Солнце еще не взошло, но было уже совсем светло, и далекая гряда облаков окрасилась нежно-розовым. Точно полоска крема на торте… В степи тоже были такие восходы, хотя здесь облаков заметно побольше. То ли потому, что севернее, то ли дело идет к осени. И еще, здесь почти не слышно птиц. Там, в травах, они то и дело свиристели, трещали, курлыкали… А здесь — тишина. Плотная, густая. Она давит на уши, и кажется, будто ты нырнул.

Видимо, привычка уже возникла — просыпаться рано. Кассар выдрессировал. А ведь, если вдуматься, сейчас он впервые может спать вволю. Может отойти от окна, вернуться в теплую, нагретую постель. Не надо мчаться таскать воду, поить и чистить лошадей, разжигать очаг или костер. Не надо бояться кассарского окрика и оплеухи. Все это кончилось. Свобода!

Особой радости, впрочем, не было. Стоило лишь вспомнить, чем заплачено за эту свободу, и в душе быстро сгущались сумерки. Да, хорошо, конечно, что теперь не нужна маскировка, что теперь он здесь не раб, не пленник — а гость, партнер, крайне ценный партнер… Но ведь сейчас так, а вот как оно повернется завтра? Митька понимал, что расслабляться рано. Вот когда все и впрямь закончится, когда он вернется в Москву — тогда и можно радоваться. Да и то… Неизвестно, чего там будет? Как там мама?

Привычно уже дернулось сердце. Ладно, не стоит. Гнать такие мысли! Все должно быть хорошо, в конце концов, есть же все-таки Бог. Единый… Да, если Он и в самом деле есть, значит, Хьясси сейчас с ним. Значит, нож, перерезанное горло, темная кровь — это все-таки не финиш… Это скорее старт… Поговорить бы про все такое с кем-нибудь умным, да не с кем. Того бродячего проповедника убили, Хьясси убили… С кассаром говорить бессмысленно, у него при упоминании о Едином аж лицо чернеет. Между прочим, и дома, в Москве — тоже ведь было бы не с кем. Мама такими вещами не интересуется, отец, можно сказать, и не существует… ну не с уродами же этими, Илюхой и Санькой, толковать… В церковь, что ли, зайти? Так ведь неудобно. Как там на него посмотрят? Бабки, наверное, шикать начнут. И кого там спрашивать? И о чем? Не рассказывать же про Оллар, про мысленные разговоры с Единым… Вызовут психиатрическую неотложку, и все дела. Да, обидно…

Митька и впрямь попытался уснуть, но не получилось. Мешал кассарский храп. Странно, раньше это как-то не особо замечалось. А теперь… Вчера за ужином Харт-ла-Гир здорово набрался. Заботливый хозяин под конец даже предложил ему помощь своих слуг, но кассар решительно, хотя и не слишком связно, отказался. Так и ушли вместе, Митька его временами поддерживал. Хорошо, всего-то надо было по винтовой лестнице подняться на два этажа, да потом по длинному, слегка изогнутому коридору.

А вообще за ужином говорили мало. То есть, конечно, много, но так — болтовня, ничего важного. Диу-ла-мау-Тмер держался крайне приветливо, и если бы не лукавые искорки, порой мелькавшие в его взгляде — могло бы показаться, будто он изо всех сил старался угодить. Смеялся, шутил, рассказывал всякие байки. Сейчас почему-то ничего не вспоминалось, но байки были и вправду смешные. Совершенно не чувствовалось по нему, что он — ла-мау, владетельный князь. И уж тем более не чувствовалось ничего магического. Обычный дядька, доброжелательный, веселый… И чего это кассар так на него взъелся, чего на какие-то ужасы намекал?

Их было всего трое за столом, а еды — хватило бы на целую толпу. Впервые Митька здесь ел так сытно и так вкусно. Жареную оленину он вообще впервые в жизни попробовал. И салат из речных раков, хоть и отдавал незнакомыми пряными травами, а тоже был потрясающий. И вообще много было всякого разного. Вина он, правда, лишь чуть-чуть глотнул. Когда потянулся за вторым кубком, кассар чувствительно лягнул его под столом, прямо в лодыжку. Больно, зато намек понятный. И хотя местное вино было едва ли крепче московского пива, но тут Митька упрямиться не стал. Действительно, а ну как развезет? Не хватало еще срамиться перед этим князем…

Прислуживало им несколько крепкого сложения молодых людей — причем делали они это столь ненавязчиво, что Митька и не замечал, как наполняется его кубок сладким фруктовым соком, а тарелка — новыми яствами, куда исчезает грязная посуда. Такие ребята могли бы и официантами поработать в каком-нибудь шикарном московском ресторане. Из тех, что в фильмах показывают, про бандитские разборки…

Князь Диу участливо интересовался у Митька, как нога, не болит ли. Нога, между прочим, нисколько уже и не болела — еще днем худенький остроносый лекарь намазал пятку довольно вонючей темной мазью, поводил руками над ожогом, неслышно что-то пошептал — и уже к вечеру все начисто прошло. Будто никогда и не было допроса в темноте, издевательских голосов, раскаленного прута… И лишь тонкая розовая кожа напоминала: все было.

— Ты отдыхай, парень, — участливо говорил он, — набирайся сил. Тут у нас, может, слегка скучновато, да зато тихо, спокойно. Можешь, если захочешь, конечно, старинные свитки почитать? Грамоту олларскую знаешь? А! — тут же хлопнул он себя ладонью по лбу, — тебе же при переносе только устную речь вложили, и только нынешний язык. А хочешь научиться? Знаешь, у нас такая поговорка есть: ученье — свет, невежество — тьма. Что, и у вас такая же? Ну видишь, как здорово! Так я завтра распоряжусь, учителя тебе найдем.

Митька нахмурился. Вот лишь этого не хватало! Между прочим, сейчас еще продолжаются каникулы, если по-земному считать. Нафиг, нафиг! Изучать чужие закорючки, вместо того, чтобы… А кстати, вместо чего? В футбол тут не погоняешь, купаться, наверное, тоже негде, и уж точно не посмотришь ничего по видаку…

— А хочешь, — предложил князь, заметив тени на его лице, — боевое олларское искусство освоить? Чтобы мог безоружный против меча выйти? Руки, ноги да голова — это, знаешь ли, немало… Если, конечно, умеючи.

Вот это было уже теплее! Это было бы просто здорово! В самом деле, не с кассаром же продолжать занятия… После того, что случилось на палубе корабля, все между ними перерезано. Пускай уж лучше какой-нибудь совсем посторонний дядька.

— Вот и славненько! — хлопнул себя по животу Диу-ла-мау-Тмер. — Все польза, да и развлечение. Значит, завтра приведу тебе учителя.

Кассар с трудом поднял голову, посмотрел на Митьку с сомнением.

— Уважаемый, — повернулся он к князю, — я полагаю, это совершенно лишнее. Вы сами прекрасно знаете, что искусство дьордо-хмангу требует многолетних упражнений, человек должен всецело отдаться ему, а иначе и начинать бессмысленно. К тому же незачем выносить знания Тхарана за пределы нашего Круга. Митика прекрасно обойдется без этого. В конце концов, наша с вами задача — обеспечить безопасность мальчика, а развлекать его мы вовсе не обязаны.

Князь расхохотался.

— Харт, Харт! Ты ничуть, знаешь ли, не изменился… Но, выслушав твое мнение, я никак не могу с ним согласиться. В конце концов, мне не хотелось бы, чтобы наш гость впоследствии со скукой вспоминал о проведенном в моем доме времени. Я не люблю, когда мои гости скучают, и ты это знаешь. Так что решено — завтра у Митики будет учитель. И уверяю тебя — ему очень даже понравится. Вообще, Харт, сдается мне, ты был излишне суров с мальчиком. Это ошибка. А ошибки надо исправлять, верно?

Митька ехидно взглянул на кассара — и обомлел. Лицо у него было белое, точно мукой обсыпанное, а сильные пальцы с такой силы сдавливали серебряный кубок, что тот явно прогибался. Казалось, сейчас случится что-то страшное. И хорошо еще, если просто драка.

Но ничего не случилось. Харт-ла-Гир осунулся, отодвинул искалеченный кубок, мрачно поглядел в свою тарелку (на которой тут же возник изрядный ломоть запеченного с овощами мяса).

— Ладно, уважаемый, — тихо сказал он. — Вы в своем доме и в своем праве. Развлекайте гостей. Что же до спорных вопросов… когда-нибудь, надеюсь, мы к ним вернемся.

— Я тоже надеюсь, — светски улыбнулся Диу-ла-мау-Тмер, — что вернемся мы к ним нескоро. Видите ли, я человек пожилой, мне волноваться вредно…

О чем они? — удивленно подумал тогда Митька. Ясно было, что эти двое прекрасно понимают друг друга. «Вы понимаете намеки? Да, если знаю, что это намек. Так вот, это — намек».

…Сейчас, глядя на храпящего кассара, он вдруг догадался — а ведь Харт-ла-Гир вовсе не сдуру вчера напился. Напротив — обеспечил себе благоприличный повод покинуть стол как можно раньше. Видно, блевать в ночной горшок (Митька подглядел, проснувшись среди ночи от звуков) ему было куда приятнее, чем вежливо общаться с милым князем.

Ладно, раз уж все равно не заснуть… Митька не спеша оделся, задумался на секунду и решительно вышел из горницы. Были у него некоторые дела, а пользоваться горшком — нет уж, извините, господа олларцы. Мы с вами не в детском саду…

Все-таки как-то у них это ужасно непродуманно. Никакой цивилизации. Казалось бы, нормальный туалет можно и без компьютеров с бульдозерами соорудить. Хотя бы типа как на даче. Так нет же, надо идти через весь коридор, спускаться по лестнице, отодвигать тяжеленный засов на двери. Хорошая, кстати, дверь, танком, наверное, не вышибить. И лишь во дворе, за полосой густо разросшихся кустов лиу-тай-зви, обнаружилась яма. Впрочем, особо искать и не пришлось, запах был еще тот. Неужели и Великий кассар тоже сюда ходит? Как-то сомнительно, по дядьке чувствуется любовь к комфорту. Небось, сейчас сладко спит. Не то что слуги.

Во дворе чувствовалось людское шевеление. Кто-то таскал кожаными ведрами воду из дальнего колодца, кто-то волок куда-то туго набитые мешки, ноздри улавливали вкусный запах дыма. Двор жил своей привычной жизнью. Хозяйство тут немаленькое, рабов у ла-мау тоже изрядно. Блин, ведь только вчера он носил такой же ошейник. А кажется, будто в другой жизни, или во сне. На миг стало вдруг жалко Искру и Уголька. Хорошие были кони. И обоих кассар положил, спасая Митьку. Ох… вспомнился, и сразу все испортил. Такое чудесное утро только что было, а теперь — пронзительно воняет из кустов, впивается в уши чья-то ругань, доносится смачное щелканье кнута. Утро в сосновом бору… нет, на олларском двору. Ну слава Богу хоть не утро кассарской казни… Что теперь по плану? Завтрак аристократа?

Смешно сказать, походы с классом в Третьяковку что-то все-таки в мозги вложили. А тогда главным было подурачиться, дать кое-кому пинков, похрустеть оберткой чипсов, а потом, удрав от педагогического ока Глины, купить с пацанами сигарет… было здорово. То есть тогда казалось, что здорово… Неожиданно Митька поймал себя на мысли — а неплохо было бы еще разок туда сходить, в картинную галерею. Не с классом, а так. В одиночку. Не для «культурного развития», о котором ежегодно тарахтела Глина, а просто чтобы посмотреть спокойно.

— Митика! — раздалось вдруг совсем рядом. Митька вздрогнул, обернулся — и обнаружил в двух шагах от себя улыбающегося князя Диу. В легком одеянии, странной смеси простыни и обычной пижамы, он выглядел как-то не слишком аристократически. Правда, его лысую, с куцыми серыми прядями голову охватывал узкий серебряный обруч.

— Доброе утро, — смущенно поздоровался Митька, сам не понимая, отчего смутился. Ширинка вроде не расстегнута, здесь такое вообще отсутствует как класс.

— Я вижу, ты правильный парень, — усмехнулся князь, — встаешь рано, до восхода. Так и нужно, на восходе в воздухе самая сила… и если ее умеючи вдохнуть… На закате тоже неплохо, но восход, знаешь, удобнее. Ночь ведь только-только прошла, зарядила. Люблю вот так выйти до солнышка, вдохнуть полной грудью…

— А что ж без охраны ходите? — ляпнул вдруг Митька и ужасно смутился. Поддержал, называется, светскую беседу. Может, для такого ла-мау это смертельное оскорбление?

Князь задорно рассмеялся. Казалось, в его глотке мелкие камушки перекатываются.

— А зачем она мне нужна, мальчик? Я у себя дома, на своей земле, меня тут никто не обидит. Это, знаешь ли, напыщенные придворные гуси шагу не ступят без дюжины стрелков… А мне такое ни к чему. Кстати, а что же не видно нашего славного господина Харта, владетеля Гирского?

Митька на секунду «завис», потом сообразил, что «ла-Гир» — это не только «из рода Гиров», но еще и власть над землей. Вот как этому толстячку принадлежат земли Тмер…

— Спит он. Очень устал вчера, вот и спит.

— Вот уж не думал я, — засмеялся князь, — что малыш Харт столь слаб по части вина… Надо же, какие новости о людях узнаешь. Ну да ничего, пускай отдыхает. Собственно, его миссия завершилась, теперь я отвечаю за твою безопасность, он может и отправляться себе… Тхарану скоро понадобятся хорошие бойцы, а что есть, то есть. Этого у него не отнимешь.

— А вы давно его знаете? — полюбопытствовал Митька.

— Ужасно давно, — князь закатил мечтательно глаза. — А он разве тебе ничего не рассказывал?

— Нет, ничего не говорил. Он вообще мало про что говорил.

— Да, суров Харт. Небось, обижал тебя? Руку прикладывал? — сочувственно спросил князь.

Митька молча кивнул. Жаловаться на кассара совершенно не хотелось. Как бы ласково ни разговаривал сейчас Диу-ла-мау-Тмер, а ведь он поклоняется тому самому идолу, которому принесли в жертву Хьясси. Трудно, конечно, было поверить, что улыбчивый дядька — слуга таинственного Господина мрака. Но факты, что называется, налицо.

— Да ты не стесняйся, чего там! Небось, злоупотреблял господин своей властью, а?

Митька ничего не ответил. Он не слишком-то и понимал княжеские намеки. Ну да, колотушек пришлось хлебнуть изрядно, но гостеприимного Диу явно интересовало что-то иное.

— Ну да ладно, — махнул рукой князь. — Что было, то быльем поросло. Хотя, между прочим, тоже полезный опыт, в жизни пригодится.

— Я пойду, наверное? — вздохнул Митька. Почему-то этот разговор смущал его. То ли он не просекал всю глубину княжеской мысли, то ли ла-мау попросту стебался над ним…

— Да, кстати, — точно не слыша его, сказал Великий кассар, — у меня для тебя подарок есть. Вот.

Он коротко, не разжимая губ, свистнул. И сейчас же совершенно непонятно откуда рядом с ним появился мальчишка. На вид — Митькиных лет, худой, загорелый, с густыми черными вихрами. Из одежды на нем имелась лишь белая набедренная повязка. А шею охватывал широкий бронзовый ошейник.

— Вот, — обнажив удивительно белые и крепкие зубы, усмехнулся князь Диу, — это тебе. Дарю. Его зовут Синто.

— Вы чего? — ошалело уставился на князя Митька. — Зачем?

— Затем, — коротко произнес его собеседник. — Ты желанный гость, тебя надо принимать сообразно твоему значению для Тхарана. К тому же теперь незачем скрываться, хранить тайну. Так что как ни крути, а слуга тебе необходим.

— У нас никаких слуг и господ нет, — уныло разглядывая княжеские туфли, проворчал Митька. — У нас все по-другому. Зачем же мне?

— А ты привыкай, Митика, привыкай, — посоветовал Диу-ла-мау-Тмер. — Ты ведь пока не там, а здесь. А в чужой дом, как говорит древняя мудрость, не привносят свои порядки. Кроме того, подарки назад не забирают. Гость не может отказаться от подарка, это значило бы обидеть хозяина. Ты же не хочешь обидеть меня, Митика?

Искоса взглянув в его прозрачные, лишенные какого-либо выражения глаза, Митька понял, что обижать Великого кассара не хочет. Не готов он пока к таким подвигам.

— А вдобавок, — продолжал князь, — вспомни наш вчерашний разговор о боевом искусстве дьордо-хмангу. Так вот, Синто и есть обещанный тебе учитель. Несмотря на свой юный возраст, он весьма преуспел в этом деле. Его обучают с двух лет, и хотя со взрослыми воинами твой раб пока что не сравнится, но многому способен тебя научить. Так что владей на здоровье. Увы, когда вернешься домой, с собой ты его взять не сможешь, но пока что он полностью твой.

Князь перевел взгляд на внимательно слушавшего их разговор мальчишку.

— Вот, Синто, твой новый господин. Служи ему столь же верно, как и мне. Теперь его воля — закон для тебя. И не вздумай оплошать, наказание будет жестоким.

— А ты, Митика, — добавил он, — будь с ним построже. Ты ведь знаешь, рабам нельзя давать послабления, они от этого портятся. Время от времени тебе придется пользоваться прутом или плетью. Впрочем, я надеюсь, что Синто не даст тебе очень уж много поводов для этого. Он неплохо вышколен.

Диу-ла-мау-Тмер несильным пинком подтолкнул к нему мальчишку.

— А теперь расстанемся, мой юный гость. Меня ждут дела, и увидимся мы лишь за ужином. Обо всем остальном не волнуйся, Синто позаботится.

Великий кассар плавно развернулся и неспешно направился в сторону. Странное дело — казалось, он шел медленно, стараясь не запачкать пылью свое одеяние, но как-то вдруг его не стало. Вроде на секунду у Митьки зарябило в глазах, а после во дворе уже никакого князя не было. В воздухе он, что ли, растворился? А ведь Харт-ла-Гир говорил, что здешний хозяин — великий маг. Свободно мог и раствориться.