде. Говорит, то, что там написано, – все правда, а остальное – полная чушь. Только мне показалось, что эта книга и есть полная чушь… Та девушка как раз приехала в Спектр, чтобы познакомиться с автором… Мартиной Торрис, как-то так.
– Погоди, – остановила его Николь. – «Воин Марса»?
– Точно! – сказал Наткет. – Именно эту книгу она мне и показывала. Спрашивала, не знаю ли я автора…
– Знаешь… Мартина Торрис – это мама, – сказала Николь. – Такой псевдоним. Мартина – почти Марта, а Торрис – ее девичья фамилия.
– А!.. – Он смутился. Вот ведь угораздило ляпнуть… Полная чушь?! – Прости, я не знал.
– Ну да, – вздохнула Николь. – Мама стала писать, когда связалась с Гаспаром. Только вот писать она совсем не умела. У отца была доля в автосервисе в Конце Радуги – пришлось продать, чтобы издать книгу. Наверное, хорошо, что ее кто-то читает? Мама бы обрадовалась.
– Да. Наверное…
Они молча пили кофе, пока Николь не решилась сменить тему.
– Не знала, что ты подался в зеленые. «Гринпис»?
– Я? В зеленые? С чего ты взяла? Да меня из «Гринписа» выгнали бы взашей – за жестокое обращение с крокодилами-мутантами и прочими вымирающими видами.
Николь фыркнула.
– Я почему-то так и подумала. Потому и удивилась, с чего это Калеб решил, что ты зеленый. Что там у вас случилось?
– А, Калеб… – Наткет усмехнулся. – Я решил прогуляться по лесу и случайно вышел на так называемые раскопки…
В общих чертах он рассказал о встрече с рабочими, невольно приукрашивая свою храбрость и умолчав про стянутую кроссовку.
– Вот свинья, – сказала Николь, когда он закончил. – Чуть не отрезали голову, говоришь?
– Не думаю. Они же не полные идиоты. Припугнуть – одно, но связываться с убийством…
– Если честно, иногда на Калеба действительно находит. Не думает, что делает, и никогда не жалеет о том, что сделал. Порой мне кажется, что у него в голове не хватает какой-то важной планки.
Наткет невольно поежился. Как-то очень живо представилось это самое «на Калеба иногда находит», и где-то в отдалении послышался вой бензопилы. Наткет потер шею – лишний раз убедился, что голова на месте.
– Не нравятся мне эти раскопки, – сказал он. – Как-то там все неправильно.
Николь пожала плечами.
– Тем не менее для города они оказались спасением. Ты представляешь, что здесь творилось последние годы? Работы нет, туристов с каждым годом меньше и меньше… А еще новые квоты на отлов – лучше бы сразу горло перерезали. Раньше к нам хоть рыболовы ездили… Если б не раскопки, лет через пять здесь остался бы мертвый город. Как в вестернах: число жителей – перечеркнутый ноль.
– Ты хоть видела эти раскопки? – остановил ее Наткет. – Знаешь, как они должны вестись? Кисточкой и совочком, дабы не дай бог не пропустить какую-нибудь косточку. А не экскаватором.
– Так они динозавров ищут, – сказала Николь. – Динозавры большие. Можно и экскаватором.
– Они хоть что-то нашли? Это как новомодное лекарство без лицензии: у пациента прошли внешние симптомы, и он благополучно скончался от побочных эффектов. Оглянуться не успеешь, а на месте холмов окажется большой котлован. Тогда туристов точно никогда не будет.
– Ну а тебе-то какая разница? – вспылила Николь. – Ты завтра уедешь и думать забудешь о том, что здесь происходит!
– Слушай, давай без этого. Как ни крути, здесь и мой родной город. И я не хочу, чтобы на его месте осталась большая яма.
Николь ничего не ответила, лишь сердито засопела носом. Как ни странно, у нее получалось делать это красиво. Наткет смягчился.
– Прости, – сказал он. – Отец, наверное, тебе про это все уши прожужжал. Но ты и сама понимаешь: в чем-то он прав. Может, он и нагородил вокруг этого дела ерунды с полюсами, но там действительно не все чисто.
Николь уткнулась в чашку.
– Ладно, – сказала она. – Не обижайся. Ясное дело – вернуться и увидеть, как тут все поменялось. Но время здесь идет хоть и медленнее, но все же не стоит на месте. Ты приехал домой, но не в прошлое.
– Я понимаю, – вздохнул Наткет. Николь поправила упавшую на глаза челку. Все-таки ей безумно идет голубой цвет… Ну, прошло двенадцать, лет и что? Ни черта ведь не изменилось.
– Ой! – Николь хлопнула себя по лбу. – Совсем забыла!
Вскочив из-за стола, она открыла дверцу шкафчика и достала запечатанную бутылку.
– Мы же так и не отметили встречу!
Наткет уставился на красную жидкость. По цвету – норсморовский бальзам, в остальном – полная противоположность.
– «Кампари», – он расплылся в улыбке. – Ты знала, да?
– Вроде того, – согласилась Николь. – Только у меня нет апельсинового сока. Может, добавить в кофе?
– Хм… – Наткет задумался. – Погоди, если кофе с вишневым соком – это хорошо, а «Кампари» с вишневым – гадость редкостная… Какой-то заумный силлогизм, не решается.
– Погоди, а разве они не по первым буквам сочетаются? Кофе, коньяк, корица?
– Комиксы, – дополнил Наткет. – Если по буквам, тогда подходит.
– Рискнем? – предложила Николь.
– Почему бы и нет? Вполне достойный эксперимент.
Николь отвинтила крышку и разлила тягучую жидкость по чашкам. Над столом скользнул терпкий апельсиновый аромат.
– На самом деле, – сказала Николь, – это хорошо, что ты приехал. Рада тебя видеть.
– Э… Я тоже. На самом деле. Очень.
Кампари с кофе сочеталось. Идеально.
– Неплохо, – сказал Наткет, ухмыляясь, как мартышка, впервые попробовавшая банан.
Николь повертела в руках чашку.
– Все-таки я не понимаю, почему ты тогда уехал, – сказала она. – Сорвался ни с того ни с сего, едва успел попрощаться. Какая муха тебя укусила?
– Ну, – замялся Наткет, – так получилось…
– Получилось, – передразнила Николь. – Надеюсь, ты тогда не простудился?
Прежде чем он успел среагировать, она сменила тему.
– И на похороны отца не приехал.
Ну вот, и она туда же! Нет, он и не рассчитывал, что его поймут, но все же…
– Хороши похороны без покойника… Устроили какой-то фарс.
– Ясно, – кивнула Николь. – Ты не поверил, что он погиб, да? И потому не захотел его хоронить. Понимаю.
Наткет глубоко вздохнул. Права ведь. Если вдуматься, он и до сих пор не верил. Есть вещи, которые не укладываются в голове. Им там не место.
– А я была в костюме кролика, – усмехнулась Николь. – С большими ушками. Все же странное у твоего отца было чувство юмора… Честер на тебя очень обиделся.
Наткет поперхнулся.
– Обиделся?!
– Когда ты уехал. Считал, что ты его бросил. Он на тебя очень рассчитывал… Думал, ты продолжишь его дело. А получилось, что все воспитание вылетело в трубу – так и говорил.
– Его дело? Поиски Истинного полюса, что ли?
Николь кивнула.
– Для него это было важно. Действительно важно.
– В странные вещи он верил, – покачал головой Наткет.
– Не думаю, что он в них верил. – Николь постучала пальцем по виску. – Он предпочитал знать наверняка. Он по-другому смотрел на мир… Искоса: замечал интересное там, где никто и не думал смотреть.
– Знать наверняка? – переспросил Наткет. – К чему тогда глупые розыгрыши? Помнишь, как он бегал в костюме снежного человека? Знать наверняка и подтасовывать факты – как-то не сочетается.
– Ты никогда не задумывался, зачем он это сделал?
– Хотел попугать соседей, – ответил Наткет.
Николь покачала головой.
– Кажется, это называется ловлей на живца. Честер решил, что настоящему снежному человеку захочется поболтать со своим собратом.
Наткет усмехнулся. Отец умел производить впечатление на девушек, и, похоже, Николь попалась на удочку его историй. Но сейчас спорить совсем не хотелось.
Они проболтали до глубокой ночи, вспоминая и перекидываясь старыми шутками. Бутылка опустела, а они продолжали сидеть. В тусклом свете волосы Николь отливали жидким золотом. А еще у нее блестели глаза. Наткет отстранение заметил, что он путается в словах и совершенно не думает, о чем говорит. Надо взять себя в руки, того и гляди ляпнет лишнего. Словно уловив его настроение, Николь встала.
– Поздно уже, а ты и не отдохнул с дороги…
– Да ничего страшного, я тут подумал… Знаешь…
– Я тоже устала, – перебила Николь. – И мне тоже пора спать. Пойдем, провожу тебя в твою комнату.
– Да, конечно. – Он встал, опираясь на спинку стула.
Вслед за Николь он поднялся на второй этаж. Николь толкнула дверь и щелкнула выключателем.
– Ну как? – сказала она. – Узнаешь?
Наткет кивнул. Конечно, узнает, еще как… Если бы воспоминания имели вес, пусть каждое с мелкую монетку, то сейчас его расплющило бы многотонной громадой.
Стены комнаты были разной длины, образуя неправильную трапецию. Чтобы уравновесить асимметрию, потолок сделали скошенным, в итоге добившись противоположного эффекта. Но Наткету эти нескладности были по душе.
Ветер колыхал синие занавески, на которых развернулась история авиации – среди крошечных облачков застыли бипланы и сверхзвуковые истребители, пузатые аэробусы и остроносые летающие лодки.
Он же когда-то подумывал о карьере пилота… Чтобы пролетать над Спектром безоблачными ночами и мигать огоньком знакомым, собравшимся на главной площади. А еще писать открытки из самых невероятных мест: «Здравствуй, папа! Эту открытку я пишу в Париже, стоя у Эйфелевой башни. Завтра я улетаю в Токио…»
На лесках, привязанных к люстре, крутились модели самолетов – неряшливо склеенные и неумело раскрашенные. Привстав на цыпочки, он подтолкнул зеленый «Ньюпор» – самолет закрутился в смертельном штопоре. Раньше, чтобы дотянуться, надо было лезть на стремянку. И нигде ни пылинки… Николь наверняка убирается здесь минимум раз в неделю.
В углу стояла кровать, вернее высокий матрас, накрытый одеялом. Не потому, что Наткет боялся высоты, – просто подобное ложе несло оттенок спартанской аскетичности. Закаляет характер, так он тогда говорил. То, что нужно будущему пилоту.
Вдоль стены громоздились коробки с журналами и книгами. Наткету вдруг захотелось зарыться в них и просидеть всю ночь – перебирая, перелистывая и перечитывая. Ничто так не хранит воспоминания, как. старая бумага. А с этими журналами и книгами прошло считай все его детство. И едва ли, перечитывая тот самый «Изумрудный город» в зеленой обложке, он будет думать о приключениях Дороти и ее друзей. Вот про то, как они с Николь собирали желтые камешки, чтобы сделать дорожку к домику на дереве, – про это он вспомнит.
– Принести еще одеяло? – предложила Николь. – Отопление барахлит, а ночи сейчас холодные.
– Все в порядке, – заверил ее Наткет. – Я так вымотался, что спать буду без задних ног.
– Как знаешь, – сказала Николь. – Спокойной ночи.
Она вышла, прикрыв за собой дверь.
Наткет погасил свет, но еще долго лежал без сна. Сквозь щель в занавесках выглядывал острый рог месяца, похожий на слоновий бивень. А в стороне мерцала розовая звездочка. Это и есть Марс?
Уже засыпая, Наткет подумал, что так и не перезвонил инспектору. Флюгер на крыше тихо заскрипел, ловя дыхание океана.
Калеб терпеть не мог обеденную скатерть в своем доме: изрезанную ножом, выцветшую от времени клеенку. Но бесила Калеба не ее ветхость, а рисунок. Фрукты: фаллического вида груши, лоснящиеся персики, упругие грозди винограда… С тем же успехом на клеенке могли быть пропечатаны порнографические картинки.
Скатерть выбирала его мать, а вкус у нее был чудовищный. Достаточно взглянуть на собаку. Сейчас бультерьер с идиотской кличкой Кролик лежал у ног и громко храпел. Не спал, но храпел.
– Пошел вон. – Калеб замахнулся, чтобы пнуть собаку, но, наткнувшись на ледяной взгляд матери, так и не ударил. Кролик даже не шелохнулся.
– Ешь спокойно, – сказала Феликса.
Калеб уставился в тарелку. Спокойно, как же! Он повозил ложкой, размешивая суп. Среди кружочков белесого жира плавали рыхлые хлопья цветной капусты. Овощи он ненавидел, как и фрукты, но мяса сегодня мать не дала. Выловила кусок и демонстративно отдала собаке. Опьянение прошло, оставив после себя головную боль и обостренное обоняние. Сколько Калеб себя помнил, в их доме пахло тушеными овощами. К этому запаху не привыкнуть, и сейчас его выворачивало на изнанку. А впихивать овощи еще и внутрь было сверх его сил.
Калеб отшвырнул ложку. Жирные капельки супа веером разлетелись по клеенке.
– Дрянь, – сказал он. – Шлюха…
Феликса пожала плечами.
– Я тебя предупреждала, чему ты удивляешься?
Она сидела на противоположном конце стола, разложив перед собой фотографии, точно пасьянс.
– Ты про каждую бабу так говоришь, – хрюкнул Калеб. – И че, мне каждый раз тебя слушать?
– Хоть бы раз меня послушал, – с нажимом сказала Феликса. – Я же знаю женскую породу.
Калеб покосился на тарелку. Ну-ну…
– Конечно, ма. Черт, жаль, не проучили ее лунатика.
– Успеешь. Всему свое время. А сейчас возьми ложку и ешь.
Скрипнув зубами, Калеб сделал, что она сказала. Перечить матери было невозможно. Она все равно заставит его съесть этот суп, а чем дольше он тянет, тем противнее тот будет. Сморщившись, Калеб проглотил первую ложку. Совсем не просто жить, когда твоя мать ведьма. Настоящая.
Когда с супом было покончено, Калеб поднялся из-за стола. Его еще шатало – не самое приятное ощущение на трезвую голову.
– Пойду-ка посмотрю матч…
– Проиграли, – сказала Феликса. – Шесть два…
Калеб скривился.
– Могла бы и промолчать!
– Мог бы и не нажираться как свинья, – пожала плечами Феликса.
Калеб выругался сквозь зубы. Ведьма… Предсказывая результаты матчей, мать не ошибалась; никогда, кроме тех случаев, когда Калеб делал ставки. Азартные игры она презирала так же, как алкоголь и всех его женщин. День был окончательно и безнадежно испорчен.
Кролик довольно заворчал, переворачиваясь на бок. Проклятый подхалим. Еще на что-то надеется, хотя знает же, что мать не отступит. Калеб подумал, что когда-нибудь он все-таки пнет пса – с размаху, кованым ботинком, по морщинистому брюху. Может, это и обернется худшим днем в жизни, но результат! Когда-нибудь, но не сегодня… Словно прочитав его мысли, Кролик подмигнул.
Калеб отвернулся, держась за край стола, поплелся в гостиную. Проходя мимо матери, он искоса взглянул на пасьянс. Что Феликса делала с фотографиями, оставалось для него загадкой, но он и не стремился найти ответ. Какое ему дело, втыкает она в них иголки или капает расплавленным воском? Ее колдовские штуки были ее колдовскими штуками, и связываться – себе дороже. Он не верил, что мать превратит его в жабу, как грозилась, когда он был ребенком, но знал, что это в ее силах.
Однако на этот раз Калеб остановился. Снимки оказались мутными, но Калеб сразу узнал широкое лицо и всклокоченную бороду Марва Краузе.
– Эй! – сказал Калеб. – Да это же ее чокнутый папаша!
Феликса выпрямилась. Взяв одну из фотографий, она поднесла ее к носу, хотя никогда не жаловалась на плохое зрение.
– Действительно… Хм, интересно… Забавно…
Прежде чем спуститься в подвал, доктор Норсмор тщательно запер двери и опустил жалюзи. Гасить свет не стал, только прикрыл люстру пыльным чехлом – главное, снаружи не видно. Сомнительно, что в столь поздний час кто-то наведается в гости, но предосторожности не помешают.
Люк, ведущий в подвал, находился посреди гостиной. С первого раза и не заметишь, так ловко были подогнаны доски паркета. Тридцать четвертая плитка от стены; но от волнения доктор постоянно путался и сбивался со счета. Он не помечал ее ради безопасности и прятал люк под толстым китайским ковром. Подарок Ван Джоу… По странному стечению обстоятельств на ковре были изображены два переплетающихся золотых дракона. Сейчас ковер грудился у дальней стены; туда же доктор сдвинул мебель.
Инструменты он подготовил пару часов назад, и они терпеливо ждали у распахнутого люка: фонарик, электрическая дрель с набором новых сверл, гнутые медные трубки и полтора десятка пустых бутылочек. Норсмор старательно переложил их в саквояж и заглянул в темные глубины.
Из подвала тянуло сыростью и плесенью. Затхлый, мертвый воздух, хотя Норсмор знал точно: то, что ждало его внизу, было живым. Еще живым…
Из паутины трещин сочилась рыжеватая жидкость. Скорее всего – вода, правда, доктор не рискнул бы пробовать ее на вкус. Скобы лестницы крошились ржавчиной и опасно болтались в гнездах из отсыревшего цемента. Спускаться по такой лестнице дело рисковое – в любой момент одна из ступеней могла вывалиться. И тогда сильно повезет, если он не свернет шею. Но, утешал себя Норсмор, выигрывает тот, кто рискует. Не приглашать же каменщика?
Доктор спустил вниз удлинитель, провод которого был обмотан синей и черной изолентой, а приколоченная к дощечке розетка разболталась и треснула. Раздался глухой стук. Норсмор посветил фонариком. Желтое пятно заблестело на стенке и растворилось в темноте. Со всей осторожностью доктор взялся за скобу и начал спускаться.
С такой лестницей лучше не торопиться. Скобы раскачивались, и Норсмору казалось, что это сам туннель сжимается и разжимается, точно гигантская глотка. Влажный шелест эхом метался в узких стенах. На запястье болтался фонарик. Световое пятно блуждало по неровному кругу, выхватывая то склизкие наросты водорослей, то колонию полупрозрачных грибов.
Хорошо, что у него не было клаустрофобии. Наоборот, в замкнутом пространстве доктору было уютно. Он наслаждался, вдыхая затхлый воздух подвала. Следствие ли это змеиной лихорадки, Норсмор не знал.
Лестница закончилась, и доктор осторожно ступил на гладкие плиты пола. Почва под ногами еле заметно вздрогнула. Норсмор мотнул головой. Показалось. Заметить его – все равно что почувствовать, как по коже ползет инфузория. Масштабы, во всяком случае, сопоставимы.
Присев на корточки, Норсмор погладил стеклянную на ощупь шкуру. Смахнул нападавшие цементные крошки. Хрупкие растения подземелий, грибы и водоросли отказывались расти на подобной почве. И как бы глупо это ни звучало, Норсмор подозревал, что они боятся. Ему и самому становилось жутко, когда он подбирался так близко. Дракон Берегового хребта спал уже не одну тысячу лет. Но он не умер, нет. Рано или поздно он проснется. Загадывать, что тогда произойдет, было выше норсморовской фантазии.
Доктор не знал точно, какая часть дракона ему досталась. Скорее всего, фаланга пятого пальца правой лапы. Даже здесь чешуя впечатляла: в подвале у Норсмора уместилось всего четыре с половиной пластины. А на шее твари – небось, и вовсе с крышу дома. Там, чтобы пробиться, потребуется буровая установка.
Норсмор достал дрель и закрепил длинное сверло. Пару раз нажал на кнопку, проверяя, как работает. В тесноте звук прозвучал оглушительно, точно в подвале обосновался невероятный жук. Кивнув самому себе, доктор отложил дрель и принялся скреплять медные трубки и спирали, до упора затягивая винты. Получившаяся конструкция наводила на мысли об алхимических лабораториях или о самогонном аппарате. Последнее было близко к истине. К тому же Норсмору нравилось слово «змеевик» – символично.
Дрель взвыла, погружаясь в чешую. Запахло паленым. Драконья плоть поддавалась с трудом: через три минуты сверло застучало, пришлось его заменить. Обычно, чтобы пробиться, уходило от трех до пяти сверл. В углу подвала гнила гора испорченного металла. Но остановиться на одном отверстии не удавалось. Раз за разом приходилось начинать сначала. Вот если б ему удалось добраться до настоящей артерии! Пока же были лишь крошечные капилляры, которые заживали на вторую неделю. Выход бальзама не превышал двух десятков бутылей. Для эксклюзивного продукта неплохо, но Норсмора подобные масштабы не устраивали.
Дрель ушла вниз, чуть не вырвавшись из рук. Норсмор отпустил кнопку и осторожно вытащил инструмент. Кровь хлынула фонтанчиком, обжигая кожу. Вскрикнув от боли, доктор поспешил воткнуть в отверстие конец медной трубки. Внутри конструкции забулькало, словно аппарат всасывал драконью кровь, точно коктейль через соломинку. Норсмор поставил на противоположном конце бутылочку с воронкой. Оставалось ждать.
