Исполнив обязанности буксира, «Ретивый» вернулся к своей привычной специализации эскортного корабля.

Уже без участия Комлева «Ретивый» отстыковался от «Камрани», поднялся и перешел на местную «геостационарную» орбиту, имевшую смехотворный перигей три километра.

Астероид остервенело вращался вокруг своей оси. Каждые три часа над «Камранью» стремительно всходили местные светила, затем столь же стремительно пылевое озеро вместе с рембазой погружалось во тьму.

Приклеенный к геостационару «Ретивый» висел в зените над «Камранью» и бдительно прощупывал окрестности лучами радаров, обшаривал их объективами телескопов.

Меж тем на «Орехе» вершился скромный трудовой подвиг астроинженеров-гвардейцев.

Под началом опытнейшего (и лишь благодаря этому опыту трижды не уволенному из армии за пьянство) майора Хладова обе двигательно-энергетические группы с двигателями «Апогей» были выгружены из «Камрани» через носовой лацпорт.

Лацпорт, к слову, резать не пришлось. Он открылся сам, после легкой кувалдотерапии.

Затем, выгрузив технику, приступили к рытью котлованов. Учитывая ничтожную силу тяжести, извлеченный грунт беззаботно вышвыривали прямиком в открытый космос.

Комлеву казалось, что серьезной проблемой может стать транспортировка второй двигательно-энергетической группы к ее котловану. Как-никак, это было в семнадцати километрах от места посадки «Камрани», на противоположной стороне астероида.

Комлев слабо представлял себе, как вообще удастся отбуксировать на такое расстояние тысячетонную железку.

Даром что в этих условиях она весила сущую ерунду. Но ведь ландшафт был такой заковыристый! Как пройдут по нему инженерные танки-тягачи? Как проложить маршрут между ударными кратерами, трещинами, ледовыми кряжами? Что будет, если широкая, угловатая двигательно-энергетическая группа застрянет между соседними пылевыми барханами?

Комлев и Поведнов с интересом ожидали дальнейших действий майора Хладова. Благо принимать в них участие им было незачем. Поведнов даже разоткровенничался:

– А знаешь, ты хорошо сегодня выступил. Мало того, что нос этим архарам утер, пилотам, я имею в виду, так еще и подколол народ с этим «экспериментом»! Мы-то думали и впрямь «эксперимент», а оказалось – натуральная посадка. – Поведнов засмеялся тихим кашляющим смехом. – Пусть знают нашего брата! А то держат нас, штабистов, за чистых дармоедов, которые, дескать, сами ничего не умеют, только других учат… В общем, спасибо.

Застенчивый в душе Комлев, которого всегда сверх меры смущали чужие похвалы, даже заслуженные, вежливо кивал в ответ на каждую реплику начальника.

– Ты-то мне, скрывать не стану, поначалу не больно понравился… Сам виноват: нос задирал, дичился, опять же прилизанный весь, как актер. Но первое впечатление, слава Богу, обманчивым оказалось… Толковый ты мужик!

– Рад это слышать, Лука Святославович.

Наконец Комлев, уже бордовый от смущения, решился сменить тему. Тем более что второй случай поговорить с Поведновым тет-а-тет мог представиться еще очень нескоро.

– А можно вопрос?

– Говори.

– Что с Любавой Мушкетовой будет?

Поведнов удивленно отшатнулся от Комлева.

– С Любавой? – переспросил он, как видно, удивленный даже не столько тем, что Комлев произнес вслух это имя, сколько тем, что он его вообще знает.

– Да, с Любавой Мушкетовой. С племянницей вашей.

– А что с ней будет? С ней вроде все нормально.

– Как же нормально? Вы же ее на гауптвахту посадили! Под суд отдать собираетесь!

Поведнов лукаво улыбнулся.

– Ну прямо… Прямо под суд. Родную племянницу! Нашел самодура… Попугаю чуток – и выпущу. Поближе к концу операции. А то мало ли, что ей в голову взбредет – заберется еще в «Дюрандаль» и полетит за этим своим Степашиным прямо на Тэрту. Это очень в ее духе – миленького спасать…

– За каким Степашиным? – Комлеву очень хотелось, чтобы его вопрос прозвучал беспечно.

– Ну жених у нее. Капитан осназа Лев Степашин. Он как раз в блокаде этой сидит. Жив или что – хрен его знает… Судя по старым перехватам – четыре дня назад воевал. А сейчас слушаю-слушаю, про всех уже командиров ВКС и десанта наслушался, а про осназ ни полсловечка…

– Так они же вроде… разбежались?

– Да они все время ссорятся, как ее послушать… То вроде бы повздорили в очередной раз, не общались. Он ей что-то там поперек сказал, приревновал, что ли, как это у нас, мужиков, водится… А та как разобиделась! Сумасшедшим его обозвала, прохвоста этого… А потом как узнала эта попрыгунья про Х-блокаду, так испугалась, сразу мириться ей со своим Левушкой захотелось… Вообще, два сапога пара. Оба психованные, горячие, как крутой кипяток. Как начнут собачиться – святых выноси! Вот уже два года волынку волынят. Спрашиваю ее – отчего не женитесь? А она фыркает, шипит, что кошка! «Ты ничего не понимаешь!»…

Новость обожгла Комлева. Он побледнел и плотно сжал тонкие губы.

Что ж, теперь все встало на свои места.

«Ч-черт… как же противно… Да что же это у меня за идиотизм такой – влюбляться в каждую встречную?! А потом больно… Зачем больно? За что?»

К счастью, Поведнов не стал свидетелем горестного ошеломления, в которое ввергли Комлева его немудрящие слова. Вниманием Поведнова полностью завладел панорамный монитор – на нем подчиненные майора Хладова и впрямь занялись чем-то невероятно интересным.

Они были облачены в тяжелые саперные скафандры с укрупненными реактивными ранцами. Человек сто, не меньше, по приказу Хладова выстроились вдоль одной стороны двигательно-энергетической группы, столько же – с другой. Еще человек по тридцать Хладов расставил с торцов, вдоль поперечных герметичных переборок, которые наглухо закупоривали отсек спереди и сзади.

По команде «взялись!» сотни рук, усиленных электромышцами скафандров, схватились за технологические наварки и выступающие концы необрезанных пиллерсов. Без малейшего видимого усилия они оторвали гигантскую железную коробку от поверхности астероида и понесли ее.

Сквозь пелену своих невеселых мыслей (о Любаве-чертовке!) Комлев следил за этим невероятно простым и в то же время по-древнеегипетски масштабным, эпическим процессом.

Когда путь носильщикам преградила пятиметровая скала, похожая на оплывший сморчок, все разом дали короткий импульс реактивными ранцами и взмыли на высоту пятиэтажного дома. Вместе со своей громоздкой ношей, разумеется.

– Любо-дорого посмотреть! Где еще увидишь столько работающих людей одновременно? Кругом роботы одни… У меня вот, еще до всей этой катавасии, помню, трубу в квартире прорвало… И представь себе, вместо сантехника, Сан Саныча нашего, который на пенсию вышел, явился робот какой-то дегенеративный… Я его к месту аварии провел, как он требовал голосом своим кастратским, ну все вроде бы нормально он заклеил… А наутро гляжу – опять течет! Пришлось Сан Санычу звонить – войди, мол, в положение…

Траурный, с омертвевшей, отравленной душой Комлев даже не делал вид, что слушает Поведнова. Перед его мысленным взором маячила злая, стыдливая улыбка военврача Любавы.