Совсем некстати зарядил дождик — серенький, скучный. Собирать грибы, когда тебе капает за шиворот — удовольствие невеликое. Да и грибов попадалось немного, видимо, настоящие охотники за опятами встали еще затемно и обчистили весь лес. Бывает же у людей сильная воля, не то что у Митьки, которого будили всей толпой, а он отнекивался и отругивался, натягивал на глаза одеяло и посылал куда-то очень далеко и это утро, и эту дачу, и уж тем более того, кто прыснул ему в ухо из водяного пистолетика.

Лешка (а кто ж еще способен на подобную пакость?) проворно отскочил в сторону, предоставив действовать Синто. Тот не стал разводить церемоний, а просто легонько надавил куда-то возле носа, а после за ухом — и сна как не бывало.

— Опять это ваше дьордо-хмангу? — осведомился Митька, натягивая штаны.

— А то, — широко улыбнулся Синто. — Это ж просто, сперва касаешься «лунных врат», потом солнечных, и твоя сила туда перетекает, и спать больше не хочется. Ну так мы идем в лес, или что?

Уж непонятно, как именно Лешка ему разрекламировал радости сбора грибов, но Синто загорелся. В самом деле, ничего подобного в Олларе не водилось, разве что в северных землях, но Синто ничего кроме княжеского замка и не видел. Вот и впитывал новое словно губка, и все ему было мало, и все время ему хотелось больше, дальше, выше… За пару недель он одолел уже кучу учебников, этакими темпами он скоро осилит программу восьми классов и сравняется с Митькой.

Хорошо бы оказаться с ним в одном классе… Только это невозможно, Синто в Мытищах будет учиться, потому что опеку над ним оформил здоровенный бородатый дядька Геннадий Александрович, сослуживец Виктора Михайловича. Хорошо что хоть так устроилось. Митька ведь не маленький, соображает, каково очутиться в России без документов, ничего, кроме языка, не зная и не понимая… С Синто ведь получилось примерно так же, как и с ним самим в Олларе. И хотя Россия не Оллар, а если бы не контора Виктора Михайловича, быть бы Митькиному другу бомжом, каких пруд пруди. Сидят в переходах метро, грязные, вонючие, молча просят денег… И кто их знает, из каких они Кругов…

Мама… Митька уже усвоил выражение «смотреть на вещи трезво». Усыновлять какого-то непонятно откуда свалившегося на ее голову мальчишку она бы не стала, уговаривать ее бесполезно. Да, первые дни она сама не своя была от счастья, то дико смеялась, то начинала рыдать, все время обнимала Митьку, боялась отпустить его от себя даже на пять минут. А он молча гладил ее по голове, в которой изрядно добавилось седых волос.

Ни про какой Оллар, ни про каких магов и кассаров ей, понятное дело, рассказывать не стали. Государственная тайна, грустно заметил Виктор Михайлович. Но не только в этом дело — мама все равно бы не поверила, решила бы, что сын повредился умом. Хватило и того, что сообщил ей милицейский майор Николай Викторович. По его версии, Митьку похитили обычные кавказские бандиты и держали в горном селе, где-то севернее Урус-Мартана. Может, надеялись на выкуп, а скорее всего, хотели обменять на кого-нибудь из своих.

— Господи, да что же это такое творится? — похожая в тот момент на старушку, охала мама. — Ну ладно там, на югах, но чтобы в Москве среди бела дня хватать людей… да что там людей — детей!

— Увы, Наталья Александровна, увы, — мрачно кивнул майор. — Наглость беспредельная… так ведь у нас вообще все сами видите как. Дети в качестве заложников для этой мрази в порядке вещей… Но все-таки что-то мы делаем… Вот и сына вам вернули… в результате совместной операции ФСБ и органов правопорядка… И поверьте, Наталья Александровна, это не будет продолжаться вечно… Этот кошмар обязательно закончится… все смуты рано или поздно кончаются.

— Да, только для меня это чуть было не кончилось слишком поздно, — всхлипнула мама, и Митька бросился на кухню, капать в воду валерианку.

Он ничего не рассказывал — ни маме, ни заявившимся вскоре одноклассникам. Сухо говорил, что помнит лишь, как сильно били и держали взаперти.

— А чего же ты так загорел тогда? — ехидно спросила Ленка Балабанова. Она вообще отличалась ехидством. — Словно с Канарских островов приехал.

— Значит, водили загорать, — отрезал Митька столь мрачно, будто сообщал о неизлечимой и крайне заразной болезни. Вопросы постепенно угасли, как пламя в костре, если не подкидывать веток. Он старался не подкидывать.

Хорошо хоть, Виктор Михайлович маме понравился. Они пришли вместе с майором, и тот представил его как работника ФСБ, занимавшегося Митькиными поисками. Виктор Михайлович, одетый в штатское, был обаятелен, восхищался мамиными кулинарными талантами… Как-то между делом он заметил, что хотя мальчика удалось вырвать из лап преступников, но следствие все еще продолжается, и потому с Митей будет еще проводиться работа, но ничего страшного, просто память после такого шока возвращается медленно, а каждая деталь здесь невероятно важна, так что он просит разрешения периодически общаться с ее сыном. Если, конечно, милейшая Наталья Александровна не возражает…

Ну разумеется, мама не возражала. Полковнику Петрушко (ну и смешная же все-таки фамилия!) она поверила сразу и безгранично. Настолько, что даже отпустила на эти выходные к Виктору Михайловичу на дачу. Звали и ее, но мама застеснялась, сослалась на день рождения институтской подруги… хотя у этой самой подруги, насколько помнилось Митьке, день рождения был аж в январе…

Синто несколько раз бывал у Митьки дома, его привозил Геннадий Александрович. Маме сказали, что этот мальчик вместе с Митькой был в заложниках у бандитов и их освободили вместе. Но, увы, от перенесенных физических и психических травм он практически потерял память и сейчас медики ведут с ним работу. Общение с Митькой — единственным, кого Семен узнает — должно сыграть позитивную роль.

Мама слегка поджала губы — она побаивалась всего, что связано с болезнями, особенно психическими. Но возражать, конечно, не стала — во-первых, действительно жаль несчастного мальчика, а во-вторых, все-таки не дядя с улицы его привел, а работник ФСБ, предъявивший вполне убедительную корочку…

Синто (привыкший уже откликаться на имя Семен) поразил маму своей необыкновенной вежливостью и аккуратностью. Он даже когда сахар в стакане чая размешивал, то ложечкой не звенел. И без конца спрашивал: «А можно?», «а нельзя ли?».

— Какой воспитанный ребенок, — вздыхала после мама. — Не то что ты. Сразу чувствуется врожденная интеллигентность. Ох, несчастные родители… ищут его, мучаются… ну да ничего, Бог даст, вспомнит он свой адрес…

Митьке ничего не оставалось, как промолчать. Ох, не вспомнит Синто своих родителей… которых продали, когда тот еще младенцем был. Но маме такое лучше бы не знать.

Он вообще постоянно ловил себя на мысли, что рассказывать об олларских приключениях здесь некому. И даже не в тайне дело, и не в том, что его сочтут выдумщиком. Просто есть вещи, которые большинству лучше не знать. О том, как корчишься на дыбе и невидимый, но раскаленный металл жжет твои пятки… о том, как горит село, бушуют огненные стены, бессмысленно мечутся обреченные крестьяне… о том, как стекает по лезвию ножа жертвенная кровь… человеческая кровь… детская… Нет уж, пускай лучше смотрят телешоу, собирают крышки от пепси-колы, слушают Децла… Здоровее будут. А темные провалы жизни, куда его угораздило свалиться… хорошо хоть, что они не для всех.

Когда две недели назад они оказались в ночном лесу, лил такой же вот мелкий, нудный дождь. Удивительно, но все четверо оказались рядом, в густом ельнике. Остро пахло мокрой хвоей, грибами и еще чем-то неуловимо знакомым. Первым озвучил догадку полковник.

— Слушайте, братцы, а уж не на Земле ли мы? — задумчиво протянул он, отряхивая одежду от налипшего сора.

— Это по звездам бы посмотреть, — подал ценную идею Митька. — В Олларе созвездия совсем другие. Только какие сейчас звезды — одни облака.

— Обойдемся и без звезд, — буркнул Хайяар, заворачивая спящего Лешку в свой плащ. — Он это, Железный Круг. Так вонять бензином может только у вас… Ну, чего вылупился? — снисходительно прищурился он на Митьку. — Лучше бы прислушался. Да, слева. Шоссе километрах в двух.

— Все целы? — осведомился полковник Виктор Михайлович. — Никто не расшибся?

Митька лишь передернул плечами. Действительно, в первый миг, когда вернулось сознание, почудилось, будто он падает с огромной высоты. Никакой воронки больше не было, но внизу по-прежнему клубилась тьма. Хорошо хоть, вновь стало понятно, где верх, где низ.

Однако он всего лишь расшиб коленку о некстати подвернувшийся еловый корень.

— Что ж, тогда пошли, — заявил полковник. — Ведите, меккос. Вы, по-моему, лучше ориентируетесь на местности. Даже в чужом Круге. Давайте Лешку мне, и вперед.

— Пожалуйста, — хмыкнул старый маг. — Как устанете, скажите, сменю.

— А мы что, в таком виде пойдем? — подал голос Митька. — Ну, в олларской одежде? Нас ведь за психов примут, которые из больницы сбежали.

— Предлагаешь пойти без одежды? — невидимо усмехнулся в темноте Виктор Михайлович. — Ничего, уж как-нибудь косые взгляды перетерпишь. Я уж не говорю о том, что в кармане олларского баугла-тхау у меня лежит вполне земное служебное удостоверение. И денег на попутку до города тоже хватит.

— Экий запасливый, — обернулся к нему Хайяар. — И корочка, и деньги, и даже служебный пистолет… Самое удивительное, отчего он все-таки стрелял?

— После расскажу, — отмахнулся полковник. — А здесь для этого слишком темно и сыро. И, я бы сказал, нежарко. Вы, кажется, нашли какую-то тропку? Ну так чего мы ждем?

— Ну, грибники? И это вы называете добычей? — Анастасия Аркадьевна скептически оглядела их корзинки. — Дурачились небось, вместо того чтоб собирать. Ладно, вместо опят будете есть котлеты. Разувайтесь, мойте руки и живо за стол!

Анастасия Аркадьевна, в точности как и Митькина мама, ничего не знала. Ей выдали ту же самую версию о заложниках и кавказских бандитах. Типа, Лешку тоже похитили для обмена, только держали почему-то в Нижегородской области. Виктор Михайлович строго предупредил Митьку, что жене его ни о чем таком знать не надо. От Лешки, увы, скрыться не удалось — оказалось, кое-что он об Олларе все же помнит, не все время там спал. Помнит, как хмурые неразговорчивые люди везли его куда-то несколько дней, и кормили невкусными вареными овощами, зато везли в самой настоящей телеге и были весьма странно одеты. Потом еще запомнился ему добрый пухленький дяденька, угощавший фруктами и задававший множество вопросов — иногда странных, иногда и вовсе дурацких. Зато дяденька сказал абсолютную правду: «Ты сейчас уснешь, а проснешься уже дома, в родной постели…»

И ведь именно так и получилось — Хайяар снял с Лешки заклятье сна лишь когда они под утро вернулись в Москву и сразу, за немерянные деньги поймав машину, поехали на квартиру к Виктору Михайловичу. Оказалось, кстати, это совсем недалеко от Митькиного дома. Водитель, усатый пожилой мужик, настороженно косился на олларские одежды, но три сотенных бумажки перевесили все его сомнения.

Потом было много всякого шуму, слез, смеха, долгих телефонных звонков, понаехало куча народу — и в том числе Геннадий Александрович вместе с Синто. Оказалось, именно его колдун Хайяар отправил вместо себя на Землю, когда прибежал в замок спасать кассара. И Синто благополучно очутился в однокомнатной квартирке в Бибирево, где едва не сошел с ума — на полную громкость звучал «Раммштайн», а ученик Хайяара Сиура-Минну первым делом предложил ему пива «Балтика». Лешкин партнер по переносу, оказывается, круто вписался в московскую жизнь. Даже строгого и тяжелого на руку Хайяара (называвшегося здесь дядя Костя) он не слишком опасался. Единственное, что вызывало у него настоящий страх — это перспектива возвращения в родной Круг.

После обеда Синто с Лешкой затеяли играть в шахматы. Синто («ну чего ты опять, я же просил, чтобы по-здешнему, Семой, мне же привыкать надо…») моментально втянулся, оказывается, какая-то похожая игра была и в Олларе, только вместо фигур — разноцветные камушки… А Митька к шахматам был глубоко равнодушен, смотреть на перемещение пешек и ферзей ему вскоре сделалось скучно, на улице лил дождик, и оставалось одно — поспать на террасе, на старой продавленной раскладушке.

Снилось непонятно что — серое, мутное, не то слон, не то надоедливый дождь. В конце концов эта мрачная сонная одурь истончилась, ослабла, и он отшвырнул ее, точно сиреневое шерстяное одеяло, которым накрылся с головой. В соседней комнате слышались знакомые голоса — Виктор Михайлович с Геннадием Александровичем, и, кажется, еще кто-то. Уж не меккос ли Хайяар? Точно, он. Слова просачивались сквозь тонкую, едва ли не фанерную стену точно вода через салфетку. Получилось неловко — вроде как он подслушивает. А что поделать? На улицу не выберешься, там лупит разгулявшийся дождь, а иначе как через ту самую комнату никуда не выйти. Вот и пришлось подслушивать — не нарочно.

— В конце концов, наше дело только установить факты, — раздумчиво говорил Геннадий Александрович, — мы не физики и не должны разрабатывать теорий. Факт вроде бы установлен — переходы закрыты, миры, очевидно, замкнулись.

— Да не замкнулись они, — раздраженно возразил Хайяар, — но с Тонким Вихрем и впрямь случилось нечто непонятное. Наглец Диу частично все-таки своего добился… Хоть он и безумец, а вот, оказывается, не все его слова были бредом. Внутренняя стража Кругов действительно изменилась. Теперь она попросту не выпускает нас, то есть открыть в Тонком Вихре канал в другие Круги можно, только вот пройти им нельзя. Я уже сколько раз пробовал. Не пускает, и шагу сделать не удается.

— Знаете, Хайяар, — заметил Геннадий Александрович, — то, что вы называете внутренней стражей, мне больше напоминает иммунную систему организма… антитела, уничтожающие чужеродные клетки… в определенном смысле слова мир, или, по-вашему, Круг можно, наверное, трактовать как живой организм. Конечно, это не более чем модель…

— Ничего нового вы не придумали, Ген-Нау, — хмыкнул старый маг. — Это азы, известные любому, прошедшему Малое Посвящение. Люди живые, Круги живые, Тонкий Вихрь живой… и у каждого есть своя имну-тлао, имну-минао и имну-глонни.

— Ну хорошо, пускай будет ваша терминология… хотя я говорил бы о структурированных полях. Как-то нам оно привычнее. В любом случае, иммунная система перестроилась. Как я понимаю, теперь появился некий фактор, удерживающий в пределах мира то, что вы называете имну-глонни. Видимо, в результате действия этого самого магического снадобья…

— Да, своей пакостью Диу отравил и Тонкий Вихрь, а через него и Круги, — отозвался Хайяар. — Теперь получается, что внутренняя стража изменяет имну-глонни того, кто пришел в Круг. С одной стороны, подстраивает ее колебания соответственно вибрациям Круга, и лишь потому мы живы. С другой стороны, измененную имну-глонни уже нельзя никому передать, она, получается, намертво привязана к двум другим душам.

— Или к данному миру, — подал голос Виктор Михайлович. — Тут ведь много гипотез можно строить, но все они в любом случае оказываются умозрительными.

— К душам ли, к миру ли, неважно, — согласился Геннадий Александрович. — Для нас ведь что главное: старый механизм перехода уже не работает, никакие партнеры по переносу теперь не нужны. Потому что самого переноса больше нет.

— Разочарую вас, господа стражники, — ядовито протянул Хайяар. — Не далее как вчера вечером мне пришлось провести невольный… гм… эксперимент. Перенос все-таки возможен. К несчастью, не для всех. Те, кто ранее не перемещался, те могут… но, как я понимаю, только в один конец. Вот вы, например, Ген-Нау, можете. А мы с полковником, или ребятишки — увы. Можно сказать, Железный Круг посадил нас на цепь.

— Так что же за эксперимент, меккос? — перебил его Виктор Михайлович.

— Незапланированный эксперимент, полковник. Но вынужденный. Вчера, уже ближе к ночи, ко мне явилась одна важная особа… сам господин Магистр, Юрий Иванович. Явился он за объяснениями. Сами понимаете, безобразие, нарушаются договоренности, срываются сроки… люди готовы к переносу, ждут… и сам Юрий Иванович ждет обещанных долларов.

— По тысяче с носа? — сухо уточнил Виктор Михайлович.

— Представьте себе, тысяча двести… Магистр включил счетчик… Уже две недели просрочки, он полагает, полтора процента в день вполне допустимы. Короче говоря, сей неприятный господин позволил себе угрозы… Понимаете, он вздумал угрожать мне! Какие-то серьезные люди, не понимающие шуток… какие-то юридические неприятности… проблемы со здоровьем… внезапные проблемы… потом, говорит, у вас тут племянник Сережа завелся… ничего себе мальчик, смазливый… всякие тут возможны мнения, понимаете… внимание различных органов уж во всяком случае… плюс к тому же разговоры… возможно, с квартирки придется съехать… а найти другое жилье будет проблематично, ибо… в общем, не помню, в чем заключалось его «ибо». И это, заметьте, человек, претендующий на обладание неким сокрытым знанием… указатель заблудшему человечеству целого веера светлых путей… Ему так хотелось денег и он так боялся уже упомянутых «серьезных людей», что забыл, к кому пришел. Хорошо хоть, мальчишки дома не было, умотал куда-то в гости… а то при нем, право слово, неудобно. Короче говоря, я выслушал Юрия Ивановича и попросил извинения. Перенос, несомненно, состоится… Вот прямо сейчас и состоится… Он, кажется, что-то понял, попытался даже заграждающую стену выставить… бездарь… Я лишил его члены движения, потом, позаимствовав толику его живой силы, открыл в Тонком Вихре канал… поверьте, это стало даже проще, чем раньше.

— И куда же вы направили этот канал? — заинтересовался Геннадий Александрович. — Как вообще выбирается направление?

— Ну… — протянул Хайяар, — тут есть разные методы. Все они достаточно условны… но в данном случае я всего лишь распределил волны силы так, как делал это, переходя в Древесный Круг. И напутствуя Юрия Ивановича легким пинком, отправил его туда… Надеюсь, он все же дойдет… если, конечно, я и впрямь не ошибся в направлении. Иначе путь его окажется вечным… Но все-таки раньше я не ошибался. Думаю, Юрий Иванович уже там… воздух в Древесном, во всяком случае, свежий, для здоровья полезный…

— А флора и особенно фауна там тоже полезная? — уточнил Виктор Михайлович.

— Ну, это уж как получится, — Хайяар сделал паузу. — Возможно, прибьется к какому-нибудь племени… и если его не съедят… шаманом, конечно, не станет, духом слабоват, но какую-нибудь пользу обществу, может, и принесет. Вдруг у него получится выделывать кремневые наконечники копий, или, скажем, костяные иглы…

— Это жестоко, — задумчиво сказал Геннадий Александрович.

— Это необходимо, — ледяным тоном возразил Хайяар. — Заметьте, и вашей Страже станет заметно легче. Слишком вы тут обременены предрассудками и обессиливающей жалостью, именуемой здесь законностью.

— Надо полагать, себя вы ставите выше закона? — мрачно осведомился Виктор Михайлович. — Очень неправильная позиция, меккос Хайяар. Вернее, Константин Сергеевич. Ведь именно под этим именем вам и придется тут жить. А значит, извольте быть законопослушным гражданином. Это я вам совершенно официально заявляю.

— Да понимаю я все, полковник, не кипятитесь. Только ведь некоторые узелки иначе как мечом не развяжешь. Ну не будете же вы устраивать следствие по делу об исчезновении гражданина Сухорукова?

— Мы не будем. Будет милиция. Как же так, был гражданин — и нету. Объявят розыск.

— Мне почему-то кажется, что это случится нескоро, — ответил Хайяар. — Ибо никто ведь не подаст заявления. Юрий Иванович был одинок, а любовницы тут не проходят… Если кто и будет его искать, то разве что его бандитская крыша. Но они предпочтут сделать это неофициально.

— Вы понимаете, в какую историю можете влипнуть, Константин Сергеевич? — вздохнул полковник Петрушко. — Бандиты — это очень серьезно, и надеяться на магию тут я бы не стал. Не хватит у вас на всех наших бандитов магии.

— А я бы все-таки стал… — заявил Хайяар. — Впрочем, с этой квартиры и впрямь лучше бы съехать. Согласитесь, все-таки неудобно, одна комната… а не пройдет и нескольких лет, как этот несносный мальчишка приведет жену… словом, вы понимаете. Короче говоря, я надеюсь на ваше содействие… не магией же доллары плодить, правда?

— Ну вы и наглец, Хайяар, — крякнул Виктор Михайлович. — Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся… в рабочем порядке. Сейчас все-таки надо понять другое.

— Вот именно, — подтвердил Геннадий Александрович. — Я лично понял следующее: переход в сопредельный мир возможен лишь для человека, так сказать, ранее не выезжавшего. И оказавшись в том мире, путешественник автоматически становится невыездным, остается там навсегда. Следовательно, все-таки кое-какое взаимодействие миров возможно. Хотя бы передача информации. Астральная связь до сих пор не работает, наверняка из-за повреждения межмировой среды… то есть, по-олларски, Тонкого Вихря. Но передавать сообщения с гонцами все-таки реально.

— Немного же найдется дураков, готовых навсегда оказаться в чужом мире, — заметил Хайяар.

— Зря вы так думаете, — задумчиво протянул Виктор Михайлович. — Уж чего-чего, а дураков у нас всегда хватает… полагаю, и у вас в Олларе тоже. Дураков, которым посулят райскую жизнь… или хотя бы приличное вознаграждение семье… или, как вариант, скрывающиеся от правосудия… Ох, чувствую я, что нашему Управлению придется над этим поработать.

— А может, все это временно? — подал голос Геннадий Александрович. — С чего мы вообще взяли, что произошедшие изменения необратимы? В конце концов, прошло всего шестнадцать дней. Может, Тонкий Вихрь все же самовосстановится?

— Хотелось бы верить, — вздохнул Хайяар. — Но верится с трудом. Поймите, в Тонком Вихре вообще нет времени… в обычном смысле слова.

— Что же это, вечность? — присвистнул Петрушко.

— Нет, поскольку изменяться он все же способен. Но заметьте, эти изменения если и случаются, то раз и навсегда. Поджаренную яичницу не превратить обратно в сырые яйца. Негодяй Диу знал, что делал. Неужели вы думаете, он не предусмотрел бы такой возможности? Эх, знать бы, где он обретается сейчас…

— А что, разве он не погиб в момент катаклизма? — хмыкнул Геннадий Александрович.

— Может, и погиб, — невесело откликнулся Хайяар. — Хорошо бы оно было так. Но от этой сволочи, Ген-Нау, можно всего ожидать… надейся на лучшее, но готовься к худшему.

— Что ж, — протянул Виктор Михайлович. — Давайте, в конце концов, сформулируем «сухой остаток». Во-первых, все, побывавшие в иных Кругах, больше уже не смогут покинуть Землю. Все мы, путешественники, теперь привязаны к ней. Во-вторых, односторонние переходы все-таки возможны и должны быть взяты под контроль. В-третьих, надо решить несколько практических вопросов, насчет обустройства олларцев. К счастью, это как раз не очень сложно… хотя товарищ Вязник, по своему обыкновению, начнет ныть на нехватку фондов и сопутствующие проблемы… но никуда не денется. Меня больше беспокоит адаптация ребят… давайте уж называть их по-новому, Сережа и Семен. Все-таки психологический шок серьезный…

— Интересно, а об адаптации так называемого Темы что вы думаете? — фыркнул Хайяар.

— Хья-Тинау? Вот уж за кого я спокоен, — отозвался полковник. — Взрослый, умный, уравновешенный человек. Устроился, между прочим, работать при православном храме… кстати говоря, в приходе Ани Чердынцевой… пока на строительном поприще, но я думаю, это лишь начало.

— Да, — сумрачно согласился Хайяар, — это лишь начало. Этот далеко пойдет. Кстати, он из простых единян, или как?

— Посвященный, — ответил Виктор Михайлович. — Вдобавок из древнего кассарского рода… только упоминаний об этом он не любит. По словам Вестника Алама, он пятнадцатилетним мальчишкой сбежал из дома к единянам… Так что, несмотря на молодость, приличный жизненный опыт. Да, Алам знал, кого посылать за сведениями… Жаль только, что сведений этих он так и не получит.

— Меня это нисколько не огорчает, — сейчас же заявил Хайяар.

— А зря, — наставительно заметил Геннадий Александрович. — Глядишь, обогащенные земным опытом, ваши единяне стали бы помягче… в конце концов, умные люди учатся на чужих ошибках, а Вестник Алам, по-моему, весьма неглуп.

— Кстати говоря, — добавил полковник, — мы тут недавно с Артемом… ну, то есть с Хья-Тинау обсуждали случившееся в замке. Помните, все мы ломали голову, отчего снятая единянами магия так быстро восстановилась? Тема считает, это все из-за того, что они казнили вашего Харта. Сила Единого, сказал он, несовместима с пролитием крови. Вот и отошла она от единян… на время… и времени этого хватило, чтобы произошло все, что с нами и произошло. По-моему, весьма трезвый взгляд.

— Вот только обсуждать единянские верования мне не хватало, — Хайяар медленно, со скукой, цедил слова. — Замечу лишь, что в бою впереди сарграмского войска идут Посвященные, поют свои заунывные молитвы… и наша магия гаснет, но при том сарграмцы льют целые реки крови… сражаться они мастера… Так что прекрасно у них этот самый Единый с кровью сочетается.

— Ну, может, это на войне, — помолчав, неуверенно предположил полковник, — когда сила на силу, значит, просто уравниваются шансы, отсекая… гм… потусторонние факторы. А вот когда они застрелили безоружного, измученного… не представлявшего более никакой опасности… увы, наша хандара в тот момент как раз к стенам замка подъезжала… а то бы я остановил, есть у меня от государя Айлвы такие полномочия… Хья-Тинау, кстати говоря, сказал, что ему стыдно за собратьев… не ожидал он такого падения от Тми-Наланси…

— Вот и шел бы лучше с хандарой, чем в Железном Круге околачиваться, — проворчал Хайяар. — А сюда бы вместо него того старика… Во всех отношениях меньше было бы трудностей.

— Понимаю, — в голосе полковника отчетливо слышалась усмешка, но чему тут улыбаться, Митька не понял.

— А раз понимаете, — сейчас же перебил его маг, — так объяснили бы хоть, Виктор Михайлович, как это ваш пистолет в Олларе стрелял?

— Какой пистолет? — протянул полковник. — Этот, что ли? Вот, гляньте.

— Хм… — послышалось парой секунд позже. — Так он же игрушечный! То есть похож, разумеется, на настоящий, но…

— Все очень просто, меккос, — включился Геннадий Александрович. — Отправляя Виктора в экспедицию, надо же было предусмотреть некоторые… средства защиты… Разумеется, боевое огнестрельное оружие в Олларе не подействует, тут вы правы. Поэтому пришлось на скорую руку сообразить нечто магическое… но так, чтобы не напоминало никакой талисман из вашего волшебного хозяйства. Поэтому взяли мы с Витей игрушку, зарядил я ее своей живой силой, настроил на Витины биополя… В качестве спускового крючка — Лешины стихи. Уж их-то Виктор не забыл бы… И как видите, пригодилось. Этот самый князь, увидав пистолет, изволил лишь посмеяться… то есть наш расчет оправдался. Маскировка… вот как вы с Хартом маскировали Дмитрия, так и мы скрыли магию под видом техники.

— Действительно, просто… — медленно протянул Хайяар. — Вас, Ген-нау, оценили бы в Тхаране… Надо будет перенять… если все же каким-то чудом вернусь домой.