Секунды мчались словно юркие мальки, которых речное течение несет мимо скучного, обросшего тиной подводного камня. Огибали его — сутулого, неподвижного. Не было ему сейчас никакого дела ни до пылающего солнца, ни до суетящихся во дворе людишек. И плотная ткань, накрывавшая тела убитых, ничуть не мешала ему видеть. Верхнее зрение — невеликая хитрость, ему никакая единянская сила не помеха. Деловито кружились над тканью мухи, отогнать их простеньким заклятьем — как нечего делать, но тогда всполошатся эти… Они и так скоро заметят его, дьордо-хмангу, укрывающее от взоров тупого мужичья, недейственно против опытных людей, а таких среди единян найдется немало.

Но пока было время, он стоял и смотрел на нетронутое еще разложением тело. Затвердевшие мышцы, пустой взгляд серых глаз, черная дыра во лбу — туда вошла стрела. Надо же, проявили милость, не в костер, не на кол — просто пробили голову. Добрые люди единяне… И будут ведь молиться своему владыке, дабы сделал он их еще добрее.

Губы скривило от омерзения. И не только к хладнокровным убийцам мальчика — к себе. Опоздал, старый дурень. Опоздал всего на несколько минут, но это значит — навсегда. Из нижних пещер никого не вернешь, какие бы жертвы ни возносить Великой Госпоже… Нет, конечно, можно на время вызвать тень, расспросить — а толку? Все и так ясно, все и так безнадежно. Беги он сквозь Тонкий Вихрь быстрее… Но попробуй побегай сквозь плотный серый кисель, обволакивающий не только твое тело, но и мысли… особенно когда почти не осталось силы, ни своей, природной, ни заемной… А ведь каждая лишняя секунда в этом разделяющем Круги киселе оборачивается минутами, а то и часами настоящего времени. К тому же еще и пришлось потратиться на перенос лемгну… Это еще здорово повезло, что тот нашелся так быстро.

Хайяар вновь вспомнил ту мучительную, липкую и одуряющую боль, что накинулась на него при выходе в Круг. Чужая имну-глонни есть чужая имну-глонни, ее разрывает на части, и хотя это можно замедлить магией, но от боли никуда не деться. Ничуть не лучше, чем на дыбе. Такую боль можно терпеть минуты, изредка — часы, но потом даже у великих магов истощаются силы… Так что повезло, ничего не скажешь. Выход мог открыться где угодно, в самых безлюдных дебрях, и что бы он делал тогда? Но выбросило его в сырую тьму, где шастали летучие мыши и ползали черви… Подземелье, замковое подземелье. И как раз рядом дверь какой-то камеры, и там, за дверью, явно был кто-то живой.

Следы заклятья на двери еще чувствовались, но самого заклятья больше не было, и Хайяар прекрасно понимал, почему. Единяне, проклятые единяне своими призывами к Спящему спугнули духов-охранников, и те сочли за лучшее нырнуть в оммо-тло. Но запах их, недоступный обычным человеческим ноздрям, все же еще чувствовался, даже несмотря на сверлящую виски боль.

Что ж, тем лучше — не надо возиться с замком. То есть, конечно, есть тут и обычные человеческие уловки, хитрая система рычажков и бронзовых штырей, но пальцем ковырни, и довольно. Обученным пальцем, ясное дело.

Дверь, всхлипнув, повернулась в петлях, и Хайяар вошел в камеру.

Узник и впрямь имелся — небольшая, скованная цепями фигурка, лежавшая точно тряпичный мешок на гнилой соломе. Но, по счастью, вполне живая, пар поднимался от ноздрей, а глаза изумленно мигнули, почуяв Хайяара. Это в темноте-то кромешной! Интересный парнишка… Да, именно парнишка, на вид лет четырнадцати-пятнадцати. Полностью обнаженный, покрытый свежими рубцами от плети, но на вид вполне крепкий.

— Говорить можешь? — деловито осведомился Хайяар.

— Да, — голос мальчишки был хриплым и напряженным. — А вы кто, господин?

— Неважно.

— Вас послал князь, да? Снова бить?

— Слушай внимательно, — с трудом пробиваясь через багровое облако усилившейся боли, заговорил Хайяар. — Сейчас я тебя отправлю отсюда… очень далеко. В совсем другое место… Это временно, не бойся.

— А нельзя насовсем? — спросил парнишка. — А то ведь казнить меня должны…

— Насовсем не выйдет. Но, возможно, когда вернешься, здесь уже некому будет казнить. Ты, я гляжу, из княжеских рабов? Впрочем, неважно. Смотри на меня… сперва будет страшно, потом все кончится, очнешься там… и мой ученик о тебе позаботится. Ах, да… — взгляд его упал на тянущиеся со стены цепи. — Сейчас ты станешь свободен.

Цепи, хоть и лишенные магической подпитки, оказались посложнее замка в двери, и Хайяару пришлось изрядно помучиться, выдергивая их из стены, разнимая толстые кольца, снимая с мальчишки бронзовый ошейник раба… Времени ушло немало, и это когда каждое мгновение дорого.

— Ну все, пора! Не бойся, лемгну, хоть ты и раб, но сейчас мы с тобой в паре… и жизнь каждого принадлежит другому. Обещаю, что вернувшись, ты будешь избавлен от этого, — его палец брезгливо уставился на груду цепей, поверх которой валялся разломанный надвое ошейник.

Перенос мальчишки отнял последние силы. Боль хоть и кончилась, но ему пришлось долго сидеть, прислонясь к сырой стене, успокаивать колотящееся сердце. Сейчас — Хайяар понимал это пронзительно — он был не великим магом, меккосом и прочая, а самым обыкновенным больным стариком. И что, интересно, он такой сможет сделать, как спасет своего хаграно? Конечно, следовало бы изловить какого-нибудь стражника и выпить его живую силу, только ведь стражника сперва еще скрутить надо, а его пока что и на дьордо-хмангу не хватит, весь потратился на перенос. Да и, вспомнил он неприятную деталь, не сработает ничего — единяне же тут, намолили воздух.

Правда, здесь, в тишине и мраке, он не ощущал их тяжелой, давящей силы, но ведь стоит подняться наверх… А, ладно! Кряхтя, он поднялся и вышел из камеры. Искать выход? Что может быть проще? Никакой магии тут не требуется, лишь слушай тишину и лови губами мельчайшие признаки сквозняка.

Только это, увы, тоже заняло немало времени. Да еще пришлось прятаться от шумной толпы единянских воинов, уклоняться от света факелов. Правда, понял он с радостью, войти в сознание дьордо-хмангу все же удалось. И незамеченным он проскользнул к выходу, к ведущей наверх винтовой лестнице.

А теперь вот стоял перед кучей наваленных друг на друга тел. И не было слез, совсем не было — только едкая желчь разливалась в сердце, кипела и дышала парами ярости. Харт ведь еще не успел остыть… всего несколько минут.

Что ж, тут больше незачем стоять. Он знал, что сейчас надо делать и куда идти. И следовало поторопиться.

В покои князя он вошел беспрепятственно. На входе, конечно, имелась охрана — четверо копьеносцев весьма сурового вида. Он прошел мимо них, едва не задев — и ничего, не заметили. Поначалу это даже насторожило Хайяара, уж больно было похоже на ловушку. На такой пост кого попало не поставят, наверняка бойцы опытные. Не увидят — так движение воздуха учуют, запах уловят… Все-таки дьордо-хмангу — это не настоящая магия, и жалок тот ученик, что возомнит себя всемогущим бойцом. Но сейчас, однако же, сработало, и уже поднимаясь по винтовой лестнице, Хайяар внезапно почувствовал: что-то изменилось. По-прежнему лился сквозь верхние окна скупой свет, по-прежнему стелилась под ногами тень, но изменения и не касались видимого. Что-то уходило отсюда, таяло, и легче, ощутимо легче становилось дышать.

А ведь это единянская сила, понял он неожиданно. Она почему-то гасла с каждым мгновением, словно до конца догоревший факел. А магии по-прежнему не было, стихийные духи не рисковали высунуться из оммо-тло, и всей кожей ощущал Хайяар зыбкое, ненадежное равновесие.

Он не удержался и попробовал. В любом случае расход сил незначительный, зато если получится… Получилось. Крохотный, с ноготь, синий огненный шарик, сорвавшись с его ладони, поплыл впереди. Бесполезный, в общем-то, шарик, света от него немного, но и не надо. Главное — заработала магия! Значит, что-то не заладилось у этих убийц, которые точно безжалостные муравьи заполонили замок и думают, будто нет на них управы.

А управа-то есть, найти бы только. Где-то же он у князя Диу хранился… Если только тот, скрывшись, не прихватил с собой. В любом случае, Диу не из тех, чтобы прятаться далеко. Да и не уйти ему Темными Дорогами, тут уж единяне наверняка поработали. Значит, вполне возможна и встреча. Эх, как все глупо складывается — именно сейчас, когда силы не осталось ни на ломаный огрим, его ждет весьма вероятная схватка. Может, вернуться и высосать тех стражников? Но не стоит их живая сила всеобщей тревоги… Да и надолго ли открылись тонкие потоки?

Оставалось надеяться, что князь бежал внезапно и до Красного камня не добрался. Да и что ему это дало бы? Ну, воспользовался, а дальше как? Камень-то одноразовый, а у изменника-государя хандар много, обложат как волка… Нет, на его месте сам Хайяар не стал бы прибегать к камню. Вся соль, однако, заключалась в том, что сейчас он был не на княжеском, а на своем месте. А уж у него-то рука не дрогнет.

Хайяару не приходилось ранее бывать в Айн-Лиуси, но разобраться несложно. Ясно, что хранить камни князь будет в оммо-тло, приставив к ним духов помощнее, но точка входа должна быть у него поблизости. В спальне, наверное, или в покоях для ученых занятий… он поморщился, вспомнив кое-какие слухи об этих самых занятиях. Конечно, простому человеку ни за что бы туда, в спальню и в покои не попасть, князь хитро закрутил здешнее пространство, соединив дальнее с близким, а внутреннее с внешним. Но ничего особо сложного тут нет, он и сам творил нечто подобное в Железном Круге, закрывая кое-что от посторонних глаз в той подмосковной пещере.

Ага, вот этот коридор должен лишь казаться прямым, на самом деле он замыкается двойной петлей и никуда, по сути, не ведет. Пока все просто, достаточно верхнего зрения. Дальше, однако, будет потруднее, он чувствовал. Линии пространства, подсвеченные заклятьем «синего мерцания», чем дальше, тем больше искривлялись, Длительность мгновений тоже изменилась, растянулась только что снятой звериной шкурой. Значит, неподалеку замыкание, которое придется отпирать осторожно, но вместе с тем и быстро. Охранные заклятья у Диу наверняка завязаны на поток времени, он такое любит… любил, во всяком случае.

Не желая попусту блуждать обычными путями, Хайяар несколько раз напрямую шагнул сквозь мраморные стены, благо они пока были обычными, без силовой зашиты. Конечно, большой расход, конечно, тупой болью сдавило затылок, но что поделаешь, надо спешить. Замыкание уже близко. Настоящее замыкание, созданное лишь силами естества, без использования духов. Потому, кстати, и уцелело от единянской волны.

Ложных коридоров прибавилось. Образуя переплетающиеся кольца, они, по замыслу своего создателя, должны были создать у блуждающего путника ощущение бесконечных, не поддающихся исчислению ума просторов. На деле же достаточно разомкнуть подпитывающие их потоки силы — и идти напрямик, туда, где воздух с каждым шагом становится все плотнее, где тонкие синие линии пространства образуют причудливый узор, завиваясь не то волосами древних чудовищ, не то буквами забытых языков — столь же древних, как и те самые чудовища, чьи кости подчас находят в скалах после землетрясений… Долго идти не пришлось. И тьма ничуть не мешала — верхнее зрение послушно указывало исчерченный синими линиями путь. А вот каждый шаг давался с трудом, воздух уплотнился точно вода, и Хайяару временами казалось, что он идет по морскому дну. Такое, впрочем, приходилось делать, во времена ученичества… тогда еще и тяжелее было.

Ну, вот она, черно-зеленая мраморная стена. Врата в замыкание… Открывать придется аккуратно. Страж из числа стихийных духов — это далеко не самое худшее, что способен придумать Диу. Да и вообще, вряд ли страж — все-таки единяне их здорово спугнули. Стихийные духи — это ведь всего лишь неразумные животные, хоть и принадлежащие к иному слою. Иное дело — Высокие Господа. Но почему-то не верилось сейчас в их поддержку. Если говорить правду — а сейчас, Хайяар понимал, пришло время едкой правды — трусоваты они, Высокие. С Господином мрака вряд ли станут связываться, тем более, когда Спящий наступает с севера. Что ж, придется полагаться лишь на свои силы, которые на исходе.

Ему не нужен был обычный свет, чтобы начертить на полу круги и фигуры, положенные для ритуала раскрытия. Раньше он вообще обошелся бы без этих искусственных подпорок, разорвал бы сдерживающее заклятье волной собственной силы. Теперь же пришлось унизиться до возни с предметами и знаками, будто он снова ученик, будто не проходил Великого Посвящения. Ну и ладно. Так даже вернее.

Нож был хороший, наточенный на совесть. Таким ножом и побриться при случае можно. Он вытащил его из-за пояса у одного из единянских стражей, когда входил в покои князя. Не удержался, хотя особой пользы от клинка не ждал. Если и придется сразиться с поганцем Диу, то никак уж не на человечьем оружии.

Однако сейчас нож пригодился — не пальцем же знаки и слова чертить. Да и кровь, потребную для напитания знаков, лучше добыть культурным способом… Вот и хорошо, знаки ожили, засветившись слабым зеленоватым огнем. Пространство дрогнуло, словно вдалеке ударил неслышимый пока что гром. Теперь прочесть нужные места из Желтых Свитков — из настоящих, потаенных, а не тех, знанием коих кичатся невежды в расшитых золотом придворных мантиях… где государев род возводится к орлам и львам, а звезды объявляются шляпками серебряных гвоздей, вбитых в небесный свод.

Все получилось очень легко — он даже не ожидал такого. Всхлипнув, мраморная стена растаяла, на миг дохнуло чудовищным, небывалым в Олларе холодом, синие лучики треснувшего пространства побежали во все стороны, угасая тонкими свечками.

Никакого замыкания больше не было, а была большая, с высокими потолками, комната, почти совершенно пустая — если не считать догорающего факела в стенном кольце да огромного — человек поместится — железного сундука в центре.

Сундук вдобавок еще и охранялся. Здоровенный дядька в боевом панцире, с мечом не менее трех локтей длиной, с маленькими недобрыми глазками на заросшем рыжей щетиной лице. И ведь, пожалуй, не дух — не чувствовалась в нем ведущая в оммо-тло ниточка. Обычный человек, грубый и решительный. Эвон как меч поднимает, готовясь настругать ломтями нежданного гостя.

— Что, служивый, охраняешь? — участливо спросил Хайяар и для верности выбросил из пальцев мелкую струйку силы. Заклятие неподвижности — самое что ни на есть простое. Годится против сопляков…

Противник, однако, сопляком не оказался. Ни слова не говоря, рубанул мечом, да столь быстро, что лишь многолетний опыт позволил Хайяару уклониться. Уклониться — и приглядеться к стражу внимательнее. Вернее, вслушаться.

Ага, так оно и есть! Чувствуется камушек, из мелких, но простые заклятья отводит неплохо. Несколько таких камней он в свое время дал и Харту, хотя они и условились, чтобы использовать их лишь в самом крайнем, отчаянном случае. Ибо магическую силу проявлять ему запрещалось. Мальчик поверил в единянских шпионов из числа бывших магов, но на деле Хайяар опасался вовсе не их. Ну откуда таковые в Олларе? В Сарграме они, бывшие, лижут подножие трона изменника Айлвы… Но вот чуяло сердце, что не все так просто… что именно свои, тхаранские… и ведь, в чем самая пакость, не из-за какого-то Единого… проще все, проще… власть, деньги, старые обиды… а спасение Тхарана, бегство в Древесный Круг — это как-нибудь… как-нибудь само… это еще нескоро… а тут такие интересные открываются возможности… Чему, собственно, подтверждением — предатель Диу, черный плащеносец.

Что ж, в лучшие времена он быстренько сжег бы этот камень, темницу души какого-нибудь тхаранского ученика, а то и простого деревенского колдуна. Сейчас, однако, это было слишком расточительным. Пришлось действовать руками.

Хоть и меч у стража был устрашающий (а к тому же сиреневой дымкой струилось по клинку малое заклятие крепости), и сам он весил, пожалуй, как трое таких вот Хайяаров, а все же благородным искусством дьордо-хмангу не владел. Это выяснилось сразу же, едва Хайяар взглядом потушил факел и, нырнув под рассекающее воздух лезвие, нанес воину несколько легких, расслабляющих ударов. Действие их скажется не сразу, а при этакой туше — очень даже не сразу, но пока и сего довольно.

Конечно, убить стража ничего не стоило — видеть во тьме он явно не умел, слишком надеялся на свой клинок и вообще был не так уж поворотлив. Ладно, обшитый толстыми стальными пластинами панцирь не пробить, но ведь и шея, и голова открыты. Ткнуть умелым пальцем в какие-нибудь из многочисленных врат жизни, и одним воином у князя будет меньше.

Но убивать не хотелось. Во-первых, очень надо бы расспросить охранника кое о чем, уж больно подозрительно это — ставить в замыкание обыкновенного бойца. Похоже на ловушку. Во-вторых, убив, уже не выпьешь его живую силу, она бесполезно утечет в нижние слои — а подзарядиться сейчас очень даже следовало.

Поэтому и пришлось кружить возле свирепо машущего клинком дурака, выжидая неизбежной ошибки и незаметно пробуя то одно, то другое слабое заклятье. По тому, как гасли они, можно было сделать предварительные выводы о защитном камне. Никакого камня не хватает надолго, время от времени их необходимо опускать в оммо-тло, это все равно как коня кормить. И, удовлетворенно отметил Хайяар, камушек воина постепенно начинал слабеть. В отличие от самого воина, способного, видимо, крутить мечом часами.

Впрочем, долгожданная ошибка наконец случилась.

То ли охранник слишком уж понадеялся на заменяющий ему сейчас зрение слух, то ли у него сдали нервы, но вместо того, чтобы как и раньше крутить вокруг себя мечом, он вздумал атаковать — и азартно ухнув, рубанул туда, где еще мгновенье назад стоял враг.

А за это мгновенье случилось многое. Одним легким прыжком очутившись у воина за спиной, Хайяар точно струйка дыма взвился в воздух, ударил сразу обеими руками под уши, где располагаются «седьмые врата» души имну-минао. Дальше оставалось лишь стоять у стены и смотреть на затихающего стража. Тот как-то сразу оплыл, мышцы его теперь стали подобны жидкому киселю, ладони разжались, и меч с глухим стуком шмякнулся на пол. Вслед за мечом рухнул и сам воин. Впрочем, уже не воин — просто куча мяса и костей. Живая куча, но в ближайшие полдня ни о чем ее, конечно, не расспросишь. Да, это он не рассчитал… Надо было бить в «четвертые врата», чуть повыше.

Присев на корточки возле бесчувственного тела, Хайяар деловито обыскал его. Камешек обнаружился быстро — висел на шее, с ноготь величиной прозрачный кристалл с мерцающими в глубине зелеными искорками. Интересный камень, надо будет на досуге им заняться… Только вот дожить бы еще до этого досуга… Тем более, что нашлось нечто еще более интересное — единянская деревянная рыбка, какую они носят как знак союза со своим заоблачным господином… Рыбка была пришита к внутренней стороне панциря, как раз напротив сердца. Вот это уже не умещалось у Хайяара в голове. Чтобы князь Диу единянина на службу взял — да скорее небо расколется и проткнет земную твердь. А тайно от князя такую вещицу в замок не пронесешь. Пускай от рыбки сейчас не исходила сила, пускай сейчас она была всего лишь мертвым куском дерева — но ведь когда-то единянские Посвященные творили над ней свой обряд, наполняя ее мощью… и ведь, если хорошенько приглядеться, можно уловить какие-то остаточные отблески…

Впрочем, некогда ломать голову над второстепенным. Куда важнее другое — железный сундук. Хайяар вдруг почувствовал, как суматошно колотится сердце. С чего бы? Усталость от боя или… или страх? Страх перед тем, что кроется в сундуке… или что сундук пуст?

А ведь пришлось еще повозиться — хотя сундук и не был заперт на заклятье, но и обычный замок оказался донельзя хитрым. Мысленно призвав Высоких Господ, Хайяар рискнул все-таки раздробить неподатливую сталь словом силы — и вскоре замок, натужно щелкнув, отвалился.

Из сундука поднялось густое багровое облачко, сжалось, уплотнилось — и спустя миг на ладони Хайяара лежал красный, размером с куриное яйцо, кристалл.

Красный камень. Тот самый, ошибка исключена. Эти потоки обжигающей силы невозможно подделать. Сердце взметнулось отпущенной на свободу птицей, сознание затопило хмельной, нерассуждающей радостью, и прошло, должно быть, немало времени, прежде чем Хайяар обнаружил себя сидящим на полу, привалившимся спиной к раскрытому сундуку и глупо улыбающимся.

Что ж, настала пора действовать. И очень кстати оказалась деревянная единянская рыбка.

Ничего такого уж сложного в камне не было. Силу ему дал Великий маг из древних, имя коего не сохранилось в тхаранских свитках, но молва об этом рубине шла давно, и любой, имеющий хотя бы Малое Посвящение, знал, как действовать.

Для начала начертить семилучевую звезду, поставить на остриях лучей нужный знаки. В центр звезды опустить сам камень, затем произнести пробуждающие слова. После этого можно класть между нижними лучами единянскую рыбку — она будет прообразом цели. И дальше просто выплеснуть струю силы в огненную мысль.

Мгновенно охватит пламя грубо вырезанную из дерева фигурку — а камень соединит ее со всеми такими же рыбками на протяжении, пожалуй, двухсот тианну. Если повезет, то и трехсот. И каждая такая рыбка вместе с тем, у кого она доселе безмятежно болталась на шее, вспыхнет лиловым факелом. Ни вода, ни земля, ни духи стихий — ничто не справится с огнем Красного камня. Да жалкие единяне и понять ничего не успеют — в считанные мгновения они превратятся в мерзко шипящие уголья. Вот такая им будет память о Харте, несчастном ребенке из разоренного Гира. Сейчас ему вспоминался именно тогдашний Харт — тощий, измученный мальчонка с огромными, полными боли и ужаса глазами. Почти три луны ушло на то, чтобы исцелить его тело, а с душами пришлось возиться куда больше. Двадцати лет как не бывало, и старая, никуда, оказывается, не девшаяся ярость клокотала сейчас в горле. И если невозможно дотянуться до главного виновника, то пускай ответят хотя бы эти презренные людишки, несущие смерть во имя своего Спящего. Не Диу, а они, именно они прострелили мальчишке голову. Стоя под жгучим солнцем возле груды тел, он вслушивался в отзвуки только что случившихся событий. Для этого и силы не надо было расходовать, достаточно лишь опыта. Хаграно отказался поклониться их Богу, остался верен Высоким… которые равнодушно приняли его гибель. Высокие… но клятва есть клятва…

Он медленно, аккуратно начертил звезду. Куда теперь торопиться? Единяне от расплаты не уйдут. Надо бы еще запастись живой силой из валяющегося в беспамятстве стража, но это Хайяар оставил на потом. Теперь-то уже все равно… не этот, так иной… скоро в замке не останется никого, кроме перепуганных слуг, еще не успевших нацепить на шею знак своего предательства. Тогда уж, напитавшись под завязку, можно будет спокойно возвращаться в Железный Круг. Как бы ни хотелось отловить поганца Диу, а долг перед Тхараном важнее. Сперва перенос, потом уже… собственно, это останется единственной ниточкой, привязывающей его к жизни. Великий кассар, Диу-ла-мау-Тмер, черный плащеносец и прочая — должен умереть. Желательно, очень медленно и в полном сознании.

А громкая же слава пойдет об огненном наказании отступников-единян! И в Сарграме, и в Олларе многие призадумаются — а стоит ли кланяться новому богу, предавая старые клятвы? Случившееся единожды может повториться, и не раз… Откуда единянам знать, что Красный камень, выполнив положенное, растает в оммо-тло, а больше камней с таким могуществом нет? Глядишь, и война повернется иначе… Сарграм, конечно, уже не вернуть, а вот южные земли Оллара — почему бы и нет?

Да, слава пойдет громкая. А уж кого благодарить, в скором времени узнают все. Как ни скрывайся, а в Тхаране о его внезапном возвращении наверняка уже известно. Наверняка Старцы-плащеносцы наблюдают за ним… тонкими, даже ему недоступными средствами. Но что знают в Тхаране, вскорости узнают и остальные. В Сарграме так уж точно узнают. И вполне может статься, сообщат сквозь Тонкий Вихрь в Железный Круг — в тамошнюю Стражу, или этому своему соглядатаю Теме… А уж тот не замедлит рассказать все Ане…

Воздуху внезапно не хватило и он мучительно раззявил рот — словно выброшенная на берег рыба. Деревянная, обреченная на сожжение рыба. Аня узнает все. Узнает, кто такой на самом деле Константин Сергеевич… как страшно отомстил он за смерть ученика… отомстил тем, с кем у Ани, по сути дела, одна и та же вера. И тогда… Он еще смог бы вынести ее равнодушие — но острый, презрительный блеск всегда таких теплых, лучащихся лаской глаз… С каким отвращением произнесет она его имя… Аня, с которой стояли они на берегу лунной реки… пускай всего лишь во сне.

Конечно, все это она узнает не сразу. Скорее всего, Тхаран к тому времени уже начнет новую жизнь в Древесном Круге, а сам он вернется сюда, в затянутый кровавым дымом Оллар. Только никуда, ни в какой Круг, ни в какой слой не убежать не то чтобы даже от памяти — от холодного, удушающего знания.

Да что же это такое получается, Высокие? Из-за одной лишь девчонки отказаться от праведного возмездия? Выставить себя, Великого Мага, на посмешище? У тебя убили хаграно, и ты не покарал убийц? Как посмотрят на него старые друзья в Тхаране?

А собственно, какая разница, как они посмотрят? Да, скажи наконец себе правду — чистую как хрусталь, острую как меч правду. Эта самая чужая девчонка дороже ему, чем клятва Высоким, чем месть низким… чем хаграно? Чем хаграно, который не просто ученик… это как сын… нет, больше чем сын… Ну как тут ответишь, разве есть такие весы, чтобы сравнить? Разве измеришь разрывающееся на кровавые куски сердце? Одно лишь ясно — Харт мертв и его не вернуть. А Аня жива. И можно сделать так, чтобы ее взгляд оставался светлым… хотя бы она никогда больше не увидела доброго старика дядю Костю… Пускай будет счастлива со своим Темой… куда уйдешь от судьбы… судьба сильнее и Высоких… Но если счастье ее омрачится ненавистью к старику-соседу, оказавшемуся предателем… слугой, как они выражаются, врага человеческого рода… так по-своему называя Господина мрака… которого, кстати, очень даже порадуют тысячи поджаренных единян… Нет, ну что же делать, что? И спросить не у кого. Высокие не ответят, да и нужен ли ему ответ тех, кто позволил казнить его мальчика? А сам ты, прошедший Высокое Посвящение, знаток древних свитков, страшных тайн естества и человеческих немощей… что можешь ты решить сам, здесь, где бесполезны речения мудрецов, где смешной становится магия, где кровью дышит камень… ждет приказа.

Больше тянуть он уже не мог. Все надо сделать быстро… иначе он не выдержит этой пытки, по сравнению с которой раскаленное железо кажется наивными варварскими забавами…

Хайяар поднял рубин, сжал в кулаке пульсирующий многогранник — и со всей силы, не магической, а обычной человеческой силы швырнул его в стену.

Откуда взялся ослепительный свет, думать не хотелось. Ни о чем вообще не хотелось думать, было грустно и легко, и только покалывало сердце — будто там, внутри у него открылись какие-то огромные, запечатанные ранее пространства, и слабая плоть сейчас привыкает к ним, отвечая болью неведомому.

Отчего-то он знал, что надо идти. И медленно, по-стариковски двинулся между двумя стенами белого огня, сотканного, должно быть, из острых молний. Там, впереди, что-то ждало его. Что-то, наверное, очень важное.