Глава 26

Жрец стоял на площадке, на вершине главной башни княжеского замка и, опершись руками о парапет, смотрел на восток, в ту сторону, где вот-вот должно было взойти солнце. Прохладный ветерок развевал его бороду и непокрытые волосы. На быстро сереющем небе умирали последние звезды.

За спиной жреца раздался усталый вздох. Инциус не вздрогнул от неожиданности, хотя и не слышал шагов. Прежде чем обернуться, он поднял руку, чтобы убрать брошенную ветром в лицо прядь волос, и незаметно вытер слезинку, которую не успел высушить тот же ветер.

— Как она?

Жрец обернулся и посмотрел на ведуна. Тот сидел на скамье, привалившись спиной к парапету и прикрыв глаза. У его ног лежал простой холщовый мешок. Жрец присел рядом и, потянув носом воздух, брезгливо покосился на мешок.

— Спит. Я усыпил ее. Думаю, она еще не поняла, что произошло.

— Ошибаешься, жрец, — ведун открыл глаза, голос его звучал устало и монотонно. — Она все поняла.

— Ты знал, что это княжна, — полувопросительно, полуутвердительно произнес Инциус.

— Догадывался. Точно не знал. Обычно я чувствую оборотня. Не сразу, но чувствую. А здесь…

Поначалу я решил, что это чужак. Пришлый. Но потом ты рассказал про их мать. И было еще кое-что. Вот тогда я и понял, что нашел.

— Значит, ведуны и правда научились чувствовать оборотня в человеческом облике…

— Не все, только такие, как я.

— Она совсем еще ребенок… — жрец опустил голову.

— Это не имеет значения. Особенно если учесть, кем была ее мать. А тебе, если ты хотел ее уберечь, надо было лучше за ней смотреть.

— Ты о чем?

— То, что кто-то зачарован, еще ничего не означает. Чары могут проспать всю его жизнь, и человек умрет в положенный срок, так и не узнав, что был проклят. Тебе не хуже моего известно, что проклятье не просыпается само по себе. Его нужно разбудить. Оборотня будит сильное потрясение. Кровь, смерть, боль близкого человека. Или просто та боль и смерть, которую принимаешь близко к сердцу. Княжич относился к этому спокойно, его ты приготовил. А вот Илана, насколько я понял, воспринимала чужую смерть не так хладнокровно.

— Я не хотел… не хотел, чтобы она относилась к смерти чересчур спокойно. И кто же знал, что именно в тот день когда был убит кузнец, они окажутся поблизости!

— Это точно, — устало кивнул ведун. — Всего знать нельзя. Но вот о том, что девственница никогда не становиться оборотнем, ты ведь, наверное, знал?

Жрец быстро поднял голову.

— Так, значит, у них с Владом… Я подозревал, но не верил, что он осмелится. Все-таки дочь князя… Старый дурак! А как узнал ты?

— Как? — ведун усмехнулся. — Есть в нашей жизни вещи настолько очевидные, что не заметить их может лишь тот, кто упорно не хочет их замечать. Знаешь, как говорят: пойдешь в лес за грибами — найдешь грибы, пойдешь за ягодами, найдешь ягоды. Каждый видит лишь то, что хочет и готов увидеть. Ты верил в то, что Влад не осмелится. Передо мной такого препятствия не было. Наверное, если бы я знал князя и Влада так же хорошо, как ты, может, и я не заметил бы очевидного. Потому что оно показалось бы мне невероятным. А так… Любовь заставляет людей делать еще и не такие глупости.

Инциус угрюмо насупился.

— Ладно, не хмурься, — ведун панибратски хлопнул жреца по плечу. — На самом деле все было несколько иначе. Мне проще, чем другим, отличить женщину от девушки. Женщина для меня… ну, скажем так: иначе пахнет!

Инциус с горькой усмешкой покачал головой.

— Ты говорил об этом с Владом? Он потому и сбежал?

— Ты знаешь, что он именно сбежал? — удивился ведун.

— У меня тоже есть свои секреты, — безразлично пожав плечами, заявил жрец. — Я знаю, что в ту ночь в округе было тихо.

— Ну не скажи! — возразил ведун. — А волколак?

— Волколак не нападет на воина! — отмахнулся ведун. — При всей своей силе и злобности, он труслив и всегда предпочтет обойти сильного противника стороной. Если, конечно, не загонять его в угол. Уж тебе ли не знать!

Ведун помолчал, глядя на мешок у своих ног. Пробившийся из-за горизонта первый солнечный луч осветил его потемневшее лицо с проступившими морщинами.

— На воина не нападет, это правда. Но правда и то, что воином человека делает не кольчуга и не меч на поясе.

Жрец, удивленный словами ведуна, проследил за его взглядом. Через минуту Инциус закрыл глаза и отвернулся, на лице его отразилось неподдельное горе.

— Он испугался, — тихо заговорил ведун. — Наверное, он и вправду ее любил. Любил по-настоящему, по крайней мере, поначалу. Потому и почувствовал что-то такое, чего больше никто не заметил. А потом я нарочно подсунул ему одну книгу. Хорошую книгу, в которой много правды об оборотнях. Он прочитал и понял. И когда он понял, я был рядом. Это и было последней подсказкой. Он решил, что виноват…

— И бросил ее… — эхом откликнулся ведун.

— Он испугался, — повторил ведун. — Одно дело, когда твоя возлюбленная — дочь твоего князя, который, всплыви правда, запросто может во гневе да сгоряча оттяпать тебе главное достоинство. И совсем другое, когда она в придачу к этому еще и оборотень. И именно ты, пусть и невольно, поспособствовал тому, что она им стала. Положа руку на сердце, жрец, много ты знаешь людей, которые бы такое выдержали и не согнулись, не надломились?

— Может быть… — вздохнул жрец, поворачивая лицо к солнцу. — Может быть, ты и прав.

— Князь знает? — поинтересовался ведун. Инциус молча кивнул. — Еще кто-нибудь?

— Нет. Больше никто. Но вряд ли мы сможем долго это скрывать, рано или поздно поползут слухи… Тебе-то какое дело, ведун? — в голосе жреца прозвучала тоска. — Забирай свое золото и уходи. Князь заплатит, хоть и считает, что ты мало что сделал.

— Ты тоже так считаешь?

— Ты сдержался, — помедлив, ответил жрец. — Иногда это труднее…

— Ты говорил, что разбираешься в колдовстве.

— Тебе это зачем? — Инциус слегка удивился.

— Сможешь сделать так, чтобы… вот это выглядело… — ведун замялся, — …посвежее? Или, на худой конец, заморочить тех, кто будет смотреть.

Ведун раскрыл сой мешок и вынул оттуда нечто круглое размером с человеческую голову. Сладковато пахнуло разложением и смертью. Жрец, глянув, невольно, отшатнулся, зажав ладонью рот и нос. В руках у ведуна и вправду была уже тронутая тлением человеческая голова.

— Зачем?! — с болью в голосе воскликнул Инциус. — Зачем это? За кого ты вообще меня принимаешь?!

Сдвинув брови, он глянул на ведуна, глаза его полыхнули недобрым огнем. Ведун быстро убрал голову Влада обратно в мешок, вытер руки о холстину.

— Не смотри на меня так, жрец. Я нашел это у логова волколака, — он вздохнул и пристукнул кулаком по колену. — Я предупреждал его, а он, дурак, выбросил светильник и сам пришел к своей смерти! Он был сильным бойцом, у него было оружие. Он мог бы шутя отогнать волколака, если бы не страх, разъедавший его душу.

Ведун помолчал, потом криво усмехнулся.

— Как думаешь, жрец, если предать Возносящему Огню одну голову, душа попадет в Вышний Мир?

— Хоть сейчас-то оставь этот тон, — поморщившись, попросил жрец. Ведун кивнул.

— А еще можно сказать, что это он, — медленно проговорил ведун. — Кто-то должен быть оборотнем. А он в последние дни вел себя странно, не так, как всегда. Люди это видели, может, и поверят.

— Я знаю, у него не было родных, — продолжил ведун, не дождавшись ответа жреца. — Если уж он не смог защитить ее при жизни, так пусть хоть после смерти… Это, по крайней мере, отведет от нее подозрения. Конечно, если ты не сможешь придумать что-то получше…

— А Илана? — тихо спросил жрец. — Каково будет ей, когда она услышит эту новость?

— Она знает правду, — пожав плечами, ответил ведун.

— Тем более!

— Ладно, — ведун, нахмурившись, махнул рукой. — Плохая идея.

— Голову… — через силу выговорил жрец. — Оставь…

Ведун поднялся со скамьи, подошел к парапету и встал на том же месте, где до этого стоял жрец. Солнце вышло из-за горизонта больше чем на половину. Ветер стих. Снизу, со двора замка, доносилось ленивое цоканье копыт по брусчатке и сонные голоса.

— Что будет с ней?

— Не знаю, — Инциус устало прикрыл глаза рукой. — Рольф любил сына. Как наследника, как продолжателя рода, как свое собственное продолжение. Думаю, случись все наоборот, он пережил бы это гораздо легче. А Илана… Она слишком похожа на свою мать. Рольф не простит ей. Не простит за сына, не простит того, что все эти годы она была ему живым укором, за то, что он совершил когда-то. Он не простит ей своей вины, своего раскаяния, не простит того, что все было напрасно… Не простит, даже зная, что она ни в чем не виновата.

— Значит, теперь вы можете без помех забрать ее себе?

— Теперь она нам не нужна.

— Что так? — ведун быстро обернулся.

— Ее предназначению не суждено сбыться. То, что ты запер в ней, не даст проявиться ее собственному дару. Она уже никогда не сможет довериться самой себе и раскрыть свою силу. Теперь нам нужно искать кого-то другого… — жрец посмотрел на мешок у своих ног, потом перевел взгляд на ведуна. — Но мы не оставим ее. Она будет жить в общине. Там ее, по крайней мере, попытаются уберечь от того кошмара, на который ты ее обрек. Хотя мира в ее душе не будет уже никогда…

Ведун отвернулся от жреца. Теперь он смотрел на выплывавшее из-за горизонта солнце. Смотрел не мигая и не щуря глаз. Его пальцы так сжались на камне парапета, что, казалось, камень этот вот-вот не выдержит и раскрошится в песок.

— Почему ты так поступил, ведун? — тихо спросил жрец. — Почему не сделал того, за чем пришел?

— Разве не этого ты хотел?

— Ты не мог знать того, что Отмир способен принести Дар.

— Не мог… — эхом отозвался ведун.

— И все же ты допустил его смерть. И, если бы все сложилось по-иному, они погибли бы оба…

— Да, жрец, — ведун скрипнул зубами. — Ты прав! Сто раз прав. И, может быть, прав во всем остальном, так же, как в этом. Я не понимаю этого Мира, не понимаю самого себя. Порой у меня возникает чувство, что не я направляю собственную руку, не я принимаю решения. Может, это воля твоих Богов, может, Повелителей Ужаса. Может, это то зло, которое… заперто во мне. Я не знаю, жрец! — Ведун, тяжело дыша, хватил кулаком по парапету. — Но у меня нет другой судьбы, и выбор невелик. Или я выбираю жить так, как живу, в надежде, что когда-нибудь мне откроется иной путь. Или смерть…

— И что ты выберешь?

— Я ухожу, жрец, — жестко проговорил ведун, поворачиваясь к выходу. — Ухожу прямо сейчас.

— Да, — кивнул Инциус. — После всего, что произошло, тебе вряд ли стоит здесь задерживаться. Деньги…

— Плевать на деньги, — проронил ведун, уже шагая к лестнице.

— Возьми хоть лошадь на конюшне. Скажи, что я велел…

— Спасибо, жрец, — ведун остановился и запустил руку в кошель на поясе. — Это, кажется, твое?

Он бросил жрецу сверкнувшую в солнечном луче алмазную звездочку. Жрец испуганно вздрогнул и порывисто протянул руки, опасаясь, что драгоценный предмет упадет на пол.

— Звезда Веры, так, кажется, это называется? — угрюмо проворчал ведун. — Теперь я понимаю, зачем ты просил меня рассказать о Даре. Ты все продумал, жрец, а я попался и сыграл в твою игру. Нет, ты, конечно, не посылал мальчишку на смерть, во всяком случае, на словах. Что ты ему наплел? Что это эта штука — амулет, который поможет остановить меня? Или ее? Мальчишка сделал то, что ты хотел, но понимал ли он, что делает, на что идет? Тебя это не тяготит, жрец? Совесть не мучает?

Жрец молчал.

— Я так и думал, — вздохнул ведун и, быстро спустившись по лестнице, в одно мгновенье скрылся из глаз.

Жрец тяжело поднялся и, по-стариковски шаркая ногами, подошел к парапету. Через минуту раздалось хлопанье крыльев, и на парапет рядом с ним опустился Крарр.

— Ты доволен, жрец? — прокаркал вран. — Он сделал все так, как ты хотел?

— Он сделал то, что должен был сделать, — качая головой, ответил Инциус. — Но я этого не хотел.

— Но ты же сам просил его не убивать этого оборотня! — удивился вран. — И разве не ты мечтал о Даре?

— Я говорил то, что должен был говорить, и делал то, что должен был делать, но я не хотел, чтобы все произошло так … — повторил жрец. — Однако то, что должно случиться по воле Богов, случается помимо наших страхов и желаний. Человеческая воля слаба, и всю нашу жизнь всеми нами, за очень редким исключением, правят Внешние Силы. Именно они внушают нам все наши желания, устремления и надежды. Все то, что мы наивно полагаем порождением нашей собственной души. Одни называют эти силы Волей Богов или Повелителей ужаса, кто-то говорит о проклятье и колдовстве, и все полагают, что могут им противостоять. Глупцы! — жрец усмехнулся. — Все то, о чем они говорят, лишь ничтожные осколки, капли в океане Силы, которую разум человеческий не может ни понять, ни назвать, ни даже представить себе. — Инциус покачал головой. — Если бы я сказал такое на Совете, меня сочли бы безумцем и немедленно заточили в самой глухой темнице. Ведун прав: мы не владеем собой. И разница между людьми лишь в том, что в отличие от него или меня, большинство из них этого даже не замечает. И это их благо, потому что жить с этим пониманием нелегко…

Жрец разжал руку и вран увидел у него на ладони алмазную звезду.

— Что это? — поинтересовалась птица, любопытно кося черным глазом.

— Звезда Веры, — печально усмехнулся жрец. — Одно из свидетельств лицемерия жрецов. Осуждая колдовство на словах, мы не гнушаемся использовать его в своих целях. Раньше посвящение в очередную ступень занимало много времени, и далеко не каждый из выбранных проходил его до конца. Теперь все стало проще. Звезда Веры способна впитать в себя суть мыслей, чувств, воспоминаний одного человека и передать их другому. Передать как одно единое целое, как осознание человеком Мира и своего в нем места. Теперь посвященные высших ступеней могут поделиться своим пониманием сокровенного Знания не через посредство неуклюжих слов, а напрямую — от разума к разуму. Нужно лишь правильно напитать Звезду…

— Значит, жрецы и правда практикуют колдовство, — задумчиво проговорил Крарр.

— Мы предпочитаем называть это Помощью Богов, которую они даруют достойнейшим из их смертных слуг. — Жрец поморщился и прижал руку к груди. — Мы убеждаем самих себя, что не переступаем грань, однако же таим это от непосвященных.

Вран переступил лапами и пододвинулся ближе к руке жреца, чтобы получше разглядеть колдовскую звезду.

— А как она попала к ведуну?

Минуту жрец молчал, борясь с собой, но потом желание облегчить душу взяло верх. Он знал, что враны любят слушать гораздо больше, чем говорить, и не было еще случая, чтобы кто-то из них раззвонил по белу свету доверенный ему человеком секрет.

— Он взял его у Отмира.

Вран неопределенно каркнул и покрутил головой.

— Я хотел сам, — глухо проговорил Инциус. — Но не смог. Почувствовал, что не смогу. А он… он и вправду готов был за нее умереть, просто так, без всякой надежды. Он был готов потому что я так его воспитал. Но я скрыл от него последнюю правду! Я сказал ему, что звезда защитит, придаст сил… А на самом деле я напитал ее чувствами того, кто знал о Даре все, что можно знать. И не понаслышке, а из первых рук. Когда пришло время, когда она была уже рядом, Звезда ожила и выплеснула… — Инциус стиснул челюсти и умолк. Лицо его окаменело.

Вран неподвижно замер, глядя в сторону. В волнении жрец говорил не слишком складно, но птица, похоже, отлично его понимала.

— Мальчик смог. Боги свидетели, он был мне как сын, — Инциус прикрыл глаза рукой, губы его предательски задрожали, плечи поникли. — Больше чем сын… Но долг превыше всего. — жрец выпрямился и, твердо сжав губы, убрал руку от лица. Взгляд его стал холодным и высокомерным.

— Они оба несли в себе силу Зла, но история их матери и деда, да и весь наш опыт в таких делах говорили о том, что у женщины было больше шансов совладать с этой силой. Однако… женщинам труднее понять долг, чувства имеют над ними слишком большую власть. Наверное, в этом их сила, но в этом же и слабость. Взвесив все за и против, Совет сделал ставку на Илану. Однако… Я надеялся, что в этот раз Боги изберут мужчину. Я воспитывал Отмира, учил его противиться Злу, я хотел ему помочь. Но все вышло не так, как мне мстилось. И когда Боги послали мне этот замысел, я подумал: почему бы и нет? У меня был под рукой человек, который мог раскрыть тайну Дара, который на собственной шкуре испытал, что это такое. Я попросил ведуна рассказать, помог ему глубже уйти в воспоминания. Я напитал Звезду его духом и отдал ее Отмиру… — по лицу жреца снова пробежала тень отчаяния, но он быстро совладал с собой.

— Он мог бы стать лучшим моим учеником. Зерно Сокровенного Знания нашло в его душе благодатную почву…

— Ты знал, что оборотень — княжна?

— Нет, — тряхнул головой жрец. — Я вверил свою душу Богам, и они подсказали мне путь. Оборотнем мог быть кто-то из детей князя. Учитывая их происхождение, это было более чем вероятно. Да и вообще… Если бы это был Отмир, ведун убил бы его и мы сохранили бы княжну. Если же оборотнем оказалась бы девочка, оставалась надежда, что Отмир сумеет принести Дар. И все же я не хотел его смерти…

— Ты сильно рисковал, — заметил вран. — А что если бы он не смог? Илана убивает брата, ведун убивает ее…Повернись все иначе, и ты мог бы потерять их обоих!

— Что поделаешь, — жрец развел руками. — Тот, кто верит, всегда рискует. Веру нельзя проверять точным расчетом — иначе она теряет всю свою силу!

— А если бы оборотнем оказался кто-то другой? Не Илана и не Отмир? — поинтересовался Крарр. — Что тогда?

— Тогда? — жрец глянул на врана со снисходительной улыбкой. — Тогда ведун без раздумий и колебаний прикончил бы этого несчастного, забрал свою плату и ушел. А нам снова осталось бы ждать неизвестно чего.

Вран, склонив голову набок, с любопытством посмотрел на жреца. Тот печально покивал головой.

— А что будет с княжной? Она и правда вам уже не нужна?

— У тебя хороший слух, вран, — без улыбки заметил жрец. — Слишком хороший. Или враны и в самом деле читают мысли людей?

— Ветер разносит слова далеко, — неопределенно каркнул вран. — То, что желаешь сохранить в тайне, не стоит произносить вслух.

— Крарр, — Инциус пристально посмотрел на птицу. — А ты часом не лазутчик Повелителей Ужаса?

Вран взъерошил перья и издал звук, похожий на смешок.

— Ведун спрашивал меня о том же. Мы помогали вам раньше, до тех пор, пока наши пути не разошлись. Теперь мы вернулись, потому что наши земли затопляет Сумрак, и, может быть, мы снова станем вам союзниками. Был ли у людей хоть один повод заподозрить вранов в вероломстве?

— Нет, Крарр, ни одного, — признал жрец. — Наоборот, ваша помощь всегда была очень ценна для нас. Но сейчас ставки слишком высоки. И даже чрезмерное любопытство друга вызывает подозрение.

— Мы готовы помочь людям против нашего общего врага, но мы не хотим совать голову в темный мешок, потому что… Ставки слишком высоки!

Жрец кивнул, вран склонил голову набок.

— Так что будет с княжной?

— Она исполнит то, что предназначено. Как и было предсказано. Она закончит то, что не смогла закончить ее мать…

— Сидя в жреческой общине? — не без сарказма уточнил вран.

— Она не будет сидеть в общине, друг мой. Я слишком хорошо ее знаю.

— Тогда как вы собираетесь указать ей путь?

— Никак, — отрезал жрец. Вран удивленно приоткрыл клюв. — Все просто, Крарр. Осел, который крутит бурильный ворот, рано или поздно выроет глубокую шахту, в которой, если бурить в правильном месте, можно обнаружить несметные сокровища. Но! — жрец поднял палец. — За долгое время осел так привыкает ходить по одному и тому же кругу, что этот круг представляется ему единственно возможным путем в жизни. Жрецы достигли много, но в нашем круге нет того, что помогло бы людям одолеть Повелителей Ужаса. Мы не можем указать ей верный путь просто потому, что не знаем его. Ей придется искать самой. В одиночку или с проводником. А вернее всего, сменив не одного проводника, до тех пор, пока не научится видеть свой путь сама…

— Тогда то, что ты сказал ведуну…

— Повторяю: я сказал то, что должен был сказать, — перебил Крарра жрец. — Человек упрям и противоречив, и иногда для того, чтобы укрепить его в истинном намерении, надежнее использовать запрет, а не понукание.

Птица нахохлилась и замолчала. Далеко внизу скрипнули большие ворота. Перегнувшись через парапет, жрец увидел, как двор замка покидает одинокий всадник на гнедой лошади. Люди останавливались и смотрели ему вслед. Стражник у ворот взял лошадь под уздцы и о чем-то спросил всадника. Тот ответил.

Стражник отпустил поводья и отшатнулся. Всадник медленно переехал мост и пустил лошадь шагом по прямой, как полет стрелы, дороге. Ратник, с которым он разговаривал, что-то сказал своему напарнику и опрометью бросился в башню стражи. У ворот, вокруг второго стражника, начал собираться народ…

Пока ведун седлал первую попавшуюся в конюшне лошадь, никто не сказал ему ни слова. Не пришлось даже ссылаться на жреца. Ратники и слуги бросали на него косые взгляды, но подойти не решались. Видно, лицо ведуна в это утро еще меньше, чем обычно, располагало окружающих к разговорам.

Пожалуй, он так и уехал бы из замка, не сказав ни слова, если бы не стражник у ворот. Неожиданно шагнув наперерез, он остановил лошадь ведуна. Ведун наградил смелого ратника тяжелым взглядом, но тот не смутился.

— Ты уж прости, господин ведун, что встреваю в твои дела, — в глазах стражника плескалось нешуточное беспокойство. — Но не встретил ли ты ночью снаружи молодого князя? А то он с вечера как вышел за ворота, так по сю пору и не вернулся.

Ведун молча смотрел сквозь стражника. Тот неловко отвел глаза.

— Ты уж не серчай, господин ведун, а только сердце не на месте. Ночью-то вон какой вой снаружи стоял. А князя молодого мы пускать не хотели, потому как не велено было, да разве ж ему перечить-то можно? Знаю, говорит, что делаю, и весь разговор. Я пока за воеводой сбегал, его уж и след простыл. Не удержал напарник-то… Так, может, виделись вы с ним? — стражник поднял глаза и с надеждой посмотрел а ведуна. Тот медленно сфокусировал взор на лице ратника и глухо выговорил:

— Нет больше молодого князя, — стражник, побелев как полотно, отшагнул назад. — И оборотня больше нет.

— Да неужто… — схватившись за грудь, одними губами прошептал стражник.

Ведун тронул поводья и выехал на мост. Только сейчас до него дошло, что слова, сказанные стражнику, можно было истолковать и так, и эдак. Ведун тряхнул головой — все равно, разберутся сами.

Стражник встретился взглядом с напарником. У того на лице сквозь недоверие проступал ужас. Он тоже все слышал.

— Стереги ворота! — бросил ему стражник и бегом бросился искать воеводу.

Через минуту во дворе появился Ильнар. В одной рубахе и портах, даже без сапог, но с мечом в руке, он, приближаясь быстрым шагом к воротам, на ходу знаками подзывал оказавшихся во дворе ратников.

— Ильнар!!! — раздавшийся с главной башни крик жреца застал воеводу врасплох в тот самый момент, когда он, уже открыв рот, собирался раздавать первые приказания. Воевода выдохнул заготовленный воздух и, обернувшись, задрал голову.

— Оставь его! — неожиданно властным голосом приказал жрец. — Пусть уходит!

Воевода простер руку к жрецу и снова набрал в грудь воздуху, но жрец опять его опередил.

— Воля князя! — выкрикнул он, поднимая ладонь.

Ильнар, скрипнув зубами, оглянулся через плечо. Ведун ехал шагом и был самое большее в трех десятках локтей от ворот. Он, наверняка, все слышал, но даже не обернулся. Сейчас ничего не стоило остановить его и вернуть назад. Воля князя…

Ильнар едва сдерживал кипящий в груди гнев, но что-то в голосе жреца подсказывало ему, что сейчас перечить не стоит. Опустив голову, чтобы не встречаться глазами с собравшимися вокруг ратниками и слугами, он быстрым шагом пошел обратно к стражевой башне.

Ведун слышал какие-то крики у себя за спиной, но смысла их не понимал. Едва он выехал за ворота, в глазах у него потемнело, а уши будто заткнули тугими тряпичными пробками. Расплата за насилие над собственной природой наступила в этот раз слишком быстро и была непривычно суровой. Всего несколько часов назад ведуну казалось, что он может свернуть горы, теперь все его силы уходили на то, чтобы держать спину прямо и не выпасть раньше времени из седла.

Сначала нужно было доехать до поворота дороги. То есть проехать почти версту на глазах у глядящих ему в спину людей. Ведун не чувствовал этих взглядов, но в том, что они были, не сомневался. Еще один шаг коня, еще один десяток локтей. Он был в седле уже целую вечность, поворот приближался слишком медленно. Но вот осталось совсем немного, всего ничего…

До поворота ведун не доехал. Почувствовал, что не сдюжит. Свернув с дороги, он направил коня в лес. И как только ему показалось, что он отъехал достаточно далеко от ворот, и с дороги его уже не видно, ведун отпустил поводья и, выпав из седла, в беспамятстве рухнул наземь…