Дмитрий Казаков
Удравшие из ада
Всем беглецам, наивно полагающим, что «где-то там» будет лучше.
Всего один демон
В черном-черном городе, на черной-черной улице среди черной-пречерной ночной тьмы появилось ЧЕРНОЕ пятно…
Если сказать честно, то город был не черным, а просто-напросто грязным, настолько грязным, что в нем неуютно себя чувствовали холерные вибрионы и тифозные бактерии.
Что самое странное, люди в городе жили, и в немалом, можно даже сказать, в огромном количестве.
Носил город романтическое название Ква-Ква и располагался на просторах самого безумного из всех безумных миров, напоминающего плывущую через космос этажерку, на нижней полочке которой кто-то развел костер.
Мир именовался Лоскутным и, к счастью рационально настроенных астрономов, дрейфовал вдали от тех участков Вселенной, куда целились всякие штуки, снабженные огромными увеличительными линзами и предназначенные для того, чтобы заглядывать за пазуху мирозданию.
Ну так вот… в грязном-грязном городе, на грязно-черной улице появилось ЧЕРНОЕ пятно, и, обнаружив его, ночной мрак сделал попытку испуганно шарахнуться в сторону.
Пятно осмотрелось, издало звук, напоминающий то ли отрыжку, то ли приглушенный, крайне ехидный смешок, и неспешно двинулось туда, где шумно и судорожно билось сердце Ква-Ква…
Город еще не знал, что его ждет.
А если бы узнал, то попытался бы покончить жизнь самоубийством…
* * *
Магический Университет, расположенный на окраине Ква-Ква, — очень почтенное учебное заведение с тысячелетними традициями исследований всех аспектов чародейства, подготовки новых колдовских кадров и наведения страха на окружающий мир.
Несмотря на это, его студентам время от времени приходится заниматься совсем не магическими и никак уж не почтенными делами.
В данный момент учащийся пятого курса Арс Топыряк находился на кафедре демонологии в полном одиночестве. Он с мрачным видом ползал по полу, елозя по шершавым доскам мокрой тряпкой.
Пыль, копившаяся в укромных уголках годами (а может, и тысячелетиями), серым облаком клубилась в воздухе, и Арс время от времени чихал, заставляя покачиваться развешенные по стенам гравюры, изображающие сценки из жизни демонов.
Нет, Топыряк не отличался маниакальной страстью к чистоте и не готовился к исполнению какого-нибудь сложного и коварного заклинания, требующего отсутствия грязи.
Он самым банальным образом отбывал наказание.
Урно Кеклец, заведующий кафедрой демонологии, которого боялись не только студенты, но и демоны, почему-то расценил невинную шалость с ведром известки как суровый проступок.
— Что за жизнь? — пробурчал Арс после часа трудов, обнаружив, что зеленая студенческая мантия покрылась серыми и бурыми пятнами, а чище в помещении кафедры почему-то не стало. — Что, у них заклинания подходящего нет?
Демоны на гравюрах промолчали, лишь ехидно покосились на незадачливого студента.
— Я вам еще покажу, — Арс махнул в их сторону тряпкой и поднялся на ноги.
Размяв занемевшую поясницу, он подошел к двери и осторожно выглянул наружу.
Коридор и лестничная площадка благодаря позднему времени были пустынны, как карманы честного торговца.
Топыряк воровато огляделся и, прикрыв дверь, прошествовал туда, где роскошным памятником черной кожи высилось кресло заведующего кафедрой. Мгновение помедлил, а потом забрался в него.
Если каждый солдат мечтает стать генералом, то студент грезит о том, чтобы занять место прохфессора.
— Ты у меня попляшешь, жалкий червяк! — Арс гордо распрямился, представляя, как Урно Кеклец ползает у его ног, орудуя тряпкой.
Мысленное торжество продлилось недолго. Свет померк, стены задрожали, и Топыряк с удивлением обнаружил, что довольно быстро падает через мрак. В ушах засвистел воздух.
— Э… ы… — глубокомысленно изрек Арс, судорожно хватаясь за подлокотники.
Падение завершилось тем, что кресло с глухим чмоканьем во что-то врезалось. Сгустившаяся вокруг студента тьма начала рассеиваться, отступать перед тусклым багровым сиянием, какое обычно проживает в жерлах вулканов или в пыточных застенках.
Оглядевшись, Топыряк ощутил, как волосы на затылке зашевелились.
Пейзаж напоминал внутренности зала размером с город — сквозь кровавый полумрак проступали очертания толстых колонн из черного камня, уходящих куда-то в туманную высь. Между колоннами виднелись очертания того, что могло сойти как за дома, так и за груды строительного мусора. Текли реки, наполненные густой светящейся жидкостью, похожей на лаву.
Воздух был горячий и сухой, и очень сильно пахло гарью.
— Ой… — сказал Арс, и зубы его, раньше хозяина догадавшиеся, куда именно они попали, заклацали.
Лоскутный мир состоит из двух частей, и если верхнюю заселяют люди, эльфы, гномы и сотни других, более причудливых рас, то нижняя, окутанная вечным сумраком и пропитанная скрежетом зубовным, является вотчиной демонов, существ злобных и коварных.
К ним Арс и угодил, причем не самым банальным способом.
Почти всем известно, что поднаторевший в магии человек может вызвать демона, но мало кто подозревает, что и кое-кто из обитателей Нижнего мира способен, в свою очередь, «пригласить» к себе человека.
Кресло стояло в самом центре нарисованного прямо на земле круга, чья граница неярко светилась, а за ней виднелись две неподвижные черные фигуры с алыми пылающими глазами.
— Добрыйх-х-х деньх-х-х… — сказала одна из них с интонациями змеи, только что прочитавшей «Человеческий разговорник».
Нижний мир устроен по законам развитого феодализма. Имеется тьма тьмущая обыкновенных демонов, способных только рычать и исполнять грубую физическую работу, а управляет ими меньшинство утонченно злобных интеллектуалов, опасных, точно нейтронная бомба.
С парочкой подобных существ Арсу и «повезло» встретиться.
— И за что? За что? — прошептал он, думая, сколько мгновений осталось до несомненно страшной и безвременной кончины. — Всего лишь за небольшое пятно на парадной мантии?
С заведующего кафедрой демонологии вполне станется услать провинившегося студента в Нижний мир, на потеху тутошним обитателям.
— Прохшу прохщения? — несколько озадаченно спросила первая фигура.
Вторая, стоящая рядом, с шорохом распахнула что-то, похожее на черные крылья, и гневно поинтересовалась:
— Ты уверен, что этот тот, кто нам нужен?
— Безх-х с-с-сомнений, — ответила первая, — зс-с-саклинание былох-х-х наложено точ-ч-чно на то мес-с-сто, где может появих-хтся толькх-хо один ис-с-с сильнейших-х-х маговх-х людей!
— Эй, ты! — рубиновое пламя в узких прорезях, заменяющих демону глаза, вспыхнуло ярче. — Ты маг?
Что-то подсказало трясущемуся Арсу, что отрицательный ответ вряд ли будет воспринят с энтузиазмом.
— Я? Э… да. Я маг!
— Чего ты дрожишь? Разве тут холодно?
На людской взгляд, было просто жарко, по спине Топыряка тек пот.
— Это… это нервное, — убедившись, что его не собираются сожрать вместе с креслом, Арс совершил невероятное усилие и несколько успокоился.
— Дах-х-х? — первый демон сочувственно кивнул. — Со мнойх-х-х тоже бывает… рога чешутся и…
— К делу! — рявкнул второй. — У нас, человек, довольно большие проблемы! У вас, кстати, тоже!
Признания в том, что он обычный студент и что попал сюда по ошибке, явно опоздали, и Топыряк расправил плечи и нахмурился, попытавшись выглядеть сурово и грозно, как и надлежит великому магу. Вспомнил о зажатой в руке грязной тряпке и спрятал ее под себя.
— Я слушаю…
— С-с-сбежалх-х один из тех-х-х-х, кто был с-с-сзаточен, — сказал первый демон.
— Тот, кого боимся даже мы… — добавил второй.
Арс ощутил, как спина покрывается инеем, а гонор испаряется, точно упавшая в гномий горн капля воды.
Всего полгода назад, на спецкурсе, посвященном обитателям Нижнего мира, будущим демонологам сообщили, что существуют демоны, которых держат под замком собственные братья.
И если уж способные вызвать человека иерархи Нижнего мира признаются в том, что опасаются подобного существа, это что-нибудь да значит.
За спиной второго демона с ревом поднялся язык пламени, но осветил только контуры черной, словно углем нарисованной фигуры, короткие рога и лохматые широкие крылья.
— И? — пискнул Арс, понимая, что от него чего-то ждут.
— Он ушел наверх, к вам!
— Нам туда х-х-хода нет, — печально вздохнул первый демон. — Так что ловх-хить беглеца придетс-с-ся вам…
— О, — горло Топыряка оказалось способно произвести один-единственный звук, похожий на хлопок открываемой бутылки.
В этот момент Арс сильно пожалел, что сел в кресло заведующего кафедрой.
— Придется, придется, — не совсем верно истолковал паузу один из демонов, — онх-х-х ш-шжуток и невероятно опах-х-хсен…
— Жесток даже по нашим меркам и немыслимо могущественен.
Топыряк осознал, что это сказало существо, для которого в порядке вещей мановением лапы уничтожить город-другой, наслать ураган или саранчу, икнул и покрылся холодным потом.
— Да, мы поймаем его, — прозвучало это не особенно уверенно, но Арс порадовался, что сумел выдавить хоть какие-то звуки из окостеневшего горла.
— Х-хор-рош-шос-с. Надеюс-с-сь, такх-х-х и будет….
— Если понадобится помощь, вызови любого из нас. Ты знаешь, как это делается.
Демоны одновременно распахнули пасти, огромные, как сосуды для сбора подаяний в храме Одной Бабы, проревели что-то, и студент, успев осознать, что не спросил имя беглеца, полетел вверх, в темноту…
Арс одним глотком опустошил кружку жидкости, в таверне, именующейся «Утонченным блаженством», в силу отсутствия другого подходящего термина называемой «пивом».
Приятели посмотрели на него с удивлением.
— Даже не подавился, — вполголоса заметил Нил Прыгскокк, рыжий и веснушчатый, как батон с маком.
— Ыгы, — кивнул похожей на небрежно обритый котелок головой двоечник Рыггантропов, а представитель малочисленного народа йода Тили-Тили, больше известный под прозвищем Трали-Вали, встревоженно зашипел и пошевелил длинными ушами.
А Топыряк опустошил кружку Нила и, с грохотом поставив ее на стол, хрипло проговорил:
— Еще!
— Пойдем к ближайшему колодцу, там воды — сколько хочешь, — предложил Прыгскокк, — дешевле обойдется, а на вкус и не отличишь. Что с тобой случилось?
— Произошло нечто жуткое, — Арс огляделся подозрительно, словно надеялся обнаружить за каждым из столиков по шпиону.
Не запланированная учебным расписанием встреча с демонами оставила в душе Топыряка черный осадок страха, и Арс, едва вернувшись в обычный мир, со всей возможной скоростью удрал из МУ.
Уборка была забыта, а на всем пути до «Утонченного блаженства» Арса провожал дробный стук, издаваемый его же зубами.
— Да, жуткое, — повторил Топыряк и рассказал все, время от времени прерываясь, чтобы выразительно содрогнуться или выпучить глаза.
— А почему ты не признался, типа? — осведомился Рыггантропов, с видимым усилием и негромким скрипом сведя брови.
— Чтобы эти красноглазые парни превратили меня в паштет и намазали на бутерброд?
— Да уж, вряд ли бы они похлопали тебя по спине, — покачал рыжей башкой Прыгскокк, — им уж точно не хотелось, чтобы о беглом демоне узнал еще кто-нибудь. И что ты собираешься делать? Пойдешь к прохфессору?
Перед внутренним зрением Арса промелькнуло суровое, точно вырезанное из гранита лицо заведующего кафедрой, и Топыряк содрогнулся вновь.
— Ни в коем случае, — покачал он головой, — Кеклец меня убьет, если узнает, что я залез в его кресло.
Тили-Тили сморщился и зашипел, а руками изобразил некий сложный жест, символизирующий то ли извечное взаимопроникновение мужского и женского начал, то ли спаривающихся лягушек.
— Вот и Трали-Вали со мной согласен, — сделал Топыряк совсем не очевидный вывод.
— И что дальше, типа? Просто так позволим этому демону бродить по Ква-Ква и творить всякие пакости?
У Рыггантропова имелась внушительная коллекция разнообразных недостатков, но тем ценнее, настоящими алмазами в куче навоза выглядели среди них немногочисленные достоинства.
Истинный патриот родного города, двоечник не стерпел бы, причини какой-нибудь урон Ква-Ква не то что демон, а даже кто-нибудь из богов.
— Не позволим! — Арс попытался сказать это твердо, но голос предательски дрогнул. — Ведь мы остановили того демона в Китеже? Справимся и на этот раз! Не зря мы пять лет в институте проучились!
Тили-Тили засвистел и замахал ушами так, что поднялся легкий ветерок.
Топыряк не обратил на йоду внимания.
— Ну что, вы со мной? — поинтересовался он, положив на грязную столешницу руку. Жест получился впечатляющим, но его несколько подпортило то, что ладонь мгновенно прилипла. — Один за всех?
— И все на одного! — Нил Прыгскокк шлепнул рукой сверху.
Невесомая кисть Тили-Тили, больше похожая на мохнатого паука, легла на образовавшийся «бутерброд», а сверху тяжело, как судейская печать, обрушилась намозоленная вовсе не пером лапа Рыггантропова.
— Отлично, — Арс с трудом вытащил испачканную и слегка приплющенную ладонь, — осталось решить главный вопрос.
— Это какой? — осведомился Нил.
— Шс-с-с-с…
— Типа?
— Мы же не будем просто ходить по улицам и высматривать этого демона? Надо решить, с чего начать.
Унынию, воцарившемуся за столом, позавидовали бы монахи ордена Печальных Ублюдков, прославленные чудовищным и стойким пессимизмом, который они проявляли, даже сжигая неверных.
Дикие трущобы, где могут зарезать из-за мелкой монетки, а набить морду — просто так, являются предметом гордости для любого горожанина, пусть даже вслух он никогда этого и не скажет.
Жители Ква-Ква могли гордиться дважды, у них имелись два района трущоб, именуемых просто: Норы и Дыры. В каждом располагались десятки, если можно так сказать, центров «трущобности», около которых грязная и вонючая жизнь кипела особенно бурно.
Одним из таких центров являлась расположенная на тянущейся вдоль берега реки Ква-Ква Пустопорожней улице «Пельменная». Происхождение названия терялось во тьме веков, пельменей тут не подавали, зато тихой считалась ночь, когда убитых оказывалось меньше десятка.
Даже завсегдатаи несколько раз думали (что для них было настоящим подвигом), прежде чем отправиться сюда.
Сырой весенней ночью в «Пельменной» все шло как обычно. Хозяин осматривал кружки, решая, достаточно ли они грязны, клубился под потолком подозрительно желтый дымок, в углу двое убийц играли в крестики-нолики, вырезая закорючки прямо на столешнице и подолгу думая над каждым ходом…
Дверь негромко, но очень выразительно скрипнула.
Хозяин поднял голову и заморгал, решив, что в глаз попала соринка, — фигура, возникшая на верхней ступеньке опускающейся в зал лестницы, казалась расплывчатой, словно на нее приходилось глядеть через воду.
— Что за ерунда? — пробормотал обернувшийся на скрип шулер по прозвищу Шустрый Слизняк.
Он напоминал морщинистого подростка, но за двадцать лет преступной карьеры повидал многое и научился подчиняться чутью, не раз выручавшему шулера в трудных ситуациях.
Сейчас оно просто вопило об опасности.
Помедлив мгновение, Шустрый Слизняк принялся сползать под стол.
Хозяин «Пельменной» проморгался и обнаружил, что дело вовсе не в соринке, что перешагнувшая порог фигура на самом деле меняет очертания, точно взбесившийся оборотень.
Высокий мужчина, черные глаза блестят со смуглого лица… широкобедрая женщина в цветастом платье… эльф, в чьих волосах точно запуталось солнце… гном, судя по длине бороды, не разменявший первый век… рогатое существо, покрытое темной шерстью…
— Эй, ты, проваливай отсюда, тут не место для колдовства, — хрипло пробулькал один из завсегдатаев.
Убийцы оторвались от игры, лезвия ножей выжидательно сверкнули. Рука хозяина легла на арбалет.
Такой прием был равнозначен вежливому помахиванию шляпой — магов побаивались даже в Норах, ну а если один их них явился в «Пельменную», то он либо ошибся дверью (а заодно и улицей), либо пришел сюда по делу…
Маловероятно, но возможно.
Демон, за тысячелетия заключения забывший не только то, как разговаривать, но и то, что разумное существо должно как-то выглядеть, сделал шаг вперед и издал низкое горловое шипение.
От выходца из Нижнего мира прянула волна злобы, ненависти и еще чего-то, чему не имелось названия ни в одном из языков.
Шустрый Слизняк закрыл глаза и постарался перестать дышать.
Кто-то пробежал рядом, тренькнула тетива арбалета. Раздался полный ярости крик, а за ним хлопок, от которого содрогнулась вся «Пельменная». Нечто тяжелое с хлюпаньем ударилось о стену.
В наступившей тишине стало слышно, как что-то без особой спешки стекает на пол: кап-кап… кап… кап…
Шустрый Слизняк уловил шаги, такие тяжелые, словно по притону расхаживала вздумавшая выпить кружечку пива крепостная башня. Она прошла мимо столика, под которым прятался шулер, протопала мимо стойки.
Затрещали ступеньки, завершающим аккордом скрипнула дверь.
Выждав несколько ударов сердца, Шустрый Слизняк осторожно поднял веки и обнаружил, что на него удивленно смотрит хозяин «Пельменной», точнее, его голова, валяющаяся на полу и напоминающая облитый красной краской кочан капусты.
Шулер ощутил, что выпитое за ночь пиво яростно рвется наружу.
Лейтенант городской стражи Ква-Ква Поля Лахов чувствовал себя на редкость скверно, и виной тому было не похмелье.
К гудящей с утра голове, туману перед глазами и желанию покинуть сию юдоль скорби как можно быстрее лейтенант привык давно, а вот к дружеским визитам наподобие происходящего сейчас приспособиться так и не смог.
Сидящий через стол от Лахова человек на фоне тусклого антуража кабачка «Потертое ухо» выглядел чужеродно, словно пингвин, устраивающий гнездо на вершине бархана.
Ткань его плаща была настолько дорогой, что кабацкая грязь не осмеливалась приставать к ней, на пальцах посверкивали золотые перстни с небольшой коллекцией драгоценных камней, а на загорелом лице красовалась белоснежная и холодная как мрамор улыбка. Пара шкафоподобных типов за спиной гостя дополняли портрет.
— Надеюсь, лейтенант, вы уже способны работать? — поинтересовался Большой Джим.
На самом деле Поля Лахов не был уверен, что утреннего визитера зовут именно так, но он знал, что подобных типов, некоронованных королей преступного мира, всегда зовут похожим образом. Наверное, для того, чтобы не отличающимся мощью интеллекта бандитам не приходилось напрягать память.
— Лейтенант, ты понимаешь меня? — в голосе Большого Джима появилась тень, неясное предвкушение угрозы.
Шкафоподобные типы едва заметно шевельнулись.
Лахов сделал усилие, от которого внутри что-то хрустнуло, моргнул и открыл рот:
— Да, конечно. Чем могу… э… служить?
Остатки гордости боролись в душе лейтенанта со страхом и безнадежно проигрывали.
Торопливые, городская стража Ква-Ква, существовали для того, чтобы бороться с такими вот субъектами. Но на самом деле они старались не трогать настоящих, крупных бандитов, способных огрызнуться, ограничиваясь мелкой шушерой, не вовремя попавшей под ноги.
Вздумай стражники арестовать всех подручных Большого Джима, пришлось бы строить новую тюрьму и переселять в нее половину жителей Нор.
Большой Джим поморщился от обрушившейся на него волны перегара и сказал:
— Глядя на тебя, лейтенант, я начинаю подозревать, что под твоим шлемом имеется рассудок, сейчас пребывающий не в лучшей форме.
— Что вам нужно? — гордость сделала попытку взбрыкнуть.
К удивлению Лахова, его не убили в то же мгновение, и даже не отрезали за дерзость язык.
— Буди своих людей, — Большой Джим кивнул в сторону спящих на лавке сержантов Васиса Ргова и Дуку Калиса и поднялся одним гибким движением, — и пошли. Для вас есть работа.
— О!
Судя по тому, как отчаянно упирались не желающие просыпаться Ргов и Калис, вчерашняя вечеринка удалась. Сам Лахов помнил ее смутно, в памяти мелькали какие-то обрывки.
Большой Джим и его телохранители с интересом наблюдали за телодвижениями лейтенанта.
Замучившись прыгать вокруг подчиненных, Лахов прибег к самому сильному средству — намертво вбитому в подсознание стражников инстинкту повиноваться громким приказам.
— Встать! — рявкнул он так, что висящая на стене сковородка (интересно, как она туда попала?) с глухим звоном ударилась о голову Калиса и, слегка погнувшись, рухнула на пол. — За мной — шагом марш!
Через пять минут по улице, ведущей к Грязному мосту, с негромким скрипом катила увешанная множеством щитов карета Большого Джима. За ней тащился, глотая пыль, Лахов, а позади брели сержанты.
Глаза их были закрыты, со стороны Калиса доносился негромкий храп.
— Что? Где? Когда? — Васис Ргов проснулся, когда его носа коснулась вонь, источаемая слизистыми волнами реки Ква-Ква, а через мгновение открыл круглые глаза и Дука Калис.
— Отставить разговоры, — велел Лахов, — идите за мной.
— О-о-о…
— Аргх…
Судя по возгласам, сержантам понадобилось несколько мгновений, чтобы верно оценить обстановку.
Необычная процессия пересекла шатающийся, скрипящий мост и вступила на Пустопорожнюю улицу, одну из самых длинных в Ква-Ква.
Пересекшая город река напоминала сточную канаву исключительно большой мощности, так что около нее обитали те, кому деваться было больше некуда. Пейзаж, состоящий из смрадного тумана и разваливающихся домишек, вызвал бы мысли о самоубийстве даже у молодоженов.
Стражники шагали, нервно оглядываясь по сторонам. Они не любили эти места. Не потому, что имели шанс наткнуться на свежие трупы, а из-за того, что сами могли этими трупами стать.
Около дверей «Пельменной» карета остановилась, из нее выбрались громилы, а за ними — Большой Джим.
— Нам внутрь, — сказал он. — И не тряситесь так. Вы же со мной.
Лахов нашел силы кивнуть.
Дверь скрипнула с положенной зловещестью, Большой Джим шагнул через порог притона. Лейтенант последовал за ним и окунулся в полумрак, напоенный запахами крови и пива. И то и другое тут лили на пол с удручающей регулярностью.
— Работа для вас, — проговорил Большой Джим, — надо выяснить, кто убил этих людей, и поймать его.
За годы службы Лахов лицезрел не один десяток смертей, он наблюдал самые разные трупы, видел отравленных, загрызенных, повешенных, зарезанных, умерших от воздействия магии и даже утопленных.
Но такого он не встречал никогда.
С первого взгляда не удавалось определить, сколько именно человек погибло, — пол усеивали куски тел, обломки костей, части мышц, фрагменты внутренностей и клочки окровавленной одежды.
В углу под охраной еще двух родственников шкафа для одежды сидел на стуле тощий тип, в котором Лахов узнал шулера по прозвищу Шустрый Слизняк.
— Он видел, что тут произошло, — Большой Джим немного подумал и уточнил, — то, что можно наблюдать закрытыми глазами из-под стола…
— Осмотрите все тут, — велел Лахов, — а я допрошу свидетеля.
Он истово надеялся, что кто-нибудь из богов услышит молитву стражника и превратит происходящее в сон: если уж Большой Джим обратился к Торопливым за помощью, ситуация на самом деле поганая…
Но боги, пребывающие, как обычно, на Влимпе, не заметили, что к ним воззвал какой-то лейтенант, и продолжили заниматься важными делами — склочничать, строить друг другу козни и управлять миром.
— Слизняк, — позвал Лахов, подойдя к шулеру, — расскажи, что ты видел?
Шустрый Слизняк, чей взгляд по скользкости мог поспорить с обледеневшей мостовой и мокрым леденцом, посмотрел лейтенанту прямо в глаза, и тот невольно отшатнулся.
Он знал, что с человеком, чьи зрачки превратились в дырки, ведущие в яму, наполненную ужасом, разговаривать бесполезно и что тут не помогут любимые инструменты стражи — кулаки и дубинки.
Если раньше Шустрый Слизняк был немного того, то увиденное сегодняшней ночью заставило его окончательно свихнуться.
— Он все время молчит, — сообщил Большой Джим, — только иногда начинает смеяться или плакать.
Лахов повернулся и бросил взгляд на подчиненных, обследующих помещение с деловитым видом собак, давненько не бывавших на помойке. Ргов, разглядывающий кисть руки с зажатым в ней ножом, пожал плечами. Калис, вымазавшийся в крови, точно установивший трудовой рекорд мясник, невнятно выругался.
Лейтенант собрался с духом и заговорил со всей возможной осторожностью:
— Боюсь, э… что мы ничем не сможем помочь. Подобное не под силу совершить человеку… э, обычному. Почему бы вам не обратиться к магам?
Драгоценные камни на пальцах сверкнули, плащ из дорогой ткани колыхнулся.
— Мы имеем основания полагать, — сказал Большой Джим мягким тоном акулы, убеждающей вывалившегося за борт человека, что больно не будет, — что маги сами замешаны в этом деле…
— М-да…
— И поэтому мы полагаемся только на тебя, лейтенант.
— Я ужасно польщен…
Остатки воодушевления покинули Лахова с легким, едва слышным шипением. Большой Джим этого не заметил.
— И если ты справишься, найдешь убийцу, то я буду очень благодарен, — сказал он, — если нет, то сильно огорчусь.
Люди, огорчившие Большого Джима, не могли похвастаться долголетием. Трудно хвастаться с отрезанным языком и дырой в брюхе.
— Я понял, — кивнул Лахов.
— И славно, — Большой Джим позволил себе улыбку, — если понадобится помощь, пришли кого-нибудь из своих людей сюда, лейтенант. Их не убьют по дороге, это я обещаю. А теперь мне пора. Дела, знаешь ли.
И Большой Джим, двигаясь с солидностью дрейфующего айсберга, вышел из «Пельменной».
— Пора убираться отсюда, — во взгляде Васиса Ргова отчетливо читалось желание оказаться где-нибудь подальше.
И не только от заваленного трупами (точнее, их частями) притона, а вообще от Ква-Ква.
— Здравая мысль, — кивнул Лахов.
Через пять минут они ковыляли обратно по Пустопорожней улице, тщетно пытаясь не вступать в подозрительно бурые и густые лужи, выглядящие так, словно прямо в них миллионы лет назад зародилась жизнь.
— Что делать будем? — спросил Васис Ргов, когда Норы остались позади и появилась возможность не опасаться выстрела из подворотни.
Лахов смерил преданно моргающих подчиненных взглядом и осознал, что думать придется самому.
— Искать, — сказал он. — Если тут замешана магия, надо идти к тому, кто в ней разбирается лучше всех и при этом не имеет отношения к университету. А именно — к Пифии.
— Нет! — нервный выкрик Ргова смешался с полузадушенным всхлипом Калиса.
Освещение в комнате было настолько тусклым, что почти отсутствовало. Сидящий за столом человек благодаря черной мантии с капюшоном напоминал плохо обработанную статую.
Стоящий у порога веснушчатый юнец, телосложением похожий на угря, выглядел куда более обыденно, большей частью за счет того, что от него на сотню метров разило кошками.
— Очень интересно, — проговорил сидящий голосом не столько шипящим, сколько шуршащим, как удавка из очень дорогого шелка. — Я надеюсь, что ты ничего не добавил от себя?
— Нет, господин.
— Тогда можешь идти
— А? — в глазах юнца мелькнул некий блик, наводящий на мысли о золотых монетах.
— Я что-то забыл?
— Нет, господин.
— Вот и прекрасно. И прикрой дверь, а то дует.
Оставшись в одиночестве, закутанный в мантию человек и не подумал скинуть с головы капюшон.
— Ну что же, — сказал он, — проверим, сколько наврал Рыжий Кошатник. Если много, то завтра он проснется с первоклассной чесоткой, если мало — золота в его карманах станет больше.
Мага, привыкшего скрывать лицо, хорошо знали в самых разных частях Ква-Ква, к его услугам прибегали и в трущобах, и на Сырой улице, где обитали богатые и знатные горожане.
Но те, кто знал его по имени, давно покоились в могиле, и это чародей по прозвищу Скрытный считал главным профессиональным достижением. Он занимался делами, где излишняя огласка только вредит, и поэтому неумолимо стремился к тому, чтобы живых существ, видевших его без капюшона, становилось меньше и меньше…
Имелся, правда, университет, чьи преподаватели, запомнившие тощего, вечно недовольного и крайне самолюбивого студента с прыщами на физиономии, были Скрытному не по зубам.
Ему оставалось только злобно шипеть и мечтать о том дне, когда он покажет «этим выскочкам».
— Посмотрим-посмотрим, — Скрытный поднялся из-за стола и извлек из стоящего у стены шкафа несколько штуковин, напоминающих изогнутые железяки, покрытые какими-то закорючками.
Взглянув на них, задумался бы не только студент МУ, но и иной практикующий маг.
Ум Скрытного напоминал фанатичного любителя низкопробных фильмов ужасов. В те разделы оккультного знания, где остальные маги зажмуривались, лишь изредка открывая один глаз и мечтая, чтобы все поскорее закончилось, он вглядывался очень внимательно, не забывая бормотать довольным голосом: «О, сколько крови…» и «Какой красивый укус…»
В темных и мерзких направлениях колдовства Скрытному не было равных.
По крайней мере, он сам на это скромно надеялся.
Маг сложил из железяк что-то вроде рамки для картины и, поставив ее на стол, принялся бормотать и размахивать руками. Внутри рамки появились мечущиеся искры, из мельтешения разноцветных точек выплыло изображение большой, плохо освещенной и грязной комнаты.
Кое-кто из обитателей Нор узнал бы в ней «Пельменную».
Изображение двигалось: хозяин за стойкой полировал кружки, в углу кого-то били, убийцы играли в крестики-нолики. Скрытный пыхтел и сопел от напряжения, вытянутые руки его дрожали.
Но когда дверь «Пельменной» открылась, маг забыл о том, что на носу висит капля пота, что спина ноет от напряжения, а заклинание Телепатического Видения извивается, норовя рассеяться.
— Невероятно, — голос Скрытного звенел от возбуждения, — такой шанс! Такой шанс! Ор-р-ргх-х!
Заклинание вывернулось и удрало, напоследок тяпнув мага за пальцы, но это было уже не важно.
— Теперь я им всем покажу! — гордо распрямившись, Скрытный воздел руки к небесам, точнее, к грязному потолку и к несколько озадаченному таким поворотом событий таракану. — Я подчиню этого демона и отомщу за все! За издевательства на занятиях, за насмешки, за провал на прошлых выборах и за ту кружку с утенком, что у меня разбили на первом… или на втором?.. курсе!
О том, что демона нужно еще поймать, маг, захлебнувшийся в фонтане радости, в этот момент просто не думал.
* * *
Зубост Дерг, верховный жрец Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), редко вставал раньше полудня. Он искренне полагал, что с обычными делами, вроде утренней службы, справятся и помощники, а глобальные решения, типа утверждения окончательной редакции «Пятого Отечческаго Паслания», немного подождут без всякого вреда для себя.
Но в это утро Зубост Дерг искренне жалел о том, что не поднялся с рассветом.
Верховному жрецу снился кошмарный сон, реалистичный, как воткнутый в грудь меч, и вырваться из него не получалось, несмотря на все усилия.
Во сне Зубост Дерг находился в храме, в том самом, где обитал более полувека и в котором знал все закоулки. Но стены были голыми, без привычных глазу занавесей, а на том месте, где положено располагаться статуе Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), клубилась некая темная фигура.
Рассмотреть ее не удавалось, и это только нагнетало ужас.
Верховный жрец стоял, будучи не в силах пошевелиться и даже отвести взгляд, обливался холодным потом, клялся всеми священными именами, что с завтрашнего дня начнет вставать рано и делать зарядку. В громадном и пустом зале трепыхались едва слышные шепотки, норовили втиснуться в уши:
— Зло придет… — убеждали они, — и мрак воцарится… и ты будешь поклоняться нам!
— Нам! Нам! Нам! — завибрировало в углах эхо.
Шепотки превратились в рев, голову резануло болью, и Зубоста Дерга со скоростью стартующей с подводной лодки ракеты вышвырнуло из глубин сновидений на поверхность реальности.
В смятые, пахнущие потом простыни.
Несколько минут Зубост Дерг лежал неподвижно, вслушиваясь в грохот сердца, затем помянул Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), и принялся выбираться из кровати.
Дверь спальни открылась, и внутрь заглянул жрец-стилист.
— Ой, ты уже проснулся? — сказал он томным голосом. — Хорошо. Тут принесли эскизы новой мантии, надо взглянуть…
— Конечно, сейчас, — пробурчал Зубост Дерг, теребя себя за бороду.
— Сейчас так сейчас, — жрец-стилист повернул голову, — эй, ты, мазила, заноси свои картинки…
— Проваливай! — рявкнул Зубост Дерг. — Не до тебя мне!
Жрец-стилист, отличающийся понятливостью оглушенного барана, распахнул подведенные глаза и округлил заляпанный помадой рот.
— О? — сказал он удивленно.
— Вон!
— А!
Жрец-стилист исчез, как демон после удачного экзорцизма.
Зубост Дерг постоял мгновение, а затем решительно принялся натягивать старую коричневую мантию, совершенно не модную, с заштопанной дыркой на левом локте и обтрепавшимся подолом, но зато любимую.
Да, большую часть жизни верховный жрец Отца Богов проводил в обычных человеческих занятиях — интригах, увеселениях, молитвах, чревоугодии, но все же он являлся служителем бога.
И прекрасно мог отличить обычный сон от… не совсем обычного.
Когда Зубост Дерг вышел из спальни, жрец-стилист испуганно шарахнулся в сторону, а дежурный жрец, некогда служивший в армии, по старой привычке вытянулся и щелкнул каблуками.
— Собрать всех братьев в главном зале, — велел Зубост Дерг.
Дежурный жрец судорожно кивнул и умчался в коридор, откуда донеслись крики, звон и топот.
Когда верховный служитель Отца Богов добрался до главного зала, все братья, от престарелого отца Шлепа до младшего зажигальщика курительных палочек, находились там.
Громадная статуя Бевса-Патера с некоторым удивлением взирала на столпотворение.
— Братья, — сказал Зубост Дерг, небрежно опершись на торчащий… э… атрибут бога, — сегодня мне приснился сон…
— Бывает, — прошептал кто-то из жрецов постарше, — когда на ночь баранины переешь, такое привидится…
Зубост Дерг взглядом сжег его в пепел, повесил, четвертовал и кастрировал.
— Это был не обычный сон! — сказал он громко. — Могучий владыка Бевс-Патер послал мне знак!
Верховный жрец коротко пересказал жуткое видение, и зал наполнился дружным гомоном:
— Ишь ты, зло придет? Это что, богомерзкие гномы захватят город?
— Молиться, молиться и молиться!
— Брехня…
— Что это значит?
— …пора бежать!
— Надо обратиться к магам.
Зубост Дерг нашел взглядом того, кто произнес последнюю фразу, и сделал мысленную отметку завтра выгнать этого человека из храма: дуракам не место среди служителей Отца Богов.
Нельзя сказать, что жрецы особенно не любят магов (хотя откровенно не понимают, за что любить этих самолюбивых болванов). Просто те и другие ведут себя как обитающие в одной квартире близкие родственники, затеявшие мелкую подрывную войну и не признающиеся в том, что зависят друг от друга.
Обратиться к магам жреца могли вынудить лишь самые крайние обстоятельства, и пока они не наступили — это Зубост Дерг ощущал не только шкурой, но и почему-то селезенкой.
— Тихо! — рявкнул он.
Служители Бевса-Патера поспешно умолкли.
— Мы обратимся к той, — уверенно заявил Зубост Дерг, — кто разбирается в магии не хуже толпы бездельников в разноцветных мантиях, но при этом лишена их недостатков — к Пифии!
Жрецы в ошеломлении примолкли, кое-кто разинул рот.
— Если считать недостатками умение говорить связно и спокойный нрав, то старик не заблуждается, — прошептал один из молодых жрецов, благоразумно притаившийся в задних рядах.
— А по мне — он просто сошел с ума, — добавил его приятель и пугливо огляделся: не услышал ли кто святотатственные слова?
Святотатцев и вольнодумцев в храме Бевса-Патера очень любили и время от времени устраивали среди братии настоящую облаву на них.
Отец Богов не отличался требовательностью, но иногда человеческую жертву хотелось и ему.
Здание Магического Университета возвел в исключительно давние времена колдун, достигший совершенства в строительной магии, но на пути к нему несколько свихнувшийся.
Положительным следствием безумия стало то, что архитектор забыл передать огромному строению уверенность в том, что оно должно стареть и разваливаться, как все приличные дома.
Лишенное убеждения в собственной смертности здание продолжало стоять тысячелетие за тысячелетием, ничего не зная о слове «ремонт», самостоятельно заращивая трещины в стенах и фундаменте, со скрипом в несущих конструкциях выравнивая перекосившиеся потолки.
Но за это приходилось платить тем, что изнутри университет постоянно изменялся. Возникали новые коридоры, помещения кочевали с этажа на этаж, а на месте лестниц появлялись гладкие стены.
Но имелись в университете места, неизменные, как само время. К ним относилась запрятанная в подвал многоэтажная библиотека. Плотность магического поля тут заставила бы сойти с ума счетчик Гейгера, а пословица «Знание — сила» порой являла себя предельно опасным образом.
Даже ректор старался без крайней нужды не заглядывать сюда, а управлялся с огромным книжным хозяйством библиотекарь, принадлежащий к малоизвестной расе гроблинов.
Мешок Пыль избрал карьеру, связанную с полутьмой, каталожными карточками и одиночеством вовсе не потому, что обладал непривлекательным для остальных разумных видом: зеленой кожей, складками обвисающей на подбородке, светящимися глазами и телосложением погнутого дорожного знака.
Нет, он просто любил эту работу.
Спал Мешок Пыль в гробу, а просыпался всегда в одно и то же время — в тот момент, когда солнце поднималось над горами, ограничивающими Лоскутный мир с востока.
— Мерзкое утро, — говорил он сам себе и принимался за дела.
Они были многочисленны, разнообразны и совершенно непонятны для тех, кто никогда не работал в магических библиотеках.
Вот и утром дня Наивной Лисы Мешок Пыль пробудился в обычное время, позавтракал куском совершенно несъедобной для всех, кроме гроблинов, субстанции и собрался отправиться на обход собственных владений, когда уловил за дверью библиотеки шаги.
Мешок Пыль улыбнулся (на человеческий взгляд, на гроблинский — изобразил отвращение) и в очередной раз подумал, что без читателей жить на свете было бы куда спокойнее.
Люди, посещающие библиотеки, могут сколько угодно думать, что именно они являются центром мироздания. На самом деле библиотеки существуют сами по себе и для себя, а читатели представляют собой не более чем паразитов.
Двери библиотеки, высокие и черные, украшенные магическими символами, с грохотом распахнулись, и через порог, боязливо оглядываясь, шагнули несколько человек в зеленых мантиях.
Мешок Пыль узнал в одном из них Арса Топыряка, студента кафедры демонологии.
— Злобное утро, — сказал библиотекарь, бесшумно возникая из темноты.
— Э… да, — согласился Арс, вовремя вспомнив о том, что система ценностей гроблинов на взгляд человека выглядит поставленной на голову.
— Что вам нужно?
Топыряк оглянулся на жмущихся за его спиной приятелей и понял, что действовать придется самому.
— Мы хотим узнать, как поймать демона, — сказал он.
— Поймать? — на зеленом лице библиотекаря отразилось что-то вроде гнева.
— Да, именно.
— Может быть, изгнать? Или вызвать?
— Нет. Это мы знаем. Именно поймать. А для начала — найти…
— Ага.
Мешок Пыль задумался.
Он прекрасно знал, что главная проблема с демонами состоит в том, как от них избавиться, оставшись при этом живым и относительно целым. Иногда бывает нужда демона вызвать, чтобы побеседовать с ним по душам, а затем отправить обратно в Нижний мир.
Мало кто беспокоится, как НАЙТИ демона.
— Вы должны мне все рассказать, — проговорил библиотекарь. — Иначе я не смогу помочь.
— Да? — смутился Арс.
Прыгскокк толкнул его в спину, Рыггантропов ободряюще засопел, а Тили-Тили свистнул тонко и пронзительно, как впавший в детство паровозный гудок, и Топыряк заговорил.
Мешок Пыль слушал внимательно, не перебивая.
— Один из узников Нижнего мира, — сказал он, — приятная новость. Даже здесь нельзя чувствовать себя в безопасности.
— Он где-то в Ква-Ква. Чтобы изгнать, его надо сначала найти и поймать, — извиняющимся тоном сказал Арс. — Ты поможешь нам?
— Не я, а они, — и Мешок Пыль ткнул в наполненную тихим, но очень грозным шелестом тьму. — А точнее — он.
Добавка эта Арсу очень не понравилась.
— Кто? — подал голос бледный, как лист бумаги, Нил Прыгскокк.
— Некроинтерпресскон. Ну что, кто пойдет со мной к нему в гости?
Студенты дружно сделали шаг назад.
Все они знали о чудовищно древней книге с длинным именем, полным шипящих согласных, о том, что выговоривший его полностью неизбежно привлечет внимание самого злобного и дикого из всех магических трактатов, и не горели желанием с ним встретиться.
— Ы… — глубокомысленно сказал Рыггантропов.
Даже он, знающий о страхе меньше, чем дождевой червяк о полетах, ощутил смутное беспокойство.
— Никто? — уточнил Мешок Пыль, вытаскивая из-под конторки пару рукавиц из драконьей шкуры.
— Я, — отважно пискнул Арс, пытаясь сделать шаг вперед.
Ноги повиноваться хозяину отказывались.
Гроблин кивнул, вслед за рукавицами на конторке оказался мешок из черной шелковистой ткани, свинцовый амулет на цепочке, и щипцы на длинных рукоятках, при взгляде на которые любой стоматолог издал бы вздох умиления.
— И я, типа, — сказал Рыггантропов.
— Все пойдем, — Прыгскокк решительно вытолкнул вперед Тили-Тили.
Мешок Пыль повесил амулет на шею, натянул перчатки, вооружился щипцами и мешком, после чего обвел взглядом дрожащее и лязгающее зубами студенческое воинство и сказал:
— Противно видеть такую смелость. Надеюсь, что вы вернетесь обратно.
Бесшумно повернувшись, он зашагал во тьму. Студенты поспешили следом.
Идти приходилось узкими проходами между высокими полками, подпирающих скрытый во мраке потолок. Повороты следовали один за другим, а назойливое шуршание, издаваемое книгами, лезло в уши.
Набитые магией фолианты не обращали на людей особенного внимания, скрипели обложками, пихались, норовя отвоевать побольше места на полке. Тьму прорезывали голубые и алые вспышки, между полками метались искры, возникали сотканные из дыма силуэты.
При взгляде на них вспоминались слухи о сгинувших в недрах библиотеки студентах и даже преподавателях…
Арс вздрогнул, когда под ногами что-то шевельнулось и побежало в сторону, отчаянно шелестя страницами.
— Что это? — гулко спросил Рыггантропов.
— Бродячая энциклопедия, — почти не дрожащим голосом ответил Топыряк. — Не пугайся, двоечниками она не питается.
— Да? Ну и ладно.
Они миновали полку, окутанную багровым свечением, прошли застывшую парализованным жирафом лестницу, и из мрака неспешно, с достоинством выплыла стена с прорезанной в ней дверью.
— Приготовьтесь, — сказал Мешок Пыль и открыл ее.
Снизу, из-под пола, заглушая шелест библиотеки, донеслось леденящее душу протяжное завывание. Арс вздрогнул, Тили-Тили подпрыгнул так, что едва не ударился головой о потолок, а Нил Прыгскокк побледнел до такой степени, что стал похож на простыню.
В вое звучала кровожадная радость, как в рыке тигра, обнаружившего, что к нему на обед заглянула парочка людей.
— Кто орет? — спросил Рыггантропов, на всю длину засовывая в ухо палец.
— Некроинтерпресскон, — сообщил гроблин. — Он знает, что мы идем к нему, и надеется подзакусить.
Ни один из раздавшихся после этого возгласов не содержал и грамма энтузиазма:
— Э…
— Да?
— С-с-с-с-с!
— Надо идти, — проговорил Арс, — отступать поздно.
Мешок Пыль кивнул и шагнул на лестницу.
Ступени оказались выщерблены, освещение отсутствовало, так что студенты постоянно спотыкались и время от времени изрыгали проклятия. Кровожадное шуршание и отдаленный рык, доносящийся из выходящих на лестницу коридоров, тут же стихали.
Закрытые в подземелье древние книги, заключающие в себе саму сущность зла, прислушивались, норовя выучить новые заклинания.
— Пришли, — сказал Мешок Пыль, останавливаясь перед дверью, выглядящей мрачно и увесисто.
Притолока и косяки, обложенные оборзитом, гасящим магию камнем, излучали белесое сияние.
Некроинтерпресскон завыл вновь, и Арс ощутил, как тело его, наплевав на приказы разума, готово обратиться в самое позорное бегство. Рыггантропов вновь поковырял в ухе, и раздавшийся из недр маленькой головы скрежещущий звук вынудил древний фолиант стыдливо умолкнуть.
— Едва откроем — мертвяки полезут, — сообщил Мешок Пыль, извлекая из-под балахона вычурный ключ.
С легким хлопком возникла скважина, ключ вошел в нее бесшумно, как нож в масло, и в недрах двери что-то заскрипело. Пол качнулся, с потолка посыпалась мелкая пыль.
— Не вздумайте колдовать! — гроблин отступил на шаг. — Мертвяки хоть и выглядят отвратительно, только напугать могут, а сотворенные заклинания тут искажаются очень причудливо…
Дверь открылась, и через проем ринулась толпа раскоряченных уродов. Замелькали оскаленные хари, завоняло растревоженной могилой, к студентам потянулись сгнившие и обглоданные лапы.
Тили-Тили гневно зашипел, и его маленькая фигурка превратилась в смазанное пятно.
После нескольких стремительных ударов удивленно моргающие и недоуменно воющие мертвяки оказались лежащими на полу, а через мгновение начали таять, превращаться в черный вонючий дым.
— Погано, — заметил Мешок Пыль. — Теперь ждите, пока я усмирю его. Потом заходите.
Пространство, лежащее за дверью, не было темным: неприятное для глаз багровое сияние освещало блестящий пол, причудливо изогнутые стены, покрытые магическими знаками, и нечто черное, слишком большое, чтобы быть книгой…
Когда гроблин шагнул внутрь, темный силуэт поднялся, звякнули цепи. Фолиант, размерами превосходящий обеденный стол, с истошным воем ринулся к ненавистному библиотекарю.
— Чем он вопит? — спросил Нил, когда в ушах перестало звенеть. — У него же нет горла и этих самых… связок…
— А я знаю? — вопросом ответил Арс, зачарованно наблюдая, как Мешок Пыль трясет амулетом, а Некроинтерпресскон пытается заслониться обложкой.
— Заходите, — велел гроблин, когда гневно трепещущий страницами фолиант лег на пол, как присмиревший хищник.
Арс шагнул через порог и осторожно, вытянув шею, заглянул внутрь Некроинтерпресскона.
На страницах древнего и могучего фолианта клубилась тьма, пылали застывшие в судороге молнии, неспешно вращались черные воронки, и Топыряк с ужасом осознал, что не может отвести от одной из них взгляд.
— Не смотри, — его толкнули в плечо, — он выпьет твою душу…
Арс замотал головой, пытаясь определить, при нем ли еще душа.
По всему получалось, что она благополучно обретается в пятках и выходить оттуда не собирается.
— Сейчас я поймаю ответ на наш вопрос, — Мешок Пыль оскалил мелкие острые зубы, покрепче ухватился за щипцы и, опершись коленом о край гневно затрепетавшего Некроинтерпресскона, сунул в него руки.
В этот момент гроблин напоминал сантехника, отважно бьющегося с очень большим и злым унитазом. Он сосредоточенно двигал руками, а фолиант бурчал, кряхтел и булькал.
Потом Мешок Пыль дернул, словно подсекая, и отскочил от книги.
Зажатое в щипцах, билось, извивалось и разбрасывало искры что-то, похожее на ожившую полосу раскаленного металла.
— Мешок, сюда, — прошипел библиотекарь, и замершие студенты задвигались очень быстро.
Многие думают, что демоном быть легко: являйся по вызову ко всяким колдунам, исполняй их желания, а в остальное время развлекайся на полную катушку, используя сверхъестественные способности.
На самом деле демонское существование таит не меньше сложностей, чем людское или эльфийское…
Взять хотя бы солнечный свет.
За тысячелетия, проведенные в самом темном, затхлом и мрачном уголке Нижнего мира, память узника ослабела. Если честно, он забыл все, кроме имени, жестокого, выворачивающего нутро голода и яростно полыхающего желания отмстить тем, кто одолел его и заковал.
После побега воспоминания начали возвращаться, но очень медленно.
Поэтому, когда тьма принялась редеть, могущественный, но пораженный склерозом демон лишь удивленно распахнул то, что заменяло ему глаза, пытаясь осознать, что происходит…
А в следующее мгновение зашипел от охватившей тело боли.
Демоны не очень хорошо переносят солнечный свет, но если сталкиваются с ним часто, постепенно вырабатывают иммунитет. Узник в силу очевидных причин такой возможности был лишен.
В тот момент он решил, что враги добрались до него и что сейчас он провалится обратно в Нижний мир. Бешенство придало сил, и демон отчаянным броском метнулся к ближайшему островку спасительной темноты…
Раздалось шуршание вроде того, что издает размотанный рулон туалетной бумаги, и в подвале дома, считающегося по меркам Нор чуть ли не усадьбой, стало на одно живое существо больше.
Обитающие тут крысы не стали пытаться завести знакомство, а дали стрекача.
У крыс перед людьми есть одно большое преимущество — они не обременены затемняющим истинное восприятие интеллектом, которым погрязшее в глупости человечество почему-то гордится.
Среди засохших крысиных какашек, полуразвалившихся бочек и куч тряпья демон почувствовал себя довольно уютно.
Сейчас он пребывал в неподвижности и ждал, когда через щели прекратит струиться вызывающее боль сияние и когда можно будет выйти наружу, снова поиграть с людьми…
Улица Толстой Звезды, расположенная на правом по ходу солнца берегу реки Ква-Ква, славилась прежде всего тем, что лежала между Норами и гномьим кварталом, являясь чем-то вроде демилитаризованной зоны.
А еще тут жила Безумная Пифия.
На самом деле все пифии, предсказатели и пророки не в своем уме, а немножечко в чужом, и хорошо, если только в одном. Чтобы заслужить в их цеху прозвище «Безумная», его обладательнице пришлось постараться.
Поэтому стражники, свернув с улицы Злобных Карликов, остановились, чтобы вытрясти из закромов души крошки смелости.
— Ты уверен, что нам нужно туда идти? — в двадцатый, наверное, раз спросил Васис Ргов.
— Ты предпочитаешь отправиться в МУ? — поинтересовался Поля Лахов.
Ргов поспешно заткнулся, вспоминая пережитые в университете унижения.
Храбрости Торопливые набирались по-разному: Лахов смотрелся в снятый шлем и приглаживал аккуратно завитые волосы, Ргов мелко дрожал и бормотал что-то, а Дука Калис перезаряжал арбалеты, которых под длинным черным плащом носил ровно пять штук.
— Ну, пошли, — сказал лейтенант, водружая шлем на голову.
К удивлению Лахова, никто не поспешил вперед, чтобы прикрыть начальство, так что пришлось самому идти в авангарде.
Сержанты храбро топали следом.
Дом Пифии стоял на отшибе, будто соседние здания норовили отодвинуться подальше. Его окружала широкая полоса перекопанной и черной, словно обгорелой, земли.
— Чего это? — живо интересующийся сельским хозяйством Ргов наклонился.
— И голова твоя превратится в пепел, а ноги сгниют по самое горло! — прогремевший со стороны крыльца голос заставил Васиса с испуганным воплем подскочить на добрый метр.
На крыльце стояла женщина, наряженная в длинный балахон неопрятного цвета. Прическа ее напоминала взрыв на макаронной фабрике, а глаза сверкали, как две лампочки по сто пятьдесят ватт.
Даже Калис, толстошкурый, как носорог в бронежилете, ощутил себя неловко под этим взглядом.
— Я знаю, зачем вы явились! — твердо заявила Пифия, и тут же голос ее изменился, стал мягким, певучим: — Ой, цветет мандрагора в поле у ручья! Негра молодого полюбила я!
— Что такое «негр»? — поинтересовался Калис.
— У нее спроси, — посоветовал Лахов.
— Это такое неполиткорректное слово, на самом деле надо говорить «афроамериканец», — сообщила Пифия и заорала во все горло: — Ну что, так и будем стоять на улице!? Или в дом зайдем!?
С соседнего здания, истошно каркая, сорвались вороны. Сидевший на заборе кот свалился и, судя по быстро оборвавшемуся истошному воплю, скончался от разрыва сердца.
— Зайдем, — проговорил Лахов, ощущая, как отголоски крика еще блуждают в пустотах внутри его головы.
Пифия могла изрекать пророчества не выходя из дома, и они оказались бы услышаны даже в соседних Лоскутах.
Покачиваясь от гремящего внутри черепа эха, лейтенант поднялся на крыльцо и окунулся в пахнущую чем-то неприятно сладким темноту. Прошел узким, точно кошелек скупца, коридором и оказался в комнате, напоминающей склад антиквариата или лавку старьевщика.
В углу стояла огромная кровать, закрытая балдахином, на столе у окна теснился набор слоников из тридцати шести штук, полки у стен занимали медные подсвечники, груды старых монет, ржавые шлемы, украшения, стоптанные сапоги и какие-то непонятные штуки.
Сорока ощутила бы себя тут как дома.
— Садись, — велела Пифия и протянула Лахову маленькую красную пилюлю. — Будешь?
— Что это? — насторожился лейтенант.
— Ах, извини, я перепутала, это не тебе, — хозяйка дома улыбнулась, вогнав Дуку Калиса в ступор блеском золотых зубов, и с небрежной грацией Майкла Джордана зашвырнула пилюлю в огромную вазу, расписанную лиловыми цветами и оскаленными червяками.
— Мы… это… пришли… хотим узнать… — забормотал лейтенант, устроившись на неудобном стуле.
Опустившаяся в глубокое кресло Пифия остановила его нетерпеливым жестом, торчащие пучками волосы на ее голове колыхнулись с металлическим шорохом, балахон затрясся.
— Вижу… — возвестила хозяйка дома замогильным голосом, — пришел враг злой и свирепый… Навис над городом…
Стражники затаили дыхание, Васис Ргов даже забыл, что нужно клацать зубами.
— Нелегко будет справиться с ним… — в руке Пифии появился мундштук с торчащей из него сигаретой, по комнате поплыл сладкий дым.
«Конопля, — уверенно определил Калис. — Ох, не будь она Пифия…»
— Нелегко будет справиться с ним, — повторила хозяйка дома, — ибо жуток зело… Хотя вот инструкция.
Она деловито выдвинула ящик стоящей рядом с креслом тумбочки (Лахов готов был поклясться, что мгновение назад ее там не было) и вытащила исписанный листок бумаги.
— Э… инструкция? — удивился Лахов.
Он, честно говоря, полагал услышать нечто туманное и невнятное, над чем придется поломать голову (желательно, чужую).
— Именно так, — Пифия сунула бумагу ему в руки. — А теперь проваливайте! У меня дела!
И она довольно решительно вытолкала стражников прочь из комнаты, а затем и из дома.
На крыльце Торопливые едва не налетели на тощего бородатого старика в бурой мантии и головном уборе, напоминающем немного сплющенное и обрызганное кровью яйцо.
За спиной старика толпились мужчины помоложе, одетые похожим образом.
«Это же жрецы! Чего им тут надо?» — в полном смятении чувств подумали стражники.
«Это же стража! Они чего тут делают?» — удивленно подумали жрецы.
В некотором количестве сознаний возникла легкая сумятица.
Никто бы никогда не поверил, но Скрытный был просто одержим любовью.
Он искренне и чисто любил свою работу, особенно ту ее часть, где полагалось по капле выдавливать кровь из разных живых существ, а затем творить жуткие и мерзкие заклинания.
Но и к остальным разделам магии Скрытный относился не без трепета.
Сейчас он, пыхтя от усердия, детским лобзиком выпиливал из куска гранита небольшой алтарь. Металл скрежетал о камень, на пол летела пыль, а маг время от времени поглядывал на стол, где в рамке из металлических штуковин замерло изображение «Пельменной» и стоящего около ее двери существа.
При работе Скрытный напевал или, скорее, гудел под нос, словно под его капюшоном завелось осиное гнездо. Песня была из тех, что исполняют только в одиночестве или в большом подпитии:
— По полю зомби грохотали, скелеты шли в последний бой, а молодого некроманта несли с разбитой головой!
Даже великие маги не лишены слабостей обычных смертных.
Скрытный надавил на лобзик — и небольшой кусочек гранита со щелчком упал на пол.
— Отлично, — проговорил маг, опуская инструмент. — Идеальная работа. Впрочем, как обычно.
Он наверняка улыбался, хотя под капюшоном этого видно не было.
В дверь постучали.
— Заходи, — велел Скрытный.
Дверь распахнулась, и в нее протиснулся белобрысый юноша, на лице которого, украшенном парой наивно моргающих глаз, застыло то ли испуганное, то ли удивленное выражение.
Звали юношу Тадеуш, и он искренне считал себя учеником Скрытного. У того на этот счет имелось другое мнение, но он не спешил его высказывать, не желая расставаться с преданным и исполнительным слугой.
— Все принес? — осведомился маг сварливо.
— Да, учитель, как вы и велели, — кивнул Тадеуш, потряхивая мешком, в котором что-то возмущенно закудахтало.
— А кусок мыла?
— Вот он, учитель, — что-то шлепнулось на стол и, судя по звуку, к нему прилипло.
— А перо и пергамент?
— Они у меня в кармане.
— Великолепно. А теперь вырви у этих кур хвостовые перья. Ровно по восемь штук.
— У живых? — юноша оказался потрясен этим приказом.
Еще одной причиной, по которой Скрытный не прогонял Тадеуша, являлось то, что рядом с наивностью, добротой и глупостью отточенный, коварный и очень жестокий ум смотрится особенно ярко.
А своими личностными качествами Скрытный очень гордился и не упускал случая их продемонстрировать.
— Смерть их мне без надобности, — буркнул маг, достал из кармана мантии закрепленную на медной пластине стеклянную полую емкость, заполненную жидким маслом, в котором висело серое, довольно убогое на вид перо.
Стоило нескольким фотонам упасть на его поверхность, как перо увеличилось вдвое, засветилось и принялось дрейфовать, оставляя в масле сверкающую, абсолютно прямую полосу.
Скрытный привел в действие световой компас — уникальный прибор, работающий благодаря перу феникса и позволяющий точно определить стороны света в мире, где нет магнитного поля.
Сверившись с компасом, маг принялся устанавливать алтарь, ориентируя его лицевой стороной на запад.
Тадеуш, судя по яростному кудахтанью и сдержанным проклятиям, сражался с курами, не желающими расставаться с частью оперения.
— Клянусь злобой всех демонов! — гневно пробормотал Скрытный, когда мимо него промчалась рассыпающая перышки курица и попыталась взлететь на стоящий в углу шкаф. — Лови эту тварь! Лови!
— Да, учитель! — испуганно возопил Тадеуш и ринулся ловить.
Курица с радостью вступила в известную ей с детства игру.
Через полчаса тяжело дышащие маг и его помощник стояли около алтаря, курица недовольно булькала в мешке, жалуясь на жизнь товаркам, а пол усеивали разнообразные перья.
Осталось только выбрать из них хвостовые.
— Учитель, а что вы собираетесь делать? — осмелился спросить Тадеуш, когда эта операция была выполнена и Скрытный принялся деловито намыливать поверхность алтаря.
— Совместить заклинание Телепатического Видения с заклинанием Фото-ографической Памяти.
— Ого! А зачем?
— Превращу в жабу.
Тадеуш обиженно замолчал.
На самом деле Скрытный намеревался выяснить истинное имя прибывшего в Ква-Ква демона.
Все гримуары, посвященные обитателям Нижнего мира, в один голос твердили, что тот, кто знает настоящее имя демона, сможет управлять им без особых сложностей. Проблема состояла лишь в том, что демоны тоже знали об этом, и громко звучащие прозвища типа Адонаи-Исмаэль, Бель-Шамгарот или Люцифер являлись всего лишь творческими псевдонимами.
Истинные имена хранились в тайне, а звучать могли просто — Петя или Жан-Франсуа.
Вскоре алтарь оказался должным образом намылен, а хвостовые перья образовали на нем ровный круг. Скрытный взял в руки кусок пергамента и перо, после чего вспомнил о Тадеуше.
— Так, юноша, — сказал маг. — Там нужно сочинить отчет для Общества Шизанутых Чернокнижников. Ну, о работе за прошедший год… Займись!
— Учитель, это в самом деле нужно?
— Иначе они больше не выделят мне стипендии. И не забудь составить приложения — список использованных проклятий, финансовую сводку и график увеличения зловредности.
Тадеуш вздохнул и, захватив мешок с курами, побрел к выходу.
Дверь хлопнула, Скрытный буркнул нечто злобно-невразумительное и приступил к работе. От его бормотания в комнате поднялся ветер, и куриные перья на алтаре затрепетали.
Изображение демона отделилось от рамки и не спеша поплыло по воздуху. Ухнуло в круг перьев, точно в пруд, и верхнюю поверхность алтаря залила густая, режущая глаз темнота.
А затем в ней медленно проступили пылающие буквы.
Скрытный выпучил глаза, но сдержался и заскрипел пером по пергаменту. Только записав имя, он позволил себе согнуться в приступе ехидного, присвистывающего смеха.
Демона звали Апполинарий Матвеевич.
«Что тут делают эти тупицы?» — неприязненно подумал Зубост Дерг, провожая взглядом Торопливых.
Городскую стражу жрецы не любили почти так же сильно, как и магов, но в этом они были не оригинальны. Добрых чувств к стражникам не питал никто, даже жертвы преступлений.
Сами Торопливые винили в этом проклятие, наложенное тысячи лет назад каким-то богом.
Горожане придерживались другого мнения.
— Стучи, — приказал верховный служитель Бевса-Патера одному из помощников, когда стражники исчезли за поворотом. — Разрази меня боги, но эти типы начнут болтать, что видели меня тут…
Дверь открылась за мгновение до того, как младший жрец прикоснулся кулаком к доскам.
На пороге воздвиглась очень большая и очень сердитая женщина.
— Как посмели вы явиться ко мне, служители ложных богов? — рявкнула она так, что с Зубоста Дерга едва не сдуло митру.
— Как «ложных»? — удивленно спросил он. — Бевс-Патер…
— Все ваши боги суть фальшивые смрадные идолы! — возгласила Пифия и поправилась. — Хотя некоторые настоящие и приятно пахнут…
Зубост Дерг заглянул ей в глаза и понял, что ответа не дождется: в черных зрачках сталкивались вселенные, кипели, изливая материю в пространство, сверхновые звезды, Хаос сражался с Порядком в пределах отдельно взятой квартиры, а время, извиваясь, само себя завивало в петли…
— Мы уходим, — проговорил верховный служитель, решительным жестом прекращая ропот младших жрецов.
Безумная Пифия бросила на него уважительный взгляд, захлопнула рот, а затем и дверь.
— А все-таки одета она безвкусно, — прошипел из задних рядов свиты жрец-стилист.
— Но почему мы отступились? — возмутился наставник послушников. — Надо было…
Зубост Дерг внимательно посмотрел на него, и наставник чудесным образом съежился, будто стал меньше ростом.
— Мы возвращаемся в храм, — сказал верховный жрец тоном, не предусматривающим возражений. — Пифия не в силах нам помочь, и посему мы прибегнем к крайнему средству — взовем к владыке нашему, Бевсу-Патеру…
Среди жрецов произошло некоторое волнение.
Бевс-Патер, Отец Богов (звание номинальное) славился довольно вздорным нравом, и даже его собственные служители признавали, что бог несколько, мягко говоря, вспыльчив. Решив, что его вызвали из-за пустяка, Бевс-Патер мог разгневаться. Несколько раз подобное случалось, и после этого храм приходилось отстраивать, а жрецов отскребать от пола и набирать новых.
— Я беру ответственность на себя! — провозгласил Зубост Дерг и зашагал к ожидающей его карете.
Младшие жрецы заторопились следом.
Храм Бевса-Патера располагался в самом центре храмового квартала и размерами превосходил все прочие святилища, из-за чего Зубост Дерг время от времени задирал нос перед коллегами.
Но это имело и обратные стороны: внутри храма было легко заблудиться, а обслуживающего персонала — подметальщиков, зажигателей курительных палочек, звонильщиков в колокольчики — тут водилось столько, что сам верховный жрец не знал их числа.
Когда Зубост Дерг вступил в храм и под его сводами разнесся слух, что планируется вызывательный молебен, святилище Отца Богов стало напоминать охваченный безумием муравейник.
Сам верховный жрец стоял у главного алтаря и, скрипя зубами, глядел, как вокруг бегают ошалевшие подчиненные. Жрец-стилист пытался наскоро перешить мантию прямо на Зубосте Дерге, а главный церемониймейстер поспешно листал священные книги, освежая в памяти детали ритуала.
Служители помладше терли пол, стены и украшения храма, чтобы не ударить в грязь лицом (в прямом смысле) перед явившимся божеством.
Облаками летела слежавшаяся, почтенная пыль, предметы обстановки обретали вторую молодость, а пауки, годами обитавшие в темных углах, подумывали о том, чтобы сменить место жительства.
Кое-кто из жрецов, потрусливее или поумнее (хотя одно не исключает другого), с самым деловым видом пробирались к запасным выходам, надеясь в момент, когда Бевс-Патер явится, оказаться подальше от храма.
— Хватит! — рявкнул Зубост Дерг, когда жрец-стилист в очередной раз промахнулся и ткнул иголкой куда-то в поясницу.
Суета мгновенно стихла.
— Можно начинать? — дрожащим голосом осведомился главный церемониймейстер.
— Нужно!
Главный церемониймейстер вытер вспотевший лоб и махнул рукой.
Задымились священные курильницы, зазвенели священные колокольчики, хор младших жрецов завел священный гимн «Яви свой лик, небес владыка, а то без тебя нам как-то дико…».
Зубост Дерг пинком отогнал жреца-стилиста и занял положенное место — справа от главного церемониймейстера.
Сам обряд смотрелся довольно скучно. Не имелось спецэффектов вроде облаков разноцветного дыма, рева из-под земли или бьющих с неба молний, и грудастые, скупо одетые девицы не ложились под жертвенный нож.
Но вызов был рассчитан не на эффектность, а на эффективность, и использовался лишь в те моменты, когда служители Отца Богов хотели не выпендриться, а на самом деле обратиться к Бевсу-Патеру.
У Зубоста Дерга от вытья хора звенело в ушах, а от сладкого дыма чесалось в носу.
Он встрепенулся, лишь когда все до единого факелы в храме погасли, а через мгновение засияли вновь, куда ярче, чем раньше. Статуя исчезла, а на ее месте оказался лысоватый, довольно полный мужчина, наряженный только в лавровый венок.
Судя по состоянию его, гм… атрибутов, бог только что был очень занят.
Жрецы дружно повалились на колени, наполнив зал шорохом одежд и стуком лбов об пол.
— Надеюсь, вы позвали меня не просто так… — негромко сказал Бевс-Патер, и колонны из розового мрамора, гордость и украшение храма, тоненько задребезжали. — Встань, жук… нет, оса… или гусеница?
— Червь, господин, — подсказал Зубост Дерг.
— Точно, — кивнул Отец Богов. — Встань, червь! И реки… э-э-э, чего тебе надо! Чудо какое, что ли?
Верховный жрец спешно поднялся и, стараясь не глядеть на, гм… атрибуты Бевса-Патера, рассказал про страшный сон.
— Зло придет? — глаза бога вспыхнули алым огнем. — Очередное дурацкое пророчество? И ради этого ты оторвал меня от… от… от божественных обязанностей? Как ты посмел, жук? В смысле, червь!
— Все к вашей вящей славе, господин, — пролепетал Зубост Дерг, прикидывая, спасет ли резиновый коврик под ногами от божественной молнии.
— Ладно, — Бевс-Патер почесал лоб, — если честно, то я несколько утомился от этих обязанностей, — он оглянулся через плечо, словно проверяя, не подслушивает ли кто. — К вам в город заявился демон!
— Обычный демон?
— Нет. Один из тех, кого страшатся даже сородичи. Даже я, — бог хмыкнул, — не захотел бы встретиться с ним в темном переулке. И как ты используешь это к моей вящей славе, гусеница?
— Червь, господин, — вновь подсказал Зубост Дерг и мозг его, обильно смазанный страхом, завертелся с такой скоростью, что из ушей полетели искры и пошел дым. — Мы сможем… это… типа… поймать его, доказав тем самым, что по городу у нас расхаживают демоны, а маги, допустившие подобное, ни на что не годятся!
— Ну и что?
— Ведь маги не чтят вас! Посрамление безбожников — благое дело!
— Да? — Бевс-Патер задумался, безупречно гладкий лоб его с усилием наморщился. — Но если ты осрамишь мое славное имя, — колонны вновь задребезжали, — то я превращу тебя в пепел, паук!
— Червь, господин…
— Да, все время забываю, — донесся уже слабеющий голос, и бог пропал.
В храме остались только жрецы.
Ну и еще ошеломление, написанное на лице у Зубоста Дерга.
Мешок дергался и время от времени шипел, точно внутри выясняли отношения коты.
— Ну что, откроем? — спросил Арс, с надеждой поглядев на приятелей.
Тили-Тили просвистел что-то неразборчивое, Рыггантропов не без успеха сделал вид, что не понимает, о чем вообще идет речь, а Нил Прыгскокк смущенно уставился в стену.
Утром библиотекарь вручил студентам мешок с запрятанным в него куском знания и заявил, что больше ничем не может помочь. Выбравшиеся из университета приятели заскочили в «Утонченное блаженство», чтобы укрепить нервы, ослабленные визитом в подземелье.
Когда Арс вспомнил про мешок, Рыггантропов как раз собирался обменять его на кружку пива.
Топыряк почти силой вытащил друзей из кабачка и повел в переулок Семи Гномов, где снимал комнату. Ну а тут выяснилось, что энтузиазм напрочь покинул охотников на демона.
— Надо хотя бы защитный круг начертить, — вновь подал голос Арс. — Кто помнит, как это делается?
Тили-Тили поднял руку и вытащил из-под мантии кусок мела.
— Рисуй! — радостно закивал Нил Прыгскокк.
Йода зашипел, точно целый клубок змей, и замотал головой так, что уши его заколыхались.
— У него просто есть мел, — вздохнул Топыряк. — Придется лезть в записи.
И он потянулся к столу, где кипами лежали конспекты лекций, слегка помятые книги и прочая бумажная ерунда, без которой не существует ни один нормальный студент.
А ненормальный — тем более.
После недолгих поисков, завершившихся падением учебника по прикладной магии на голову Рыггантропову, описание круга оказалось найдено, и Арс с Нилом принялись рисовать, пыхтя и сталкиваясь лбами.
— Типа? — удивленно сказал Рыггантропов, когда на полу появился рисунок, походящий на покрытое закорючками перекошенное яйцо.
— Э… да, — Арс почесал подбородок, — круг получился не очень… круглым. Но это же не главное, правда?
— Скоро узнаем, — мрачно проговорил Прыгскокк, взятой из угла метлой подталкивая шевелящийся и шипящий мешок к центру круга. — Эй, Рыггантропов, развязывай!
— А чего я?
— Мы рисовали, Тили-Тили дал мел, — объяснил Топыряк. — Настала твоя очередь проявить себя.
На самом деле, если кто и имел шансы устоять против магической энергии, то только Рыггантропов. Заклинания отскакивали от его округлого черепа, как теннисные шарики от стенки, а самые хитрые проклятия отступали, столкнувшись с простым, как бульдозер, разумом двоечника.
— В натуре, ладно, — сказал Рыггантропов, поднялся и, наклонившись к мешку, содрал с него веревку.
Зашипело, и волна гневно булькающего сияния прянула в стороны, ударилась о невидимые стенки магического круга. Посреди комнаты будто вырос громадный стакан из желтого сверкающего стекла.
Внутри «стакана» ошеломленно моргал Рыггантропов.
— Выходи давай! — гневно прорычал Арс. — За твоей за… спиной ничего не видно!
— Ага, — двоечник как ни в чем не бывало выбрался из столба света и сел на место, а внутри «стакана» начало формироваться некое изображение.
Тили-Тили сердито засвистел.
— Что это такое? — Нил Прыгскокк толкнул Арса локтем.
— Вот уж не знаю, — ответил Топыряк, разглядывая штуковину, больше всего похожую на уродливую трубу, увешанную множеством монет на веревочках и щегольским гребнем из металла.
Тили-Тили засвистел яростнее, как закипающий чайник, и запрыгал на месте, точно собирающийся взлететь пингвин.
— Типа, ты хочешь что-то сказать? — проявил сообразительность Рыггантропов.
Йода кивнул, схватил со стола кусок пергамента и что-то написал на нем куском мела. Мохнатая лапка протянулась, сунув листок под нос Арсу, и тот задумался, глядя на белесые буквы.
Надпись гласила: «Деманский манок».
— Манок для демонов? — первым сориентировался Нил Прыгскокк, пару раз участвовавший в охоте.
— А что это? — гулко спросил Рыггантропов. — Это манная каша мужского рода?
— Нет. Такая штука, чтобы дуть в нее. Демон услышит звуки и придет. То есть прилетит.
— Ага.
— Теперь осталось только понять, как этот манок изготовить, — сказал Арс и замер, с ужасом вслушиваясь в приближающийся по коридору цокот.
Такой издают очень маленькие и крайне твердые каблучки.
Раздался звук, напоминающий скорее не стук, а дробь автоматной очереди, дверь открылась, и на пороге воздвиглась фигура, похожая на гриб с огромной шляпкой и пухлой, расширяющейся книзу ножкой.
— Я не есть понимать, что происходить! — заявила фигура капризным голосом. — Что за грохот в поздний час есть?
Топыряк сжался, понимая, что в этот момент экзорцизмы не помогут.
Мадам Тюфяк, хозяйка дома, где Арс снимал комнату, славилась двумя вещами — нарочитым акцентом обитателей Лоскута Фатерлянд и любовью к громадным шляпам, похожим на круглые огороды.
Нынешняя была украшена центнером всяческих овощей и фруктов, среди которых выделялся арбуз.
— Э… мы…
Но жалкая попытка оправдаться оказалась подрублена на корню.
— Вы есть иметь очень плохой память! — решительно заявила мадам Тюфяк, опасно колыхнув шляпой. — Когда я сдавать вам комната за малый деньги, — тут хозяйка квартиры позволила себе жалостливый вздох, — я говорить — никакой магия в мой дом! А это что есть?
Обвиняющий перст поднялся, указав на столб из света.
— Манок, — честно ответил Рыггантропов.
— Никакой манок в мой дом! Все колдовство — прочь не сюда! — мадам Тюфяк решительно шагнула вперед и схватила висящее в воздухе изображение.
Магический чертеж, не привыкший к такому обращению, мигнул и начал гаснуть. Потрясая фруктами на шляпе и гневно сопя, мадам Тюфяк скрутила его и запихнула в мешок.
Свет померк.
Магия — великая сила, но со сварливыми домохозяйками не всегда справляется даже она.
* * *
Мрак сгущался на Пустопорожней улице, и главная транспортная магистраль Нор потихоньку оживала. Двигались в полутьме люди, или хотя бы похожие на них существа, открывались питейные заведения, чью репутацию не смогли бы подмочить все океаны Лоскутного мира.
Воры готовились воровать, убийцы — убивать, продажные девицы тренировались в искусстве маскировки.
Шныряли, посверкивая глазами, крысы.
Никто, кроме них, не заметил, как от стены ничем не примечательного дома отделилось черное облако. Грызуны, инстинкт самосохранения у которых куда сильнее любопытства, тут же дали деру, а демон, повисев в воздухе, вспомнил, что должен как-то выглядеть.
Сегодня удерживать облик у него получалось несколько лучше, чем вчера, и он походил на высокого, облаченного в длинный плащ мужчину. Мрак успешно скрывал отсутствие некоторых важных деталей.
— Пшх-х-х… — прошипел демон и наполовину зашагал, наполовину поплыл по улице.
Голод гнал его вперед, а обилие находящейся вокруг — за тонкими стенками — пищи сводило с ума.
— Не хочешь отдохнуть, красавчик? — с крыльца дома, украшенного красным фонарем, шагнула женщина.
Демон замер, клубясь внутри собственного облика и будучи не в силах оторвать глаз от аппетитно колышущихся перед ним кусков мягкой, наполненной свежей кровью плоти.
Мадам Передур окучивала ниву любовного бизнеса много лет. За это время она научилась многим вещам, в том числе — не обращать внимания на внешность клиентов и чувствовать их желания.
Так что она попросту не заметила, что у «красавчика» вместо лица — что-то черное, колышущееся, а рост то уменьшается, то увеличивается, зато хорошо уловила, что ее очень сильно хотят.
В каком смысле — она даже не догадывалась.
— Ну что, красавчик? — мадам Передур вильнула бедрами, надежно укрытыми под толстым слоем жира, после чего зазывно выпятила грудь, организовав небольшое холмотрясение. — Пойдем? Три бубля за час — не так уж дорого для такого роскошного мужчины, как ты…
Состоятельность клиента мадам Передур определяла даже не на глаз, а на звук шагов, по тончайшим обертонам скрипа ботинок или сапог, хлюпанья грязи под ногами и бульканья луж.
В этот раз возникли некоторые затруднения, поскольку мужчина перемещался совершенно бесшумно, но мадам Передур решила, что такое себе может позволить только очень богатый клиент.
— Если тебе нравятся тощенькие или рыжие, то у меня есть соседки, — сказала мадам Передур. — Ну что ты молчишь, красавчик?
Существует множество теорий, описывающих, как размножаются демоны — делением, почкованием, долгими прыжками на месте или откладыванием яиц в тела неудачливых магов.
Но все они сходятся в одном: человеческие женщины демонам для этого не нужны.
Так что бывший узник из всей пламенной речи мадам Передур понял лишь, что его приглашают в место, где много сочного мяса и теплой крови. Втянув в себя воздух, он попытался вспомнить, что это такое — разговаривать.
Получилось не очень.
— Так ты немой, красавчик? — догадалась мадам Передур, вслушиваясь в звуки, больше всего похожие на сопение простуженного спаниеля. — Ничего, для нашего дела это не помеха…
И, игриво вильнув похожим на две бочки задом, она поманила клиента за собой и поднялась обратно на крыльцо.
Демон поплыл за ней.
Дверь распахнулась, и он окунулся в сладкие и густые, точно сироп, запахи, в приглушенный свет.
— О, мужчина! — дружный, полный искренней радости вздох раздался со всех сторон одновременно.
Демон заподозрил, что угодил в ловушку, и испытал недостойное уроженца Нижнего мира желание обратиться в бегство. Но мадам Передур с неженской силой ухватила его за локоть (нащупав что-то, напоминающее локоть, только со второй попытки) и твердо сказала:
— Красавчик мой!
И демон общей для всех мужчин частью сознания понял, что пропал.
— Ну что, приступим? — спросил Васис Ргов, после четвертой кружки пива вышедший на новый, отличный от нулевого, уровень смелости.
— Можно, — кивнул Лахов.
Калис поднял арбалет и ловким выстрелом лишил бегущего по стене таракана одного из усов.
Таракан от возмущения упал в обморок.
Пили стражники в кабачке «Потертое ухо», маленьком и грязном, точно конура страдающей недержанием крысы, но зато уютном, родном и привычном.
— Можно, — повторил лейтенант, вытащив из кармана полученный утром от Пифии листок бумаги.
Тот оказался с легким шорохом развернут и осторожно водружен на столешницу, заляпанную пятнами неопознанной биоплазмы.
— Ну, что там? — спросил Дука Калис, который читать умел только теоретически, а на самом деле обычно ленился отличать буквы от цифр.
— Ынструкцыя, — прочитал Лахов, — как-то мудрено написано… Ага, вот. В настоящий момент демон находится в веселом заведении мадам Передур, что на Пустопорожней улице.
— Если он там, то я ему не позавидую, — и примерный семьянин Васис Ргов нервно вздрогнул.
— Бред какой-то, — почесал шлем в районе лба лейтенант. — Что демону делать в веселом доме?
— Может, у него там гнездо?
— Или нора?
Сержанты удивленно поглядели друг на друга.
— Какая нора? — Лахов махнул рукой, и хозяин «Потертого уха», давно понимающий стражников без слов, притащил еще три полные кружки. — Сейчас прочитаем, что там дальше… хлюп-хлюп-хлюп…
— Хлюп-хлюп, — поддержали начальство сержанты.
Собравшись заново сосредоточиться на инструкции, лейтенант обнаружил, что буквы странным образом расплываются перед глазами.
— Смирно! — рявкнул он, пытаясь справиться со строптивыми значками привычным способом.
Раздался грохот, стол опрокинулся, недопитое пиво полилось на Лахова, на инструкцию и на пол — Дука Калис выполнил приказ еще до того, как понял его смысл.
— О, — глубокомысленно высказался придавленный столом Васис Ргов.
— Ага, — согласился лейтенант, выуживая листок бумаги из желтой пенящейся лужицы. — Ты что наделал, идиот?
— Не могу знать, — дисциплинированно ответил Калис.
Глянув в глаза сержанта, похожие на две оловянные пуговицы, Лахов сдержал рвущиеся с языка проклятия и принялся командовать:
— Стол поднять! Ргова в себя привести! Новое пиво заказать!
Калис отдал честь и приступил.
Лейтенант вздохнул и побрел туда, где в огромном очаге без особого фанатизма потрескивало пламя, а над ним виднелась немножко закопченная, но вполне надежная решетка.
Оставалось надеяться, что инструкция Пифии после высыхания обретет прежний вид.
Когда Лахов положил листок на решетку, тот заискрил, испустил облако серого и очень вонючего дыма, а потом развалился, превратившись в сотни разлетевшихся по сторонам пылающих клочков.
— Идея оказалась не самой лучшей, — сказал лейтенант, отряхивая лицо, — какие будут предложения?
— Взять еще пива? — рискнул высказаться Ргов.