– А вот и наш красавец. – Молодой офицер, теперь Комлев знал, что его фамилия Волохаев, пригласительно постучал ногтем по стеклу иллюминатора.

Комлев нехотя подался вперед.

– Глядите, мы облетаем его, чтобы зайти на посадку с кормы.

– Весьма, – причмокнул Комлев.

В самом деле, приземистая белая громада корабля-гиганта, распластавшаяся над жидкой бездной Северного Ледовитого, производила впечатление.

– Там, видите, в корме, за надстройкой, сейчас поднят передатчик Х-связи.

– Вижу. А вон те усеченные пирамиды по левому борту – это, конечно, аппаратура контроля космической обстановки?

– Угадали, Владимир Миронович…

– А что, скажите, он такой широченный? Катамаран, наверное?

– Берите выше! «Урал» имеет тримаранную конструкцию. У него три независимых водоизмещающих корпуса, конструктивно объединенных верхней палубой.

Комлев отметил, что в носу корабля уступом размещены две катапульты для запуска флуггеров. Взлетно-посадочная полоса, являвшаяся конечным пунктом устремлений этих самых флуггеров, проходила насквозь от носа и до кормы по правому борту. Но вот центральная часть палубы перед громадной надстройкой была совершенно пуста. Ее функциональное назначение оставалось для Комлева загадкой.

– А скажите, Анатолий, – вкрадчиво начал Комлев, – много ли флуггеров приписано к «Уралу»?

– Да не особо… Это же не авианосец… Десять штучек всего. И тридцать вертушек.

– Не густо… А как же самооборона?

– С точки зрения нашей военной доктрины, необходимость обороны штабных кораблей вроде «Урала» в тактической зоне однозначно указывает на то, что война проиграна.

– В тактической зоне? – переспросил Комлев. – А в целом, с точки зрения зональной ПКО?

– А вот зональную ПКО, – хитро улыбнувшись, в их разговор включился старший офицер, его звали Виталий Чичин, – обеспечивают машинки поинтереснее тех, которые поместились бы на «Урале».

– «Хагены», что ли? Или «Грифы»? – предположил Комлев.

– Ни то и ни другое… Отдельный полк атмосферных платформ ПКО «Мамонт».

– Ого.

– То-то же! – Чичин просиял.

– А вот и он, глядите, легок на помине! – воскликнул Волохаев.

– Кто? – не понял Комлев.

– Да «Мамонт» же! Ух, звер-рюга!

Взгляд Комлева заметался между морем и облаками. Где этот «Мамонт»? И вдруг, заметно ниже, на фоне далекой полоски берега, Комлев различил силуэт этого знаменитейшего «летающего крыла» – едва ли не единственного в мире обычного в общем-то боевого самолета, производимого серийно. Этот монстр – вот уж воистину мамонт! – имел на борту собственный термоядерный реактор и восемь сдвоенных воздушных винтов, да-да, самых обычных винтов! Такое несовременное, но очень экономичное решение, позволяло «Мамонту» сутками барражировать вокруг охраняемых объектов в полной готовности влепить по далекому космическому врагу десятками дальнобойных зенитных ракет «Богульник»…

– Впервые вижу, честно говоря, – смешался Комлев. – А почему так низко идет?

– Да пилоты дурака валяют, я думаю, – ухмыльнулся Волохаев. – Соревнуются со скуки, кто ниже пройдет. Наши звездолетчики тоже во все тяжкие… – тут Волохаев осекся.

– Вы сказали «наши звездолетчики»? – переспросил внимательный Комлев.

– Да просто оговорился. Хотел сказать «пилоты», – непринужденно отмахнулся Волохаев. Но непринужденность его, и это Комлев приметил, была деланной.

Тем временем «Урал» исчез из поля зрения – это их флуггер завершил маневр и теперь снижался, имея корабль строго впереди по курсу.

Через минуту колеса шасси повстречались с палубой. Их «Гусар» прокатился положенную сотню метров и замер в последней трети посадочной палубы.

Чичин и Волохаев увлекли Комлева к выходу.

Мощный арктический норд-ост буквально валил с ног. Комлев, совершенно неготовый к такому обороту дел, едва не распрощался со своей фуражкой. И распрощался бы, если бы расторопный палубный техник в оранжевой куртке на меху не поймал ее в пяти метрах от бортового среза.

– Спасибо, товарищ! Такой я стал растяпа… – смущенно поблагодарил его Комлев.

– Добро пожаловать на «Урал»!

После запоздалого обеда в пустой корабельной трапезной Волохаев и Чичин устроили Комлеву экскурсию.

Начали по традиции с визита на ходовой мостик.

Туда, на высоту девятого этажа, их поднял лифт с картиной Айвазовского «Чесменский бой».

– Уже заказали замену, – сообщил Чичин, кивком указывая на полотно в золоченой раме, в центре которого эпично разлетался от взрыва погребов турецкий парусный линкор.

– Зачем? По-моему, красиво.

– Начальство считает, дух полотна не отвечает требованиям момента.

– Небось «Битву за Восемьсот Первый парсек» художника Тутова заказали?

– Да вы телепат! – неподдельно удивился Чичин. – Как вы угадали?

– Позавчера на Первом видел репортаж про выставку Тутова. Подумал, хорошая картина. Видно, не я один такое подумал.

На мостике Комлева представили командиру корабля капитану второго ранга Желтоглазову.

– В «Периэксоне» работать будете? – ровным голосом без интонации спросил Желтоглазов, не отрываясь от планшета.

– Так точно.

– Повезло… Хороший коллектив там у вас… Озорной…

«Гм… озорной». – Комлев не стал переспрашивать, как именно озорничает коллектив «Периэксона», ограничился вежливой улыбкой.

С ходового мостика вышли прямо на крышу надстройки. Оттуда открывался вид на затянутый парным туманом открытый плавательный бассейн. Несмотря на адский холод, в бассейне было многолюдно – Комлев сразу выделил глазом две миловидные женские головки в ярких шапочках. Представительницы лучшего пола сплетничали о чем-то у бортика, аккурат под подкидной доской для прыжков.

– Бассейн подогревается. Так что ежели чего, не стесняйтесь. Там и сауна рядом есть, и русская баня. С веничком! После плавания – самое оно!

– Но ветер!

– Не чувствуется. Обратите внимание на ветрозащитные стенки, – сказал Волохаев.

– А что, на борту много женщин? – поинтересовался Комлев с затаенной надеждой. В черный ящик его души уж месяца два как не проникал пьянящий амурный ветер.

– Ну как вам сказать – «много». Есть десятка два… В основном незамужние… Так что у всякого из нас шансы имеются! – отметил Чичин, как показалось Комлеву, скабрезно.

Похоже, пока они обедали, «Урал» провел все плановые сеансы Х-связи. По крайней мере телескопическая мачта была теперь убрана. Двадцатиметровый диск Х-передатчика серебрился в отведенном для него чашеобразном углублении в кормовом уступе надстройки.

– Скажите, а зачем вообще «Уралу» собственный Х-передатчик? – полюбопытствовал Комлев. – Неужели не хватает традиционных каналов ретрансляции, связывающих корабль с орбитальными крепостями?

Чичин помрачнел.

– Тут вот какое дело, Владимир Миронович… В мирное время хватает. Но сейчас… Сейчас важна предельная автономия.

– Простите… Но разве сейчас не мирное время?

– В основном – мирное. Ну для народа, для армии в основном… А для меня – нет. И для вас тоже.

– Ничего себе!

– Скоро вы все поймете, – обнадежил его Чичин. – Ну а пока что не будем о грустном. Идемте к лифту. Прогуляемся по жилым палубам!

Начали по традиции с адмиральского этажа. Он занимал второй ярус надстройки.

Сквозной проход на этой палубе имел немалую ширину и высоту. Хитроумные оптические эффекты еще сильнее раздвигали стены – Комлеву поначалу почудилось, что по коридору можно разъезжать взад-вперед даже на тяжелом танке прорыва Т-14.

«Ну ладно, не на танке, – решил он через минуту. – Но на авто – элементарно».

Палуба была застелена шикарным пробковым паркетом, гасившим звуки шагов. Стены покрывали панели из золотистой новогеоргиевской груши. На подволоке искрили хрусталя. Внимательные зрачки камер наблюдения деликатно шарили по вошедшим.

Двери адмиральских салонов тоже были зашиты деревом. Но Комлев не сомневался в том, что под драгоценной древесиной хранит покой своих хозяев крепчайшая броневая полисталь.

Разумеется, все двери были заперты. Возле некоторых дежурили бойцы охранного батальона осназ «Песец».

Этот батальон был знаменит по всему военфлоту – в первую очередь нескончаемыми и утомительно однообразными шутками, обыгрывающими его название. Комлев помнил, как еще будучи курсантом Брянского звездоплавательного училища он прочел в «Небесной гвардии», имевшей, а как же, юмористическую страничку, такое объявление: «Прием шуток, стихотворений и карикатур, содержащих обыгрыши названия 3-го отдельного охранного батальона осназ Генштаба ВКС закончен в январе 2572 года!»

Уже тогда юный Володя Комлев поклялся себе, что шутить про «песцов» не будет. И клятвы своей придерживался.

– Здесь у нас кто только не живал! – самодовольно сообщил Чичин. – Вон, видите, двое табличку вешают?

Комлев присмотрелся. И вправду. Двое матросов прикручивали бронзовую доску, на которой было выгравировано что-то монументальное.

– А что там написано? – поинтересовался Комлев.

Чичин, казалось, только и ждал этого вопроса:

– «В этом адмиральском салоне в период с 12 января 2622 по 10 апреля 2622 жил и работал Председатель Совета Обороны товарищ Растов А.П.».

– Безвыездно, что ли, «жил и работал»? Я слышал, он вроде в Технограде выступал в середине марта…

– Разумеется. Выезжал. Начальство-то – оно выезжать обязано… – пожал плечами Чичин. Он словно бы извинялся за товарища Растова, летуна и ездока.

– Что да то да…

Даже запах на адмиральском этаже был каким-то особенным. Ненавязчивым, свежим и бодрящим.

Комлев осознал это со всей отчетливостью, когда они спустились на палубу ниже, где обитали птицы поскромнее – офицеры в чинах от капитана третьего ранга до эскадр-капитана.

Здесь обстановка была проще. И пахло крепким, крепчайшим кофе, к которому обитатели палубы, как видно, имели наработанное годами пристрастие.

– Я, кстати, тут живу, – сообщил Чичин. – И по правилам вас, Владимир Миронович, тоже надо было бы поселить здесь. Но вот какое дело… В общем, мест нет сейчас. Вчера вечером из Технограда прилетели четыре военинженера – все кавторанги да полковники. Они оккупировали последний жилой бокс…

– Да это не беда. Где-то же свободные каюты есть?

– На палубу ниже. Вы уж не обессудьте.

– Да чего там! Я провел несколько лет на судне-планетографе «Снегирь». И должен вам сказать, что после «Снегиря» мне даже в двухзвездочных мотелях Шотландии нравится.

– Ну у нас там получше, чем в вашей Шотландии, – насупившись, проворчал Чичин. Похоже, невольная аналогия его слегка задела. – Кстати, вашу каюту как раз сейчас готовят. Если не возражаете, мы отправимся туда в самом конце нашей экскурсии.

– Как вам будем угодно, Виталий.

Следующим пунктом познавательной программы стала штабная палуба.

Собственно, ради нее и существовал весь этот огромный корабль-город.

Штабные помещения занимали весь правый корпус корабля от носа до кормы. По широкому коридору были проложены два самодвижущихся скоростных тротуара. Один мчался в нос, другой – в корму. На правый, ведущий в нос, Комлев со товарищи и ступили.

Обочь проносились одинаковые прямоугольники дверей. Некоторые из них были снабжены произвольными трехзначными номерами. Некоторые – табличками. «Отдел 2-14», «Желтый коммутатор», «Сталь-3». Некоторые таблички были совсем уж загадочными.

«ДРВП» – прочитал Комлев. А дальше: «Дерма», «Трансфигурация», «Алконост»…

– Надеюсь, знакомиться мы сейчас не пойдем? – с опаской спросил Комлев.

– Да нет. Знакомство будет вечером. У вас еще три часа свободного времени, – отвечал Чичин.

Комлев вздохнул с облегчением. Он хорошо знал, что судьба предоставляет людям только один шанс произвести первое впечатление. Ему очень не хотелось предстать перед новообрященными коллегами небритым, вялым и с опустевшими от усталости глазами.

– А здесь у нас кафетерий! – мечтательно произнес Волохаев, указывая на дверь с изображенным на ней конусом коктейльного бокала.

– Может, зайдем? – предложил Чичин. – Выпьем чего-нибудь… ну вроде сока?

– Не возражаю.

Они сошли с самодвижущегося тротуара.

Дверь отъехала в сторону и… вместо занудливого полусонного мирка безалкогольной (ведь рабочий день!) рекреации взгляду Комлева предстал разворошенный муравейник.

Начать с того, что в центре кафетерия, невдалеке от барной стойки, на полу лежал немолодой, неспортивного сложения человек с седыми висками и сияющей лысиной. Человек был одет в белый халат, ровно лежали короткие ножки, облаченные в брюки с отчетливо наглаженными стрелками.

Правая рука лежащего покоилась на скомканном газетном развороте.

Рядом с ним на коленях стояла красивая, очень красивая (уж кто-кто, а Комлев знал в этом толк!) женщина лет около двадцати пяти. Ее овальное личико выражало крайнюю озабоченность. Она прижимала к уху телефонную трубку.

– …говорит старший лейтенант медслужбы Любава Мушкетова… Да… Аритмия, да… Первую помощь оказала… Скоро будет бригада? Ну ждем, конечно…

Пока женщина с редким русским именем и еще более редкой русской фамилией говорила, остальные посетители кафетерия бессмысленно бурлили.

Бармен и две официантки кружили вокруг лежащего и поминутно предлагали женщине-лейтенанту свою никчемную помощь. Уборщик отодвигал столы и перетаскивал стулья поближе к стенам, как будто готовился принять во вверенном ему кафетерии еще сто человек. Трое в военной форме энергично расхаживали взад-вперед вдоль барной стойки…

Рядом с Комлевым вполголоса обсуждали случившееся.

– А чего это он, ты понял, Димыч? Сидел-сидел… и вдруг упал.

– Чего-чего… Небось прочитал в «Корабельном Вестнике», что его любимая «Звезда» опять «Зайцам» продула… Вот сердечко и не выдержало.

– Он же вроде с Махаона… Антроподевиант… Ему два сердца положено!

– Не у всех махаонцев два сердца есть! Я читал, это предрассудки… Антроподевиантов с двумя сердцами сейчас не больше тридцати процентов.

– А вот мы сейчас у Любавы Андреевны спросим: одно или два?

– Да погоди ты спрашивать! Не лезь военврачу под руку. Другой бы стерпел, а эта – убьет!

Комлев вопросительно посмотрел на своих сопровождающих. К его немалому удивлению, лица Чичина и Волохаева сияли довольством и совершенно не выражали намерения уйти. Как видно, событиями «Урал» был небогат и каждое безобидное ЧП ценилось на вес орбитальной бомбардировки агрессивной ксенорасой. Комлев вдруг понял, что если он сейчас попробует увести Чичина и Волохаева, то не ровен час наживет себе двух смертельных врагов.

– А кто этот… пострадавший? – шепотом спросил Комлев.

– Фомичев. Хороший человек. И заядлый болельщик!

– А по профессии кто? Ученый?

– Наносексуалист.

– Не понял?

– Так называются люди, у которых влечение к объектам меньше одного микрона в поперечнике, – хохотнул Волохаев.

– Товарищ Фомичев – специалист по субатомным детонациям, – как бы извиняясь за шалости младшего, ответил Чичин.

– А что это за «Звезда» такая, проигрыш которой специалиста свалил? Я тут краем уха услышал…

– Да это местная флотская сборная. По пинг-понгу.

– А «Зайцы» тогда – армейская?

– Так точно, Владимир Миронович.

В это мгновение в кафетерий ураганом ворвалась медицинская бригада из трех человек.

Инженера Фомичева ловко погрузили на каталку, которая тотчас сомкнула над лежащим стеклянные своды амбулаторного саркофага. Внутри него что-то многорукое принялось над инженером колдовать. Вскоре вся троица, а с ней и краса-Любава, ретиво унеслась в коридор.

Еще минуту кафетерий пребывал в тягостном недоумении – спектакль окончился слишком быстро.

Приуныли и Чичин с Волохаевым.

– Уже и пить расхотелось… – сказал Волохаев. – А вы как, Владимир Миронович?

– Я бы продолжил экскурсию…

Комлев поймал себя на мысли, что ему хочется побыстрее оказаться в коридоре – а вдруг военврач Любава все еще там и ему представится возможность напоследок полюбоваться ее ладной фигуркой и испытать то неопределенно-блаженное волнение, ради которого стоит рождаться мужчиной!

Но тщетно. Медиков и след простыл.

– Ну что же, идем дальше, – пробасил Чичин.

«Дальше» оказалось довольно близким.

Через двадцать метров они уперлись в массивную переборку.

Проход был закрыт громоздким контрольно-пропускным пунктом, где томились осназовцы-«песцы».

– Вот мы и дошли до конца зеленой зоны, – сообщил Чичин. – Впереди – красная. Кстати, отдел «Периэксон» квартирует именно там. Чтобы пройти дальше, вам нужно оформить пропуск. Как ни странно, дело это небыстрое. Он будет готов лишь к вечеру. Пройти биометрию вы можете вот за этой дверью…

– Надеюсь, пробы будет брать та самая военврач, которая только что оказывала первую помощь? – с надеждой спросил Комлев.

– Робот будет брать.

– Вот так всегда! – притворно вздохнул Комлев.

– Мой вам совет, Владимир Миронович, – перейдя на вкрадчивый шепот, сказал Чичин, – про Любаву лучше забудьте. Характер у нее плохой. Ну то есть совсем плохой, понимаете?

– Понимаю, – соврал Комлев.