Впервые Хайяар подумал, что, может быть, здешние «таблетки» — не такая уж глупость. Не будешь ведь всякий раз тратить живую силу, когда сердце заноет. Расточительство это и потакание себе. Но сейчас оно, сердце, не то что ныло, а прямо-таки болело по-настоящему. Проклятый щенок! Это надо же, до чего довел! Старость! Как унизительно ее принимать, как долго ты прячешься от нее, отгораживаешься стенками — магией, силой, язвительным языком. Но приходит день, и хотя стенки еще крепки, но ты понимаешь: они стеклянные, прозрачные. И пускай ветер оттуда пока не пробился сквозь стекло, но стучит своей тяжелой когтистой лапой. Рано или поздно стекло покроется паутиной трещин, потом со звоном вылетит — и все. Придется покидать тело и отправляться вниз, во тьму, в те самые пещеры, откуда не вернешься, где встретит тебя сидящая на спине седого тигра Высокая Госпожа Маулу-кья-нгару. И вряд ли общение с ней доставит удовольствие. Долг… да, свой долг ты исполнишь. И перед Тхараном, и перед Высокими… Только что тебе в этом проку? Именно тебе? Есть ли вообще хоть в чем-то смысл, если в итоге всем — туда?

Хайяар раздраженно взглянул на угрюмого, закаменевшего в углу Сиура-Минну. Нет, ну до чего же наглое создание! Мало того что не пал к ногам с покаянными воплями, так еще и трепыхаться вздумал, сопротивлялся заслуженному вразумлению. Пришлось попросту скрутить сопляка, перекинуть через колено и отстегать на славу. Небось, неделю сидеть не сможет, да и спать ему придется на животе. Все-таки как же быстро разлагает людей этот Железный Круг… Нескольких дней хватило, чтобы вытравить из мальчишки все, вложенное годами учения. Ладно, вобьем обратно. Пустую голову наполняют через зад.

— Какой же ты все-таки дурак, — Хайяар аккуратно убрал ремень в платяной шкаф и презрительно взглянул на Сиура-Минну. — Неужели трудно понять, что твоего здесь пребывания — месяц, от силы два? А потом назад, в Оллар, и там уж придется ответить за все твои здешние непотребства. Присягу ученика давал? Давал. И что? Нарушил. Нужны Тхарану такие ученики, как сам мыслишь? Вот то-то. Розгами не отделаешься, не маленький. Муравьиная яма тебе светит, любезный.

— Да нафиг мне вообще вся эта байда: Тхаран, присяга? — огрызнулся мальчишка. Красный, зареванный, он тем не менее держался нагло. И специально говорил на местном наречии, как будто и не существует великого и могучего олларского языка.

— Никуда я возвращаться не буду, — добавил он, облизнув губу. — Мне и здесь нравится. Здесь классно, а в Олларе один голимый отстой.

— Да кто тебя, сопливого, спрашивать будет? — хмыкнул Хайяар. — Как только придет пора возвращать твоего лемгну, сейчас же тебя назад отправлю. И вслед — послание наставнику Тауру-Лихья о твоем поведении.

— Ну как же, разбежался ты, дядя, — возразил негодный ученик. — Стану я этого дожидаться. Слиняю я от тебя, и все дела.

— Ты уже слинял, — заметил Хайяар. — И что? Нашли. И снова найдем, если потребуется. Найдем, выдерем на прощание — и домой, держать ответ перед Собранием наставников.

— Хрен вам, не найдете! — заявил сидевший в углу на корточках Сиура-Минну. — Я не дурак, теперь я по-настоящему прятаться стану. И тебе некогда будет искать, ты же, блин, рабочий человек, типа как в командировке тут… Нафиг тебе мудохаться, живую силу на меня тратить?

— Другие напрягутся, — Хайяар подошел к мальчишке и с удовольствием отвесил крепкую затрещину. — Тоже мне, неуловимый разбойник Дзоу. Ты что, воображаешь, здесь, в Железном, и магов нет, и ты здесь вроде одноглазого в стране слепых? Да местная Стража тебя выловит между супом и компотом.

— Западло это, ментов на помощь звать, — глухо сообщил Сиура-Минну.

— Быстро же ты усвоил здешнее варварское наречие, — грустно сказал Хайяар. — Ну ничего, это излечивается посредством ремня. И я этим займусь. Думаешь, в ином Круге над тобой и тхаранской власти нет? Думаешь по своей воле жить? Послушай-ка, любезный, как оно на самом деле будет. Из квартиры этой ты теперь и шагу ступить не смеешь, разве что в моем присутствии. Поскольку в честности твоей я сомневаюсь, то наложу сильное заклятье. Разговаривать, ежели не при посторонних, только правильной олларской речью. Телефоном не пользоваться. Готовить пищу будешь ты, для ученика самое подходящее занятие. И самое главное — продолжишь учебу. Уж как-нибудь выкрою время от работы, позанимаюсь с тобой. Как мне сообщил Тауру-Лихья, твои познания в умопостигаемой магии весьма посредственны.

— Ну ты приколист, дядя, — неожиданно прыснул пацан. — Нафиг учиться-то, если в Олларе меня сразу в муравьиную яму?

— Ну, — слегка замешкался Хайяар, — может, и не сразу… Может, и не в яму… Наказать тебя, понятное дело, придется сурово, но тут уж все от твоего дальнейшего поведения зависит. В конце концом, на первый раз можно и простить, если осознаешь и исправишься. Но смотри у меня, чуть какой малейший взбрык — сразу ремня получишь.

— Ну вот, уже сразу и ремня, — скривился мальчишка. — Тут, между прочим, это и законом запрещено, мне говорили.

— Да, — кивнул Хайяар, — тут дикие, варварские обычаи. Но мало ли что здесь принято? Мы олларцы, и жить будем как положено, по заветам Высоких.

— А по-моему, все наоборот, — упрямо заявил Сиура-Минну. — Это у нас дикость, а тут цивилизация, культура… Мы от них, от Железных, на тысячи лет отстали.

— Пойми, олух, — с трудом сохраняя терпение, сказал Хайяар, — этот Круг тяжело болен. То, что они называют цивилизацией — это раковая опухоль, это гниение… Когда-то они были здоровы, но уклонились в погибель… И то же самое сейчас грозит нашему Оллару. Именно этой заразе и противостоит Тхаран… а ты городишь чепуху… Надо же — культура!

— А что, нет? Типа они тут не знают ни огня, ни железа? Типа им неизвестна грамота?

— И что же ты считаешь здесь культурой? — ехидно осведомился Хайяар. — Тот чудовищный вой и лязг, от которого млеют здешние юнцы и который недостоин именоваться музыкой?

— Классная музыка! Не, ну я понимаю, всякая там кислота, Децл, рэп — это полный отстой. Но вот «Король и шут», или «Рамштайн» — это круто!

— Ты мне эти словечки брось, — проворчал Хайяар. — А то, гляжу, мало получил. Можно и добавить. Уяснил?

Парнишка хмуро кивнул.

— Ну и все, закончили. Вспомни лучше все нити, которыми сплетены смыслы четвертого яруса… И какие сияния с какими смыслами связаны. Вечером спрошу.

— А завтракать? — обеспокоился юный наглец. — Меня сюда, между прочим, менты голодного приперли.

Хайяар, сверкнув глазами, хотел уже было сказать о пользе голодания — но тут в прихожей задребезжал звонок.

Анечка была ослепительно хороша. В блузке кофейного цвета, с румяными щеками, она так и лучилась бодростью и радостью жизни. Ну не делать же ей, такой прекрасной, замечание: мол, сперва надо бы по телефону созвониться… Ясно ведь, что мысль проведать доброго старого соседа явилась ей внезапно… Представив, что было бы, явись она хотя бы четвертью часа раньше, Хайяар мысленно застонал.

Сзади отсвечивал молчаливый Тема, улыбался своим скуластым, подозрительно олларским лицом. Нет, какое там Душанбе! Не смешите духов семи стихий…

— Доброе утро, дядя Костя! Мы не помешали? Я просто волновалась, вы вчера плохо себя чувствовали…

— Все чудесно, Анечка, — против воли расплылся в улыбке Хайяар. — Проходите! Сейчас как раз и позавтракаем… У меня, кстати, интересные новости. Можно сказать, прибавление в семействе.

— Это как? — Анины глазки округлились столь трогательно, что Хайяару захотелось коснуться губами… нет, об этом грешно и думать! ну хотя бы пыль, на которой она оставила отпечатки своих темно-сиреневых туфелек. Пыли, кстати, изрядно… надо бы прибраться… или, вернее, пускай парнишка потрудится, тем более он низкого рода…

— Ну, не в прихожей же, — добродушно ответил Хайяар. — Проходите на кухню. Нет, Артем, ботинки снимать совершенно незачем. Только носки свои свежекупленные испачкаете.