Неплохая маскировка.

Только поднявшись на третий этаж, вслед за пришедшим за мной молодым пареньком, я понял, почему до сих пор партизан не смогли обнаружить.

Со стороны все это было действительно самым настоящим Театром Уродцев. Третий этаж представлял собой круглую площадку, на которой стояли клетки, огромные аквариумы, наполненные жидкостями, непонятные конструкции из металла и дерева. Все это освещалось медным светом, что придавало сцене мрачный вид. Вокруг площадки были расставлены стулья и кресла, отгороженные небольшим заборчиком. С этажа вело два выхода один на лестницу, по которой мы поднялись туда, и второй куда-то наверх, откуда выходили люди.

На площадке уже толпилось человек двадцать, среди которых я заметил и Васю. Народ все прибывал. Вокруг царило оживление. Кто-то куда-то бегал, что-то носи переговаривались.

Двое в углу вынимали из коробок мониторы и системники.

— Что у вас тут? — обратился я к пареньку, когда шли к центру площадки.

— Обычно это сцена, где происходят представления, нехотя ответил паренек, — тут еще и собираются на экстренные совещания.

— Сейчас одно из них, верно? Паренек не ответил.

Ну и не надо.

Я проспал, наверное, целую вечность, прежде чем мной пришли. Так не хотелось вставать, но паренек с зал, что надо срочно идти.

Ни Сома, ни Вероники я не заметил.

— Тебе туда, — паренек ткнул пальцем в сторону Васи и Акопа, которые стояли перед составленными bmi столами и о чем-то оживленно переговаривались.

— Спасибо.

Паренек исчез в толпе, а я подошел к разговаривающим. Вася увидел меня первым и тут же приветливо пожал руку. Акоп пожал следом, улыбнувшись:

— Мне уже о тебе все рассказали, — сообщил он. — Ты, оказывается, крутой тип!

— Ну, не совсем…

— Не надо отнекиваться. Ты довольно много сделал для игроков, хоть и вел себя, как настоящий партизан! — Акоп похлопал меня по плечу. — Ты прирожденный боец с сумеречными! Причем не по правилам! То есть наш!

— Никогда бы не подумал!

— А ты подумай! Когда все это закончится, мы с радостью возьмем такого бойца в свои ряды. А если еще удастся инициировать твой дар, тогда… у-ух!

— Акоп, оставь свое восхищение на потом, — перебил его Вася, — делами надо заниматься.

— Верно. Смотри, ты нам тоже можешь кое-чем помочь, — Акоп указал на карту, расстеленную на столе.

Я нагнулся ближе, отмечая про себя, что это довольно неплохая карта. Детально прорисованный ландшафт, трехмерные схемы городов, четкие дороги. Правда, учитывая технологии, которыми обладают игроки, можно было бы и не удивляться.

— Это схема южной России, — пояснил Акоп, — вот смотри. Те города, что отмечены зеленым цветом, уже захвачены сумеречными полностью или частично. Красные города — вероятные кандидаты на захват в ближайшие дни. Синие — те, которые, вероятно, пока захватывать не будут. Это, в большинстве своем, маленькие города и села, в которых нет ни игроков, ни большого количества людей.

— Новоозерск? — Я искал глазами родной город. Вася ткнул в красную точку и сказал:

— Нет, его еще не захватили, но, скорее всего, или сегодня ночью, или завтра это случится.

В проходе показались Вероника и Сом. Они торопливо шли к нам.

— Всем привет, — бодро поздоровался Сом. Вероника вновь выглядела на все сто. Красивая и отдохнувшая. Аккуратно зачесала назад волосы и собрала их в пучок. Мы улыбнулись друг другу. Наконец-то она оказала мне хоть какое-то внимание, кроме постоянного предупреждения о том, что я могу умереть!

— Мы знали то, что сумеречные уничтожили Исправителей, уже несколько месяцев. Только не понимали, что они хотят предпринять, — начал Акоп. — Кстати, мы пытались выйти на контакт с игроками Зари, чтобы предупредить, но ваше твердолобое начальство не принимало нас в расчет. Они даже не слушали наших послов. Я, между прочим, тоже игрок, хоть и играл не по правилам. У меня есть дар и огромное количество денег, который не потратишь и за столетия. Но я же не стал таким чопорным. Вот и вас принял под покров нашего Театра. ^

— За это мы благодарны.

— Благодарите Васю. Без него у меня бы возникли большие сомнения насчет того, что с вами делать… развей что посмотрел бы на вас, Вероника, вблизи, и тогда, может быть… — вновь улыбнулся такой же ослепительной улыбкой. Он явно клеил ее. Причем на наших глазах!

Акоп перехватил мой взгляд и коротко подмигнул:

— Хорошо, вернемся к объяснениям. Васе я уже рассказал все, что необходимо, теперь расскажу вам. Сумеречные начали свои действия на всей территории Земли. В Соединенных Штатах захвачено уже два штата, в Японии, Монголии и Китае людям тоже долго не продержаться. Сумеречные уже перекрыли все системы коммуникаций и теперь вещают на весь мир свои новости и свои программы, словно ничего не происходит. На самом деле половина Японии сейчас в огне. Все иностранные послы высланы, хоть и вряд ли долетели до своих госдударств. Границы перекрыты. Австралия захвачена со вчерашнего дня. Ее захватили первой. Африку пока не трогают, разве что наиболее развитые страны…

По мере того как Акоп говорил, лица Вероники и Сома менялись. Они явно были очень удивлены масштабами начинающейся войны. Вернее, уже начавшейся, в этом сомневаться не приходилось. Мое лицо, наверное, тоже выглядело не лучше. Я был ошарашен, пожалуй, даже больше, чем все они. Игроки-то хоть воевали уже несколько столетий, пережили множество крупных войн, революции, смену общественного строя и режимов, а я что? Я же был простым смертным, и такое понятие, как война людей против непонятных существ, наделенных сверхъестественным даром, просто так в моей голове не укладывалось.

— Мы ведем наблюдение во всех районах Земли и собрали уже довольно много данных. Во-первых, сумеречные действуют пока только по ночам по одной и той же схеме, примерно, как и в случае с Краевским. Они выманивают игроков Зари под прикрытием чего-то важного и с помощью подкупленных или переманенных игроков, одним ударом уничтожают всю верхушку, а потом добивают оставшихся, вместе с людьми. Затем перекрывают системы коммуникаций, захватывают правительственные здания, а уж потом распоряжаются городом по своему усмотрению. Как ни печально это сознавать, но до людей пока не дошло, что происходит, и, думаю, поймут они это, когда будет уже слишком поздно.

— Акоп предлагает два варианта дальнейших действий, — продолжил Вася. — Первый и, как мне кажется, самый главный, это инициировать дар Виталика. Что-то в нем такое, что сильно напугало Кольку и его сумеречных. Вероятно, дар может сыграть важную роль в нашей борьбе.

— Войне, — тихо поправил Сом.

— Да. Если нам удастся выяснить, что скрывает в себе Виталик, то, возможно, мы сможем использовать его дар.

— Ну, а второй вариант опирается на быстро предпринимаемые нами решения, — продолжил вновь Акоп. — Я предлагаю не медля ни секунды начать прозванивать все еще не захваченные города и предупреждать игроков Зари, чтобы они готовились к нападению. Но здесь есть одна загвоздка — мы не знаем наверняка, кто из игроков Зари мог переметнуться на сторону сумеречных. Если информация о том, что мы знаем их планы, попадет к врагу, то вы понимаете, что с нами сделают. Камск тоже находится под угрозой. Единственные, кто помешал сумеречным укрепиться здесь, — это мы. Они знают, что здесь есть партизаны, но никак не могут нас вычислить. И поэтому боятся нападать и на игроков Зари. В принципе, правильно делают, потому что тогда нам придется вступить в схватку, а нас здесь много.

— А вы уверены, что и у вас нет предателей? — поинтересовалась Вероника.

— Если подозревать каждого, то разовьется паранойя, — ответил Акоп. — Но мы все же проверили всех, кто находится в этом здании. Здесь всего сто шестьдесят четыре человека. Все прошли жесточайшие проверки. Я абсолютно уверен в каждом из них.

— Они тоже были абсолютно уверены, — вставил я, — что не помешало жрецу организовать захват всего села.

— Я бы сказал тебе, что он действовал совсем не один. Даже, не от него зависело, что происходит в селе. Он был лишь посредником в общении с сумеречными. Но какой от этого будет толк, если я начну вам все разъяснять, — ответил Акоп. — Лучше прислушаться к тому, что я говорю, и принять верные решения.

— Предупреждать игроков в других городах сейчас слишком рискованно: мы точно не уверены в лояльности всех их. Предатели могут оказаться и в самых верхах управления городов, — сказал Вася, — и, тем более, у нас может не хватить времени на все это.

— Кто-нибудь может предложить свои планы? — спросил Акоп, оглядывая нас.

Я пожал плечами. На ум не приходило ничего, кроме какой-то одной мыслишки, что можно было взорвать всех их к чертовой матери — всех игроков сразу — так, чтобы люди остались живы. Только люди и все. Больше никого и не надо.

— Что можно придумать в такой спешке? — произнес Сом. — Я только проснулся, у меня еще в голове не может уложиться, что вы тут наговорили, а вы предлагаете обдумывать какие-то планы.

— Я извиняюсь, что помешал вашему отдыху, — ответил Акоп. — Этого бы не произошло, если бы сумеречные не начали повторные захваты городов. Вчера они напали глубокой ночью, а сегодня уже с шести часов вечера.

— Так уже вечер? — изумился Сом.

— Сейчас десятый час, если быть более точным. Вы приехали около четырех. В шесть пятнадцать в Ростове-на-Дону прогремело сразу четыре взрыва, которые уничтожили кинотеатр и почтамт. Одно то, что сумеречные знали, какие именно объекты принадлежат игрокам Зари, говорит о том, что у них и в Ростове есть осведомитель. Поэтому я вас и разбудил. Одна голова, как говорится, хорошо, а две лучше.

За моей спиной раздался треск, а потом послышалось равномерное гудение. Я обернулся и увидел, что несколько людей подключили два компьютера к одному большому монитору и теперь устанавливали около него металлическое сиденье, похожее на кресло и электрический стул одновременно. Зрелище довольно мрачное, и оно живо напомнило мне какие-то кадры из фильмов об инквизиции. Вероника, вроде, говорила, что Исправители были инквизиторами.

— Что они делают?

— Готовятся определить твой дар. Инициирование дара — очень сложная штука. Его нужно не только открыть, но и выделить все специфические особенности и, главное, направить на службу человеку, который этим даром обладает.

— Дар не управляем? — изумился я.

— Скажем так: он независим от тела. До определенного времени. Пока обладатель не научится им управлять. Дар как дикая лошадь. Он не хочет принимать наездника, пока наездник не покажет, что он хозяин. — Акоп подмигнул Веронике. — Если бы ты знал, Виталька, сколько я намучился, прежде чем научился толково летать.

— Что делать?!

Акоп посмотрел на меня и громко расхохотался. Наверное, я слишком изумленно и глупо выглядел, хотя уже давно мог бы привыкнуть ко всему неожиданному, что творится вокруг.

— Я умею летать! — повторил Акоп сквозь смех. — Честно признаюсь, ты первый, кто за последние пятьдесят с лишком лет так изумился, узнав о моем даре!

— Просто не ожидал как-то…

— Сдается мне, что скоро всем нам придется разинуть рот от твоего дара, — Акоп посерьезнел, потеребил подбородок, — если все получится, конечно.

— А я вот что надумал, — неожиданно сказал Сом. — Есть еще один вариант действий. Ведь партизаны есть в каждом городе?

— Во всех крупных городах. В маленьких почти нет, а в деревни мы и не суемся. Разве что отдохнуть. А что?

— Вы же больше всех осведомлены о дальнейших действиях сумеречных. Вы знаете, какие именно города будут захватываться в первую очередь. Так почему бы в открытую не показать этого сумеречным?

— Я не совсем понял тебя, — сказал Акоп, — Ты что имеешь в виду?

— Ты говоришь, сумеречные не суются в Камск только потому, что знают о вас. А если дать понять, что партизаны есть в каждом городе? Тогда сумеречные не посмеют сунуться! Если вы еще не поняли, то мне все ясно — они боятся воевать в открытую. Пока у них не слишком крепкие позиции, чтобы начать крупномасштабную войну. Они4пытаются действовать, как паразиты…

— Не забывай, что связано это не с тем, что сумеречные слишком слабы. Они просто не хотят привлекать внимания, чтобы для людей и игроков Зари потом было слишком поздно, — резко перебил Вася. — Лешка, ты упускаешь из виду, что по силе мы все же немного уступаем сумеречным.

— Но у нас есть партизаны!

— У них тоже есть свои партизаны, которые уничтожают игроков Зари, несмотря на правила, — вставил Акоп, — Правда, они не так хорошо организованы, как мы. У сумеречных-партизан всего одна крупная база в Кабардино-Балкарии. К тому же ты предлагаешь начать, по сути, открытую войну. Стычки игроков могут перерасти в боевые действия, а правительство крупных стран, не разобравшись, может наломать кучу дров.

— Ядерная война, как я думаю, не исключение, — сказала Вероника.

— Тогда я не знаю, что еще предложить, — развел руками Сом. — Это была единственная идея, которая пришла мне в голову! И вообще, я не стратег. Я — воин.

Вот оно как. Я не стал изображать удивление — на этот раз сдержался, но решил после хорошенько расспросить Сома, что он хотел этим сказать.

— Ладно, не расстраивайся, — Акоп похлопал Сома по плечу, улыбаясь. Смотрел в это время он, правда, на Веронику. — Ни одного предложения мы исключать не будем. Существует же такая штука, как симбиоз? Может, придумаем что-нибудь среднее. Верно?

— Как, например, ваш Театр Уродцев-Партизан? — улыбнулся Сом. — У вас тут правда есть уродцы?

— В основном наделенные даром перевоплощения игроки. Оборотни. Мы просто немного корректируем их внешность, гримируем, ну и… заработанных с одного сеанса денег нам хватает, чтобы жить несколько недель.

— Подождите, я что-то не въехал. А зачем вам зарабатывать деньги? У вас же должны быть свои? И немало.

Акоп повернулся в мою сторону:

— Деньги-то у нас есть, братишка, но никто не обещал, что с нарушением правил они останутся у нас бесконечно! Если ты не знал…

— Я не знал, что у игроков они никогда не кончаются.

— Бывает и такое.

Кто-то за моей спиной громко крикнул: "Готово!" Акоп потер ладони, улыбаясь еще шире.

— Предвкушаю интересное зрелище! — произнес он сквозь тихий смешок. — Давненько не веселился так! Простите меня, но а ля герр ком все же а ля герр, тут уж ничего не поделаешь! Мне очень нравится наблюдать за инициированием, очень. Может, это было моим призванием в обычной жизни — быть психотерапевтом?

— А это связано с психотерапией? — удивился я.

— Ну, скажем, немного покопаться в твоем мозгу нам придется. Не совсем обычными способами, но зато довольно надежными. Ты ничего не почувствуешь. Обещаю. А все, что увидишь, забудешь, как только все закончится.

— Где увижу?

— В бессознании, — таинственно ответил Акоп. — Следуйте все за мной.

Он обогнул карту и направился к металлическому креслу, от которого тянулись разноцветные проводки к компьютерам и еще каким-то электронным устройствам, которых я не знал. Вроде, ничего опасного. Но как-то не слишком приятно на душе. Словно я пришел на прием к зубному врачу и совершенно точно знаю, что боли никакой не будет, но все же нервно дергаюсь, как только жало бормашины коснется нечувствительно зуба. Кресло, кстати, напоминало стоматологическое.

— Неплохая штуковина?! — воскликнул Акоп, подмигнув Веронике. Она по-прежнему оставляла все его попытки без внимания. — Мы разрабатывали ее почти шесть лет. С тех самых пор, как умер наш предводитель. Вернее, когда его забрали Исправители, чтобы провести воспитательную работу. Думаю, вам будет нетрудно догадаться, что они с ним сделали.

— Разве инициирование будем проводить прямо сейчас? — спросил Вася, приближаясь к компьютерам. Он все-таки в некотором роде компьютерный гений, что меня немного успокаивало. Если меня будут приковывать к проводам, то я хоть буду знать, что нахожусь в надежных руках. Почему-то вдруг вспомнилось мое путешествие в виртуальном мире у Васи дома. Может, сейчас произойдет то же самое? А после того как я узнаю свой дар, я стану бессмертным да еще к тому же и суперменом и буду крушить врагов направо и налево? Но, наверное, до такого не дойдет.

— Я не думаю, что у нас есть причины откладывать, — ответил на Васин вопрос Акоп. — Все приготовлено спе: циально для этой операции. Я рассчитывал провести инициирование ночью, чтобы утром мы смогли определить конкретно Виталькин дар и у нас было время до следующей ночи, чтобы развить и понять его.

Еще и понимать надо? Что же это за дар у меня такой? Не просто превращение в собаку или способность становиться сгустком информации… Кстати, я так и не расспросил обо всем у Васи подробнее… Теперь придется только после инициирования.

— Все просто, — живо продолжил Акоп. — С помощью неких приспособлений мы залезаем в мозг Виталика, а точнее, в зону мозга, отвечающую за подсознательное мышление, и там выясняем корни заложенного в него дара. Кто в него дар заложил, нам, скорее всего, узнать не удастся, но, примерно, когда — это можно. С помощью компьютерных программ мы перекачиваем всю информацию в память, потом расшифровываем ее, узнавая тем самым, что конкретно представляют собой заложенные в Витальку способности, а потом остается только развить их в нем. Все это займет, думаю, не более суток. Вопросы, предложения, возражения есть?

— Надеюсь, у меня ничего не сотрут лишнего?

— Даже не перекачают, — заверил Акоп. — Не забывай, братишка, что здесь работают профессионалы. Тем более, что к нам присоединится еще и Василий.

— Тогда я совершенно спокоен и готов отдаться в вашу власть хоть сейчас!

Акоп захохотал:

— Ты мне нравишься все больше и больше, Виталька. Я крепну в мысли, что надо тебя срочно переманивать на сторону партизан!

— Я подумаю, — ответил я тоже со смехом.

— Приступим? — оживился Акоп.

— Приступим, — ответил я.

— Что ж, если никто не против… — Вася пододвинул услужливо поднесенный ему стул и сел около компьютеров. Акоп и еще несколько людей сели рядом. Они что-то тихо объясняли Васе, изредка тыкая пальцем в бегающие по экранам цифры.

— Виталик, ты морально готов? — крикнул из-за компьютеров Акоп. — Если да, то садись в кресло!

— Готов? — спросила Вероника и неожиданно провела ладонью по моей щеке.

Меня словно ошпарило! Только не больно, а приятно. Совсем не так, как тогда, на первом этаже универмага, когда из моих рук вылезали осколки. Сейчас ее ладонь вдруг оставила след на моей щеке, теплый след, согревающий не только кожу… Я непроизвольно дернулся назад, часто-часто моргая, а Вероника уже опустила руку, едва заметно улыбнувшись:

— Дикий ты какой-то…

— Неприрученный, — тихо ответил я, поворачиваясь к креслу. Черт возьми, в эту девушку нельзя было не влюбиться! Я почувствовал, как вновь утонул в ее глазах, и сил выплыть у меня уже не было!

— Ты уверен, что готов? — подозрительно спросил Вася, оглядывая меня с ног до головы. — У тебя видок такой, словно ты только что вышел от стоматолога!

Точно в десятку! От классного стоматолога!

— Все нормально. Я готов и морально, и физически!

— Ну, раз так… — Вася проследил за тем, как я сажусь в кресло, и отвернулся к компьютерам.

Вокруг меня непонятным образом столпилось сразу огромное количество людей. Некоторые услужливо протирали мое лицо ватными тампонами и смазывали лоб и щеки какими-то жидкостями, по запаху спиртосодержащими. Молодая девушка потребовала, чтобы я закрыл глаза, и стала натирать мне веки. Кожу мгновенно зажгло, но не сильно, возрождая старые воспоминания о детстве и о том, как мать намазывала меня "Звездочкой", если я умудрялся простудиться. Ноги мои пристегнули к небольшим выступам в полу, руки — тоже, но не настолько плотно, чтобы нельзя было вырваться. Скорее всего, чисто для профилактики, а может, так требуют правила безопасности.

— Виталик, помнишь, как ты был в виртуальной реальности и смотрел фильм? — спросил Вася.

Я кивнул, не открывая глаз.

— Сейчас я попрошу тебя сделать все точно то же самое, что и тогда. То есть — расслабься, выкинь из головы все ненужные мысли, постарайся не думать ни о чем, но и не волнуйся. Через пару минут ты отключишься и очнешься только тогда, когда все закончится, так что бояться особо нечего.

— Постараюсь, — пробормотал я одними губами и рас- ' слабился.

Здорово получилось. Моим мышцам, наверное, не хватило нескольких часов здорового сна, и они с готовностью приняли отдых. Сразу от всех мыслей, крутящихся в голове, я избавиться все равно не мог и поэтому решил думать о чем-то спокойном и приятном, что не вызывало бы никаких чувств, кроме мягкой полудрем^И

О небольшом загородном домике.

Вот заработаю денег, когда все это кончится, куплю себе участок соток эдак на десять.

Построю дом по собственному проекту, чтоб с канализацией и светом. Скважину поставлю, бассейн. Что еще? Конечно, свой собственный огород. Огурцы, помидоры, баклажаны — и все такое свежее, живое, хрустящее… Черешня, как же без нее? Помню, первый раз я попробовал черешню лет в пять, и никто меня тогда не смог убедить, что это не сладкая вишенка.

Я попробовал представить спелую черешню. Такую сочную, с небольшой капелькой росы на тугом, чуть коричневатом боку. И эта капелька медленно так стекает и падает на ладонь, разлетаясь брызгами.

На чью ладонь? Вероника стоит под деревом и улыбается. Мне. Скромно улыбается, чуть потупив взгляд, но все равно смотрит на меня. И я знаю, что она теперь — моя единственная любовь, и что мы не расстанемся никогда…

А потом…

Что?

Потом черешня вдруг преобразилась. Ствол вытянулся и стал толще. Кора побурела, погрубела, пошла под нами и в некоторых местах потрескалась! Ветки вытянулись, исчезая где-то за облаками, и листья тоже вытягивались и менялись! Все это произошло в одно короткое мгновение и в абсолютной тишине…

Вероника исчезла, и только когда вместо черешни я вдруг увидел какие-то другие, совсем не земные плоды, я понял, что уже отключился…

Зеленый покров не скрывал небольшую, ветхую лачужку, притаившуюся между стволами дубов. Правда, на нее вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание: уж больно маленькой и незаметной была она.

Один ее бок лениво покосился, опираясь о ствол могучего дерева, стоящего здесь уже несколько веков. Крыша съехала набок, обнажая выломанные и прогнившие от сырости деревянные балки. Одно из трех окон представляло собой простое черное отверстие с рваными краями и торчащими саманными кирпичами вперемешку с соломой. Еще у одного окна отсутствовала одна ставня, а вторая тихо скрипела на ветру, раскачиваясь из стороны в сторону.

Только третье окно было плотно закрыто. Возможно, когда-то лачужка и походила на обычный дом, но сейчас вряд ли кто рискнул бы предположить, что в ней еще живут люди.

Лачужка эта находилась несколько в стороне от деревни, и дорога к ней за несколько лет уже порядком заросла кустарником и деревьями. Только одна-две тропинки тянулись сквозь лес, незаметные для обычного человека и напоминающие, что в лачужке еще есть жизнь.

И ведь там жили. Трое.

Один — глубокий старик, лет семидесяти, с густой шевелюрой выцветших до сияющей белизны волос. Один его глаз едва открывался, скрытый под складками вспухшей и потрескавшейся кожи, второй был мутным и недвижимым, смотрел, не мигая, в одну точку, но ничего, кроме темноты, не видел. Нижних зубов у старика не было, только несколько верхних, содержащихся, правда, в идеальном порядке и кристально чистых, без единого намека на какие-нибудь болезни. Пальцы на его тонких, ветхих руках всегда оставались скрюченными, отчего не было заметно, что на левой руке у него отсутствует мизинец, а на правой — фаланга указательного. Наверное, он потерял пальцы в шедшей уже многие годы войне, а может, в схватке с одним из бесчисленных диких зверей, бродивших повсюду. Правда, сейчас их уже было не так много. Да и опасались они приближаться к лачужке, вспоминая судьбы своих сородичей, чьи шкуры пошли на одежду и на украшения. Хотя потерять пальцы старик мог просто по пьяни, засунув их в дверной проем. Косточки-то тонкие. Что им сломаться? Но никто не знал точного ответа. Даже его жена-старуха, что жила вместе с ним бок о бок уже более полувека.

Когда-то она была действительно красивой. Теперь от прежней красоты не осталось ничего, кроме тусклых воспоминаний, изредка нагоняющих на ее изрезанное морщинами лицо едва заметную улыбку. Волосы у нее еще не выцвели до конца, но белых прядей было уже гораздо больше, чем черных, да и сами волосы стали тонкими и хрупкими, такими, что она, после того как мыла голову, выуживала из корыта целые слезшие пучки. Еще у нее постоянно тряслись руки, и старушка никак не могла готовить пищу, боясь, что неподвластный ее воле нож в кулаке поранит ее саму. Так уже случалось, и не раз.

Еду старикам готовил внук.

Хотя, может, и правнук, они уже и сами не знали точно.

Лет ему было, наверное, восемнадцать — двадцать и рос он крепким и здоровым. Скоро станет настоящими охотником, как с гордостью замечал иногда старик! Ростом он вышел весь в своего покойного отца, которого почти не помнил, а у деда никогда не спрашивал. Знал потому что, что и сам дед не помнит, кто такой его отец.

Жизнь в лесу затуманила его стремление к познанию, я жил паренек в своем узком мирке, четко выполняя лишь несколько из множества отведенных ему функций: добывал пищу, кормил стариков и старался иногда добыть денег. В деревню неподалеку он наведывался два-три раза в неделю, да и то исключительно для того, чтобы обменять свои лесные находки на что-нибудь более для него ценное. Лесные орехи, к примеру, всегда хорошо шли за муку или соль, а небольшое ведерко сыроежек можно было обменять на индюка или курицу. Особенно он любил приносить на базар змей. Диковинные существа вызывали у простых людей интерес, и они всегда толпились вокруг паренька, предлагая ему что угодно взамен. Однажды он даже приобрел непонятный музыкальный инструмент, который дед назвал "гуслями" и частенько бренчал на нем какие-то незамысловатые мелодии.

Сам паренек научиться играть так и не смог, и в последнее время гусли висели на стене как украшение и воспоминание о прежней жизни…

В тот вечер, когда на небе не было ни единого облачка и можно было разглядеть каждую звездочку, а луна светила полными боками, в лачужке было тихо и спокойно.

Старушка, как и всегда по вечерам, лежала на печке, повернувшись лицом к комнатке, и молча наблюдала, как паренек плетет лапоть на скамейке. Старик сидел около огня, на котором стоял котелок с ухой, и медленными движениями помешивал содержимое, чтобы не подгорело.

По всей лачужке уже распространился приятный и чуть солоноватый запах вареной рыбы.

Горело всего две свечки, поставленные так, чтобы ветер, пробивающийся в два незабитых окна, не задул и без того слабые огоньки. В полумраке лицо деда казалось чуть помолодевшим, ибо не было видно многочисленных морщин и шрама, пересекающего всю левую щеку и переносицу. Паренек сидел сосредоточенный, пытаясь совладать с непослушными прядями соломы. Искусству плести лапти он научился всего пару месяцев назад, благодаря одному кузнецу из деревушки, который взял паренька на заработки к себе в кузницу, и это был его второй лапоть в жизни, который можно было более-менее надевать на ногу.

Ветер за окнами усилился, и слышно стало, как колышутся ветки деревьев и кустарники, словно кто-то пробирается к лачужке, нисколько не скрывая своего присутствия. Но паренек знал, что ближе к ночи никто из деревни не отваживался сунуться в лес. Древние, как сам мир, легенды еще были слишком сильны в этом обществе. И хотя сам паренек ни разу за свою жизнь не встретил ни единого лешего, ни духов убиенных людей, потерявшихся в глуши, он и сам иногда побаивался бродить по неприметным тропинкам леса даже при полной луне.

— Дождь будет, — проскрипел старик, перекладывая деревянную ручку половника из одной руки в другую, — чувствую, будет. Кости ломить начинает в пальцах!

— Дед, может, я помешаю. А ты пока полежи малость, — отозвался тут же паренек, отложив недоделанный лапоть в сторону, — а то ведь трудно тебе перед дождем-то!

— Эх, да разве ж это трудно? Трудно — это когда встать совсем не можешь и сердце щемит так, что чувствуешь на себе уже дыхание ее, смерти то есть. А сейчас-то что. Хоть танцуй, если бы не спина проклятая! — Дед закашлялся, выплевывая на пол мутную слизь, и вытер подбородок рукавом рубахи. — Ты лучше дальше вяжи. Глядишь, продавать будешь, а то, небось, змеи твои уже поднадоели в деревне.

— Да что ты, дед. Змейки-то мои как раз самые знаменитые на базаре, — паренек вновь взял лапоть в обе руки и стал плести дальше, — да и лаптей там много продают, ремесло это несложное, и уже многие в деревне ему обучились.

— Может, и не сложное, но что-то ты с одним лаптем уже третий день возишься, — заметила старуха с печи, щурясь от света стоявшей около свечки.

Ветер за окном все усиливался и уже начал тихо подвывать сквозь неприкрытую ставню.

Правда, пробраться внутрь лачужки все еще не решался. И ведь действительно казалось, словно ходит кто-то вокруг и ломает ветки и кусты.

— А туч никаких не было, — заметил старик, — вот выходил совсем недавно и смотрел на звезды. Красота, да и только. Все видно. А луна какая, углядели?

Паренек рассеянно кивнул. Он никогда не любил глядеть на небо.

Шум деревьев слился в один громкий, неразборчивый гул. Что-то с треском упало, совсем рядом, и это заставило паренька насторожиться. Он замер на своем месте, прислушиваясь.

Глуховатый старик как ни в чем не бывало продолжал помешивать уху. Его невидящий глаз уставился на окно, за которым раскачивалась на ветру плохо прикрепленная ставня. Паренек все собирался заколотить ее, но времени все не было.

— Дед, слышишь? — шепотом спросил парень.

— Что? — дед повернул голову так, чтобы единственным глазом из-под распухшего века разглядеть внука.

— Кажется, идет кто-то… Да, точно идет!

Теперь и дед услышал. Кто-то пробирался к хижине, ломая ветки. Звуки приближались, нарастали, заполняли всю тесную лачужку. Старуха на печке встревоженно закрестилась, бормоча молитву одними губами.

И тут дверь разорвалась! Срывая петли и выворачивая балки, она разлетелась на тысячи кусочков, осыпав всех сидящих мелкой трухой и пылью! Дед с криком упал на пол, опрокидывая кипящий котел рядом с собой. В воздух с шипением поднялись огромные клубы пара. Старуха закричала во всю силу своих легких, пытаясь скрыться в глубине своего ложа, ближе к стене! Она была почти уверена, что это таинственные злые силы пришли, чтобы забрать их всех! Паренек же резво соскочил с лавочки и как был босиком, так и помчался в другой конец лачужки, где под половицами у него было припрятано оружие — стальной клинок, выменянный им у одного старика за небольшой кусок чистого золота из ручья. Клинок лежал у него уже три года, но за это время даже не потускнел — настолько хороша была сталь.

Парень выхватил меч и, развернувшись на пятках, выставил его вперед, сжимая обеими руками и ожидая нападения.

Дым и пыль рассеивались, открывая дверной проем.

В образовавшемся отверстии стоял человек.

Хотя нет… не совсем человек. Похожий, но не сильно. Скорее кто-то (или что-то), пытающееся притвориться, стать похожим на человека.

Он был одет в какой-то странный костюм, обтягивающий его с ног до самой шеи. Причем паренек так и не смог разглядеть ни единой пуговицы. Только одна-единственная тонкая полоска посредине, делящая существо ровно пополам. На ногах — блестящие сапоги, сшитые, наверное, из чистой кожи, которые сейчас могут позволить себе лишь избранные и особенно приближенные к царю-батюшке. Паренек о таких только слышал.

Подобие человека стояло совершенно недвижимо, скрестив руки на груди и ожидая, пока пыль осядет полностью. Было в этой его позе что-то нечеловеческое,

странное какое-то.

— Господи ты боже мой, а уши-то, уши, — захрипела с печки старушка, не перестававшая креститься.

Парень разглядел, что уши у существа какие-то короткие, словно обрезанные, и неправильной формы — резко закругленные на конце. Да и глаза — пустые были, только внешняя оболочка, надетая лишь для сходства.

Меч в руке парня мелко задрожал. Он уже не мог справиться с волнами атаковавшего его страха. Тем не менее, за его спиной сидел, облокотившись о лавочку, дед и молчаливая старуха, которых он должен был защищать, и поэтому паренек спросил:

— Кто ты такой, что посмел сломать дверь и зайти в мое жилище? — Как же дрожал его голос! Сильнее, чем тело, не приученное к дракам.

Человек, точнее, тот, кто хотел выдать себя за человека, не ответил ничего, продолжая молча стоять и наблюдать за парнем. Словно выжидал чего-то. Или кого-то. От этой мысли парню стало еще страшнее. Он подумал, а вдруг здесь поблизости ходят еще несколько таких же, как этот? Ходят в темноте, выискивая их лачужку, для того чтобы… чтобы…

— Убирайся отсюда, пока не поздно! — срывающимся на детский визг голосом закричал парень. — А не то сам пожалеешь, что приперся!

По лицу существа скользнула какая-то странная усмешка. Он расцепил руки и совсем неожиданно вскинул их над головой.

И тут что-то произошло…

Паренек вдруг понял, что меч больше не подвластен ему. Стальное лезвие вдруг изогнулось и Связалось в узелок. Рукоятка выскользнула из его ослабевших рук, и меч взмыл в воздух, выписывая под потолком какие-то странные пируэты.

Сухо треснуло лезвие и со звоном упало к ногам деда, который тут же испуганно отполз в сторону.

Человек повернул голову, и теперь взгляд его упал на паренька. Пустые глаза впились в тело, парализовав его, и парень с ужасом понял, что теперь настает его очередь. Подобно мечу…

Невидимые силы приподняли его в воздух. Закричать он уже не мог! Даже дышать было нечем — что-то с невероятной силой сдавило его грудь! Он задыхался, открывая и закрывая рот, как рыба, повисшая на крючке. И одновременно с этим, чувствовал что куда-то плывет. Прямо по воздуху.

Старушка пронзительно завизжала, заперхал старик, пытаясь что-то сказать…

В глазах парня потемнело. Все земные звуки померкли, и только какая-то непонятная речь зазвучала в ушах громко и отчетливо. Говорил, без сомнения, тот самый человек, который теперь повелевал его телом. Только вот что он говорил? Паренек и не старался понять.

Мозг его словно раскололся надвое, и теперь мысли текли из него и поглощались существом. Жадно, ненасытно, словно он все никак не мог насытиться тем, что ему мог предложить паренек, а взамен давал другие знания, другую информацию, которая впитывалась в кожу парня как губка. Звуки заполнили все его сознание, проникали в каждую клеточку! Он уже начал понимать, что происходит вокруг и что от него хотят…

Но тут темнота окончательно поглотила его, и паренек уже ничего не смог поделать…

Черешенка. Одна-одинешенька.

Висит на ветке, склонившейся почти над самой землей.

С ее тугого, чуть коричневатого бока стекает капелька росы.

Тоже одна. Больше ничего.

Стекает, оставляя за собой тысячи мелких капелек, и вдруг срывается и летит. Куда-то вниз, в пустоту, в неизвестность…

И звук ударившейся о дно раковины капли окончательно разбудил меня.