Книга: Бог сумерек
Назад: ГЛАВА 5
Дальше: ГЛАВА 7

ГЛАВА 6

— Я хорошо, хорошо информированный, — твердо произнес Палыч. — И все равно оптимист.
— Тем лучше, — сказал Лев Евгеньевич. — Но все-таки, Александр Павлович, что вы в будущем усмотрели?
— Не усмотрел ничего. Ни в будущем, ни в прошлом. Узнал — другое дело.
— Ах, ну да, разумеется, — поправился Огарков. — Я некорректно выразился.
— Ничего-ничего, — профессорски извинил психолога Палыч. — Как узнал — я не могу сказать. Просто факт есть факт.
— Так надо повторить, — сказал Игорь. — Может, станет яснее.
Палыч покачал головой с большим сомнением.
— Вряд ли.
Он не успел закончить фразу, потому что здесь тревожно вскричал Федор Матвеевич.
— Эй, эй! Смотрите-ка. Все резко обернулись.
— Ё-моё! — присвистнул Палыч. — А ну-ка, — все по местам! — И все трое мигом нырнули в будку.
Во двор въехала патрульная гекатовская “хонда”. Она повернула вправо, прокатилась метров двадцать и остановилась.
— Дверца! Задняя дверца! — шепотом выдохнул Палыч, разумея оставшуюся открытой заднюю дверь фургона.
— Не надо! — тем же шепотом ответил Огарков. — Привлечем внимание… Федор Матвеевич, сделайте вид, что читаете! Газета есть какая-нибудь?
— Есть! — Федор Матвеевич выхватил откуда-то старую газету, развернул ее.
— Хорошо! — одобрил Лев Евгеньевич, а остальным скомандовал: — Сидеть тихо! Не любопытствовать. Не надо.
Пассажирская дверь “хонды” распахнулась, из машины выбрался патрульный. Он задрал голову, высматривал в доме какое-то ведомое ему окно и, видимо, высмотрел, потому что обернулся, сказал что-то своему напарнику, засмеялся. Тогда резво вылез и водитель, они закрыли машину, вякнула сигнализация. И оба зашагали к ближнему подъезду и пропали в нем.
— К бабам пошли, — определил Палыч.
— Почему вы так решили? — живо спросил Огарков.
— Не знаю. — Игорю даже сделалось смешно. — Тоже интуиция.
— Интуиция!.. — с таким сарказмом произнес Палыч, что заухмылялись все. — Ясно, какая интуиция — сам небось так по бабам шнырял.
— Да нет. — Палыч тоже улыбнулся. — Хотите верьте, хотите нет, мне все равно. Нет, я действительно по бабам не летал… И я даже не знаю, с чего я решил так. С кем поведешься, от того и наберешься! — Он глазами указал на Палыча. — Обострились экстрасенсорные способности.
— Э, да чего там! — Федор Матвеевич суетливо зашуршал газетой. — Рвать отсюда надо, пока не поздно! Закрывайте дверь!
— Верно, — опомнился Огарков, — едем. Только не резко, Федор Матвеевич! Тихо, плавно. Очень спокойно.
Федор Матвеевич уверенно кивнул: знаю. Завел мотор и неспешно поехал.
— Хорошо, хорошо… — комментировал ejo медленную езду Лев Евгеньевич.
“Москвич” вырулил со двора, направился к светофору.
— А теперь-то куда? — спросил Логинов.
— А какие у нас еще точки?..
— Этого добра хватает, — ответил Палыч Льву Евгеньевичу и озаботился: — Слушайте, а ведь жрать охота! Время ведь уже обеденное без малого.
— Тут недалеко столовка есть, — оживился и Федор Матвеевич. — Ну, тошниловка, конечно, ну а все-таки…
— Давайте сначала на точку, — запротестовал Огарков, — еще одну хотя бы освоим, а потом уж и пообедаем.
Так и решили. Определились с точкой: улица Воскресная, дом восемь. Недалеко. Туда и двинули.
Дом этот оказался старой, обветшалой трехэтажкой, над крышей которой высился огромный, тоже старый тополь. Листва его серебристо отливала на солнце.
Палыч, задрав голову и прищурив один глаз, с сомнением посмотрел на это дерево.
— Когда-нибудь свалится на башку кому-то, — высказался он.
— Будем думать, что не сейчас, — произнес Игорь, — потому что линия наша проходит как раз через него, через этот тополь.
— Прямо-таки по нему? — Лев Евгеньевич заглянул в карту.
— Тютелька в тютельку. — Палыч показал острием карандаша.
— Да, действительно. Интересно. Федор Матвеевич тоже смотрел-смотрел на дерево и промолвил задумчиво:
— У нас ведь в саду тоже такой здоровенный тополь есть. Прямо рядом с моим домишком. Видали?..
— Да, точно. — Палыч вспомнил. — Старинный, должно быть, лет сто… Ну ладно, Игорь, где этот твой меридиан?
— Почему мой? Скорее твой. Меридиан Палыча! Звучит?..
— Звучит, звучит. Где?
— Вот он. — Игорь показал.
Палыч пошел туда, покрутился вокруг тополя, прогулялся в одну сторону, в другую и пошел назад, еще издали выразив мимикой, что — ноль.
Все так и поняли. Лев Евгеньевич на всякий случай усомнился:
— А точно мы вычислили?.. — сверился с картой и убедился, что точно.
— Н-да. — Он вздохнул. — Ну что ж, отрицательный результат тоже результат…
Никто не поддержал это высказывание, вообще видно было, что все как-то подустали, вроде бы и осунулись слегка.
Игорь решительно свернул карту:
— Все, поехали обедать! В брюхе пищит, спасу нет.

 

— В тошниловку? — Палыч поморщился.
— Ну, если есть другие предложения…
— Не надо, не надо, — Огарков замахал руками, — некогда. Давайте уж перекусим, чем Бог пошлет, у нас еще дел выше крыши, а времени в обрез.
На этом дебаты прекратились. В тошниловку так в тошниловку.
Столовая, впрочем, оказалась довольно чистой и уютной. Даже Федор Матвеевич подивился:
— Ишь ты! А у меня в памяти что-то не то… Наверно, я давно тут не был.
Прикинул, и вышло, что действительно давненько: лет пять, не меньше.
От этого развеселились, но тут за окном промчалась, взвыла сиреной патрульная машина “Гекаты”, и все невольно аж шарахнулись, как вспугнутые зайцы.
— …гадство! — ругался втихомолку Палыч. — Так вправду психом станешь!..
Лев Евгеньевич озирался с подозрительным видом.
— Слушайте, — тоже приглушенно, чтоб не услышал персонал, поделился он. — А не опасно ли нам так засвечиваться?.. Зайди сюда хотя бы случайно кто-либо из “Гекаты” — и можем считать себя в ауте.
— Не бойтесь, Лев Евгеньевич, не зайдут. Это уж я просто так, выражаюсь… Оскверняю уста, есть грех. А так ничего… Доверьтесь мне, я чувствую. То есть знаю.
Доверились Палычу и с грохотом разобрали подносы. Стали хватать тарелочки с салатами, у всех проснулся аппетит — а у Игоря-то он будировал давно. Только Федор Матвеевич взял себе скромный обед, остальные понабрали черт-те чего: и творога, и сметаны, и ватрушек…
— Обожремся, — определил Палыч, глядя на набранный провиант.
— Лучше обед без аппетита, чем аппетит без обеда, — сказал на это Игорь.
Но у них аппетит был. Они оккупировали один столик, выгрузили продукты и накинулись на них. На несколько минут все умолкли, слышен был только стук ложек и вилок.
— А ничего кормежка, — с некоторым удивлением обнаружил Палыч, смолотив порцию “оливье” и подтягивая к себе тарелку горохового супа. — Мне, старому холостяку, вполне подходит.
— У меня старуха хорошо готовила, — вспомнил со вздохом Федор Матвеевич, размешивая в борще крохотную пилюльку сметаны. — А я вот теперь сам… или вот по столовкам… эх-хе-хе…
— Да мы все так, — Игорь махнул вилкой и отодвинул пустую тарелочку из-под салата, — как Бог на душу положит. Или даже… А, ладно.
Он как-то оборвал сам себя, замолчал и взялся за первое.
— Мы вообще дураки, — припечатал Палыч.
— Это почему? — спросил Логинов.
— Да потому. — Палыч не стал вдаваться в объяснения, а стал истово хлебать суп. А Игорь нахмурился малость… а затем прояснился и сказал:
— Уж это верно. Дураки и есть! Мне вот что в голову пришло: ведь мы битый день мотаемся по городу практически без толку, а не подумай и, что можно ведь использовать наши предметы — книгу, камень этот!
— Какой камень? — Рука Палыча с ложкой замерла в воздухе.
— Ну этот, круглый.
— А-а. — Палыч понял и проглотил суп.
— Ну, то есть, — зачем-то пояснил Игорь, — тот самый-то… то ли камень, то ли не камень.
И Федор Матвеевич тоже кивнул чему-то, словно нечто мимолетом вспомнил.
Палыч отодвинул опустевшую тарелку, поковырял ногтем в зубах.
— M-м… — промычал он. — А ведь тут есть резон. В камне. Может быть, в книге… Мы ведь действительно таскали их с собой и даже не подумали — зачем.
— Ну что ж, хорошо уже то, что мы и задним умом умные. — Лев Евгеньевич улыбнулся. — Можно перепроверить, дело того стоит. Опять начать с крайних точек, и…
Огарков не закончил, принялся дохлебывать борщ, но сказал Игорь:
— В смысле — с Рябиновой и с Прибрежной? Лев Евгеньевич кивнул и не преминул уточнить:
— До Прибрежной мы, как изволите видеть, пока не добрались.
— Так доберемся, какие проблемы. — Игорь подмигнул. — Так, Палыч?
Палыч что-то ответил с полным ртом, но невнятно, и Игорь переспросил: — Чего?
— Я говорю, — Палыч разжевал хлеб, — что доберемся, конечно. И слушайте, что я подумал! А с чего мы взяли, что эти пункты — конечные? Может быть, и дальше по этой линии что-то такое можно нащупать, причем и в ту, и в другую сторону?..
— Вполне вероятно, — уверенно заявил Огарков. — Вполне! И это может быть очень любопытно.
— Да нет! — сказал Палыч с ядовитым ударением. — Это скорее может быть трудоемко. Этак у нас и вправду получается какой-то меридиан. А уж по нему можем колесить… Э, ты что, Игорек, что с тобой? Что случилось?!
Случилось. Игорь выпрямился на стуле и смотрел прямо на Коренькова странным, немигающим взором.
— Палыч… — наконец сказал он. — Палыч, ты, я вижу, и сам не понимаешь, что ты сейчас сказал. Сейчас… А может быть, и нет, — вдруг остановил себя он. И тут же продолжил: — Но нет, мне ли карту не помнить!..
Палыч с Логиновым обменялись изумленными непонимающими взглядами… но в глазах Льва Евгеньевича замерцало что-то такое… если не понимание, то предчувствие понимания…
— Погодите, — сказал Игорь, видя, что слова его не доходят. — Федор Матвеевич, дайте-ка на минутку ключи от машины, я принесу…
Федор Матвеевич механически вытащил ключи и только после этого спохватился спросить:
— Эй, что принесешь-то?.. — Но Палыч уже выбежал. Через минуту он вернулся. В руках его была карта.
— Вот, — с торжеством произнес он. — Конечно, я не мог ошибиться!
— Тише, тише… — предупредительно заговорил осторожный Огарков, оглянулся, но посетителей почти не было.
— Да, — потише молвил Игорь и развернул карту. — Вот смотрите: если продлить эту нашу линию… Вот сюда, на северо-восток. Ну, вот хотя бы мысленно, — и он повел по бумаге ногтем, — что получится? Куда она пойдет?
— Ну-ка. — Палыч изогнулся, заглядывая в карту. — Так… улица Лесопильная. Знакомое что-то…
— Так это со мной рядом, — наивно сказал Федор Матвеевич. — Цыганские дворы.
Он произнес это и лишь тогда сообразил, что это значит.
И Лев Евгеньевич моментально догадался:
— А вот этот зеленый массив? Нет, ребята, вы видите?!
— Бог мой! — так и ахнул Палыч.
— Тихо, тихо, Палыч. — Палыч посмеивался. — Народ взбаламутишь.
— Да-а… — Федор Матвеевич покачал головой. — Слона-то я и не приметил… Как мы раньше просмотрели, что прямо на линии находимся!
— А психологически это совершенно объяснимо, — сказал Огарков уверенно. — Эти крайние точки замкнули наше восприятие; так сплошь и рядом бывает.
Палыч вновь уткнулся в карту.
— Слушай, Игорь, а ты можешь определить, как именно по садам проходит эта линия? По каким участкам и так далее?
— На месте смогу, — ответил Игорь, — с картой и по ориентирам.
— Ориентиры… — Палыч сощурился, явно какая-то мысль заколесила в нем… и прорвалась: глаза расширились, в них полыхнул победный огонек. — Ориентиры, говоришь? Есть ориентиры!
— Какие?!
— Тополь!
— Какой тополь… — пробормотал было Игорь, но тут же все понял: — А-а, ты хочешь сказать…
Конечно, именно это и хотел сказать Палыч. Огромный тополь, обнаруженный ими только что, во дворе старой трехэтажки, и тот огромный тополь в садах, о котором рассказывал походя Федор Матвеевич, — очевидно, здесь была какая-то взаимосвязь!
— Надо думать, эта линия обладает среди прочих и таким свойством, что именно на ней вырастают такие гиганты… логично?
— Весьма, — подтвердил Огарков. — Весьма логично, Александр Палыч, вы молодец. И не забыть про наши трофеи, про книгу и про камень. Попробовать использовать их.
— Серый камень, — опять вспомнил Федор Матвеевич и посмеялся над собой: — Эк привязалась поговорка! Все меня на этот серый камень сворачивает… Да ведь и батя перед тем, как помереть, про него говорил, вот я на всю жизнь…
И не договорил, ибо понял — враз и легко, точно кто ему показал все — что это за камень.
— Батюшки! — невольно помянул он родителя своего и крупной тяжелой ладонью хлопнул себя по лбу. И тут же припомнил и родительницу: — Мама моя родная!
Все это в устах старика прозвучало вполне комично, но никого не рассмешило. А Федор Матвеевич в святом недоумении расставил руки, как гоголевский городничий:
— Нет, хоть убей меня, не пойму, как я раньше не увидел?! Этот камень, в бане, с печатью! Круглая печать! Что утром я вам говорил, Лев Евгеньевич!.. Какой, к черту, купец! Вы понимаете?!
И все сошлось, все встало на места. Эти дни бегства и тревог, и поисков, когда они все метались по городу, догоняя что-то призрачное, близкое, но всякий раз неуловимо ускользавшее от них, — все это сомкнулось светло и ясно, и ничего не стало надо больше, не надо голову ломать — озарение накрыло всех их.
Неизвестно, как у других, а к Палычу оно пришло так: точно настежь распахнулось окно, и хлынул в лицо февральский ветер, весь из солнца, голубого неба, поздних снегов — морозный и все-таки оттепельный, радостный и чуть печальный ветер недалекой совсем весны.
Тогда Палыч резко отодвинул недоеденное второе и вскочил:
— Ну что же мы сидим, мужики! Поехали скорей!
И все как один встали со своих мест.
Назад: ГЛАВА 5
Дальше: ГЛАВА 7