Глава сто седьмая

Сердце Титуса, когда он увидел всю троицу – Швырка, Рактелка, Треск-Куранта, – скакнуло. Сами их диковинные, нездешние лица сражались за здравость его рассудка, как врач сражается за жизнь пациента. Однако ни единым вздрогом ресниц не выдали они близкого своего знакомства с Титусом.

И все же теперь у него были союзники, хоть он и не взялся бы сказать, чем они могут ему помочь. При всей сумятице, что творилась вокруг, головы их оставались совершенно неподвижными. Они и глядели-то не на Титуса, но сквозь него, словно старались, подобно охотничьим псам, направить взгляд юноши туда, где стоял, лениво привалившись к заросшей поверху папоротником стене, такой же потрепанный, как эта стена, Мордлюк.

Гепара же, не отрывавшая глаз от своей жертвы в ожидании, когда та лишится последних сил, уже ощущавшая во рту сладкий и подлый привкус победы, увидела вдруг, как голова Титуса дернулась, будто на него накатила тошнота. И Гепара, в свой черед проследив его взгляд, увидела человека, которому никакого места в ее замыслах не было.

Едва приметив Мордлюка, Титус, спотыкаясь, пошел к нему, хотя о том, чтобы пробиться сквозь стену стоявших по кругу людей, ему, разумеется, нечего было и думать.

Титус с Гепарой не отрывали глаз от пришлеца, и вскоре все большее число гостей стало осознавать присутствие Мордлюка, со столь вызывающей небрежностью подпиравшего стену в тени нависших над ним папоротников.