Книга: Вопрос права
Назад: 22
Дальше: 24

23

Отсюда лагерь казался совсем крошечным, но те, кто остался внизу, в недвижном ожидании обратив кверху пятна лиц, были еще крошечней — как точки. Как муравьи, впавшие в летаргию с наступлением холодов. Как ничто. Их всех можно было прикрыть одной ладонью — защитить или, может быть, наоборот. Нельзя лишь было забыть об их существовании.
Краешек солнца был еще виден, а ярко-жгучая полоса уже пробежала по воде, поиграла на прибрежных камнях и, перемахнув частокол, залила гранит, на мгновение ослепив нестерпимой мертвенной зеленью. Стефан шепотом выругался. Когда-то этой серой скале давали поэтические прозвища — Порт Зеленого Луча, например, и название не прижилось, потому что дали его взрослые. Еще того лучше — Берег Летящих Лепестков… Дня через два после посадки ветром с востока принесло кружащуюся тучу алых чешуек размером в ноготь, усеявших прибрежный гранит, — то ли взаправду лепестков неизвестных цветов, то ли сброшенных крылышек мигрирующих насекомых. Вряд ли у взрослых хватило времени и желания разобраться, что это такое, — первая смерть посетила лагерь уже через неделю, — но зрелище алого вихря, наверное, было феерическое. С тех пор оно ни разу не повторилось, мало-помалу начало забываться, обросло фантастическими додумками, и Стефан совсем не помнил его, сколько ни напрягал память, но в бортовом журнале рука Бруно Лоренца отметила необыкновенную красоту явления, а значит, так оно и было.
Зеленый луч полз вверх по башне, и, наверно, множество ждущих глаз из полутьмы внизу следило за ним, томясь и предвкушая, но Стефан больше не смотрел на муравьев. Он уберег глаза, когда луч добрался до площадки, и лишь только угас неистовый режущий свет, запустил первую ракету. Один за другим четыре огненных хвоста взвились в небо и лопнули, осветив лагерь под вопли восторга снизу. Стефан рассчитывал на пять, но пятый патрон лишь зашипел, словно в картонной гильзе поселилась гадюка, и не сработал. Старье, скисло… Стефан пинком отшвырнул патрон к противоположному краю площадки — не долетев, тот укатился в люк и загремел по ступеням трапа. Четыре шара висели в небе — два красных, два желтых. Снижаясь, один из красных попал под зеленый луч, и желтых стало три. Внизу заулюлюкали. Ничего, сойдет. И этого более чем достаточно. Если на каждый день рождения тратить сигнальные ракеты, их не хватит и на год.
Он спустился вниз, до звонкого щелчка задвинув за собой люк, оставив над головой опустевшую площадку, хотя была очередь Дэйва, а с середины ночи на дежурство должен был заступить Уве. Снимая Дэйва с поста, Стефан понимал, что рискует, создавая опасный прецедент. Как тогда… после отмены утреннего развода на работы пришлось круто доказывать, что снисходительность — еще не слабость. Тогда они в первый раз попытались наброситься. Пусть. Сегодня — праздник. Трудно заранее сказать, что в конце концов окажется опаснее, а так удалось хоть немного разрядить нервозность. О том, что ночной часовой не нужен, Стефан знал не хуже других. Даже вонючие гарпии, активно кормящиеся в темноте, не собираются ночью в стаи, а одиночкам на людей начхать, они ищут падаль или, барражируя над болотом, высматривают молодь трясинных черепах. От одной общей тревоги до другой проходят не дни — месяцы и годы, и тревоги чаще всего оказываются ложными. Полон лес трухлявых костей — вот вам вся фауна. Нелепо отрицать правоту Киро: цалькат, убивший беднягу Ансельмо, скорее всего, был реликтом, по какой-то случайности зажившимся дольше своих сородичей…
Глупцы! Кроме Людвига, никто не способен понять, почему ночные дежурства, назначенные с перепугу, нельзя много лет спустя отменить простым приказом. Это все равно что отменить рассвет или закат… Они думают, Стефан все может себе позволить, как всякий порядочный самодур с диктаторскими замашками. Нет, милые мои. Ошибаетесь. Он может только то, против чего вы не посмеете возразить, и с каждым годом он может все меньше и меньше, не потому, что он такое же ничтожество, как вы сами, а потому, что иначе придется убивать. Нет ничего опаснее, чем ломать привычные устои, но в эту ночь дежурства не будет — можете радоваться, любители выбивать подпорки из-под себя…
В капитанской каюте был порядок — на этот раз Стефан осмотрел ее гораздо тщательней обычного. Новое сигнальное приспособление действовало, контрольные волоски висели на местах. В каюту никто не наведывался — не решился либо не смог. Это было правильно, так и должно было быть, еще вчера это удовлетворило бы вполне, но сегодня Стефан ощущал неясное беспокойство. Так нетрудно сделаться параноиком, подумал он с неудовольствием. Или они умнее, чем я думаю? Вряд ли…
Он отпер сейф и некоторое время колебался, разглядывая бутылку. Она была чуть заметно початая, с восстановленной наклейкой поперек пробки, прозрачного тонированного стекла, подчеркивающего благородный цвет напитка. Выдержанный отцовский коньяк, по случайности не обнаруженный пассажирами во время пьяного бунта, прозябал в небрежении. Выдать, что ли, по наперстку? Между прочим, чистейший яд: пятьдесят миллилитров — смертельная доза для какой-нибудь Юты… Поразмыслив, Стефан аккуратно запер дверцу. Обойдутся. Узнав о существовании бутылки, они могут прийти к выводу о существовании тайника продовольствия.
Он надел парадный капитанский китель, специально перешитый для него Зоей. Когда-то швее пришлось здорово потрудиться, зато результат того стоил. Нигде не морщило, не тянуло, не висело балахоном, и вид был внушительный. Оглядев себя в зеркало, Стефан удовлетворенно прищелкнул языком.
— Ладно, — сказал он вслух. — Пойдем раздавать пряники.
Еще издали он услышал шум — то ли в кают-компании веселились, не слишком-то устав после куцего рабочего дня, то ли Дэйв опять правил кому-то прикус. Стефан ускорил шаги. Взрыв хохота успокоил его: не дерутся. Празднуют. Грубые развлечения плебса. Что у них там на этот раз — плевки на дальность? Чемпионат по доставанию носа кончиком языка? Вот и чудесно.
…Кто-то восторженно хлопал в ладоши, кто-то возмущенно пищал, что ему застят, и тянул шею, кто-то прыскал; улыбался Фукуда, и хрюкал довольный Анджей-Пупырь, малыши самозабвенно путались под ногами, а на приготовленном для праздничного ужина столе посреди кают-компании мелким чертиком вертелся Диего. Кулаки его были плотно сжаты, остановившийся безумный взгляд впивался в пространство так, словно хотел его высосать.
— Итак, — прошуршал он противным суконным голосом, вслед за чем последовал новый взрыв смеха, — кто из вас способен на элементарное: определить, в какой руке находится гайка? А? Я вас всех внимательно выслушаю, и каждый получит свое. Что еще за смех? Ты, Киро. В левой? Врешь — на торф. Завтра и бессрочно. Маркус, ты! Ни в какой? Поговори еще у меня!.. — Гомункулус брызнул слюной и цапнул несуществующую кобуру, отчего смех зрителей перешел в тихий вой. — Кто сказал — в кармане? В чьем кармане? Кому держать шире? Цыц! Хозяин кармана пусть явится до отбоя для наложения взыскания. Завтра же зашить всем карманы — и на торф! Алле-оп! — Диего на миг показал пустые ладони и вдруг, сорвав аплодисменты, извлек гайку из-за уха Людвига. — Та самая? То-то же, бездельники! Кррру-у-гом! К приему пищи — га-а-а-товсь!..
Маргарет — и та ухмылялась. А хорошо пародирует паяц, подумал Стефан, кусая губы. Вон как ржут. Шута, пожалуй, придется простить — талантлив. Пыжится слишком, правда, переигрывает, да и голос подкачал — не капитанский совсем, ни за что не поверю, что у меня такой голос…
— Ой! — сказал кто-то.
Смех будто выключили. Сначала одно, затем и другие лица повернулись к двери. Диего бочком слез со стола. Слышно было, как в заднем ряду смущенно покашливают, шмыгают и переминаются с ноги на ногу.
— Что же вы? — сказал, входя, Стефан. — Веселитесь, я же не против. И я с вами повеселюсь. Не возражаете? А, Петра? Не возражаешь?
— Нет. — Петра несмело улыбнулась.
— Ну и отлично! Что у нас в программе — фокусы? А, Диего? Покажи нам что-нибудь.
Произошло бестолковое движение — из переднего ряда в задний жирной спиной вперед пробирался Анджей. Его c ожесточением выпихивали обратно. Диего озадаченно поковырял пальцем в носу.
— А что я? Я уже…
— Что — уже?
— Уже все показал.
— Да?
— Да.
Молчание. Сопенье Анджея.
— Петра! — сказал Стефан. — Я и мы все… мы поздравляем тебя с… с седьмым годом рождения. С днем рождения, я хотел сказать. Желаем тебе счастья.
— Спасибо…
Стефан поколебался.
— Можешь завтра не работать. Извини, мне больше нечего тебе подарить.
— Спасибо…
Пауза. Одиночество в толпе.
— А что все такие кислые? Хороним кого-нибудь?
Молчание.
— Что же вы так, — укорил Стефан, давя в себе поднимающийся гнев. — Весело же было… А хотите байку? Была такая сельскохозяйственная планета — Рапсодия. На ней выращивали рапс. Однажды толпа крестьян вешала на дереве предполагаемого конокрада. Обвиняемый, естественно, брыкался и отрицал. Случайный свидетель кражи кобылы вспомнил, что у вора не было левой руки, тогда как у казнимого все конечности имелись в наличии. После чего обвиняемый был-таки повешен.
— За что? — одиноко поддержала Маргарет.
— Он был повешен, затем снят, приведен в чувство и отпущен с извинениями на все четыре стороны. А дерево спилили, чтобы не напоминало об ошибке. Это я к тому, что сперва кончи одно дело, а потом уже переходи к следующему…
Ни улыбки.
Он ощущал их растерянность — и свою. И уйти было уже нельзя. Перегнуть, переломить настроение… Жаль, не прикажешь. Нет такого приказа — веселиться. Не надо было сюда приходить. Была у них отдушина, ну и пусть — не амбразура же, чтобы затыкать ее собой…
— Может, сыграем во что-нибудь? — предложил Стефан. — Ну же! Команда на команду! Перетянем канат, а? Уве, не в службу, а в дружбу — сбегай в барахолку, выбери шланг подлиннее.
Уве ковырял ногой пол.
— Я не хочу…
— Чего ты не хочешь?
— Шланг не хочу перетягивать.
— Так. А чего ты тогда хочешь?
— Не знаю… Есть хочу.
— Все хотят. Ужин идет вторым пунктом. Еще что?
— Э-э… Может, Зоя стихи почитает?
Ну уж нет, подумал Стефан, знаю я эти стихи. Вроде той танкетки, только хуже: «Все мы юроды, поэты же лгут, а годы, как воды, все рифмы сотрут…» Чрезвычайно оптимистично, со светлой надеждой на светлое завтра! Жечь такие стихи в топке вместо торфа. Как там дальше: «Все мы невежды, и это прогресс, тропинку надежды укрыл темный лес…» Укрыл, значит. Угу. Надо полагать, навечно укрыл. В самый раз для праздника. А ведь, было время, смешно писала: «Маленький Аксель присел на горшок, выше горшка он всего на вершок…»
— Может быть, не сегодня? Извини, Зоя.
Уве пожал плечами — можно и не сегодня. Все равно. Было прекрасно слышно, как выступившая было вперед Зоя вздохнула с облегчением. И не подумала спрятать подальше свои чувства, стервоза.
— Ну так как насчет каната? — вкрадчиво спросил Стефан. — Никто не хочет? А в другие игры? Шарады, догонялки, еще что-нибудь…
Тихонько хныкала Юта.
«Колесом для них пройтись, что ли? Какого рожна…»
— Ну, смелее! Кто предложит?
Молчание.
— Да что же вы…
Из заднего ряда в передний пробился Людвиг.
— Мы не хотим веселиться.
«Так, — подумал Стефан. — Этот, по крайней мере, откровенно».
В один миг его охватило чувство беспомощности, и еще один миг он боялся, что не сможет с ним справиться. Такое бывало и прежде. Редко, но бывало, и Стефан ненавидел себя в такие минуты. Капитан не должен иметь сомнений, если он не тряпка и не деточка, готовая чуть что со слезами уткнуться в папочкин бластер. Команда, уличившая капитана в сомнениях, заслуживает другого капитана.
Пора было срочно выправлять положение.
— Ну раз так, — Стефан хлопнул в ладоши и вслед за тем сделал величавый жест рукой, — тогда к столу! К столу!..
Сопутствующая улыбка вышла тоже ничего.
Назад: 22
Дальше: 24