Глава 8.
– Ты – вампир. И с этим надо что-то делать. Отбросить всю словесную шелуху, все вздохи-стоны, все пустое сочувствие и идиотское недоумение: ах, я не хотел! И мы не хотели. Но так вышло. И с этим надо что-то делать.
Полухин от этих слов Вани еще больше сжался на стуле. Глаза испуганно распахнулись – нормальные, живые человеческие глаза…
Наташа думала, что самое страшное было – когда в подступивших сумерках умиравший от необъяснимого голода Славик вдруг замолчал, встал, и направился к ней. Решительной мертвой походкой. С мертвыми глазами.
Она ошибалась.
Не то было самым страшным.
Тогда она справилась, и довольно легко – схватила со стола фонарь (некогда крепившийся над стволом покойного “Везерби”), включила, направила мощнейший луч в глаза Славика… Он скорчился, отступил – а у нее мгновенно и ярко, как этот луч фонаря, зажглась мысль: чем можно накормить Полухина без кровопролития… Вполне подтвердившаяся мысль…
Проблема разрешилась до смешного просто – голод (жажду?) Славы умеряли самые обыденные яйца. Куриные. Сырые.
Тогда, по большому счету, все оказалось не страшно.
Страшное было сейчас – когда двое мужчин сидели друг против друга и один говорил другому без следа резких эмоций: ты – вампир. Ты вампир и с этим надо что-то делать. И в глазах читается ясно – если сделать ничего не удастся – вампир будет убит. Без ненависти, без пустого сочувствия и идиотского недоумения. Быстро и по возможности безболезненно.
Наташке было страшно.
– Есть два варианта, – продолжил Ваня, не дождавшись от Полухина ни слова. – Первый: обратиться к родной науке. Официальной. Вариант сомнительный, может закончиться психушкой. Или, если вдруг поверят, – участью собак Павлова. Но от неофициальной науки помощи не будет, какими бы доками они себя в этих делах не объявляли. Посмотрел тут я на них… Короче – шанс у тебя небольшой. Но наличествует. Шанс на то, что сразу напорешься на человека умного и способного непредвзято анализировать самую дикую информацию. Решай. Времени на сомнения не осталось. Обращаемся к науке или пытаемся выпутать тебя своими силами?
После долгого молчания обращаться к науке Славик отказался.
– Тогда несколько вопросов для проверки. Поиграем опять в детектор лжи. Заранее ответов я тебе не предлагаю, не надо твердить “да” как заведенному. Отвечай, что думаешь. Но коротко. Приступим. Ты вампир?
– Я не знаю.
– Час назад тебе хотелось крови?
– Я не помню…
– Зачем ты подходил к Наташе – когда она осветила тебя фонарем?
– Я не помню…
– Где сейчас Ная?
– Не знаю…
– Она тебе снится?
– Мне не вспомнить снов…
– Ты слышишь ее голос? Внутри?
– Не знаю. Мне не понять…
– Не понять – что? Голос есть – и не понять: чей?
– Я не знаю. Я многого не помню. Что было только что… Нет… Не что… Не помню как было… Что думал… Что чувствовал…
Полухин сбился с коротких и четких ответов, но Ваня его не одергивал. И так все ясно. Дар опять не смог помочь. Полухин не врал ни в чем – и никакой ясности это не добавляло… Оставался один выход.
Живой детектор не пригодился.
Попробуем пеленгатор.
Тоже живой…
Если…
Пеленгатор потребуется, если красивая девушка Ная сменила место ночевок.
Сменила логово.
* * *
– Страж получил Предвещение, брат. И близится его Испытание. Ты видел Стража, Даниэль. Что можешь ты сказать о нем?
– Страж очень силен, сестра… Страж может и должен повергнуть Царя Мертвых. Вопрос в том, как найти Царя. Царь сильнее с каждым часом, и мне все труднее чувствовать его. И однажды мертвых Царю не хватит…
– Мы успеем, брат. И Царь Мертвых – все же не главное. Главное – Царь Живых. И Врата.
Адель, всадница с золотыми волосами, ликовала. Она не повторит ошибки пятилетней давности. Ошибки, чуть не погубившей всё. Ошибки, после которой ей пришлось четыре года выбираться из непредставимой дали.
Ошибки теперь не будет.
Страж пройдет свой Путь с открытыми глазами.
И рядом со Стражем весь Путь будет она, Адель.
Адель, посланная побеждать.
* * *
– Значит, так. Слава: я сейчас схожу в магазин, куплю яиц побольше. Сразу разобьем, сольем в посудину. При малейших признаках голода – пить немедленно. Досыта. Сколько влезет. Все таблетки, что будет давать Натали – принимать без возражений и разговоров. Дальше. Наташа: твоя за…
Ваня посмотрел на ее посеревшее, с черными кругами под глазами лицо и закончил неожиданно:
– Отставить! Наташа, твоя задача – как следует выспаться. Единственная и самая главная. По исполнении – доложишь. А Слава поедет со мной…
Это был риск.
Возможно, это был смертельный риск – выходить на вампира бесспорного и активного – имея в тылу другого, потенциального, в любую минуту способного пробудиться. Это был риск, но с Наташей он их вдвоем сейчас не оставит… Придется рискнуть.
Он взял из стоящей в углу коллекции два кола. Два осиновых кола. Подумал и добавил к ним третий. Оружие новое, незнакомое, мало ли что…
– Поехали, – сказал он Славику. – Незачем откладывать. По всему судя, есть реальный шанс избавиться от всей этой ерунды. Тебе избавиться. Найти, пока не поздно Наю, и… Поехали. Яйца купим по дороге, с голоду помереть не дам.
– Куда поедем? – вяло и сонно спросил Полухин.
– На птицефабрику, Слава, на птицефабрику. В подвал. В гости к Нае. Вечером и в начале ночи, по слухам, она бывает дома…
Исходя из имеющейся информации, Ваня рассуждал логично и здраво.
Но слухи – на то и слухи…
Часто лгут.
* * *
У “Континента”, снаружи, блядешки не тусовались. Обидно.
Обидно, но вполне объяснимо – к ночи наползли черно-густые тучи, готовилась феерическая июньская гроза. Воздух давил. Воздух был переполнен невидимым электричеством. Еще не капнуло, не сверкнуло, не грохнуло – но люди в этой подступающей на два часа раньше положенного ночи чувствовали себя уверенно только под крышами и за стенами…
А бляди – тоже люди.
И поголовно забились внутрь “Континента”… Обидно, туда Костику было нельзя – всенепременно напорешься на какую-нибудь Ларискину подружку. Проверено. Третье следствие из всеобщего закона бутерброда.
Самое большее, что он мог себе позволить – это приоткрыть в сумерках переднюю дверцу, сделать приглашающий жест и быстренько укатить с подсевшей ночной бабочкой. Но влияние сегодняшнего атмосферного электричества на жизнедеятельность этих насекомых Костик уже уяснил…
Он был оптимистом. Что ни делается – все к лучшему. Опять же у “Континента” прописался один и тот же небольшой, но не слишком дружный коллектив – все уже перепробованы, новенькие ох как редко появляются… А еще, блин, трубят об упадке нравов, о сочинениях десятиклассниц, мечтающих стать путанами. Где они, эти десятиклассницы? Где, господа моралисты? Помечтают, помечтают – да и идут потихоньку учиться-работать. И мужа себе присматривать…
Но что ни делается – все к лучшему. Придется, конечно, прокатиться до Московского шоссе. Но там есть шанс подцепить настоящую профессионалку, не то что тутошние колпинские маши… Правда, от профессионалки можно и самому подцепить, чуть расслабься только… Вон Вован-Рыба расслабился как-то… Сунул плечевой за щечку без презика, идиот. Думал, козел, – рот все-таки. Ага. Список подарочков был аж из шести пунктов, причем ровно половину названий Рыба и Костик слышали впервые – а уж они дилетантами в этом деле себя не считали…
…Девушку он увидел неожиданно и мимолетно, когда до выезда на шоссе оставалось меньше километра. Фигура появилась ненадолго на обочине, в светлом пятне фар – и шагнула в сторону. Успев при этом призывно махнуть Костику.
Тормоза завопили, Костик выскочил из машины. Мимолетное видение впечаталось в сетчатку, казалось, навеки: высокая и стройная фигура, черные волосы – длинные, распущенные. Лицо, грудь, ноги – не мог, физически не мог Костик рассмотреть их в подробностях, но как-то понял, как-то почувствовал – были прекрасны. Он бросился за исчезающим видением, ни на секунду не задумываясь, даже не предполагая, не беря в голову, что перед ним подрабатывающая чуть в стороне от трассы блядь-любительница, боящаяся связываться с профессионалками – те не остановятся ни перед чем.
Ничего такого Костик не подумал. Он устремился за девушкой, торопливо идущей между двойным рядом тополей, обрамляющих дорогу. Девушка обернулась и снова поманила Костика.
Она была прекрасна.
Он понял все.
Никакая, конечно, это не блядешка, глупо было и думать, но у девушки что-то случилось, всякое в жизни случается, в том числе и с прекрасными девушками, в том числе и в густых кустах лесозащитной полосы дороги, и тогда девушкам приходится звать на помощь, и он, конечно, поможет, поможет просто так, совершенно не намереваясь вдуть ей там, на ночной траве, или на заднем сидении “корвета”, он лишь попросит, ненавязчиво попросит телефон, чтобы завтра вечером вместо опостылевшего блядохода позвонить ей и сказать, что ему двадцать шесть лет, он молод, здоров и достаточно обеспечен, а еще – ищет любовь, ищет давно, но не там и не так, наверное, он не знает, где искать, и, заблудившись – просит у нее помощи, и Она ему ответит, конечно ответит, и все наносное и чуждое уйдет из его жизни: и стерва-Лариска, и приятели-дебилы вроде Рыбы, и глупые любительницы из “Континента”, и профессионалки с шоссе с мертвыми глазами и душами… и придет другое, то, чему он сейчас даже не в силах дать название, но наверняка прекра…
Мысли Костика, когда он протискивался вслед за попавшей в беду девушкой сквозь густой кустарник, были непривычно чистые и возвышенные. Но организм отреагировал на них, на эти мысли, привычно и стандартно – бурной эрекцией.
Так Костик и умер.
С эрекцией.