Вначале заехали в общежитие, где ребята быстренько собрались в дорогу. Потом Федор Петрович по указке Жанны зарулил во двор и остановился возле подъезда. Девушка поднялась по лестнице и открыла дверь. Она в принципе не хотела разговаривать с отцом и матерью — пьяный настрой, а заодно и полное безразличие к мнению родителей. Однако Жанна сообразила, что «предки», если дочь будет отсутствовать несколько дней, наверняка переполошатся и подадут на розыск. Предупредить все же надо.

Отец уже дрых, завалившись на диван в одежде. Мать возилась на кухне, что-то выискивая в настенных шкафах и при этом громко хлопая дверцами. Когда она увидела удивленно глядящую на нее дочь, стоявшую в проходе, то спросила:

— Жанна, ты не видела, куда я припрятала чекушку? Где-то ведь она должна быть?

— Мама, ночь уже на дворе, а ты все водку ищешь.

Женщина игнорировала замечание дочери и продолжила перебирать содержимое шкафов.

— Мама, я уезжаю на несколько дней.

— Очень хорошо, но где все же бутылка? Да и сигареты должны быть.

Жанна достала свою пачку сигарет и кинула на стол перед матерью. Та посмотрела на «Winston» и сказала:

— Так, сигареты нашлись.

— Мама! — крикнула девушка. — Ты не слышишь? Я еду в Париж.

Женщина посмотрела на дочь и села на табурет.

— Как, в Париж?

— Мы с ребятами едем на концерт Элвиса Пресли, так что не теряйте меня. — Жанна сунула руку в карман, достала несколько купюр и протянула рубли. — Это все, что у меня есть, надеюсь, вам с отцом хватит, пока меня не будет. По крайней мере, на водку с сигаретами.

— А как же ты?

— У ребят есть деньги.

Жанна направилась к себе в комнату, где взяла рюкзачок и принялась быстро набивать его нужными вещами. Мать появилась на пороге и, пошатываясь, хмельными глазами стала наблюдать за дочкиными сборами.

— Париж, это ведь далеко, другой округ, — смекнула, наконец, женщина.

— Все нормально, мам, мы на автолете, быстро долетим. Не переживай, со мной едут четверо парней, если что, в обиду не дадут. — Жанна присела на стул, держа перед собой рюкзак. — Жизнь-то ведь идет, мам. И не хочется прозябать как все в убогой России. Надо ведь когда-то и на мир посмотреть.

Жанна понимала, что если бы мать сейчас была трезвая, она бы вцепилась в дочь обеими руками, пытаясь задержать, не отпустить. Но теперь, скорее всего, она думает лишь об одном: как бы быстренько сбегать в «круглосуточный» за очередной чекушкой. Ладно, завтра сообразит что к чему, да я уже далеко буду.

— Ну что ж, посидела на дорожку — и в путь. — Жанна встала, подошла и чмокнула мать в щеку, после чего постаралась быстро ретироваться, запретив себе оборачиваться. Выйдя на улицу, она запрыгнула в «Москвич» и Федор тронул машину.

Очень быстро они вылетели за город и, встав на видимую только бортовому компьютеру воздушную трассу, разогнались до предела. Обтекаемый автолет рассекал воздух, который посвистывал в щелях, неизменно сопутствующих русской технике. Потом Федор включил музыку и вместо свиста застучал ритмичный электронный ударник и гулкий бум басовой гитары. Писклявый голос по-английски застонал о потерянной любви. В салоне стало повеселее, хотя снаружи накрапывал все тот же надоевший дождь, а «дворник» мерно слизывал прилипшие капли с лобового стекла. Парни, которые уже почти засыпали на заднем сиденье, ожили и под музыку добавили себе новую дозу пива.

Внизу переливались, периодически появляясь, скопища огней, которые уходили назад и пропадали. Быстрота, с которой они мчались, завораживала. Ночью на скоростной высотной трассе это не казалось чем-то сверхъестественным. Скорость они сбавили лишь, когда форсировали «липовую» границу с Белоруссией, которая с древности входила в состав Российского автономного округа, а первую остановку сделали на границе с Польшей, до которой домчались за три с лишнем часа. Посадили машину на большущую освещенную площадку, подождали русских таможенников. Однако те, увидев депутатские номера, пропустили «Москвич» без досмотра, лишь переписав данные всех паспортов. Поляки к проверке документов отнеслись тоже лояльно и, проштамповав соответствующие страницы, пропустили. Вот так просто они оказались за рубежом, хотя обычно на это требовались определенные усилия. Федор Петрович вновь выжал педаль, направив автолет в сторону Варшавы.

По территории чужого округа летели относительно медленнее. Морально все почувствовали, что за окнами уже другая страна. Даже дождя здесь не было, будто он должен идти только там, по другую сторону границы. Здесь уже начиналась цивилизация, которой дождь сейчас не был нужен. Облака отсутствовали, светили звезды, серо-желтая луна плыла вместе с автолетом с левой стороны. Всю дорогу пили пиво, веселились и, когда пиво вдруг, неожиданно закончилось, притихли. Примерно через час после пересечение границы ожил Куба:

— Кто в туалет? — спросил он.

Все кроме водителя согласились.

— Давай, Федя, посади автолет где-нибудь или я сейчас тут устрою лужу. — Куба был настроен серьезно, однако Федор решил и тут шуткануть:

— А ты окошко-то открой — и туда. Нет лучше красоты, чем мочиться с высоты.

— Сади, говорю, всем надо выйти, уже больше часа летим с последней остановки. Жанна-то что, тоже задницу в окно высовывать будет? Да и выпить купить надо, а то притихли что-то. Никакого веселья.

— Ладно, не бесись, сажаю.

Федор посадил «Москвич» на обочину наземного тракта, над которым они летели. Парни выскочили наружу и удалились опорожняться в ближайшие кусты. Жанна не торопилась. Она посмотрела на Федора и спросила:

— Я видела, как ты выбросил дискету, что отдал тебе Колян. Они что, зря ее скачивали? За что ты тогда платил деньги?

— Дело в том, Жанна, только между нами, что мне и вправду не надо то, что скачал Длинный. Я и сам могу это скачать без проблем. Видела, у меня свободный выезд за границу.

— Тогда зачем?

— Мы оппозиция, Жанна. И это часть моей работы. Ребята видят, что власти ведут скрытую цензуру. Ребята видят, что власти врут о свободе слова. Ребята видят, что никакой демократии у нас нет. Они видят, они общаются с друзьями, те передают это дальше. Молодежь — лучшие избиратели, и даже, если хочешь, лучшие бойцы, конечно, если направить их энергию в нужную сторону. Но направлять надо грамотно, что мы и делаем. Я отвечаю перед партией за четыре высших учебных учреждения в Санкт-Петербурге. Мы делаем нужное дело, пусть скрытно, пусть исподтишка, но когда-нибудь мы будем творить историю открыто. Это лишь вопрос времени.

«Один обманывает другого, заявляя, что информация достается ему с большим трудом и дерет с него немалые деньги, — подумала Жанна. — Другой платит и делает вид, что эта информация его очень интересует, хотя сам тут же, не просмотрев ее, выбрасывает в мусорку. Неплохо устроились. И, главное, что оба довольны. Политика — хитрое дело».

Вскоре вернулись умиротворенные парни и Жанна, выйдя из автолета, удалилась в лесок.

Потом пару километров ехали по асфальтированному тракту, но, закупив в придорожном кафе несколько банок с пивом, взлетели и уже воздухом продолжили путь до Варшавы, огни которой виднелись на горизонте.

Далее случилось самое странное. Об этом уже все перестали помышлять, как только пересекли границу. Произошло то, что назревало, и Жанна это предчувствовала нутром. Федор Петрович, который перестал пить, через несколько часов полета постепенно пришел к мнению, что все, что он сейчас делает, а в прямом смысле летит в Париж — это полное безумие. Конечно, чем дальше он трезвел, тем больше начинал понимать абсурдность ситуации. А вскоре после небольшого инцидента он нашел чем оправдать свое решение повернуть назад.

Инцидент же этот произошел в автолете после того, как они приземлились в Варшаве на освещенной оранжевыми фонарями стоянке подле недорогой привокзальной гостиницы с «оригинальным» названием «Варшава». Федор сказал, что ужасно устал и если не поспит несколько часов, то уснет за штурвалом. Чего, конечно, допустить никак нельзя. Парни пошли в отель узнать, есть ли свободные номера. Девушка же осталась с помощником депутата в автолете. У Федора, видимо, проявился похмельный синдром — ужасная тяга к сексу. Он одним нажатием клавиши запер все дверцы и дал команду тонировать стекла. Жанна непонимающе посмотрела на него и спросила:

— Что это значит?

— А вот что, — Федор Петрович навалился на девушку, одной рукой сдвинув рычаг, таким образом опрокинув назад спинку пассажирского кресла.

— Эй, Федя, хорош, — вначале просто сказала Жанна, абсолютно не настроенная на то, чтобы заниматься любовью. Однако помощник депутата молчал, он был напорист и, похоже, отступать не собирался. Жанна, которой совсем не хотелось ссориться с Федором, попыталась сопротивляться, но не сильно, лишь как бы показывая, что именно сейчас она этого не расположена делать. Однако Федор Петрович не сдавался и с силой расстегнул ремень, а потом и молнию на брюках девушки. Перевернул ее на живот и принялся стаскивать штаны, при этом заставив Жанну приподняться на колени. Она слышала, как натужно дышит мужчина сзади, но нашлась сказать лишь одно:

— Я не хочу так. Я вообще не хочу.

— Только так, — пропыхтел Федор. — Иногда надо ставить девку перед собой на корячки, чтобы она почувствовала себя животным.

Эта фраза сразу выбила Жанну из равновесия. Девушка ужаснулась, у нее сразу все стало вызывать отвращение. Подогнув под себя правое колено, она с силой пнула назад, особо не заботясь о том, куда может попасть. Федор взвыл — девушка ударила его кубическим каблуком ботинка как раз в пах. Жанна отползла, перевернулась на спину и начала торопливо натягивать брюки и застегивать молнию, но тут же получила удар в голову. Однако Федор Петрович еще не знал, на что способна эта девушка. Она вновь согнула в коленях ноги и врезала обеими, стараясь попасть в лицо насильнику. Удалось. Помощник депутата опять взвыл, схватился за нос, закрывая его руками, и отшатнулся в сторону, повалившись на свое сиденье. Тут-то в окошко и забарабанила подошедшая команда Коляна Длинного.

— Эй! — крикнул Куба. — Что у вас там происходит?

Федор выжал тумблер, со щелчком открылись блокираторы дверей.

— Убирайся! — крикнул он. — Убирайся, чтобы я больше тебя никогда не видел!

— Очень-то хотелось. — Жанна открыла дверцу, вылезла наружу и под удивленные взгляды парней стала застегивать ремень. — Этот козел хотел меня изнасиловать, — сказала она ребятам. — Получил по роже. Ему урок.

Куба сунул голову в салон и произнес:

— Слушай, урод, хочешь, я угадаю, как тебя будут звать через минуту? Тебя будут звать — труп!

— Хватит, Олег, — уже спокойнее сказала Жанна. — Он свое получил.

— Вот так вот вы со мной? — послышался истеричный голос Федора из салона. — Я их через границу перевез. Хотел на концерт свозить. А вы, значит, простого уважения выказать не можете? Тогда сами и добирайтесь до Парижа! Я вам что, в извозчики нанялся?

— Лети, лети, извращенец. — Куба захлопнул дверцу.

Загудел двигатель автолета. Стекла окон просветлели, одно опустилось. Помощник депутата высунул свой разбитый нос на улицу и уже более спокойно произнес:

— Доберетесь до Парижа на трансконтинентальной электричке. Прямо с этого вокзала, — Федор указал рукой вперед. — Будете там через пять часов. Неплохо, а? Еще четыре часа назад вы прохлаждались в Санкт-Петербурге, а уже утром будете в Париже. При этом в Европе вы не найдете никакой таможни, которую бы не сумели пройти без моей помощи. Хоть бы выразили грамм благодарности.

— Давай вали! — Жанну он уже вновь начал раздражать, вернее, его поучительные наставления. — Как-нибудь без тебя разберемся!

— Ну, ваше дело, — Федор стал закрывать стекло, зачем-то подмигнул и тронул автолет.

— Наше дело, оно и есть наше, — Колян взял наушники, вставил в уши, протянув руку к поясу, включил музыку. Покачивая головой в такт, он произнес немного громко:

— Че встали-то? Двинули на электричку.

Ребята разом повернулись и направились к зданию вокзала. Никто не стал оборачиваться, чтобы посмотреть на «Москвич», который поднялся в воздух и начал удаляться на восток, обозначенный в небе лишь парой задних габаритных огней, которые через одну-две минуты пропали из виду.