ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
Открыл мне Макс не сразу. Мне даже пришлось дважды позвонить. После второго звонка хрипло бухнул в недрах квартиры рык Пирата, простучали торопливые шаги, и дверь открылась.
– Проходи скорее, – под аккомпанемент собачьего рычания быстро проговорил Макс.
Он был в красной футболке, точно такой же, какая теперь валялась у меня дома в корзине грязного белья, в черных тренировочных штанах и драных шлепанцах на босу ногу. Очки сидели как-то косо; стекла, утолщенные охренительными диоптриями, походили на бойницы в осевшей набок крепостной стене. Щетина здорово отросла, грозя через день-два превратиться в самую настоящую бороду.
На кухне кто-то покашливал, шаркал ногами, чем-то звенел, и Макс не пустил меня туда. Держа за ошейник угрюмо глядящего на входную дверь Пирата, он провел меня в единственную комнату.
– Сюда, – указал он на колченогое кресло под окном. – И подожди минутку, ладно?
Я кивнул. Вытащил приобретенную по дороге пачку, закурил, оглядываясь – куда бы стряхивать пепел?
Комната Макса была большой, но захламленной до чрезвычайности. Одну из стен почти целиком занимал огромный платяной шкаф; напротив него, разделенные тумбочкой, стояли две кровати, целый угол занимал самодельный письменный стол, на котором тихонько потрескивал, как сверчок, старенький «пентиум». Полок и этажерок в комнате не имелось, а бесчисленные книги Макс держал в разных, самых неожиданных местах, как заядлый курильщик – сигареты: на подоконниках, под столами, на стульях, выстраивал вавилонские башни от пола до потолка. Окно выходило на балкон, заваленный какими-то коробками, что называется, под завязку, поэтому в комнате без включенного верхнего света было довольно темно.
Ничего похожего на пепельницу я так и не нашел, пепел стряхивал в ладонь, которую потом опорожнил под кресло. А Макс все не шел и не шел. За стенкой – на кухне – он гудел что-то приглушенным басом, перебиваемым все тем же странным позвякиванием. Чего я сижу-то? По телефону он сказал: приходи быстрее, а сам...
Я поднялся и решительно направился в прихожую. Сегодняшний сон и поселившееся во мне сразу после пробуждения осознание того, что необходимо сделать что-то важное, снова колыхнулись в сознании. И надо было мне высиживать столько времени? Я вам сейчас такое сообщу, обалдеете... Морок, да? Бешеный маньяк, да? Ну, держитесь...
Дверь на кухню была закрыта. Поднял здоровенную черную морду лежащий рядом Пират.
– Отвали! – громко сказал я и распахнул дверь.
И остановился на пороге.
Макса я сначала вообще не заметил. А над кухонным столом нависал долговязый и тощий Гринька в длинных семейных трусах. Неподвижно глядя вниз, он болтал в пустом стакане чайную ложку. Стакан звенел, как надтреснутый колокольчик. Макс, надвинувшийся откуда-то из-за мойки, яростно глянул на меня и, повернувшись, отобрал у племянника ложку. Гринька вздрогнул, медленно потянулся за чайником, приподнял его, внимательно осмотрел и наклонил над стаканом.
– Макс... – позвал я, не сводя глаз с Гриньки.
– Русских слов не понимаешь, да?! – не хуже Пирата зарычал Макс.
Гринька снова вздрогнул и уставился на меня, по-дурацки раскрыв рот. Вода из чайника тонкой струйкой журчала на стол, с клеенчатой поверхности которого побежали на пол сразу несколько ручейков.
– Морок... – выговорил я. – Я насчет этого вашего Морока...
– Я же тебе сказал пока в комнате посидеть! – Макс рычал сквозь зубы, и это было очень на него не похоже.
Махнув в мою сторону рукой (я тотчас и без разговоров вышел в прихожую, но дверь прикрывать не стал), он облапил Гриньку и осторожно, будто опасаясь его повредить, усадил на стул. Чайник Гринька так и не выпустил, держал его, прижимая обеими руками к груди, не моргая, смотрел на меня. Вода лилась ему на колени. С нижней губы на подбородок тянулась подсохшая ниточка слюны. Я только теперь заметил, что с газовой плиты скручены все вентили, спичек на полочке нет, как нет и стойки с ножами на столе. Под мойкой, где возился Макс, валялись гаечные ключи. Воду он, что ли, перекрывал? Пират поднялся на все четыре лапы и выразительно зарычал. Я вернулся в комнату и, вытирая пот со лба, обнаружил, что у меня дрожат руки.
Макс появился буквально через несколько секунд.
– Чего ты про Морока говорил? – буркнул он, стараясь смотреть в сторону. Пират подбежал к нему, сунул голову между коленей. – Я так и понял, что за важную информацию ты принес. Я уже ребятам позвонил.
Но мне уже было не до Морока. И не до ребят. И Макс это понял.
– Пройдет, – сказал он, слегка кивнув в сторону кухни, – недели через две оправится полностью. Ну, то есть... почти...
– Это из-за того, что... – с усилием начал я.
– Да, да... – неохотно выговорил Макс. – А ты как думал?
– А он... Что значит – «почти оправится»? «Почти»?..
В дверь позвонили. Настойчивый длинный звонок. На кухне грохнуло. Протяжно и страшно замычал Гринька. Макс рванул к нему. Пират поскакал следом. Стало слышно, как на кухне хлюпает вода и тащат по полу что-то тяжелое.
Опять звонок. И торопливые удары – стучали, по-моему, ногами. Пират с лаем вылетел в прихожую. Я возился с замком, а псина царапала когтями порог. Рычажок замка, щелкнув, отошел.
– Ты – уже?! – заорал, врываясь в квартиру, Виталик.
Похоже, он именно меня и ожидал увидеть.
– Давай, давай, быстрее! Выкладывай! Если это то, что думаю, я тебе расцелую, честное слово! Ну, колись, чего ты как неживой?
– Там... – Сам не зная зачем, я полуобернулся к проему кухонной двери.
Рука Виталика (он уже тащил меня за локоть в глубь квартиры) разжалась.
– А-а-а... – дернув уголком рта, проговорил он много тише, – ты про это... Не ссы, Дракон. Дерьмо случается. А как ты думал? Кто не играет, тот и не проигрывает. Пошли, пошли, нечего тут смотреть...
– Послушай... А он что? Он...
– Он больше никогда не сможет войти в Игру. Вряд ли он даже вспомнит что-нибудь об этом...
Виталик вдавил меня в комнату, а я совсем не сопротивлялся. Вспыхнул свет. В электрическом луче смерчем, нисходящим до самого пола, заметались пылинки. Виталик совершенно по-хозяйски сбросил с плеча на кресло спортивную сумку, прошел к шкафу, с тяжким металлическим скрежетом отодвинул нижний ящик.
– Ты уже выбрал себе что-нибудь? – не оборачиваясь, спросил он.
– Что?
– Иди сюда, чего ты там топчешься!
Я подошел. Заглянул в ящик. На мгновение мне показалось, что он доверху забит настоящим средневековым оружием. Поблескивали тускло широкие лезвия мечей. Метательные ножи улеглись стайкой металлических рыбок. Грозными ежами топорщились в углу кольчужные шипастые браслеты. Потом я, конечно, понял, что все это – бутафория. Но как классно сработано! Не чета той кривой жестяной рухляди, что таскал за плечами и в сумке Виталик-Аскол.
– Макс – лучший оружейник из тех, кто был у Золотого Дракона, – цокнул языком Виталик. – Работает один, гараж переоборудовал под мастерскую – и как работает! Не для себя, ему-то не полагается доспехов. Для ратников старается. Отличный оружейник. Такого и в Поле-то отпускать не хочется. Ты думаешь, срубил себе палку, а она в Поле превратилась в первоклассный меч? Хрена! Получишь тупой огрызок, который сломается после второго удара. Хороший оружейник – это все. Гляди-ка! Во!..
Он вытащил и показал мне что-то вроде трезубца, только вовсе без древка, а с удобной деревянной рукоятью. Как длинный нож с тремя лезвиями, плотно расположенными друг к другу.
– Сталь! – коротко произнес Виталик, любуясь. – На заказ сделано. Отличная штука против колющего оружия. При парировании делаешь так... – он быстро крутанул тройной нож по оси, – оружие противника в захвате, остается только выдернуть его из рук. А? И сразу – коли! – Он резко пронзил тремя лезвиями пространство. – Один удар – три дырки! Круто, скажи?!
– Круто, – кивнул я.
– И вот еще, – он поднял недлинный и тонкий меч с короткой гардой, подбросил, перехватил за лезвие и протянул мне, – попробуй, взвесь на руке, ага?
Я взвесил.
– Универсал! Для новичков – самое то. Ну как?
– Тяжеловато вообще-то.
Виталик фыркнул. Это меня почему-то разозлило.
– Деревянный лучше, – сказал я. – У тебя вон жестяные какие-то несуразные загогулины, а в Игре...
– Профессор, – презрительно оборвал меня Виталик. – Ладно, потом, может быть, поймешь... Берешь этот?
Я пожал плечами.
– На тогда, захвати кольцо. Проденешь в ремень на поясе, потом вложишь туда меч. Ножны больно громоздкие, без них лучше. Держи...
Я принял и меч, и кольцо. Виталик полностью обернулся ко мне и подмигнул:
– Начинай, чего ты хотел там сказать?
– Я видел Морок, – сказал я. – Ну, ты говорил, что Морок никому не показывается, никто не знает даже, как это создание выглядит, а я вот на Морок смотрел, как сейчас на тебя. Несколько секунд. Запомнил. Я подумал, может, это как-то поможет?
Виталик вскочил.
– Я так и знал! – крикнул он. – Если ты остался в живых, значит, не мог его не видеть. Просто сначала не сообщил, потому что в шоке был, да? Вот это здорово, вот это повезло! За это только тебе кольцо полагается.
Я кивнул. Реакция Виталика превзошла все мои ожидания. Я-то ждал в лучшем случае снисходительной похвалы, а тут такая буйная радость... Можно подумать, вражина уже схвачена, скручена и обезврежена.
– Пацаны скоро будут, – сиял Виталик. – Давай, как все соберутся, ты нам все подробно и опишешь. Хорошо?
– Хорошо.
Виталик еще какое-то время перебирал погромыхивающие железяки, как скупец – монеты в сундуке. Видимо, чтобы отвлечься и отогнать от себя жгучее желание немедленно наброситься на меня с расспросами. Попутно он завел разговор о необходимости занятий фехтованием, начал было хвастаться знакомыми мастерами спорта, но тут в комнату, сопровождаемый Пиратом, вошел Макс. Виталик мгновенно вскочил:
– А знаешь, что случилось?!
– Нет, – поглаживая холку Пирата и глядя на Пирата, пробурчал Макс.
– Собирайся, Макс! Сегодня в Поле идем. На Морока! Мы ему, гадине, сегодня точно керосину под хвост закачаем... Никита его, оказывается, видел. Понимаешь? Разглядел эту сволочь! Понимаешь?
– Сегодня? – Макс очень встревожился. Он даже вздрогнул.
– Сегодня! Сейчас! Немедленно! Чего тянуть?
– Не тянуть, – медленно проговорил оружейник. – Обдумать надо. И составить... план, что ли? К чему торопиться? Сегодня посоветуемся, а двинем... завтра.
– Ты что, Макс? – обомлел Виталик. – Совсем, что ли?.. Какое завтра? Морок специально тебя ждать будет, да? Морок долго на одном месте никогда не задерживается.
– Все равно... – промычал Макс. – Как хотите... А я не смогу. У меня – Гринька.
– Да что Гринька?!
– Не могу я его одного оставить, – буркнул Макс. – Гриньку-то... Пару дней хотя бы переждать, а потом... Он ведь даже и не помнит ничего. Говорить еще не может. В туалет его за руку вожу.
– Он поправится? – не удержался я.
Макс посмотрел на меня и кивнул. Ну, то есть – уронил голову, а потом будто через силу поднял ее.
Виталик неслышно – одними губами – выругался. И вопросительно посмотрел на меня. Я что было сил замотал головой.
– Ладно, – сказал Виталик, вынимая из кармана мобильник. – Я сеструхе звякну, она приедет присмотрит. Ты же Светку знаешь, она верный человечек. Скажу, что Гринька того... обдолбался какой-нибудь гадостью сдуру. Надо с ним посидеть.
– Светка – это хорошо, – вздохнул Макс. – Но все равно... Ладно, – решился он, – я согласен. Согласен. Значит, на Морок? В Лесное Поле?
– На юг, – уточнил Виталик. – В Приграничье.
– Ч-черт... – обронил Макс.
Виталик глянул на него как-то странно:
– А в чем дело?
– Ни в чем...
Тут из кухни раздалось жалобное мычание. Макс умчался на кухню. А в дверь протяжно позвонили.
– Ого, это Игорь, – определил Виталик. – Помнишь Игоря?
– Игоря?
– Ну, Игорь, Егор, Егорка. В электричке-то вчера? Клещ – его имя Дракона.
– Почему Клещ? – спросил я.
Виталик поднял палец. Снова хлопнула дверь. Из прихожей послышались приглушенные голоса... негромкий смешок.
– А это Рогатый явился, – уверенно проговорил Виталик. – Он в двойке с Клещом.
– Рогатый? Он что – женат?
Виталик-Аскол шутки явно не оценил. Он недоуменно приподнял брови:
– При чем здесь «женат»? Имя Дракона дается за ратные дела, совершенные в Полях. Скажешь тоже...
Бухнул голос Макса. Смешки в прихожей смолкли. Через секунду Рогатый и Клещ ввалились в комнату. И не скажешь по их лицам, что ребята веселились только что. Егор-Клещ даже побледнел.
– Гринька-то... – сказал Егор. – Видели?
– Все там будем, – кивнул Виталик, с грохотом закрывая ящик.
Мне опять стало не по себе. Поздоровавшись, пацаны расселись на незастеленных кроватях. Рогатый (пожимая мне руку, он представился Артемом) выглядел явно постарше всех присутствующих здесь; ну, исключая, конечно, Макса. Лет ему было девятнадцать, а то и двадцать. Скудную серенькую растительность на подбородке он скручивал в тоненькую, как крысиный хвост, косичку; длинные, до плеч, волосы тоже в косички заплетал. Прямо как «капитан» гхимеши. Только лицо не морщинистое, а обыкновенное. На мизинце правой руки Рогатого поблескивало золотое колечко. Ратник одного кольца, значит. И у Клеща тоже одно кольцо. Интересно, как они эти кольца заслужили? И давно ли?
– Ну? – спросил Егор. – Чего вызывали-то?
– Хана подождем, – сказал Виталик. – Хан сейчас должен подойти.
Рогатый толкнул Егора в бок локтем. Видимо, ему не терпелось сообщить что-то.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Егор. – Нашел время. Слышал же – Хан скоро здесь будет. Развоняется. И Макс всегда против этого дела.
– Макс на кухне, – сказал Рогатый. – А Хан... Да пошел он! Он по жизни воняет – и с поводом, и без повода. То это не так, то – не этак... Начальник, блин. Глядите!
Он пошуршал непрозрачным целлофановым пакетом, который не выпускал из рук все время, пока находился в комнате. В пакете что-то звякнуло.
– Я, мужики, зарплату сегодня получил! Первую.
– И много тебе накапало? – поинтересовался Виталик. – Сколько сейчас грузчикам платят?
– Я не грузчик, между прочим, а разнорабочий. Ну, много, не много, а... – Нагнувшись, он принялся выгружать из пакета стеклянные и пластиковые бутылки с пивом. – На то, чтобы отметить, хватит.
– Э! Э! Э! – приподнялся Виталик. – Очумел? Нам в Поле сейчас идти, а ты...
– В Поле? – удивился Клещ. – С чего вдруг?
Рогатый, взявшийся уже откручивать пробку, с искренним огорчением поставил бутылку между ног:
– Блин, ну по одной-то, а? Зря я, что ли, пер все это сюда? Перестань вонять, Виталя, будь человеком!
– Ни по одной, ни по половинке, – мотнул головой Виталик. – Дело серьезное. Хан сейчас придет, я вам расскажу. Вернее, он расскажет, – и хлопнул меня по плечу.
Рогатый вздохнул, сложил бутылки обратно и вдруг, по-собачьи раздувая ноздри, шумно принюхался. Скривился и ткнул пальцем в Виталика. Егор хихикнул.
– Идиоты, – с достоинством проговорил Виталик.
– Одну только? – в последний раз попытался Рогатый. – Каждый отхлебнет по глотку – и все. Чего там пить-то?
– Нет. Будешь выступать – Макса позову.
На кухне снова грохнуло и зазвенело. И кто-то заверещал тонким птичьим голосом. Все сразу замолчали.
– А кто такой Хан? – спросил я у Виталика. – Он у вас главный?
– Главный засранец, – проворчал Рогатый.
– Он мастер, – ответил Виталик. – Ратник пяти колец. После Битвы Десяти Полей Драконов осталось немного. В основном ратники ранга не выше трех колец. Кроме Хана, мастеров больше нет.
– А было тридцать два, – заметил Егор. – И еще магистры.
– А магистр?..
– Семь колец. Было двенадцать. Не осталось ни одного. И верховных магистров – пятеро. По числу принадлежащих нам Полей.
– Понятно, – кивнул я. – Получается все-таки, что этот Хан у вас главный.
– Да нет же! – поморщился Виталик. – Мастер. Ратник пяти колец. Стремится стать магистром, и я думаю, у него это получится. Он не главный, просто он... Более авторитетен. И имеет право раздавать кольца. Если, конечно, убедится, что воин достоин очередного кольца. Понимаешь, такого никогда еще не было, чтобы простой мастер встал во главе клана. Но так как никого выше его нет...
– Да никакой он не главный! – обрубил Клещ. – Вот-вот кто-нибудь мастером станет. У Однорукого четыре кольца... Вадик руку потерял в битве с крылатым ящером пиа, – объяснил он мне, – заслужил имя Дракона и свое первое кольцо. Но он и с одной рукой управляется ятаганом так, что против него вряд ли кто выстоит. Ну, может, Хан выстоит.
– Как это – руку потерял? – поежился я. – Взаправду?
– Хан Однорукого не очень-то жалует... – задумчиво проговорил Виталик-Аскол. – Сто раз подумает, прежде чем кольцо ему давать.
– Ну, не Однорукий, так кто-нибудь другой, – сказал Клещ. – Эх, вот раньше как хорошо было – до Битвы. Идешь по Полю в городе каком-нибудь. В Ургуне или Симху. Или Итта. А местные, завидев тебя, кланяются. Некоторые вообще на колени падали. В лавках товар бесплатно, жаль, что из Поля никакие вещи выносить нельзя. И все потому, что в Полях, принадлежащих Золотому Дракону, властвовал верховный магистр из общего мира. С посменной гвардией в полсотни человек. Никто даже пикнуть не смел! И Мертвым в голову никогда не пришло бы на наших землях показываться. Враз бы сверху на полметра укоротили. А сейчас... – Он символически сплюнул. – Всего клана даже на одну гвардию не хватит. Магистров нет. Верховными и не пахнет. Местные тебе только кивают. В лавку зайдешь, торговец – поклоны, поклоны, через каждое слово: «Хвала Создателям, их ненависть позволила нам жить», «Да славится раса Создателей», а задаром ничего не даст. Разболтались, гады! Забыли, кому обязаны своим существованием.
– Когда же Хан-то появится? – проворчал Виталик.
– А чего его ждать?! – воскликнул Клещ. – Давай, Никита, рассказывай, что там у тебя?
– Подождем, подождем! – замахал руками Виталик. – Вы что – Хана не знаете? Сейчас придет и начнет с порога: «Почему без меня?!» Ну его на фиг, ссориться с ним. Все-таки мастер. Пять колец.
В прихожей загремел телефон. Я слышал, как Макс прошаркал через кухню, взял трубку, сказал:
– Алло?..
Через минуту он заглянул в комнату:
– Тимур звонил. Говорит, задерживается. Говорит, пропесочка идет полным ходом.
– Что? – спросил Виталик.
– Пропесочка, – без усмешки повторил Макс. – Родители мозги моют по поводу успеваемости. Его же на осень оставили по трем предметам.
Клещ с Рогатым дружно захихикали.
– Грозный мастер Хан – ученик седьмого класса общеобразовательного учебного заведения, – шепотом сообщил мне Клещ.
Вот это здорово! Грозный мастер Хан. Сопли по колено. А уже мастер пяти колец. Среди игроков, как я заметил, те и самые могучие воины в Поле, кто младше по возрасту. Вот и Гринька, четырнадцати лет от роду, был ратником трех колец, тогда как двадцативосьмилетний Макс ни единого кольца не имел и назывался только оружейником. Даже не ратником. Это, наверное, потому, что малолетним легче войти в Поле. Перевоплотиться. Они более восприимчивы к игре. К Игре.
– Не будем ждать, – решил Клещ. – Валяй, Никита.
Макс остался стоять в дверях. И дверь на кухню тоже оставил открытой. Он то и дело косил туда глазами.
– Значит, так, – опередил меня Виталик. – Никита был в Лесном Поле. Он вытащил Макса, и он... видел Морока!
– Видел? – поразился Рогатый. – Круто! Значит, теперь эта сволочь в наших руках. Мы его найдем.
Егорка-Клещ даже захохотал. И чего они все так радуются? Ну, если я, положим, видел, так что же из этого следует?
– Не тяни! – дернул меня за рукав Виталик. – Выкладывай все про этого гада.
– Он не гад, – сказал я. И продолжал при всеобщем изумленном молчании: – Вернее, не «он». Морок – это она. Женщина. Девушка то есть. Молодая. Ну, на вид лет, может быть, семнадцати. Высокая. Красивая вообще-то, – зачем-то добавил я.
– Цвет одежды? – жадно спросил Виталик.
– Не было одежды. Точно помню. Никакой.
– Ничего себе... – выдохнул Рогатый.
– Мне сначала показалось, что она одета во что-то полупрозрачное... Но потом я понял, что это – тень от деревьев. Она под деревом стояла.
– Что-нибудь еще? – поторопил Виталик-Аскол.
– Волосы длинные. Слегка вьются. Рыжие, почти красные. Яркие такие... Как и губы. А брови почему-то черные. Да, а на обеих запястьях что-то вроде широких браслетов. И из браслетов торчат стрелки без наконечника.
– Это не браслеты, – сказал Аскол, и все понимающе закивали. – Гаррифа — миниатюрный арбалет. Дальность стрельбы незначительная, но точность высокая. Пружинный механизм нужен мощный... Сколько стрелок из каждой гаррифы торчало, не заметил?
– Четыре... Нет, пять. Точно – пять.
– Десять зарядов. Нехило...
– И еще пояс у нее был. Тонкий. На нем какие-то мешочки и много-много стрелок.
– А сиськи у нее большие? – подмигнул Рогатый.
Аскол поднялся, чтобы отвесить ему подзатыльник.
– Хватит! – закричал Клещ. – Чего разговаривать-то зря? Вы же поняли – Никита ее хорошо рассмотрел. Значит, все у нас получится. Та-ак... Дело было в Лесном Поле? В Приграничье? Наверняка она, Морок, и сейчас там или неподалеку. Или уже в Симху, там легче затеряться. Кто у нас из Старейших и Всевидящих в Приграничье?
– Старейший Моту, – подсказал Виталик.
– К нему!
– Погодите! – взмолился я. – Может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит? Ну, видел я ее, и что дальше? Как вы ее ловить собираетесь?
– Дальше – наша работа. И работа Старейшего и Всевидящего Моту, конечно, – объявил Егор. – Ты, Никита, молодец, в натуре тебе говорю. Собираемся, пацаны. Макс и Никита пойдут первыми. А мы Хана подождем, куда ж без него, родимого...
Виталик рывком вытащил ящик. Драконы подходили к ящику, брали себе громыхающие железяки, серьезно и деловито примеривали на себя по одной. Откладывали в сторону. Рядом с каждым росла несуразная металлическая кучка.
В дверь позвонили.
– Хан? – вскинулся Рогатый и, метнувшись к кровати, ногой попытался задвинуть пакет с бутылками под кровать.
– Не... – помотал головой Виталик. – Это скорее всего Светка.
ГЛАВА 2
В пальцах руки Макса, лежащей на руле, зажата сигарета. Что-то он много курит последнее время. А я вообще не припомню, чтобы он раньше курил. Пролетел мимо пост ГАИ, и Макс увеличил скорость. Теперь он не смотрел неотрывно вперед, а оглядывался по сторонам. Я понял – подъезжаем. Внутри зашевелилось маленькое сомнение: опять лезу в эти Поля. В прошлый раз чуть ногу не отгрызли, а легко могли бы и голову. Ну ладно, чего уж... Зато сейчас я не один.
– Эх, Никита... – проговорил вдруг молчавший всю дорогу Макс. – Знал бы ты, как меня беспокоит твое испытание.
– Опять двадцать пять, – проворчал я. – Ну испугался. А ты бы не испугался? Торжественно клянусь и обещаю – больше такого не повторится. Между прочим, если бы ты мне сразу все объяснил про Игру и Поля – подробно, – может быть, я с катушек и не слетел бы...
– Да я не про это!
– А про что? – удивленно насторожился я.
– Вчера утром я ходил в Поле Кладбища. Пытался говорить с Ана-Ава. Помнишь Ана-Ава?
– Еще бы не помнить...
Я представил, как Макс и чудовищное нагромождение белых костей и гнилых сухожилий, называющее себя Ана-Ава, сидят за столом переговоров. Беседуют. И поежился – бред какой-то...
– И что он тебе сказал?
Макс вытянул губы трубочкой:
– Народу хуму-хуву придется искать нового смотрителя Врат.
– Нового смотрителя?
– Видишь ли, из всех народов Поля Кладбища только народу хуму-хуву Создатели даровали право охранять Врата. Конечно, ково-кобо или, скажем, ли-ши ничем не...
– Постой-постой! При чем здесь эти... кобо... А куда подевался мой знакомец? Ты его что, замочил, что ли?
– Не я, – коротко ответил Макс. – А может, он и сам... не перенес краткого визита в общий мир. В общем, ничего из того, что меня интересовало, я не выяснил. А того типа, которого ты видел в Поле, надо все-таки прояснить. И факт совмещения реальностей надо бы расследовать.
Он мельком взглянул на меня, словно ожидая, что я что-нибудь отвечу на это. И я ответил:
– Случайность...
– Никита, – снова вздохнул Макс. – Поверь старому мудрому человеку: случайностей не бывает. Ни в одном из миров. Вообще нигде и никогда.
– Это ты-то старый?
– Я тебя почти вдвое старше. Ладно, сейчас не об этом. Я сейчас попытаюсь объяснить... Понимаешь, Поля создавались непосредственно как пространства, отличные друг от друга по особенностям ландшафта и, как следствие, характеристиками персонажей. Парадигматический принцип. Знаешь, что такое парадигма?
– Э-э-э...
– Парадигма... м-м... в нашем случае – система явлений, связанных между собой формальными и содержательными характеристиками, причем связь в большей степени ассоциативна. Другими словами, создавая Поля, люди из общего мира взяли за основу единый определенный характерный признак ландшафта. Скажем, пустыня. Пространство, обширное и пустое, покрытое песком. Это – первое звено ассоциативной цепочки. Затем следовали другие звенья – прочие многочисленные признаки пустыни. И так далее. Все, что может вместить в себя парадигма «леса», обнаруживается в Лесном Поле. Понимаешь? Поле Кладбища, Поле Солнца... В те времена Поля были пустынны. Никаких обитателей – детей Поля – не было. Первые дети Поля начали появляться тогда, когда Создателям – родоначальникам кланов Дракону и Мертвому – наскучивало сражаться друг с другом. Сначала – отдельные персонажи, потом целые семейства, племена, народы... Создатели дали толчок, а уже после этого Поля и существа, их населяющие, развивались сами собой. Понимаешь?
– Ага. – Теперь я слушал внимательно.
– Создатели давно и бесследно исчезли задолго до Битвы Десяти Полей. Дети Полей считают, естественно, что Создатели, выполнив свое великое предназначение, вознеслись на небеса, как и полагается Богам-Творцам. Ну а мы... Лично я думаю, что они затерялись где-нибудь в Полях. И скорее всего намеренно. Поля – излучение мозга Создателей, понимаешь? Генератор энергии, понимаешь? Всего Полей – двенадцать. Но существует легенда о некоем Тринадцатом Поле, которое никто никогда не видел, где никто никогда не бывал, – именно там якобы и нашли свое последнее пристанище Создатели Игры и Полей, основоположники кланов – Великий Дракон и Первый Умерший. Ну ладно, не об этом сейчас... Битва, прогремевшая два года назад, унесла жизни сотен воинов. Драконов осталось совсем мало. Мертвых – ненамного больше. На данный момент можно признать, что мы – люди общего мира – не имеем власти над Полями. Создатели – вот кто властен над пространством Полей! Я уверен, что они забыли об общем мире, они перестали быть людьми. Общего мира для них больше не существует... Если бы не так, они давно прекратили бы все это. Кому, как не им, понимать лучше всех, чем грозит дальнейшее развитие Полей? А мы... Из всемогущих повелителей мы превратились в кучку странствующих рыцарей. Этакие... забытые боги. Святая формула-заповедь «Хвала Создателям, их ненависть позволила нам жить» – стала простой присказкой, очевидный смысл которой дети Поля сейчас вряд ли и вспоминают. Сейчас мы не нужны Полям. Поля живут своей жизнью, народы собираются в города, города объединяются в государства... Целый мир, жестокий, небывалый и пугающий, полнокровно функционирует под носом у ничего не подозревающих горожан. И попытайся представить, что же получится, если совмещение реальностей – не просто единичный случай, а проявление закономерности? Если Поля уже настолько сильны, что способны прорваться в реальность общего... нашего мира!
Макс сильно побледнел. Я, наверное, тоже. А ведь лишь на мгновение представил орды сшиас, наводнившие подвалы многоэтажек; ушшуа, парящих над улицами, над брошенными автомобилями, над трупами, пронзенными мечами и стрелами...
– Никто этого не понимает, – добавил Макс. – Драконы наши – пацаны совсем. Им бы только приключения. Они только играют. Они целиком в Игре. Гринька вот уже доигрался. Эх, если бы не эта проклятая Битва! Если бы людей из общего мира было в Полях больше! Как можно больше...
– А вы не пробовали объединиться с Мертвым Домом? – спросил я. – Ну или заключить временное перемирие? Чтобы вместе разобраться?
– Да ну тебя... Я тебе одно говорю, а ты другое... Какое объединение? Как пацанам объяснишь всю опасность сложившейся ситуации? Я уж пробовал. Они играют. Для них это – Игра. Которая заключается в непримиримом противостоянии двух кланов. А Мертвый Дом, я уверен, расценит предложение о мире как хитрый маневр. Возможно, даже согласится, но с тем, чтобы подготовить ловушку помощнее.
– Ну а сам-то ты?..
– А что я? Что я могу один? Мне остается только наблюдать, запоминать, изучать. Я, конечно, не специалист по всяким таким паранормальным делам, но у меня дружок есть – одноклассник, – мы с ним в старших классах здорово дружили. Серега Коростелев. Я с ним как-то случайно пересекся, давным-давно уже, – а он, оказывается, дипломированный парапсихолог. Выпили с ним, ну и... я решился рассказать. Несколько раз потом еще беседовали, он все просил сводить его в Поле, но я... это уже нельзя, это уже слишком. Заинтересовался он всерьез, взялся какие-то выкладки делать, написал доклад, взял да и выступил с докладом на конференции. Доклад, понятное дело, освистали. На карьере пятно... Я ж его предупреждал! Ну, Серега и исчез через некоторое время. Года три назад дело было. Или два... Я так понимаю, здесь его не оценили, так он в Америку подался или в Европу. Талантливый парень, с головой.
Я переваривал слова Макса, а в голове моей неотвязно вертелась, как назойливый шарик йо-йо, мысль о моих поспешных и безответственных обещаниях гхимеши. Надо же, как они обрадовались тому, что я посулил им каф. То есть сразу три. Слово Дракона, говорил «старик», нерушимо. После всего того, что я услышал, я не мог воспринимать детей Поля иначе как сугубо враждебных существ.
– Макс, – осторожно спросил я, – а что такое каф?
Макс вздрогнул – словно от неожиданности:
– Ты где это слышал?
– В электричке... – Я сглотнул. Примерно такой реакции я и опасался. – Виталик с этим, как его... Егором разговаривали.
– Каф... – повторил Макс. – Каф... Ты знаешь, это довольно сложно объяснить. Если хочешь, я попытаюсь.
– Да уж, пожалуйста... То есть я хотел сказать – расскажи на всякий случай. В целях повышения образования.
Макс искоса глянул на меня. Мне показалось, что он усмехнулся. А вот это уже действительно странно. Чему он усмехнулся? Будто так и знал, что я заинтересуюсь этим кафом...
– Ну слушай. Ты о законе сохранения энергии какое-нибудь представление имеешь?
– Это... О том, что энергия не распыляется окончательно, а типа того... переходит в какой-нибудь другой вид?..
– Формулировочки у тебя... Хотя приблизительно верно. Всякий выплеск человеческих эмоций – ненависти, страха, чувства боли – суть энергия. Нематериальный сгусток такой. Отражения величайших битв на Земле до сих пор иногда являются людям – знаешь, наверное? В местах, где за короткое время было убито множество людей, слышатся стоны, крики и тому подобное, знаешь, да? Так вот в Полях подобные процессы протекают более... м-м... наглядно. Отголоски сражений, посмертная сущность погибших героев, ужас замученных – и прочая, и прочая, и прочая, – энергия сильнейших эмоциональных импульсов впитывается в пространство, как кровь в землю. Концентрируется в едином случайном объекте. Скажем, в камне, в обломке меча, в наконечнике стрелы... Иногда вообще остается чисто энергетической субстанцией, но и в этом случае в конце концов пристает к какому-нибудь предмету. Материальному объекту. К этой субстанции, к этому сгустку энергии притягиваются другие энергетические нити, гораздо слабее. Мощность сгустка растет и растет. И закономерно дорастает до такой степени, что обретает вещественность. И тогда начинает оказывать влияние на реальное пространство. Вот когда сгусток энергии получает право именоваться кафом. Понял?
– Э-э... А какое влияние?
Макс увлекся рассказом. Это было заметно. Он торопился рассказывать:
– Какое влияние? Хм... Пока каф не принадлежит никому, это – стихийная энергия. Характер ее влияния на окружающий мир может быть какой угодно. Каф способен вызвать землетрясение в пустыне, песчаную бурю на заснеженных горных склонах, наводнение в лесной чаще и пожар на болотных топях. Звери и птицы чуют гибельную энергию и заранее покидают то место, где концентрируется каф. Зато появляются другие существа. Дети Поля называют их итху – нерожденные демоны.
– Как это – нерожденные? – спросил я.
– Хм... Дети Поля верят в то, что энергия кафа разъедает оболочку земли, проникая в темные глубины, где обитают твари, чье рождение еще не состоялось.
– Не совсем понимаю.
– Я тоже. Все, что есть в Поле, сотворено Создателями. Но ведь никто не может создать нечто из ничего. Тот же закон сохранения энергии. Каф преобразует небытие таким образом, что итху создают сами себя и появляются перед людьми в своем истинном сокровенном виде. Некоторое время каф активно функционирует, его энергия все возрастает, а достигая абсолютного максимума, распыляется.
– И все-таки не понимаю...
– Я, можно подумать, много понимаю! – фыркнул Макс. – Говорю, что слышал: не больше и не меньше. В общем, тот, кто осмелится искать каф, должен в первую очередь искать места, где происходят странные вещи. Только вот в Полях то и дело происходит что-нибудь странное, так что такие поиски – дело трудное. Единственное, что точно можно сказать, – скорее всего каф появится в том месте, где ранее происходили кровопролитные битвы, обильные жертвоприношения и прочее. На месте Битвы Десяти Полей, например... В Поле Руин.
Макс замолчал.
«Вот тебе и руководство к действию», – невольно подумал я.
– Приехали, – сказал Макс и свернул на обочину.
Автомобиль мы спустили с трассы, завели в лесопосадки и замаскировали ветвями. Перед этим Макс достал из багажника мой меч и с полдесятка метательных ножей. Меч отдал мне (я вложил его в металлическое кольцо на поясе джинсов), ножи рассовал по наколенным карманам своих штанов, закрыл багажник и кинул еще пару веток на него.
– Сойдет, – сказал Макс, – все равно здесь редко кто останавливается. Через сто метров мотель. Ну что? Пошли?
– Одни? – удивился я. – Так ведь пока нет никого...
– Догонят, – усмехнулся Макс.
Догонят? А подождать не проще?
Макс еще немного постоял, разминая плечи, потом положил мне руку на плечо:
– Вот что. Когда ты в первый раз входил в Поле – на испытание, – я не думал, что там окажется кто-то, кроме детей Поля. Кладбище – наша территория, Мертвые не имеют права появляться там. Сам знаешь уже – нас мало, мы не можем уследить за перемещениями Мертвых. Сияющую Сферу мы положили буквально в нескольких метрах от входа – до нее идти было минуту. Минута туда, минута – обратно. Честно признаться, я считал, что ты вообще никого не встретишь. Поэтому и не стал тебя инструктировать. Не хотел грузить лишний раз. А на этот раз мы в Поле задержимся дольше двух минут, гораздо дольше. Для тебя, для новообращенного, – это серьезная проверка.
Насупив брови, он выдержал значительную паузу. Я в ответ на обидный назидательный тон едва не брякнул: «И еще неизвестно, как бы ты себя вел в подземелье сшиас...» – но сдержался.
– Помни, что я тебе говорил, – продолжил Макс, – новообращенный – тот же слепой. Везде следуй за мной. Куда я – туда и ты. Один неверный шаг – и... – Его лицо вдруг набрякло и потемнело. Должно быть, он вспомнил Гриньку. – А теперь самое главное, – встряхнувшись, повысил голос Макс. – Не забыл еще цвета Мертвого Дома?
– Голубой, белый, зеленый, – сказал я.
– Да, так... Так вот – когда увидишь в Поле воина, одетого в эти цвета, – беги. А нет возможности убежать – прячься.
Это было довольно неожиданно. Я почему-то подумал, что вот Аскол, например, такого не сказал бы. Он бы сказал: увидишь – руби ему, гаду, голову, вот что он сказал бы. А Макс...
– А как же – следовать за тобой? – спросил я. – Куда ты, туда и я? Оставить тебя одного сражаться?
– Сражаться? – удивился Макс. – Я не собираюсь сражаться с Мертвыми. Я всего лишь оружейник. А ты – новообращенный. Возможно, со временем из тебя и выйдет хороший боец, но пока... Короче, ты все понял?
Я все понял. Меч на моем поясе уныло провисал до колен. Я не ощущал его своим оружием. Скорее – обузой.
– Значит, прятаться будем, – вздохнул я. – И убегать. Не лучше ли подождать Аскола и других Драконов? «Вот уж кто убегать не будет», – хотел добавить я, но вовремя прикусил язык.
– Не лучше, – отрезал Макс. Похоже, он тоже порядком волновался. Оттого и стал излишне резок. Впрочем, тут же он улыбнулся и потрепал меня по плечу. Как бы вместо извинения. – Пойдем. Время поджимает.
«Он ходил в Поле с Гринькой, – подумал я, рассеянно глядя на прогремевший по трассе тяжеловоз, – с Гринькой... То есть с Лисом. С ратником трех колец. А теперь ему приходится идти со мной. С новообращенным. С новичком. Заволнуешься тут...»
– Готов?
– Готов, – кивнул я.
Макс ступил под тень деревьев (брякнули ножи в наколенных карманах штанов), оглянулся, словно прикидывая, куда именно нужно идти, – и двинул вперед, слегка забирая влево.
– Не обгоняй, – напомнил он мне.
Я и так держался чуть позади.
– И не вздумай отстать!
Я прибавил шаг.
Вокруг стоял полдень, а здесь было сумеречно. Широкая спина Макса, обтянутая темно-желтым пуловером, покачивалась передо мной. Давешние свободные черные штаны, наползающие на красные кроссовки, понизу были уже порядком заляпаны грязью. Грязь, прикрытая палой листвой, чавкала и под моими ботинками.
«Наверное, ночью дождь прошел», – подумал я.
А трасса за нами была пуста. А где же Аскол и Хан? Где Клещ и Рогатый? Маму твою за ногу, Макс, почему мы так спешим?!
– А остальные? – опять спросил я.
– Позже будут, – не оборачиваясь, буркнул Макс.
А мы-то куда торопимся? Почему, в конце концов, мы первыми пошли? Я попытался было пристать к Максу с расспросами, но он только отмахнулся:
– Не мешай, пожалуйста, дай сосредоточиться.
Я и заткнулся.
Шли мы довольно долго. Неширокая полоса лесопосадок с трассы смотрелась почти прозрачной – сквозь скудную серую листву отлично было видно черное перепаханное поле. По меньшей мере минут пять назад мы должны были выйти на это поле, но деревья, вместо того, чтобы редеть, все сгущались. Я вдруг почувствовал, что меня начинает пробирать мелкая дрожь, будто я с мелководья пробирался к подводной яме и ноги мои уже явственно сковывал холод.
Поле!
Нет, нет еще – одежда моя не изменилась. И дурацкий тяжелый меч, навязанный мне Виталиком, неудобно оттягивал пояс, колотил по бедру тупыми краями. А грязи становилось все больше. Хорошенький дождичек пролился ночью! Настоящий ливень. Только вот интересно, почему в городе относительно сухо?
Шепотом матерясь, я с трудом вытаскивал ноги из вязкой, пропитанной влагой земли. Джинсы, конечно, к свиньям пропали. В семи водах их теперь не отстираешь. Надо было раньше сообразить и нацепить что-нибудь попроще, что-нибудь, что не так жалко, и...
Дьявольщина!
Левую пятку обожгло болью. Я взвыл, взмахнув руками, – и точно упал бы, если б не схватился руками за толстую веревку, за каким-то чертом протянутую меж ветвей.
Макс не обернулся. Он лишь позвал:
– Скорее! Что там у тебя?
– Какие-то падлы... бутылку разбили... кажется... – прохрипел я. – На стекло наступил...
– На стекло?.. Не мели ерунды.
Боясь отстать, я потащился за ним, хотя перед глазами еще плясами огненные пятна, голова кружилась от мгновенной вспышки боли, и нога, словно одеревенев, перестала гнуться. Обрывок странной веревки прилип к ладони. Я все стряхивал его, стряхивал, пока не понял, что никакая это не веревка, а нить невероятной паутины. Раскрыв рот, я оглянулся. Паутина... вокруг эта паутина. Деревья, низкие, растянувшие во все стороны корявые ветви, были серы от паутины, клочьями свисавшей до земли. Кое-где болтались белесые коконы размером с мою голову – словно громадные электрические лампочки, залитые мутным молоком. Грязь под ногами, жидкая и вонючая, приобрела гадкий зеленоватый оттенок. И солнце исчезло. Небо заливала зеленая дрянь, какая-то маслянистая слизь. Паутина... Значит, где-то рядом и пауки? Судя по толщине нитей, это должны быть поистине громадные твари.
– Макс! – заорал я. – Мы – уже?..
Но Макс не ответил. Он шел очень медленно, покачиваясь, руки прижимая к животу. И шел словно слепой. Вот – налетел на ветку, сломал ее грузным телом, едва не упал. Выпрямился и снова шагнул. Вот – чуть не ткнулся лбом в кривой ствол дерева.
– Макс!
– Не ори... – с усилием выговорил он.
Да, не орать... Здесь не нужно орать... Я вжал голову в плечи и осторожно обернулся, ожидая увидеть сзади чудовищное членистоногое, с хрустом размыкающее челюсти-капканы. Никого.
– Макс... – выдохнул я.
Он оттолкнулся от дерева, и его занесло в сторону. Прямо в центр растянутой меж двух деревьев паутины. Он запутался в этой лохматой простыне, а на кривом стволе остался от его ладоней красный мазок.
Макс вяло трепыхался, пытаясь освободиться, но паутина липла все туже и туже к его телу. Я добрел до него, оскальзываясь в грязи (проклятая нога словно разбухала и тяжелела), рванул нить, потом другую... Остановился я тогда, когда понял, что еще немного – и запутаюсь сам. Нити, как живые, опоясали меня, вползли мокрыми щупальцами под одежду. Черт возьми, они и были живыми! Паутина – вовсе не произведение насекомых-чудовищ, а вполне самостоятельная тварь. Голодная, судя по всему. И, конечно, опасная...
– Руби... – прохрипел Макс, отмахивая левой рукой. – Руби!
Правая его рука была уже плотно примотана к туловищу. Нити стягивали горло, наползали на лицо. Ниже пояса Макс уже превратился в отвратительно шевелящийся кокон.
И я вспомнил про меч.
Стальное лезвие легко вылетело из кольца на поясе. А лес вокруг нас зашипел и закопошился. Паутина ожила. Сверху на Макса упало несколько нитей – я одним движением обрубил их. Лезвие меча на удивление легко рассекло паутину. Следующую минуту я яростно отбивался от нитей, тянущихся к нам со всех сторон. Паутина летела лоскутами, осыпалась в зеленую грязь; нити, упав, как черви, торопились зарыться поглубже.
Кокон на дереве рядом покачнулся – молниеносно развернулся, высыпая из нутра потемневшие птичьи кости. Прыгнув вперед, я срубил его с ветви.
Еще один удар. И еще. Макс освободил правую руку и ноги. От меня нити, явно не ожидавшие отпора, расползались сами.
«Обладают ли они разумом? Или, как низшие животные, действуют на уровне инстинктов? Опасность – надо бежать! Жертва не дает себя съесть, она сопротивляется. Сопротивляясь, превращается в хищника...»
Охнув, Макс покачнулся. Я подхватил его под руку и потащил вперед – туда, где, кажется, брезжил просвет в сплошной серой лохматой паутине.
– Нет, Никита, нет! Сюда...
Подчиняясь, я сменил направление. Мне пришлось еще несколько раз взмахнуть мечом. Обрубленные нити-щупальца скрылись в грязи.
– Скорее, Никита... Скорее бы, а?
– Я стараюсь...
Я стараюсь, черт возьми! Макс тяжелый и сам почти не идет. Шатается, как пьяный, и все норовит упасть. На его шерстяной рубахе, в которую превратился пуловер, прямо на животе расплылось большое красное пятно. Подол рубахи, хлюпая, мокро бьет Макса по коленям. И руки у него в крови. И нога у меня болит просто жутко. Он стонет:
– Скорее... – и я вижу, как кровавые пузыри вспухают у него на губах.
Паутины больше нет. Серые мутные щупальца остались где-то позади. Впереди расступаются низкие корявые деревья, открывая нам затопленный зеленой жижей берег. Шепчет, раскачиваясь, камыш под темным, маслянистым небом. Болото какое-то...
– Вон туда...
И я вижу прогал в зарослях камыша. Кто-то мелькает в прогале. Очередная злобная тварь. Их там много! Не менее десятка! Но они вроде не выглядят грозными. Они выглядят мерзкими. Голые и бледные, с кожей мокрой и скользкой, как жабье брюхо, тонконогие уродцы... Совсем голые – никаких признаков даже набедренных повязок, – но нагота их не стыдная; безволосые гениталии, крохотные, словно недоразвитые, почти незаметны. Господи – у да них рожи облеплены мухами!
Увлекая за собой Макса, я неудачно переступил больной ногой и вскрикнул.
– Туда, туда!.. – хрипит Макс.
– Вон отсюда! – гаркаю я, замахиваясь на уродцев мечом.
– Не пугай... – стонет уже совсем тихо Макс, – не пугай их... Дай им вести нас...
Уродцы, не рискуя приблизиться ко мне, семенят впереди, делая белыми лапками зазывающие знаки. Мухи, роящиеся у их лиц, жужжат громко. Очень громко – заглушая все прочие звуки.
– Хорошо... хорошо... Только не пугай их...
Мы прошли через длинный коридор – по обе стороны шелестит камыш, – и перед нами выросла широкая хижина, над крышей которой висит странного вида жужжащее облако... Это никакое не облако! Мухи! Сколько здесь мух!
Поодаль громоздились еще три такие же хижины.
– Туда...
– В хижину? В эту?
Макс едва не упал. И я вместе с ним. Уродцы брызнули в разные стороны. Нет, их наверняка больше десятка – двадцать, может быть, тридцать. Из камышей таращатся облепленные мухами мордочки. Из хижины еще выглядывают – кто-то зазывающе машет лапками, а кто-то, испуганно моргая, недвижно наблюдает.
– Не пугай... их...
– Да не пугаю я! На хрен они мне сдались!
Макс хрипло прокричал длинную фразу. Кроме промелькнувшего слова «дракон», я не понял ничего. Но уродцы заметно осмелели. Я поддерживал Макса под левую руку, они подскочили к нему с правой стороны. Теперь стало легче. Я даже умудрился стереть рукавом пот со лба.
У самого входа в хижину Макс (изо рта у него струйками выталкивало на подбородок кровь) споткнулся и опасно накренился вправо. Что есть сил я потащил его на себя. Если он рухнет на этих малышей, пару-тройку точно раздавит своей тушей насмерть – только косточки хрустнут.
Мы внутри. Жужжание невыносимо. Вот странно – мух столько, что не продохнуть, а никакой вони не слышно. Или это лишь для общего мира характерно: где мухи, там и вонь?
Я опустил Макса на покрытый сухим камышом пол. Вернее, уронил. Оказавшись в горизонтальном положении, он тотчас закрыл глаза. Что дальше?
Уродцы засуетились вокруг громадного, распростертого на спине тела. На меня они не смотрели вовсе и старались не приближаться. Скользили лапками по окровавленному животу Макса, легонько трогали его ладонь, пробитую насквозь посередине. Между собой они не говорили. Мухи на их физиономиях трепыхались, жужжали тоньше, чем на лету, и каждый из уродцев время от времени привычным движением подцеплял розовым язычком насекомое с щек, подбородка и даже носа и отправлял в маленький беззубый рот. Как лягушки.
Гадость-то... Почувствовав тошноту, я отошел к стене и присел. Надеюсь, Макс знал, что делал, когда шел сюда.
Ветровка моя превратилась в короткую кожаную накидку – кусок кожи с необработанными краями и рукава до середины локтя. Красный джемпер – в красную же шерстяную рубаху, такую же, как у Макса, но со шнуровкой на груди. Джинсы и ботинки стали штанами и низкими сапогами. На широком поясе в металлическом кольце висел меч, на лезвии которого мутно белели налипшие ошметки паутины.
Я стащил левый сапог, вылил из него кровь на пол. Пятка распухла чудовищно и еще кровоточила.
Вот, значит, как. Раны, полученные в Поле, в Поле же ранами и остаются. Логично.
Вокруг Макса уродцев скопилось множество. Все они по очереди, подходя к окровавленным ранам, лапками черпали из них кровь и размазывали по собственному телу. Через минуту Макс шумно выдохнул и застонал. Боже мой, они что – все лекари?
Кто-то пискнул рядом со мной. Три уродца с вожделением смотрели на мою изуродованную пятку, слизывали мух со своих мордочек, тянули лапки ко мне...
– Но-но! – отодвигаясь, проговорил я. – А если заразу занесете?
– Никита! – Это Макс поднял голову. – Не мешай им!
То не пугай, то не мешай. Да он очнулся! И не хрипит – говорит нормальным ясным голосом. И кровь не льется изо рта... Я стиснул зубы.
– Ладно... Валяйте...
Но смотреть на это я не мог – закрыл глаза. Маленькие лапки легко касались моей ступни – еще, еще и еще. И боль уходила. Меня вдруг, словно теплым одеялом, окутало сонным спокойствием. Лекари! Точно – лекари! Они забирали боль по частицам себе, освобождая меня.
Не помню, сколько это продолжалось. Кажется, я все-таки задремал. А проснулся от того, что Макс шлепал меня по щекам.
– Давай, давай, открывай глаза! – сказал он, здоровый и бодрый. – Времени нет валяться.
Первым делом я, конечно, взглянул на свою пятку. Нет крови. Нет раны. Несколько розовых, перекрещивающихся шрамов – и все. И боли нет. Я натянул сапог и поднялся на ноги. Макс торопливо оттирал кровь с одежды – напрасное занятие. Он выглядел так, будто побывал во внутренностях только что зарезанного быка – с ног до головы в бурых пятнах. И еще – я только сейчас заметил – очков на лице Макса не было. И глаза его смотрели ясно, он ничуть не щурился.
– Как ощущения? – весело спросил он.
– Здорово, – признался я. – Вот это народная медицина! А кто они?
Уродцы жались по стенкам хижины, но поглядывали на меня уже без страха.
– Народ сава. Мы их называем болотниками. Так проще. Они единственные, кто в Лесном Поле может исцелять. Другие – лечат.
Пятка совсем не болела. Ну ни капли. Я даже подпрыгнул, чтобы лишний раз удостовериться. Отлично!
– Отлично! – воскликнул я. – Хотя лицензии практикующих врачей у них, насколько я понимаю, спрашивать бессмысленно.
– Тебе не понравилось? – усмехнулся Макс. – И заметь, совершенно безвозмездно. Главное, суметь из боя выползти, не загнуться. И потом – верно войти. Если б мы метров на двести хотя бы промахнулись...
– Я бы тебя не дотащил.
– Точно. Болотники – народец малый, беззащитный. Охотиться не под силу, а рыбачить в здешнем болоте мало того что абсолютно бесполезно, но и крайне опасно.
– Ну, чем они питаются, я уже видел.
– Ага. У них такое строение организма. Через кожные поры выделяется вещество, привлекающее мух. Обожраться от пуза такой пищей сложно, но и голодать – они не голодают...
Разговаривая, Макс стащил с себя рубаху. На животе, заскорузлом от крови, розовели два крохотных шрама – следы от смертоносных стрелок Морок. А грудь Макса оказалась обмотана в несколько слоев тонкой и плотной материей – что-то вроде шелка, но, конечно, грубее.
– Ни земли возделывать, ни охотиться им не надо, – говорил Макс, освобождая себя от повязок. – Пропитание всегда с собой. Хищники в селение не заглядывают. Были бы болотники самым счастливым народом во всех Полях, если бы их соседи не беспокоили. Взять с болотников нечего, но ведь всегда так – когда слабый под боком, сильный не удержится от того, чтобы слабого уничтожить. Просто так, ради развлечения. Как только выяснилось, что сава могут исцелять, Драконы взяли их... Короче, взяли над ними шефство. Теперь никто не смеет тронуть болотников. А для них нет высшего счастья, кроме как исцелять раненных в боях воинов Дракона. На, держи...
Разорвав длинную полосу ткани надвое, Макс протянул одну половину мне.
– Зачем? – спросил я.
– Через паутину мы не пойдем... – начал он.
Я облегченно вздохнул.
– Кстати, сражался ты неплохо. Я, честно говоря, думал, что ты...
Он не договорил. Я, впрочем, понял, что он хотел сказать. Ну и что? Я и в самом деле сражался хорошо. Сам от себя такого не ожидал. Привыкаю понемногу. Так, глядишь, заработаю первое кольцо, потом второе... Стану настоящим ратником.
– Пойдем другим путем. Дальше, через болото. Так ближе к Моту. Надо, кстати, поторапливаться, – озабоченно добавил Макс, отводя глаза. – Наши все, наверное, давно там.
Так вот почему мы вошли в Поле первыми.
Мы выбрались из хижины. Народ сава сгрудился у хижин. Все смотрели на нас. Некоторые помахивали лапками. Макс, улыбаясь, прокричал им что-то, а мне кивнул:
– Иди за мной.
И я увидел тропу из сухих стеблей камыша, ведущую прочь из селения, в глубь болот.
– Далеко идти? – спросил я, хотя мне хотелось спросить о другом: сколько еще тварей, подобных живой паутине, встретится нам по дороге.
– Не очень.
– А кстати, где мы?
– В Лесном Поле, конечно. Если точнее – в Приграничье. Недалеко от того места, где... где ты видел Морок.
– Ого, – невольно вырвалось у меня.
– На юг – выход в Поле Руин. Часа три ходу. Только мы туда, естественно, не пойдем. Пойдем по направлению к Симху. Старейший и Всевидящий Моту живет рядом.
– Это что?
– Симху? Город. Вернее, одно название, что город. А на самом деле, такое же селение, как и у сава. Ну, побольше, конечно. В Лесном Поле немного городов. Симху. Итта. Еще какие-то, не помню... Всего пять или шесть. К чему строить города, если для многих здесь лес – родной дом? Так, ладно, хватит разговаривать. Нас уже ждут. Готов?
– Готов.
– Ну, держись, Морок, – проговорил еще Макс. – Девица-красавица...
– Делай, как я, – сказал Макс, когда селение скрылось за камышовой стеной, а перед нами открылось затянутое черной водой пространство. Из воды часто выглядывали густо поросшие травой кочки, похожие на мертвые головы затянутых в трясину. Метрах в двухстах виднелись синеватые деревца, склоненные в разные стороны, с растопыренными длинными ветвями, параллельными земле.
Он повернулся ко мне и принялся тщательно обматывать себе лицо.
– К чему это? – спросил я, вертя в руках свою полоску.
– Вывеньги, – ответил Макс и наложил еще оборот, закрывая нос. – Вывеньги, – гнусаво повторил он.
– Кто?
– Ну, вывеньги... Ты не стой, а давай тоже... как я. Вывеньги. Не помню, как они по-местному называются. А вывеньгами их окрестил Сема Бочаров. То есть – Стрелок. Ратник пяти колец, мастер. И какой мастер! Из длинного лука на сто шагов веточки с деревьев рубил. Ты его не знаешь, конечно. Я его тоже не застал. За три месяца до Битвы Десяти Полей на патруль Мертвых в Горном Поле наткнулся. Троих он снял, к нему только двое подобраться смогли. А в рукопашном бою Стрелок воин был не выдающийся. Если бы с ним кто-нибудь из наших оказался!.. Он всегда в одиночку ходил, говорили же ему... Да не так! Плотно обматывай. Нос и рот должны быть полностью закрыты. И уши, естественно. Ни щелочки!
– А дышать как?
– Тут недалеко. Видишь деревья? Ничего, потерпим. Да не так же! У тебя нос совсем открыт. Погоди, я помогу...
– Ты объясни, зачем это, и я сам сделаю! Я же не могу так, когда не понимаю смысла. Вывеньги, вывеньги... Как будто бы это что-то само по себе объясняет.
– Не трепись... – Макс крепко перетянул мне нос, попробовал повязку, чуть ослабил. – Чего тут объяснять. Сам все увидишь. В Полях полно тварей... невообразимых. У Создателей Полей было много времени, они семью днями не ограничивались. Вот так нормально?
– Дышать не могу. Полегче!
– Дыши пока ртом. Нужно, чтобы ни единой щелочки. Вывеньгам достаточно крохотного отверстия, чтобы проникнуть...
– Куда?
– В тебя, – просто ответил Макс. – Знаешь, как мошкара? Вывеньги лезут на тепло, как мошкара на свет. В нормальном состоянии они почти неощутимы, вроде струйки дыма, но стоит им попасть в среду теплую и влажную, мгновенно изменяются. Становятся твердыми и хрупкими. Как стекло. Вдохнул одного, через секунду в носоглотке – тысячи острейших осколочков. Закашлялся – а они уже во рту, в желудке. Еще секунда – вместо внутренностей у тебя каша кровавая, кишки словно через мясорубку прокручены.
– Ни хрена себе... А другим путем нельзя пройти? – Теперь я уже не возражал против тугой повязки. Ничего, как-нибудь выдержу. Это все-таки легче того, что... Вместо внутренностей кровавая каша – удовольствие ниже среднего!
– Думаешь, в этих лесах, кроме вывеньгов, никаких других существ нет? Вывеньги не хищники, а безмозглые насекомые. Надо только пройти через место их обитания – и все. Преследовать они тебя не будут. Зато, где обитают они, совершенно точно нельзя встретить никого больше. Понимаешь? Кстати, на тебе какие трусы – семейные и плавки? В смысле – плотно прилегают к телу?
– Стой!
С перевязанным носом, дыша ртом, я крепко, как только мог, затянул пояс. Штаны заправил в сапоги, голенища обвязал двумя тонкими полосками, оторванными от основного куска спасительной материи. Макс наблюдал за мной одобрительно.
Прошло минут пять, и мы были готовы. Дышать я мог исключительно ртом и с большим трудом, но зато, кажется, никаких лазеек тварям не оставил. Макс еще раз внимательно осмотрел себя и меня и неразборчиво промычал из-под повязок:
– Иди за мной.
И трусцой припустил по кудлатым кочкам-головам. Под его ногами они жалобно всхлипывали человечьими стонами. Несколько раз он останавливался и, нагибаясь, искал место, куда ступить дальше. Принципа его выбора я не понимал. То он прыгал на едва приметные возвышенности, почти по колено погружаясь в черную воду, то далеко обходил, казалось, очень удобные большие и высокие кочки, на которых одновременно могли стоять сразу трое или четверо. Когда он подолгу замирал, я нагонял его, вставал рядом и терпеливо ждал, слушая сиплое дыхание – его и собственное. В перевязанные уши звуки проникали едва слышным эхом.
«А ведь мне, можно так сказать, повезло, – подумал я во время одной из таких остановок. – Если не считать сшиас в подземелье и встречи с Морок, мое нечаянное пребывание в Полях можно охарактеризовать как вполне благополучное. Тем более что я все равно умудрился выжить. Подумать страшно, что было бы, если б меня втащили сюда. Хищная паутина и эти вывеньги. Я бы не выжил здесь и минуты. Воины Дома Мертвых – вот уж точно – не хотели меня убивать. А чего им было нужно от меня?»
– Видишь... – в перерыве между шумными выдохами пробурчал сквозь слой ткани Макс – будто в такт моим мыслям. – Новообращенный – все равно что слепой. Разве ты выжил бы здесь один? А если сюда случайный человек забредет из общего мира?
Я отрицательно мотнул головой. А потом спросил:
– Как это, интересно, сюда случайно попадают?
Макс, присев на корточки, сосредоточенно осматривался, приложив ко лбу ладонь козырьком. Повязку он чуть приспустил с нижней части лица и жадно хватал ртом воздух. Я тут же последовал его примеру. Я рад был отдохнуть, хотя и понимал – мы застряли. Метрах в трех начиналась череда островков, где даже деревца росли, но до островков в два ряда шли кочки. И Макс никак не мог выбрать – по какой дороге пойти.
– Поля развиваются с каждым годом все больше и больше, – рассеянно говорил он. – Становятся сильнее. Иногда они поглощают неосторожных... любителей прогулок по безлюдным местам. Не знаю, какие условия для этого нужны. Может, совпадение биоэнергетических векторов?
– Путаники! – внезапно догадался я, вспомнив разговор с гхимеши. – Их называют путаники!
Макс, достававший метательный нож из кармана, вздрогнул – чуть нож не выронил:
– Откуда ты знаешь?
– Ну... Слышал. Я в электричке ехал с Виталиком и этим... Игорем. В разговоре промелькнуло.
– Да, этих путаников становится все больше и больше. И это тоже нехорошая примета. Очень нехорошая. Помнишь, о чем я тебе говорил тогда, в машине? Ну вот... Чем сильнее Поля, тем больше путаников.
Он наклонился, захватил пятерней порядочный ком жирной грязи, помял ее, влепил в рукоять ножа. И поднялся.
Утяжеленный грязью нож, подброшенный высоко вверх, на секунду замер в воздухе и упал на одну из ближайших кочек. Кочка, булькнув, ушла под воду.
– Вот так, – неизвестно к чему проговорил Макс, натянул на лицо повязку и прыгнул.
Я прыгнул за ним.
Когда мы добрались до островков, дело пошло быстрее. Теперь мы почти бежали – ландшафт позволял бежать в полную силу, но те жалкие токи воздуха, что просачивались через плотную материю, не наполняли легкие. Макс бухал ножищами впереди, и я ему завидовал. Он быстрее окажется по ту сторону болота. Вон они уже, странно синеватые деревца, – рукой подать.
Я споткнулся и упал на колени. Ладонь левой руки ткнулась в какой-то коварный корень, торчащий из земли. Этого еще не хватало... Кровяная капля побежала по пальцам.
Да какого дьявола? Нет вокруг никаких вывеньгов, а грудь жжет огнем. Поднимаясь, я стащил повязку и глубоко вдохнул. Макс бежал, не оборачиваясь. Сейчас догоню. Идти-то осталось...
Он оглянулся через плечо, резко остановился и взмахнул руками. И повернулся всем корпусом.
– Сейчас! – крикнул я. – Отдышусь только!
Макс промычал что-то неразборчивое. Руками он махал как мельница. Я заметил вдруг, что он такого же синеватого цвета, как и деревья.
Это же дымка какая-то! Между мною и берегом болота. Синеватая дымка, и Макс стоит в ней по горло. Болотные испарения?
Что-то скользкое, словно слизняк, коснулось моего живота. Я взглянул вниз – рубаха задралась. Вокруг моего тела спиралью обвивалась туманная полупрозрачная змея – без глаз, без пасти, без хвоста. Скользила, как пиявка, ища, куда бы присосаться, отливала болотной мутной синевой.
Не поручусь, что я не закричал:
– Мама! – или что-то в этом роде.
Макс, закрывая обмотанное лицо руками, спешил ко мне. Я рванулся к нему, натянув повязку с такой лихорадочной поспешностью, что сломал ноготь. Он затормозил, взбивая сапогами комья грязи, и повернул назад. В синюю дымку мы влетели рука об руку.
Приступ мгновенного страха, пополам смешанного с гадливостью, был настолько велик, что меня едва не вырвало. Я будто нырнул в воду и неожиданно запутался в водорослях. Невозможность вдохнуть в полную грудь дополняла это ощущение. У самого берега я снова упал. И только тогда сообразил, что давно уже бежал зажмурившись. И повязка, распутавшись, болталась где-то на шее. Кто-то, обеими руками ухватив меня за плечи, втащил на твердую землю. Промычал в замотанные уши:
– Не дыши...
Можно было и не говорить. Я полз сколько мог, боясь не просто вдохнуть, но и даже открыть глаза.
– Идиот... – услышал я и лишь тогда открыл рот и впустил в раскаленные легкие воздух.
Макс, пунцовый, с трясущимися щеками, сидел передо мной на земле, держась руками за бока, и хрипел, тряся головой:
– Господи, какой идиот... Неужели ты не видел?
Он глянул на меня и вздрогнул.
– Твою мать... Повязка!
Повязка моя валялась у ног. Мы оба одновременно обернулись. На месте синей дымки бледно полыхало розовое зарево. Только несколько секунд – и пропало. И дымки нет.
– Можешь считать, что тебе повезло так, как не везло никогда в жизни, – медленно проговорил Макс. – И мне, кстати, тоже. Я сам чуть кони не двинул. Когда вокруг вывеньги, нельзя останавливаться. А я из-за тебя... Твою мать... Никогда не слышал, чтобы человек пробежал через рой вывеньгов с незащищенным лицом – и остался жив.
– Я же не дышал... – сглотнув, прошептал я.
– Пошли отсюда, – поморщился Макс. – Черт, странно мне как-то с тобой. Неуютно. Слишком долго везет нам. А это всегда плохая примета. Пошли.
Болото осталось далеко позади. Теперь мы шли в почти полной темноте. Кривые деревца сменили чудовищные исполины с серой, как слоновья кожа, морщинистой корой. Невероятно громадные деревья. Я их второй раз видел в Поле и все равно не мог оставаться равнодушным. То и дело останавливался, задирая голову, стараясь разглядеть – где же все-таки, на какой головокружительной высоте заканчивается их куполообразная крона, совсем не пропускающая солнечного света.
– Железное дерево, – пояснил на ходу Макс. – Их теперь мало осталось.
Он стукнул кулаком по стволу – тот загудел гигантским колоколом.
– Во, самое то. Уже умирающее. Слегка подсохшее. Местные из таких делают стрелы и копья. Даже мечи получаются. И ничем не хуже металлических. Затачиваются и долго не тупятся. Только мучиться надо, пока что-нибудь стоящее вырежешь из такой древесины, – мама не горюй. Я как-то... – Макс усмехнулся, искоса глянув на меня, – как-то хотел в общий мир пронести материал. Ни черта не получилось.
– Значит, она местная? – спросил я.
– Кто?
– Морок. Ее стрелки без наконечника. То есть без металлического наконечника. Просто заточенные и слегка обожженные.
– Морок путешествует по Полям, – подумав, возразил Макс. – В Лесном Поле недавно объявилась. А может, родом и отсюда. Кто знает... Погоди-ка... Почти пришли.
Замедлив шаги, он взялся за свой кулончик.
– Точно – пришли. Совсем немного осталось.
Теперь он не выпускал знак Дракона из кулака. Я тронул свой знак. Металл был горячим. Не просто нагретым теплом тела, а горячим – будто его держали над огнем.
Еще через минуту Макс, прижав знак к губам, прошептал что-то. И свернув влево.
– Ты разговариваешь с Драконами через эту штуку? – догадался я. – Ого, здорово! Научишь меня?
Он не ответил. Он потоптался на месте, внимательно глядя во все стороны.
– Наконец-то, – вздохнул он. – Смотри.