31.08. 17 час. 20 мин
Окрестности базы «Саян». Старая шахта
— Вот, значится, здесь… — Выдра поводил лучом фонаря. — Было б чё другое — предложил бы, а так — нет.
М-да… И капитан, и егеря за моей спиной, и сам я, разумеется, — глазели молча на эту полураздавленную бревенчатую стену, в которой косо застряла такая же полураздавленная дверь. Пахло гнилью, грибами, еще какой-то тревожащей непонятной дрянью… Все было черное, и казалось: только тронь, и посыплется.
Над головой был дощатый настил, на три четверти состоящий из дыр. Завал из ржавого железа доходил мне до плеча. Здесь были свалены какие-то колеса, бочки, кузова вагонеток, обрезки труб, бухты троса…
— Канатна дорога была, — сказал Выдра, проследив мой взгляд. — Вниз по речке запруда стояла, дробилка… Ещо наши мужики на ей молоть пытались, да ничё не намололи.
— А что вы отсюда вывозили-то, Тимофеич? — спросил капитан. — В позапрошлом году?
— А насос тут паровой хороший оставался, — с готовностью отозвался Выдра. — Такой насос, сто лет ему в субботу, а качат и качат. Ещо немецкий, ещо с до позатой войны. Вешчь. И хош дровами, хош углем, хош мазутой — йму по барабану.
— Значит, могло шахту и залить? — спросил капитан. — Без насоса?
— Не. Пересохло там все. Не зальет, нечем. — И что же, ведет она под самую базу?
— Выходит, так. Скрозь гору проходит, там вглубь сворачиват — и аккурат под американами разветвляется. Вправо широка штольня идет, а потом вниз штук шесть Малых — местами лёжкой кайлали. — Как же ее так интересно вели…
— Вели как-то. До меня было. Куды! Табличку медну отодрал: одна тысяча восемьсот девяносто первый год, купец Бородин. А чё диву даваться — за живой жилой шли, за кварцем. Богата, видать, жила попала…
— Тимофеич, а когда ты последний раз туда спускался?
— Да… лет уж вроде пять…
— Понятно. Надо идти. Итак, боевая группа, слушай команду…
Как ни странно, сама шахта не производила такого руинного впечатления, как вход в постройку, прикрывающую ее сверху. Там действительно было очень сухо, а в сравнении с открытым воздухом и тепло: градусов восемь. Мы начали спускаться — первым Выдра, потом капитан, потом я — по крепкой деревянной лестнице, отгороженной решеткой от бесконечной цепи с помятыми ржавыми ковшами. Не знаю, как все это правильно называется.
— Командир! — крикнули вдруг сверху. — Господин капитан, тут…
— Разберитесь, — коротко велел мне капитан. Сам он стоял перед входом в темную штольню. Вход обрамляла арка, сложенная из отесанных каменных глыб. В этом чувствовалась какая-то особая основательность давних шахтеров.
В штольню уходили рельсы — похожие на трамвайные, но еще с продольным желобом поверху. Колея была узенькая — сантиметров сорок. Шахтеры подкатывали сюда вагонетки, опрокидывали в бункер, а из бункера руда ковшами выгребалась наверх, на-гора…
Выдра светил на потолок — здесь достаточно высокий — и что-то там рассматривал.
Я снова полез по лестнице — теперь вверх. Порогов посторонился, пропуская меня.
— Что там? — спросил я.
— Да вот… бывает, командир. Нервы…
Нервы оказались у Врангеля. Я только взглянул на него — и понял, что уговаривать и приказывать бесполезно. Такие белые глаза…
Клаустрофобия. Он рассказывал, а я забыл. А он, наверное, думал, что пересилит…
— Сережа. Ты меня слышишь? Судорожный кивок.
— Под землю не пойдешь. Ты и… — поискал глазами, — курсант Потылицын. Возьмите пулемет. Гранаты. Прикрывайте нас отсюда. Но — чтоб железно.
— Есть.
— Есть, командир… — и тихо: — Спасибо, Зден…
— Проблемы? — спросил капитан, когда я вернулся вниз.
— Никак нет. Оставил прикрытие.
— Разумно… Вперед. Бегом. Марш. И сам побежал первым.
Крепко строили пращуры. Лишь в двух местах крепь просела, и там пришлось пробираться ползком. После второго завала Выдра велел всем сесть, а сам ушел вперед и скоро вернулся верхом на дрезине.
— Жива старуха, — сказал он весело. Я подумал вдруг, что шахта вовсе не так уж заброшена.
— Хичники лазиют, — сказал он, будто отвечая на незаданный вопрос. — Всё львину голову ищут, не найдут…
Хищниками, я знал, называли блуждающих старателей, не имеющих участков, а урывающих там, где удастся. На них приходилась немалая часть преступлений в тайге и горах; их же чаще всего находили на дальних тропах с зарядом картечи в груди или спине…
Как-то это не совмещалось: наличие множественного числа «хичников» и безуспешный розыск шахты ненастоящими геологами. Но думать я не мог, мысли отбило, и четко ощущалась какая-то крепкая перегородка, опущенная поперек мозгов… Впрочем, я слышал о подобных вещах: местные знали о явлении или объекте все, приезжие — ничего. Видимо, в данном случае что-то подобное нами и наблюдается…
— Что за львиная голова? — насторожился вдруг капитан. — Тот знаменитый самородок?
— Ага, — отозвался Выдра. — На который Бородину наворожили… — и он рассказал любопытную историю о том, как купцу Бородину наворожил какой-то старик: найдут на Бородинском прииске знатный самородок с голову рыси размером, но после этого перемрут один за другим сыновья купца, а жена решится умом, а чтобы поверил купец, то вот… — и старик выдал какое-то бытовое предсказание, исполнившееся буквально в тот же день. На следующий месяц доносят купцу: в глыбе кварца самородок найден, поболе кошачьей головы и на голову льва похожий. Тогда распорядился как-то секретно купец — и не вынесли из шахты тот самородок, с почестью где-то похоронили… С тех пор истощилась шахта начисто, кварц и тот не попадается, а все же вот находятся люди, желающие поискать пропажу…
Случилось все это в начале семнадцатого года, а уже в двадцатом не осталось у купца ни одного сына, а жена решилась умом. Сам же Бородин пережил как-то и горе, и разорение, в сорок втором вернул все имущество, но к шахте с тех пор не подходил, не подъезжал. Не продавал ее и сам не пользовал. Умер он совсем недавно, лет шесть-семь назад…
Потом, передохнув, мы кое-как облепили дрезину, приспособили фонари, Выдра и Самосенок, егерь из звена Поротова, крепкий квадратный парень, на гражданке путевой рабочий, сели на рычаги, — и мы скрежеща, медленно, все быстрее, быстрее покатились по глухо отдающим звук рельсам.
Все это было до жути нереально. Казалось, я опять смотрю кино.
