Книга: Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Назад: Часть третья Долгожданное зло
Дальше: Глава вторая. О пользе домашних заготовок и ветрености инопланетных красавиц

Глава первая.
В тюрьме на Леокаде. О да :((( Зато в какой компании!

В принципе это была даже не тюрьма, а, скажем так, изолированные апартаменты. Впрочем, мне уже надоело описывать наши тюрьмы. Скажу только, что тут было несколько чистых светлых комнат, удобная мебель. Короче, уютно.
— А я, кстати, не испугался! — воскликнул Стас, заканчивая. — Ей не успел, а тебе скажу. Я не прыгнул из окна просто потому, что я христианин. В Евангелии такая история уже есть. Дьявол поставил Иисуса на краю пропасти и говорит: ну-ка прыгни, и если Бог не хочет твоей смерти, ангелы тебя спасут. А? Слабо? Но Иисус не прыгнул. Нельзя, говорит, искушать Господа твоего. А я что, лучше Иисуса, что ли?!
— Стас, ты успокойся, — сказал я. — Мне-то не надо доказывать, что ты правильно сделал, что не прыгнул. Я это и так знаю.
— А кому мне еще доказывать?! — кипятился Стас. — Этой-то ничего не докажешь! Она вообще ничего не соображает! Евангелием ее хотели охмурить! Ее охмуришь, пожалуй. Из нее христианка, как из меня… Черепаха! Ой… — остановился он, вспомнив, как однажды Кощей Бессмертный чуть было не превратил его именно в черепаху.
— Да, трудно тебе с ней будет, — заметил я.
— Что значит, мне «с ней будет»?! С чего это мне с ней как-то должно быть?! Да пошла она знаешь куда?!
— Представляю, — сказал я. — Но давай сформулируем корректнее. Скажем, «я разочарован». Так?
— Да. Вот именно. Я разочарован. И вообще, ты забыл, где мы находимся? Какая разница, очарован я или разочарован, если мы приговорены к пожизненному заключению, да, может, еще и загнемся тут по-быстрому. Завтра начнут восхищать.
Да, он прав. Похоже, я уже настолько привык, что мы постоянно попадаем в безвыходные ситуации и как-то всегда выкручиваемся, что расслабился.
— Слушай, а правда, — поднял я тему, — почему, куда бы мы ни попали — на Венеру, в Древний Египет, в Антарктику или вот сюда, мы вечно оказываемся в плену или в тюрьме?
— Может, у нас карма плохая? — ляпнул Стас. Вот тебе и христианин. — А может, просто потому, что тюрьма, плен — это приключение, — продолжал он. — Пока мы дома сидим, в школу ходим, нас ведь никто в тюрьму не сажает. А вот как приключения начинаются…
— Я бы даже сказал так, — поддержал я, — если бы кто-то писал о нас книгу, он бы нас мимо тюрьмы точно не провел.
Мы переглянулись.
— Ты намекаешь на то, что мы снова в вымышленном мире? — спросил Стас.
— Ну, допустим. Хотя я об этом не думал.
— Если это и так, то эта гипотеза нам ничем не поможет. Мир уж какой есть, такой есть, за его пределы все равно не выпрыгнешь. Ты когда-нибудь видел, чтобы какой-нибудь персонаж высунул голову из-под обложки книги? Нет? Я тоже. Да и вообще, даже самый реальный мир — в каком-то смысле все равно книга, которую пишет о нас Бог. Так что вымышленный-невымышленный — для нас разницы нет. Мне это еще Решилов когда-то объяснил. И можно об этом даже больше не разговаривать.
Ну что ж. Трудно было с ним не согласиться. Одно могу сказать: автор этого мира, будь он Господь Бог или какой-нибудь второсортный писатель-фантаст, тюрьму нам сочинил на этот раз довольно сносную. Спасибо ему.
Но Стаса, похоже, тема не оставляла, и он сделал вот что. Встал посередине комнаты, поднял голову в потолок и сказал:
— Эй ты, автор! Или авторы. Сделайте-ка уже побыстрее что-нибудь, чтобы нас отсюда поскорее выпустили! — После чего обернулся ко мне и сообщил: — Богу как-то легче молиться. Пиетету больше. А тут так и хочется сказать: «Эй вы, сволочи!..»
— Не надо, — только и успел я сказать, как в коридоре раздался шум — звон ключей, скрип петель и гомон нескольких голосов.
Мы кинулись к двери, приникли к решетке и увидели… О боже ж ты мой! Мы увидели… Кубатая и Смолянина!!!
— Он услышал! Услышал! Кубатай нас спасет! — заорал Стас и запрыгал как сумасшедший. А миг спустя чуть не свихнулся и я, потому что вслед за дэзээровцами стражники втолкнули в тюрьму еще одного меня и еще одного Стаса.
— Костя! Костя! — заорал Стас, тот, который сидел со мной, сквозь решетку. Не мне, а второму Косте.
— Кто это?! — удивился тот и принялся озираться. Причем говорил он по-русски.
— Это я, Стас!
— Это мой двойник, которого Неменхотеп сюда отправил, — сразу понял Стас-два, — а Костя с тобой?
— Здесь я! — крикнул я.
— Ну а где им еще быть, если стоило нам тут появиться, как нас сразу — в тюрьму? — сказал Костя-два. Сообразительный. — Вот и их также. Ну, как вы тут?
— Нормально! — крикнул Стас. — Короче, с Леокадией спорить бесполезно! Учтите!
— Идите, идите, — толкнул его один из стражников. — Не велено разговаривать!
— Ты, козел! Ты че пихаешься?! — завопил Смолянин. — Не трожь Кубатайчика! Не видишь, мужчина в положении!
Я во все глаза рассматривал себя через решетку, и мне почему-то ужасно хотелось до себя дотронуться. Я бы сказал «возникло непреодолимое желание», если бы оно не было легко преодолено дверью камеры.
— Судя по форме, — вторил Смолянину Кубатай, — вы — военнослужащие, не так ли? История учит, что воины всех без исключения армий, во все века, с особой бережностью относились ко всему, связанному с материнством… Древнеримский историк Плиний сообщает, что во время длительных походов римских легионеров…
Но дослушать поучительную историю генерал-сержанта о римских легионерах мы не смогли, так как скованных наручниками дэзээровцев и наших двойников протолкали вперед, и мерное бормотание Кубатая, смешавшись с эхом сводчатого коридорчика, стало неразборчивым.
Стас посмотрел на меня странным взглядом.
— Я хочу его потрогать, — сказал он.
И мне не надо было объяснять, что он говорит о своем двойнике.

 

Нет ничего удивительного в том, что, когда вторые Костя и Стас появились на Леокаде, они были моментально арестованы. Ведь каждая собака знала нас тут в лицо: сперва мы стали самыми главными героями планеты, претендентами на ее трон, а потом — преступниками, нарушившими главный закон планеты… И вдруг нас увидели разгуливающими на свободе, да еще в сопровождении двух более чем странных типов.
Теперь-то я одинаково хорошо знаю все, что происходило с каждым из нас, но некоторое время мне придется условно называть себя то просто «я» — это тот Костя, который уже давно на Леокаде, то «я-второй» или «Костя-второй» — это тот, который появился на ней со Смолянином и Кубатаем. То же и со Стасами. Но эта путаница, поверьте, будет недолго. Обещаю.
Мы пытались переговариваться, но наши камеры были слишком далеки, и ничего из этого не получилось. Попытки мы прекратили, но близость с двойниками вызывала сильнейшее возбуждение. А Стас все приговаривал: «Вот увидишь, Костя, вот увидишь! Кубатай нас спасет!..»
На следующий день, сразу после завтрака, в отношении меня и Стаса начали приводить в исполнение приговор о высшей мере наказания. Это был, так сказать, первый сеанс, но когда он закончился, мы уже всерьез сомневались, что протянем долго. А вы попробуйте четыре часа подряд наслаждаться балетом личинок разумных тарантулов? Посмотрел бы я, что вы запели бы после этого.

 

Тем временем меня-второго и остальных вновь прибывших водили на встречу с Леокадией, предварительно проведя гипносеанс усвоения леокадийского языка. После двух-трех сказанных Костей и Стасом фраз Леокадия остановила их:
— Пожалуй, с вами мне говорить не о чем, так как вы слово в слово повторяете то, что я уже слышала от ваших предшественников. Мне это по меньшей мере скучно. Поверьте, вскоре с вами произойдут точно те же метаморфозы, что и с прошлой парой: Костя перестанет считать меня коварной злодейкой, а Стас потеряет сегодняшнюю влюбленность. Мне же нужно хорошенько подумать, что с вами делать. С одной стороны, вы ничего предосудительного не совершили, с другой — вы копии государственных преступников… Пока я и мои советники будут решать этот непростой вопрос, вам придется посидеть в камере. Уведите их, — махнула она страже.
Я-второй попытался вырваться, крича при этом:
— Мы не сделали тебе ничего дурного! А вот ты поработила нашу планету!
А Смолянин, увидев, как нас поволокли из зала, заверещал:
— Не трожьте пацанов! Кто тронет, тому пасть порву!
— Уведите этого ластоногого тоже, — скомандовала Леокадия и осталась наедине с Кубатаем. Дальше беседа протекала так. (Восстановлено по его рассказу.)
— Кто ты, загадочный незнакомец? — спросила принцесса томно. Высокий усатый мужчина явно будоражил ее воображение.
— Я — человек с планеты Земля, джигит Кубатай из славного осетинского рода, — ответил тот. — Экс-генерал-прапорщик Департамента по Защите Реальности, укротитель пингвинов на Венере, настоящий русский баян и покровитель златошвеек.
— О, как ты многогранен, чужестранец, — произнесла Леокадия с дрожью в голосе. — А что с твоей фигурой? И что за странный на тебе наряд?
— Наряд мой, как никакой другой, удобен для человека в моем положении. Ведь я — беременен, милая девушка. Ношу я плод любви под сердцем осетинским.
— Как?! — вскричала принцесса. — Но ведь ты мужчина!
— О да, — ответил тот. — Еще какой. Но это меня не останавливает. — Леокадия внимала ему, широко открыв глаза. — Скажите, о милая девушка, — продолжал он, вдохновляясь, — разве это справедливо, что одна половина человечества способна наслаждаться радостями материнства, а другая нет?
— Но так распорядилась природа, — заметила принцесса.
— Но мы — люди. Мы — хозяева нашей природы, не так ли? Природа распорядилась так, чтобы мы ходили со скоростью пять километров в час, а мы летаем быстрее света. Природа велит нам ходить голыми и жить в лесу, но мы носим одежды и строим дворцы.
Ты женщина. Зачем же ты в шелках?
Ведь цель одежды — только чтоб не зябнуть,
А эта ткань не греет, так тонка.
Сведи к необходимости всю жизнь,
И человек сравняется с животным.

Так рассудил поэт Вильям Шекспир.
И я скажу: коль скоро я изведать
Хочу и боль, и радость материнства,
Меня не остановит глупый факт
Непринадлежности к какому-то там полу!

Кубатай замолчал. Леокадия встрепенулась и закрыла рот.
— Да, — сказала она. — Твое решение достойно уважения и восхищения. Я постараюсь сделать все, чтобы все вы поскорее вышли на свободу. Однако лицам, незаконно вторгшимся на территорию суверенной планеты Леокады, предписано пройти массу формальностей… Я попытаюсь что-нибудь сделать. Я все-таки принцесса, — кокетливо напомнила она. — А у тебя, чужеземец, есть шансы, ты меня поразил…
— Шансы на что? — не понял Кубатай.
— Мы обсудим это позже, — уклонилась от ответа Леокадия. Пока отдохните с дороги. В таком положении это особенно необходимо. Стража! — хлопнула она в ладоши. — Уведите его к остальным.
Когда Кубатай пересказал эту беседу сокамерникам, Стас-второй с нескрываемой ревностью заметил:
— Похоже, Леокадия на тебя запала…
— Да брось, Стас, не может быть, — жеманно махнул тот рукой.
— Запала, запала, — уверенно повторил Стас. — Ну что ж, так тому и быть. Тем более что речь идет о судьбе человечества. Если вы поженитесь, ты ее уговоришь снять с Земли чары подобрения. (Вот какой все-таки смышленый у меня брат. С ним-то, со Стасом-вторым, Леокадия не разговаривала на тему освобождения от подобрения мира принца…)
— Но я не могу! Я несвободен! — воскликнул Кубатай и постучал себя по животу. — Меня Марьюшка ждет!.. Возможно.
— Марьюшка ждет и еще подождет, — цинично заявил Стас-второй. — Надо планету спасать. Да и вообще, сравнил. Какая-то там Марьюшка или принцесса!
— Джигиты не продаются! — вскричал Кубатай. — Что бы ты понимал, малец!
— Да ладно, ладно, перестаньте, — стал их успокаивать я-второй. — Ничего же еще не ясно. Вот будет ясно, тогда и будем решать, как быть.
Точку в споре поставил Смолянин:
— В натуре чувак дело бакланит.

 

Сразу после обеда принцесса в сопровождении всех пяти Олдей лично посетила нашу тюрьму. Чтобы она могла разговаривать одновременно со всеми нами, нас со Стасом временно перевели в камеру с дверью напротив камеры наших двойников и Кубатая со Смолянином.
— Я хочу, чтобы вы поняли, — начала принцесса, — я не считаю вас врагами. И я стараюсь сделать все, что только возможно для вашего освобождения. Но поверьте, мое положение не упрощает, а усложняет задачу. Любой из подданных мог бы пытаться обойти закон, я же — само воплощение его.
— Отмазки, — пробормотал из-за решетки Смолянин.
— Но, к моей радости, — проигнорировав его реплику, продолжала Леокадия, — у вас есть и другие могущественные друзья. — Мы насторожились. — Начну издалека. Много-много лет назад, когда представители Леокады впервые прибыли на планету Соло, нравы на ней царили дикие и грубые…
— Нам помогают злувы! — радостно прошептал Стас.
— Однако многое в обычаях и традициях ее обитателей, — говорила Леокадия, пропустив его слова мимо ушей, — импонировало нам. И прежде всего их понятия о чести и благородстве. Нам удалось найти с ними общий язык, даже подружиться и подкорректировать их эстетические взгляды, не применяя то, что вы называете «подобрением». Надо отдать должное моей бабушке, это она, будучи принцессой, сумела провести в законе специальную поправку, и с тех пор вопрос о «подобрении» жителей планеты Соло ежегодно обсуждается в парламенте и ежегодно им предоставляется отсрочка с правом участия злувов в турнире…
— Принцесса, очень длинно, — набравшись смелости, сказал я.
— Да, действительно, — согласилась она. — Вам это все ни к чему. Скажу главное. Раз в десять лет злувы проводят на своей планете конкурс с озорным названием «Рваная клизма». Думаю, не нужно вам объяснять, что нужно было сделать сильнее всех, чтобы порвать ее…
— Пукнуть, — не удержался Смолянин.
— Вот именно, — гневно глянула на дверь камеры принцесса. — Но так было до благотворного влияния Леокады на их культуру. Уже давно этот конкурс из грубого и глупого зрелища превратился в соревнование во всех видах искусств. Это самое демократическое состязание художников на свете, в котором может принять участие любой желающий. Леокада с радостью включилась в эту игру. Время от времени спонтанно проводятся и «внеочередные» «Клизмы». Вот и сегодня представитель Соло на Леокаде сообщил мне, что через два дня стартует такая внеочередная «Рваная клизма».
Принцесса смолкла.
— Здорово! — прошептал Стас со скрытой издевкой. А потом добавил: — А мы-то здесь при чем? Зачем ты нам про эту клизму рассказала?
— Ах да! — встрепенулась принцесса. — Главное-то я вам и забыла сказать! Если участник по каким-то причинам находится в тюрьме, выиграв конкурс, он освобождается из-под стражи. Таков исконный обычай злувов, и Леокада его ратифицировала.
— Очень похожая ситуация случилась в пятнадцатом веке с земным поэтом Франсуа Вийоном, — сообщил Кубатай. — Приговоренный к повешению, он был амнистирован как победитель в поэтическом состязании в Блуа. По условиям сонет должен был начинаться строчкой «От жажды умираю над ручьем». Это придумал Карл I, герцог Орлеанский, по случаю того, что в его замке пересох колодец. Кстати, и сам герцог был поэтом и написал сто тридцать одну балладу. Ранее, в 1415 году, после битвы при Азенкуре герцог попал в английский плен и провел в лондонской тюрьме двадцать пять лет. Возможно, потому он и отнесся с пониманием к сложной ситуации Вийона. Победивший поэт-убийца был освобожден, но изгнан из Парижа. Впоследствии он писал стихи на воровском жаргоне и умер при неизвестных обстоятельствах.
Леокадия слушала его, не перебивая, затаив дыхание и чуть приоткрыв рот. Кубатай смолк, и пауза затянулась.
— Закрой рот, — тихо сказал Стас. — Он уже все сказал.
— Да! — встрепенулась принцесса. — Действительно, простите, заслушалась. Как замечательно, что среди вас наконец-то появился умный и эрудированный человек. Теперь, зная о том, что и в вашей истории имели место подобные факты, я спокойна за то, что вы все поняли. Но обратите внимание еще раз, как жесток ваш мир: поэзия и убийство, сострадание и война… Все это так переплетено у вас. Убийцу отпускают за красивое стихотворение. Дикость!
— У нас это было полтысячи лет назад, — заметил Стас. — А у вас происходит прямо сейчас.
Принцесса пропустила его наезд мимо ушей и сказала:
— Мне осталось лишь добавить, что арбитром «Клизмы» в этот раз выступает благородный злув Хру'Нестор, один из троих участников давешнего турнира, а тема, которую он установил, звучит так: «Два в одном». И последнее. Это мой личный совет. Номер может быть групповым, синтетическим. Если он победит, из-под стражи будет освобождена вся команда его создателей.
— А судьи кто?! — крикнул Смолянин как-то очень классически.
— Народ, — отозвалась Леокадия. — Решение принимается абсолютным большинством. Но… Я постараюсь как-то посодействовать… У нас ведь тоже есть оппозиция, есть недовольные и моей политикой, и вашим арестом, есть желающие мне насолить… Я сумею это использовать. Короче, готовьтесь. Сообщите, что вам нужно для победы, и вам будет предоставлено все без ограничений.
— Пулемет «Максим», — тихо пробормотал Стас.
— Что-что?
— Ничего, — буркнул Стас.
— Ну и замечательно.
Она хотела уже уходить, но один из Олдей, не Первый, курчавый, не Второй, рыжебородый, а другой, лысоватый и улыбчивый, впервые подал признаки жизни:
— Принцесса, вы не сказали о праве народа, — вкрадчиво сказал он.
Все-таки полезно иметь советников.
— Ах да! — спохватилась Леокадия. — Действительно. Согласно прецедентному праву, которым регламентирована жизнь принцессы, если она еще не замужем, народ вправе требовать от нее сочетаться браком с победителем «Клизмы». — Сказав это, она бросила томный взгляд на дверь, за которой был заперт Кубатай. — И отказаться она не может. Так вышла замуж моя прабабушка и была счастлива до конца своих дней.
— А он может? — раздался из-за двери робкий голос Кубатая.
— Что может?
— Отказаться?
— Он может, — отозвалась принцесса. — Если он, конечно, конченый идиот и ему безразлична судьба его планеты.
— А если победит команда? — поинтересовался я.
Леокадия искательно глянула на советников.
— Народ вправе выбрать из нее фаворита, — сообщил еще один, самый симпатичный, чернобровый Олдь, который, по-моему, даже был женщиной.
— Ну и законы… — пробормотал Стас.
— Множеством этих поправок народ в лице парламента уже много веков борется за ограничение королевской власти, — пояснила Леокадия. — Практически каждая последующая правительница, добиваясь каких-то поблажек для себя, дает повод парламенту вписать еще несколько подобных пунктов… И жизнь каждой последующей принцессы оказывается втиснута во все более и более узкие рамки. Но иногда это даже помогает.
— Как корсет помогает сохранять и без того замечательную фигуру, — не удержался от сравнения Кубатай.
— О да, мой джигит! — воскликнула Леокадия и порывисто покинула тюрьму.
Назад: Часть третья Долгожданное зло
Дальше: Глава вторая. О пользе домашних заготовок и ветрености инопланетных красавиц