ГЛАВА 8
Народы моря
…В тронный зал Рамзеса II, стареющего правителя Верхнего и Нижнего Египта, военный министр Нитуэр зашел в окружении копьеносцев. Не поднимая головы, склонился у порога и громко вымолвил давно заученную фразу:
— Да будет прославлен на века возлюбленный сын Амона непобедимый Усер-маат-Ра-сетеп-ен-Ра, око Осириса на Земле, покоритель земель и могущественный правитель Большого Дома…
Слова затихли, поглощенные пространством и временем, — казалось, они растворились в тишине словно вода, которую впитала в себя без остатка морская губка.
Шорох одежд у трона выдавал присутствие в зале кого-то из приближенных, и Нитуэр осмелился поднять глаза.
На возвышении перед вздрагивающим опахалом недвижимо сидел сам светоч Вселенной. Его старческая плоть под золотым оплечьем и массивной царской короной с уреем — символом мудрости — не только удерживала массивные атрибуты верховной власти, но все еще внушала благоговейный трепет и желание пасть ниц. Руки Рамзеса покоились на подлокотниках из слоновой кости, ноги, сведенные вместе, упирались в деревянную скамеечку из темного дерева, инкрустированную кебенским серебром. Взгляд правителя, устремленный в точку, казалось, блуждал в иных мирах — столько покоя и сосредоточенности было в нем.
— Подойди, Нитуэр! — тихо произнес фараон, чуть приподнимая раскрашенные кармином веки.
Министр, затаив дыхание, приблизился к трону и почтительно замер, внимая повелителю.
— Скоро из Царства Дат за мной придет барка ночного Солнца, чтобы доставить мое бренное тело в пещеру Сокириса, где оно возродится для новой жизни по ту сторону света и тьмы, — медленно проговорил Рамзес.
Речь давалась фараону с трудом. Тем не менее каждое слово, произнесенное им, не требовало дополнительного осмысления — наместник бога на Земле всего лишь заявлял о своей скорой кончине.
— Я познал священный путь в Страну Теней, я изучил все магические заклинания, чтобы извечные враги миропорядка — Апопис, Мехен и прочие демоны — не препятствовали мне в загробном путешествии. Издав последний вздох, я через двенадцать часов полностью стану частицей Осириса; моя душа, каждую ночь слетая с небесной звезды в подземный мир Дат и соединяясь с вновь обретенным телом, будет пребывать в вечном блаженстве. Но сейчас одно печалит меня — судьба Египта, который я оставляю моему сыну.
Рамзес смежил веки и умолк, от чего в зале снова повисла густая тишина.
Только теперь Нитуэр заметил справа от фараона вездесущего Нефреса, чей белый просторный хитон из тонкого ливанского полотна колыхался в такт движениям опахала. Смуглая кожа верховного жреца храма Амона-Ра, обтягивающая лысый бугристый череп, источала терпкий аромат благовония. Нитуэр знал, что Нефрес намеренно бреет себе голову, чтобы скрыть от взоров людей свою природную светловолосость — ведь по поверьям жителей страны Кермет считалось, что бог зла и коварства Сет, убивший своего брата Осириса, покровительствует именно рыжеволосым. Министр также обратил внимание на тяжелые золотые браслеты, усыпанные драгоценными камнями, которые поблескивали у кистей рук жреца, — надевать украшения выше локтя дозволялось только потомкам царской крови, а Нефрес не мог похвастать знатностью рода. Тем временем фараон продолжил:
— Богине Хатхор принесены жертвы. Гадатели изучили внутренности животных и записали священные знаки, ниспосланные ею. Боги обещают благоденствие и великие победы над врагами. Но победы не приходят только по воле богов. Боги всего лишь помогают достойным. Они помогли Яхмосу изгнать из пределов Египта гиксосов. Они помогли Аменхотепу, а затем Тутмосу отвоевать Нубию, проникнуть в Ливию, продвинуться к берегам Евфрата. Но без регулярной армии и опытных военачальников Египет не разбил бы своих недругов.
Рамзес, мучаясь одышкой, сделал короткую паузу, после которой его речь возобновилась.
— Боги помогали и мне — жаловаться на судьбу не приходится. Я строил храмы, не считаясь с затратами. Жертвенные чаши на алтарях в этих храмах всегда были полны приношений. И в Кадешской битве, и в морском сражении при Мигдоле Осирис был на моей стороне.
— Слава Осирису! — эхом подхватили слова фараона писцы и держатель опахала, отчего у бронзовых светильников рядом с троном тут же дрогнуло пламя.
Едва в зале установилась первозданная тишина, Рамзес закончил свою мысль:
— И все же хороший урожай достается тому, кто сам обильно поливает поля водою. Быки хорошо работают у того хозяина, кто проявляет надлежащую заботу о них. Моему сыну, преемнику на престоле, кроме милости богов, уже скоро понадобятся преданные советники и могучая армия. Скажи, Нитуэр, грозит ли Египту нашествие «народов моря»? Сможет ли мой сын отвратить их от своих рубежей?
С открытой террасы вечерний ветерок тянул дурманящие запахи миртовых деревьев, и Нитуэр инстинктивно обаял фараона ароматом лести.
— Твои войска, всевластный Рамзес, несокрушимы! Боевые колесницы раздавят любого, кто дерзнет напасть на Египет посуху, а твои корабли на море размечут в щепы любой неприятельский флот!
Лицо Рамзеса осталось недвижимым и полным сдержанного величия. И все же по подрагиванию суховатых пальцев фараона, унизанных перстнями, министр догадался, что его восторженный панегирик не удовлетворил всемогущего правителя. Лихорадочно соображая, какие доводы окажутся более убедительными, Нитуэр на мгновение умолк, и зловредный Нефрес, помесь жабы и скорпиона, опередил его с ответом:
— Ливийские полки уже год не получали жалованья. Подати в казну от населения и торговцев за последние три года уменьшились почти наполовину. Каменоломни Тура все больше заполняются преступниками из числа обедневших земледельцев. Благополучие Египта находится под угрозой, великий Рамзес. «Народы моря» с севера и востока попирают границы страны и готовы уже сейчас вторгнуться на ее территорию.
Нитуэр от обиды поджал губы.
Еще вчера из Александрии с невольничьего рынка ему доставили трех новых наложниц — крутобедрых, волооких, искусных в танцах и прочих утонченных удовольствиях. Но та, которая больше всего ему приглянулась, Маура, на поверку оказалась обыкновенной портовой шлюхой. От ее зычного хохота мигом улетучилась вся страсть и обмякла мужская твердость. И вот сейчас его подстерегла еще одна неудача — коварный Нефрес обличил министра в недальновидности. Укор был тем обиднее, что все, о чем поведал жрец, было чистой правдой.
— Насколько велика опасность, Нефрес? — спросил фараон у выскочки.
— Очень велика, — без промедления отозвался жрец. — Египет ждут серьезные испытания.
— Серьезные?
— Да, Рамзес, очень серьезные. Если «народы моря» ударят сейчас, то озлобленные неуплатой за службу ливийские полки побегут, а из населения за короткий срок вряд ли удастся собрать боеспособную армию.
— Но мои войска всегда славились железной дисциплиной, Нефрес! Они будут стоять насмерть!
— Когда им платили, они шли на врага, прославляя Рамзеса. Не получив серебра, они побегут, его проклиная.
— О Изида! Неужели дело всего в нескольких талантах серебра?
— Не только. В армии укоренилась палочная дисциплина. За малейшие провинности воинов подвергают жесточайшим наказаниям и унижениям. Но страх и обида — плохие помощники, когда речь идет о преданности и готовности отдать жизнь за повелителя.
— Возможно, ты прав, Нефрес, — согласился фараон. — Но отменить наказания сейчас значит показать слабость верховной власти. Придется заплатить им серебром, выделенным для украшения моей усыпальницы. Пока этого будет довольно.
Писцы словно по команде приподняли руки и возликовали «Слава Рамзесу!». Однако в их глазах было мало восторга. Куда с большим воодушевлением они восприняли бы весть о повышении их собственного жалованья.
— Откуда взялись эти «народы моря»? — после некоторого раздумья поинтересовался Рамзес у советников.
Нитуэр, полагая, что наступил его черед показать свою осведомленность, поспешил с ответом:
— Они пришли с островов и северного побережья Средиземного моря. Это ахейцы, разгромившие Трою, сарды, сикулы, пеласги, тиррены, филистимляне. Надо признать, что враг многолик и жесток, но твоя непобедимая армия, Рамзес, обратит его в бегство!
Подлый Нефрес негромко заметил:
— «Народы моря» захватили все страны к востоку от Египта. Они как саранча обрушились на мир и имеют намерение завоевать его от края до края. Их никто не может остановить — упорство, с которым они идут к своей цели, выше человеческого понимания. Наверное, боги лишили их разума…
— Завоевать весь мир? — переспросил фараон. — Разве это возможно?
Верховный жрец на радость Нитуэру пришел в замешательство. Однако, собравшись с мыслями, хранитель культа Амона-Ра скрестил руки на груди и негромко проговорил:
— Если богам будет угодно, Рамзес сможет покорить много народов. Но чтобы завоевать все земли, нужно просить богов даровать ему еще несколько земных жизней.
В глазах фараона отразилась печаль.
— Барка ночного Солнца уже на подходе. Быть может, моему сыну удастся то, что пока никому не удавалось…
Нефрес, поколебавшись, заметил:
— Великий Рамзес, завоевать весь мир еще никому не удавалось. Хотя попытки предпринимались. В древних папирусах говорится о народе атлантов, жившем очень давно за Геркулесовыми столбами. Достигнув невероятного могущества, они дерзнули захватить весь мир и учинили Великий поход на страны Средиземноморья. Предводитель атлантов Бодимур разослал всем правителям ближних и дальних земель свой наказ готовиться к худшему, если те не присоединятся к нему. Но боги остановили Бодимура, разметав его корабли и уничтожив всю армию. Этот народ исчез с лика Земли в одночасье. В храме Амона-Ра до сих пор хранится золотой диск с изображением согнутой в кольцо стрелы — сакральным знаком атлантов. Это все, что от них осталось. Так стоит ли, Рамзес, и твоему сыну навлекать на себя и на народ Египта немилость богов?
Такой поворот мысли озадачил военного министра. «Нет, — решил он за фараона, — лучше не стоит. Тягаться силой со жрецами — еще куда ни шло, а с богами…» Холодный пот прошиб Нитуэра. Завтра же надо принести в жертву теленка. Или нет, быка. Бык — надежнее. Все его неудачи из-за того, что он давно не угождал богам. Ни Амону, ни Птаху, ни Гору. Конечно, их много, а он один, но мелочиться — себе дороже. Решено, каждому по быку!
Нитуэр облегченно вздохнул. Завтра утром он испросит у богов милости, чтобы уже к вечеру вызвать в свои покои обольстительную Мауру и убедиться в действенности божественной поддержки.
Тем временем удрученный незавидной судьбой Бодимура фараон тихо прошептал, прикрыв старческие веки:
— Сын мой, мститель мой! Пусть же страх перед тобой падет на все страны до границ столпов от неба. Пусть «народы моря» сгинут на века…
Прервав чтение, я кинул гермофолль на прозрачную крышку гравикокона, вскочил и в возбуждении прошелся по отсеку, исподволь бросая взгляды на голографические репродукции внеземных пейзажей.
Моя голова мгновенно разбухла от наплыва мыслей. Они некоторое время хаотично носились по всем уголкам сознания, пока мне не удалось сосредоточиться и вычленить главное. О «народах моря» я слышал, когда проходил курс древней истории Земли, и сейчас мог даже припомнить, что краткие сведения об их нападении на страны юго-восточного побережья Средиземноморья сохранились на стенах египетского храма в Мединет-Хабу. Об атлантах и загадочной Атлантиде мне тоже было кое-что известно.
Прочитанный мною отрывок скорее всего являлся попыткой реконструкции реалий эпохи правления Рамзеса Второго на основе того фактического материала, который сохранился до наших дней. Не просто выдумка неизвестного графомана, а, вероятно, дипломная работа какого-нибудь студента-историка или археолога. Ведь я сам занимался подобной реконструкцией в Карвеловской академии, осваивая курс исторических дисциплин, и получил за них немало похвальных отзывов.
Именно поэтому неожиданная связь между изображением стрелы над входом в пещеру здесь, на Проксиде, и сакральным знаком погибшей цивилизации на Земле меня потрясла больше всего. Ведь между ними лежали, десятки парсек и десятки веков! Случайное совпадение? Нет, не похоже. И к тому же профессор Ю-вэнь всего полчаса назад обратил внимание на этот прелюбопытный факт.
Как же мне сейчас не хватало Информатория! Без его информационной поддержки я чувствовал себя беспомощным младенцем, которого легкомысленная мамаша оставила без присмотра. Знания, накопленные человеческой цивилизацией, были мне недоступны. На гиперсвязь с Антрацеей рассчитывать тоже не приходилось — маломощный передатчик «Евы» не был способен промодулировать сверхчастотный сигнал.
От атлантов и их таинственного знака, обнаруженного на отшибе Галактики, я постепенно перешел к размышлениям другого порядка. А почему клон, захвативший Сардельку, оставил меня в живых? Разряд шокера — штука не из приятных, но все-таки не смертельная. Может быть, Сорди этим преследовал какую-то цель? И зачем ему понадобилась Марион? Куда он с ней отправился? Где теперь их искать?
Стоп, сказал я сам себе и замер на месте. Если предположить, что в скалах у клонов находится нечто вроде базы, то, значит, Ури угнал мой вездеход — не потащил же он связанную Сардельку на себе по пустынному каменистому плато, когда готовый транспорт под рукой. А раз так…
Я выбежал из станции.
Защитная штора ангара была поднята, вездехода внутри действительно не было.
Запеленговать «Еву» мне не составило труда. Я ввел код в личный диск-компьютер, и почти сразу на матовом дисплее возникло схематичное изображение скалистых гор с мигающей черной точкой — навигационная система вездехода исправно посылала импульсы, извещая, что машина сейчас находится на удалении семи километров от меня где-то в районе скал. Увеличив разрешение экрана, я легко определил знакомый мне ориентир — вход в таинственную пещеру. Точка пульсировала в непосредственной близости от нее и не двигалась.
Надо было что-то предпринимать. Первое, что пришло на ум, — броситься по следам андроида, настигнуть его, произвести разведку боем. Короче, ввязаться в схватку и действовать по обстановке. Однако я быстро опомнился и не поддался благородному порыву. Устав Наблюдательной службы наставительно предписывал: «В случае захвата землян с целью их насильственного удержания рекомендуется вступать с похитителями в переговоры, предварительно любым доступным способом уведомив об инциденте представителей Большого Совета». И далее: «…самостоятельные действия, которые могут повлечь гибель захваченных землян, категорически запрещаются».
Но ведь связь с Атрацеей отсутствовала, и помочь Сардельке мог только я. И никто другой. Потому что новый штат сотрудников должен был прилететь на базу только через месяц. А за это время…
Я зажмурил глаза, собирая волю в кулак.
— Вайрун, имух Латислаф! — раздалось за моей спиной.
Неожиданное приветствие произвело на меня магическое действие под стать озарению. Обруч! Конечно, как я мог упустить это из виду? Обруч моего друга Вадимыча! Расставаясь на лунной базе, мы обменялись с ним дубликатами. Если теперь пустить его в ход, то нас станет двое. А вдвоем мы уж как-нибудь выпутаемся из передряги.
Я повернулся.
У перепонки гермолюка стояла парочка квиблов. Прух и Мархун.
По благодушной физиономии предводителя охотников было легко догадаться, что он приперся сюда в расчете на дармовую «шипучку». Нашел время! Впрочем, их появление было кстати.
— В поселке все спокойно? — поинтересовался я у старшего по рангу Пруха и добавил с надеждой: — Марион не у вас?
Абориген моргнул, виновато качнул головою:
— Има сегодня не приходила…
Значит, Сарделька себя выдала, решил я. Лишнее слово, лишний подозрительный взгляд. А Сорди не дурак. Догадался. Вот если бы я не рассказал Марион об андроиде, то эксцесса бы, наверное, не произошло.
Прух продолжал стоять на месте, ожидая, пока я не поднесу ему заветный стакан с божественным напитком. Пришлось расщедриться и вынести из кают-компании целую пластиковую бутыль. Все-таки заслужил он ее, ничего не скажешь. Преданный, как собака.
— Обратно пойдешь один, — наказал я ему, как только он под завистливые взгляды соплеменника высосал из бутылки последние капли газировки. — А Мархун останется со мной.
Пруху было все равно. Он отрыгнул газы и почтительно поклонился. Через минуту его одинокая фигура совсем скрылась с глаз.
Мархун все это время топтался у входа на станцию и с любопытством заглядывал внутрь.
— Идем, — позвал я его за собой. — Есть дело…
В медотсек, где благодаря кондиционеру и кварцевым элементам поддерживалась стерильность, мы зашли без предварительной санобработки. На нее просто не было времени. Сейчас передо мной стояла серьезная задача — из тщедушного туземца попытаться воссоздать Аскольда Вадимовича Кричевского, сотрудника Института Экспериментальной Истории, члена подсекции Большого Совета и просто моего друга. Для этого требовалось не так уж много — подходящее тело и обруч. И еще согласие реципиента.
Я подтолкнул Мархуна к креслу, а сам уселся за пульт АВП — активизатора волновых процессов. Пока я настраивал регулировки, молодой абориген, открыв от удивления рот, осматривал помещение и восторженно ухал. Поглазеть здесь действительно было на что — сверкая хромоникелевым покрытием, вдоль переборок разместились диагностическая аппаратура, эндоскопическая техника, гиберкамера, стеллажи с препаратами и много еще чего.
Наконец у меня все было готово.
Повернувшись к туземцу лицом, я дружески похлопал его по колену.
— Послушай, Мархун. Мне нужна твоя помощь, чтобы спасти Марион. Ты неплохой малый и должен все понять.
Абориген еще не успокоился, но все же внял моим словам. Теперь его взгляд не блуждал по медотсеку, а был устремлен в мою сторону.
— Сейчас ты заснешь, — ласково продолжил я. — Твой сон будет долгий. Но ты ничего не почувствуешь, а когда пробудишься, то даже ни о чем не вспомнишь. Потом мы вместе пойдем к старейшине и расскажем ему о том, как ты нашел пещеру. Квиблы будут тебе очень благодарны, и ты женишься на Анте.
— Хорошо, — согласился Мархун.
— Не стану скрывать, — серьезно добавил я, — ты можешь не проснуться, и тогда твой дух навсегда разлучится с телом. В таком случае квиблы похоронят твой прах в Долине мертвых, воздав надлежащие почести.
— Хорошо, — не моргнув глазом выпалил молодой туземец. — Мархун станет старейшиной. Или пусть его забирает к себе Вершитель Судеб.
— Значит, ты согласен?
— Да.
Я удовлетворенно вздохнул — Мархун оказался не из робкого десятка. Хотя он вряд ли осознавал то, что с ним могло произойти. Даже я сам об этом имел весьма смутные представления. Но ведь у меня почти не было выбора.
Обруч Вадимыча внатяг охватил голову аборигена.
Я подключил АВП, и экран томографа запестрел разноцветными узорами. На голубом фоне желтым цветом обозначилась кора головного мозга, красным — сосуды и пазухи. Яркий сиреневый цвет выделил мелкую сеть нервных проводящих путей и ассоциативных волокон.
Импульс в ствол мозга мгновенно перевел моего подопечного в состояние клинического парабиоза. Мархун задышал глубоко и ритмично. Теперь можно было приступать к снятию с нейронов той информации, которая делала из туземца исключительно Мархуна и никого другого. Записанная в базу данных, она должна была сохраниться до того момента, когда я запущу обратный процесс по восстановлению личности аборигена.
Загрузка началась.
У землянина, обладающего развитым мозгом, продолжительность нейрокопирования в зависимости от количества шипиков на отростках нервных клеток составила бы чуть больше часа или около того. С Мархуном же я управился всего за десять минут.
Теперь на втором этапе мне предстояло перестроить его структуры мозга, вызвав к жизни совсем другую личность. Я направил поток информации из обруча Вадимыча в АВП и сверился с показаниями на дисплее. Быстро сменяющаяся вереница цифр заполнила часть экрана.
Процесс шел полным ходом — блок за блоком в мозг Мархуна поступали резонансные волны, перестраивающие его структуру нейронных шипиков. Туземец — пока еще туземец — реагировал на это подергиванием лицевых мышц, дрожанием конечностей и учащением пульса, но все физиологические показатели были в пределах нормы, так что волноваться за благополучный исход предпринятой мною акции не приходилось.
Через час АВП издал пронзительный писк — процесс завершился. Тело реципиента сразу же обмякло, бесформенной массой растеклось по креслу.
Мархун медленно разлепил слипшиеся веки, равнодушным взглядом обвел медотсек, после чего сглотнул слюну и отрывисто поздоровался:
— Привет, Кед! Давно не виделись…
Сейчас передо мною сидел уже не Мархун, ведь личность аборигена мирно покоилась в блоке памяти АВП. Сейчас я имел честь приветствовать самого Аскольда Кричевского в облике тщедушного туземца.
— Привет покорителям Вселенной! — воодушевленно отозвался я. — Даю вводную, Вадимыч. Реципиент нейрокопирования — антропоид земного типа. Место обитания — планета Проксида. Пол — мужской…
— Сам вижу, что пол мужской! — едко заметил мой товарищ, ощупывая свое новое тело. — Хоть за это спасибо.
На глуповатой физиономии Мархуна уже образовался хорошо мне знакомый прищур глаз, а у скул пролегла глубокая носогубная складка — точь-в-точь как у моего приятеля. Кроме того, сидящий передо мной абориген помял пальцами грубый джутовый балахон и брезгливо поморщился, от чего стал похож на Вадимыча еще больше.
— А нельзя заменить эту халабуду на что-нибудь более приемлемое? — осведомился он, не скрывая своего неподдельного отвращения к проксидианским нарядам.
Я бросил ему на колени упаковку с випролаксовым комбинезоном, которую позаимствовал из личных припасов Сорди. Аскольд тут же стал переодеваться. В его доведенных до автоматизма движениях чувствовалась сноровка опытного космического волка.
Из деликатности я оставил друга в медотсеке и направился в кают-компанию. Через минуту туда же ввалился и Кричевский. Облаченный в серебристый комбинезон Аскольд фигурой меньше всего напоминал красавца Аполлона — из блондина с идеальными пропорциями тела он превратился в долговязого типа довольно невзрачной наружности. Если бы и в своей настоящей жизни Вадимыч выглядел таким олухом, то Вероника Коновальчук давно была бы моей женой.
— Придется тебе некоторое время побыть квиблом, — обрадовал я товарища. — Понимаешь, мне очень нужна твоя помощь.
Аскольд поправил на голове обруч, хлопнул меня по плечу и деловито произнес:
— Ладно, Кед… Выкладывай, что у тебя?