Глава 6
Сказ о том, что у птицы видно по полету, а у витязя по понятиям

Там, куда указывала Делли, буйно росли высокие кусты, усыпанные красными ягодами.

— Это чего, малинник? — присмотревшись, с удивлением спросил Вадим.

— Ага, — гордо отозвалась фея. — Только малина не простая, волшебная.

— Это типа кто ее съест, у того рога вырастут? — Господин подурядник с явной опаской поглядел на маячащую впереди естественную преграду. — Я помню, чего-то такое читал.

— Да нет, — Делли удивленно пожала плечами, — почему же рога? Ничего такого у него не вырастет. Просто ягоды здесь такие вкусные, что проехать мимо и не попробовать никто не в силах. Одну ягодку съест, другую, пятую, десятую, а оно же все треск да шорох. Бывало, на полверсты в глубь малинника некоторые едоки уходили, все никак остановиться не могли. Ну а пока, значит, нарушитель за обе щеки малинку наворачивает, на шум уже ближняя к месту богатырская сторожа прискачет. Так что либо иди на законный перелаз, либо носи оберег волшебный, либо уж как мы, — фея сделала неопределенный жест в сторону живой изгороди, — чарами.

Малиновая пограничная линия расступилась саженей на пять, давая всадникам дорогу.

— Ну вот, — обнадежила нас очаровательная спутница, когда заросли, полные соблазнительно спелых сладких ягод, сомкнулись за нашими спинами, — добро пожаловать в Грусь Алую.

Я огляделся, надеясь немедля найти, как принято писать в детских журналах, десять отличий от предыдущего пейзажа. Впереди виднелась гряда холмов, поросших немало прореженным дубняком, откуда-то очень издалека доносился едва слышный колокольный перезвон, чуть в стороне, должно быть, подпевая далекому благовесту, пробовало голоса коровье стадо. В общем, идиллическая картина, настраивающая на дачный лад.

— Что же здесь такого алого? — поинтересовался я, больше из желания скрасить дорогу беседой, чем действительно вытягивая из Делли очередные бытописания местных стран и народов.

Конечно, для нас, пришельцев, в этом странном мире все, что мы видели и о чем слышали, было в диковинку. Но все же лично моя нынешняя задача весьма отличалась от задач дедушки Миклухо-Маклая. А от раскрытия тайны похищения ее высочества я, увы, был так же далек, как и неделю тому назад. Однако, как ни выходи из себя, ни одного нового факта, фактика, хотя бы даже намека на фактик у следствия не было. Если, конечно, не считать за таковые утверждения Переплутня об изменении королевичем Элизеем своего маршрута. Само по себе странно, но вместе с тем было — не было, неизвестно. Он или другой — непонятно. Туда или в иное место — одному богу ведомо. Основывать расследование на столь шатком фундаменте — дело глупое.

— Алой эта земля величается вовсе не оттого, что огорожена от иных владений малинниками. И не потому, что окрест в лесах полно рябины, а по весне на полях буйным цветом полыхает мак. Прозвание такое пошло с тех самых пор, как на Грусь зарились вороги лютые, аки волки голодные. То Орда откуда ни возьмись нахлынет, то из Империи Майна, которая в те годы, правда, империей еще не была, злой недруг пожалует. Тут их всех встречали и лили кровь в жестокой сечи. С этого времени так оно и повелось: ближние к границе земли — Красный Пояс. Чуть далее, нормальной конской скоростью полтора дня пути, Грусь Зеленая начинается. Прозвали ее так оттого, что куда ни кинешь взгляд, где только не приведись, везде тамошние земли засажены огурцами, луком и капустой. Ибо и в нашей стране эти дары земли в большом почете, и в других концах света наши соленые огурчики и квашеная капуста едва ли не на вес золота. Со всего мира торговые гости едут. — Делли мечтательно причмокнула. — А уж Золотая, — фея даже зажмурила глаза от накатившего чувства, — от дворцов да теремов, храмов да колоколен свое прозвание имеет.

— А в кого веруют-то? — заинтересованно спросил славный витязь Вадим Ратников. — Тоже в Нычкино семейство?

— И в Нычку веруют, и в Сына вдовы, и в Изгнанника с Востока, и в одноглазого бога с копьем, и в Деву Светоносную, и в других каких… Хотя ежели послушать, то считается, будто бы более всего славят Солнечный лик, в восьмилучевом кресте воплощенный. — Фея усмехнулась. — А так, если ты приедешь и скажешь, что за тридевять земель очень сильный джапанский бог спасает от болезней, дарует богатство и хранит от черного глаза, то и в него истово верить будут, лишь бы ничего делать для этого не надо было. А уж если за свои деньги храм возведешь да бирюльки разные раздавать начнешь, тогда и вообще в святые подвижники запишут. Главное тут растолковать, что хотя люди и грешны, и грешить будут до последнего вздоха, но все это не беда, все это по-людски. И ежели загодя с богом договориться, все равно сладок кус на той стороне получишь.

Говорила она с жаром, пожалуй, даже с запальчивостью. Должно быть, тема местных верований чем-то болезненно затрагивала интересы нашей милой заказчицы.

— Клин! — предупреждающе шикнул Вадюня, не слушая ответ на свой вопрос. Он напряженно вглядывался в сторону гряды холмов. На гребне одного из самых высоких виднелась почти монументальная группа — два всадника, напряженно глядевшие явно в нашу сторону, и пустая лошадь рядом с ними.

— Витязи местные, — пояснила Делли, заметив по направлению наших взглядов предмет столь пристального внимания. — Границу стерегут.

— Что, опять?! — Вадим выразительно поглядел на меня. Очевидно, мысль о том, что в очередной раз предстоит встреча со стражами кордона, явно не грела моего соратника. — Может, проскочим от греха подальше? Прорвемся на скорости?

— К чему? — удивилась фея. — У нас ярлыки в полном порядке.

— То-то и оно, — покачал головой Вадим. — Не найдут за что с нас бабки снять — огорчатся. А дальше поди докажи, кто на кого напал. Ну что, топим газу?

— Эге-ге-гей, люди добрые! — разнесся над лесами и долами мощный глас, заглушивший дальний звон колоколов и заставивший сокрушенно замолкнуть коровье стадо. — Стойте где стоите! Ужо к вам спускаемся.

— Уходим, — прошептал знатный коневод-мздоимец.

— Не стоит, — остановила ретивого подурядника Делли. — Я их знаю. Все будет нормально.

— Разве что знаешь. — Ратников еще раз смерил взглядом богатырей в конических шлемах, начавших неспешный спуск в долину. — Но лично я бы притопил. На всякий случай.

Между тем всадники приближались, и то, что прежде скрадывалось перспективой, теперь начало вырисовываться в полный рост. Оба витязя были отнюдь не хрупкого телосложения, но один из них, вероятно, старший, с бородой лопатой, и вовсе казался роста неимоверного для человеческой породы. Стоит лишь сказать, что спутник его, не вышедший, как он, росточком, был, пожалуй, поболее Вадима и ввысь, да и в плечах пошире. Лопатобородый же возвышался над ним на полторы головы. Заслоняясь от лучей дневного светила, могутный богатырь держал руку козырьком под кромкой шлема, и шипастая булава, по виду отлитая из бронзы, свисала с его запястья столь же легко и непринужденно, как полосатый жезл с руки инспектора ГАИ.

— Ба! — вновь рявкнул отпрыск явно великаньего племени, действительно узнавая нашу спутницу. — Да никак то чаровница-кудесница Делли, дочь Иларьева, из монаршего приказа Волшебной Службы Охраны! — Он неспешно склонил голову в поклоне. — По здраву ли будете, матушка-чудесница? Легка ли вам дороженька? Давно нам свидеться не доводилось! А с вами-то кто? — Он прищурил глаза, вглядываясь в наши лица, словно силясь припомнить, не встречались ли мы ранее.

— Знакомьтесь, — Делли приветливо улыбнулась, — и будьте други верные. Сей неодолимый витязь Светозар Святогорович, по прозванию Буйтур. Рядом друг его и соратник Неждан Незванович, по прозванию же Ломонос. Весьма нарочитый муж, известный тем, что во всех концах Груси где бы какого витязя ни встретил, всякого зовет силой помериться.

— Это верно. — Неждан Незваныч расплылся в улыбке, искоса поглядывая на Вадюню. — Как встречу, так непременно. — Он тряхнул копьем. — Негоже, чтобы нашему государю-надеже хлипаки всякие служили!

— А это, — продолжала Делли, — витязь Вадим Ратников, сын из града Кроменца Загорского, и одинец-следознавец Виктор Клинский.

После упоминания моего имени рядом с титулом и должностью одинца-следознавца меньшой витязь, кажется, потерял ко мне большую долю интереса и сосредоточил внимание на Вадиме.

— А вы чего, богатырская застава? — пожав руки обоим встреченным всадникам, поинтересовался Вадим.

— То-то же и оно, что застава, — вздохнул могучий детинушка Светозар Святогорович, и колечки его брони напряглись, чтобы не лопнуть на широченной груди силача. — Покуражились малехо в Торце Белокаменном, вот нас и заставили сюда переться, отслеживать, не идет ли Орда походом на мурлюкскую землю.

— Отчего же здесь? — удивилась Делли. — Ведь Орда-то, коли сыщется, совсем с иного рубежа появится. От этих мест, почитай, верст тыща, не меньше.

— Десятки тысяч, — согласился Буйтур. — Да только у государя-то свой резон. С одной стороны поглядеть, до мурлюкских земель тута поближе, чем оттель, а с другой — ежели, скажем, Орда в обход двинет, здесь мы ее и переймем. Так что тут сурьезный подход, а не так чтобы абы что. А вот, кстати, вы, добры молодцы, по пути Орды не встречали?

— Нет, — честно сознался я. — Никаких следов. А должны были?

— Да откудова ж ей тут взяться?! Чай, не птица, чтоб по воздуху перелетать. А спросить я вас о том обязан. Тут вишь какое дело, мурлюкский главный майор шибко стережется, что Орда на него пойдет. Что ни день, в своих землях переметчиков и соглядатаев ордынских изыскивает. Вот он и прислал государю нашему богатые дары, с тем чтобы батюшка повелел войску своему сторожить в порубежье, не крадется ли злой ворог тайною тропою.

— И как чисто успехи? — полюбопытствовал Вадюня.

— Не крадется, — покачал головой Святогорыч. — А вот вершина Железного Тына в ясную погоду во-он с той горки малехо просматривается. В последнее время мурлюки его ажно за батыльские земли придвинули, того и гляди — Субурбанию перегородят. — Буйтур махнул рукой, то ли указывая в сторону пройденных нами земель, то ли попросту на Железный Тын, Орду и главного мурлюкского майора, вместе взятых. — Я вас о другом спросить хочу. — Он сдвинул шлем и поскреб огромной лапищей густую шевелюру русых кудрей. — Вы, часом, пока ехали, младшака нашего не видали?

— Это которого?

— Да Лазаря Раввиновича, — пробасил молчавший до того богатырь Неждан.

— Как-как? Рабинович? — полагая, что ослышался, переспросил Вадим.

— Какой еще Рабинович, — насупился и без того не слишком приветливый Ломонос. — Батька у него раввин, стало быть, Раввинович. Намедни в Торце Белокаменном вместе с нами чудил, вот его сюда в заставу и послали.

— Охренеть! — констатировал Ратников. — Батька — раввин! А что, здесь есть синагоги?

— А как же без них. А ты что, добрый молодец, имеешь что-то против? — Ломонос смерил собеседника недвусмысленно изучающим взглядом. — Так, может, того — отойдем, схлестнемся?

— Да чего там, я просто так, — пожал плечами Вадюня. — Интересуюсь для общего развития.

— Нет уж, — радуясь неизвестно чему, перебил его меньшой витязь. — Тебе побратим наш не по нраву. И на отца его ты небось хулу хотел возвести. Поехали-ка, пожалуй, схлестнемся!

Я умоляюще посмотрел на Делли, обещавшую спокойный проезд.

— Ну-тка, зацыкнись, Незваныч! — рыкнул на товарища великан Буйтур. — Не зришь, что ли, люди по государевому делу едут.

Ломонос смолк, по-прежнему хмуро глядя на Вадюню.

— Дык вот, — продолжил Светозар Святогорович, — младшака нашего поутру еще на ту сторону за медовухой в селище отправили, а его нет как нет.

— А на коне не быстрее было бы? — спросил я, кивая на пасшуюся рядом кобылу с притороченной к луке седла бандурой.

— Ха! — криво усмехнулся Буйтур. — До селища доехать, знамо дело, проще. Да только в кружало-то верхом не въедешь, а коли лошаденку на улице оставить, то сопрут беспременно. Оно и лошадь жалко, и за кружало разгромленное потом плати. — Он грустно вздохнул. — Вон, в столице уже покуролесили с горя, посад порушили, теперь вот на заставе, как чирьи пониже спины. Ни себе не любо, ни иным не потребно. Так это еще спасибо сказать надо, могли ведь и к Царству Вечных Льдов отправить, следить, не крадется ли оттуда тайный ворог.

— А чего горевали-то? — живо поинтересовался неуемный Вадим, точно намереваясь утешать новых знакомцев.

— Так ведь как же, — неспешно выговорил благодушный исполин. — Как принцесса наша пропала, так всех жильцов1, всю особливую стражу, всех, кто в тот вечер в карауле стоял, от двора взашей прогнали. Будто мы что поделать могли супротив чародейства! Тут уж, простите, вельможная Делли, дочь Иларьева, не особливой стражи работа, а Волшебной Службы Охраны.

— Ну да! — тут же выпалила наша спутница. — А дракон, значит, в счет не идет? С ним тоже должна была волшебная служба охраны биться?

— Нет, конечно, отчего ж так, негоже светлой фее с мечом на дракона идти. Это, знамо, наш удел. А вот завесу вокруг Торца Белокаменного не мы, а феи держать должны были.

— Стоп-стоп-стоп! — перебил я спорщиков, похоже, решивших сцепиться не на шутку. — Повремените ссориться. Светозар Святогорович, будьте любезны ответить — вы, выходит, стояли в оцеплении, когда исчезла принцесса?

— Было дело, — сокрушенно кивнул богатырь. — Я, и вот Неждан, и Лазарь, все самые наипервейшие, чином не ниже рьяного витязя.

— Угу, понятно. Если не возражаете, я с вами поговорю отдельно. Делли, а ты, получается, отвечала за магическую безопасность столицы?

— Не совсем так, — со вздохом потупилась фея, кажется, начиная краснеть. — Я несла ответственность за магическую безопасность того зала, из которого пропала Маша. За стены и купол отвечали другие феи.

— О-очень интересно. — Я потер переносицу, стараясь собраться с мыслью. — Насколько я понимаю, дракон не мог появиться над дворцом, не пройдя предварительно сквозь защитную линию.

— Именно так, — наклонил голову Буйтур.

— Верно, — подтвердила Делли.

— Но, насколько я опять же понимаю, дракон преспокойно этот рубеж преодолел, и ваша магия его не то что не убила, но даже не ранила? — Я включил соображаловку, пытаясь просчитать варианты подобного казуса.

— Видишь ли, — вздохнула фея, — с очень давних времен уж так повелось, что волшебники, маги, а уж тем более феи не имеют права умерщвлять что бы то ни было живое. Такова была суть договора между чудотворцами и всеми остальными людьми и тварями. Среди волшебников и особенно магов порою встречаются те, кто пытается нарушить этот запрет, однако тот, кто рискнет пойти на этот шаг, непременно навлекает на свою голову отмщение как со стороны одной половины договорившихся, так и со стороны другой. Залог почтения к нам — непреложный запрет на умерщвление живого. Преодолевая защитный рубеж, дракон должен был испытать непереносимую головную боль, тошноту и слезовыделение, а все племя лапокрылых ящеров весьма трепетно относится к своему здоровью, особенно к голове. Обычная мигрень для дракона опаснее, чем иное войско. Так что предположить, что кто-либо из этих тварей сунется сквозь купол… — Делли развела руками. — Мы такого даже представить не могли.

— Угу. — Я кивнул и еще раз повторил: — Угу.

Мне виделось как минимум три варианта, каждый из которых требовал дополнительной информации и уточнения ряда деталей. Вариант первый: среди волшебствующей братии внутри периметра у дракона был союзник, так сказать, отключивший на время один из защищенных магией секторов. Вариант второй: подобный союзник существовал вне стен Торца Белокаменного, и он снабдил похитителя, ну, скажем, волшебным амулетом, который дает возможность либо безболезненно пролетать сквозь завесу, либо делать в ней окно. Третий же вариант, и его тоже нельзя сбрасывать со счетов, — дракон был спрятан где-то в пределах столицы, скажем, в ночь перед празднеством, а потом он по команде взмыл ввысь и спикировал на дворец. Ну и последствия известны. Однако в любом из трех вариантов налицо был четко спланированный заговор, исключавший действия дракона, как говорится, в состоянии аффекта, и практически непременное наличие мощного союзника, вероятно, при королевском дворе. Ведь кто-то же должен был обезопасить защитные чары Делли. А она отнюдь не новичок в своем ремесле! Очень занятная ситуация.

— О! Вон Лазарь возвращается. — Неждан Незваныч ткнул пальцем в сторону дубравы. — Два жбана тащит. Чой-то его шатает… Как бы не пролил!

Я мельком взглянул в сторону третьего витязя. Он действительно шел странными зигзагами, умудряясь, однако, не расплескать драгоценного содержимого висевших на коромысле жбанов. Но сейчас медовуха меня интересовала менее всего.

— Светозар Святогорович, мы не могли бы поговорить без свидетелей? — произнес я, спрыгивая с коня на землю.

Буйтур с сомнением поглядел на Делли, мямля со странной в его устах робостью:

— Дык ведь все, что в тот день в хоромах королевских случилось, все ж в сугубом секрете. Даже палата церемониальная волшебной печатью опечатана. И то место, где дракон земли касался, забором огорожено. Вы же, Делли, дочь Иларьева, сами велели, чтоб цыц и ни гу-гу.

— Ему можно, — дозволяюще произнесла сановная работодательница. — На то он из дальних стран и призван, чтоб сыскать Машеньку.

— Как скажете, кудесница, — склонил голову неодолимый витязь, неспешно слезая с огромного сивого мерина, а впрочем, вероятно, жеребца той же расцветки. — Вопрошайте, досточтимый господин одинец.

— Пожалуйста, попытайтесь припомнить в мельчайших подробностях все, что могло бы иметь касательство к событиям того дня.

— Ну, значит, че. — Светозар сдвинул шлем, пытаясь достать закрытый кольчужной бармицей затылок. — Это, значит, м-м… Стояли мы на страже в сенях при челобитном крыльце, откуда, стало быть, люди всякого звания должны были прийти — молодых поздравлять да одаривать. Служба там сурьезная, а не абы как! Мало ли какой гад ползучий али тать бессовестный пожелает в хоромы государевы пробраться, чтоб под шумок злодейство учинить. Дык вот, стоим. И того, следим, чтоб ни одна зараза мимо нас не прошмыгнула. А тут вдруг с улицы ка-ак завопят: «Спасите-помогите, люди добрые! Дракон! Змей летучий! Пожар! Убивают!» Мы поначалу решили, что то — хитрость татева. Уловка, чтоб под шумок проскочить. И, как в укладе положено, враз из сеней в тычки всех выпихали и ворота на засов — хлоп! Токмо закончили, пот с чела утерли, как тут крик из палаты, где молодые должны были друг другу клятвы приносить. И то ж: «Дракон! Спасайте!» Ну, тут кто в залу побежал, кто запор из дверей долой — и во двор. Да только крыльцо-то людями забито. Пока протолкались, пока прибежали, так только хвост того змея увидали.

— А вы? Где в этот момент были вы? — спросил я, понимая, что информация о форме драконьего хвоста, может, и будет являться хорошим подспорьем в расследовании, но не на этом этапе.

— Я-то? — Светозар Святогорович сгреб бороду в кулак. — Я на крик в палату побег. И побратимы мои со мной.

— О-очень хорошо, — кивнул я. — И что вы там увидели?

— Да что ж тут увидишь-то? — криво усмехнулся богатырь. — Свечи все дракон небось крылом потушил. Тьма, хоть глаз выколи! Барышни визжат, мужи вельможные орут, будто их лесной бодун на рог поднял. А еще мы с факелами прибёгли. Тык-мык. Где? Что? Кто? Да тут же на полу, точно дурни стоеросовые, и растянулись, чуть сами все не попалили.

— Отчего вдруг? — поспешил я задать вопрос, прикидывая, какая сила могла сбить с ног подобного детинушку.

— Дык ведь как дело-то было, — махнул рукой пострадавший, поднимая ветер. — Мы ж как вскочили с факелами да мечами — все наверх смотрели да на окна, где там дракон притаился? Оно-то зорницы, чай, не для того в стене делают, чтоб всякое чудище в них могло голову казать. Так вот мы, значит, на них глядеть, а на полу, стало быть, скатный жемчуг густо так накидан. На нем мы и оскользнулись. — Он еще раз тяжко вздохнул. — Ну а как свечи зажгли, тут оно и вскрылось, что исчезла Машенька, как то облачко в ясную погоду. Такие вот дела. — Могутный витязь опять начал теребить бороду, подобно обеспамятевшему старику Хоттабычу, помнящему, что что-то он с этими волосьями должен сделать, но бьющемуся в догадках, что именно.

— Понятно, — кивнул я. — Хотите еще что-нибудь добавить?

— Чего добавлять, почтеннейший одинец? Все, как есть, рассказал, — огорченно вздохнул Буйтур. — Кабы успели, непременно б отстояли принцессушку. А так вот теперь Орду, как дурни, караулим. За каким лешим ей сюда переться — ума не приложу!

С первичным опросом свидетеля было покончено. Конечно, хорошо было бы запротоколировать его показания, но на мое робкое предложение изложить все вышесказанное в письменной форме он лишь развел руками, словно демонстрируя длину местных осетров:

— Так оно ведь что, грамоте мы не обучены. К чему витязям грамота?

Попытка же записать показания свидетеля самолично и вовсе наткнулась на жесткий отпор.

— Вы того, батюшка, — сдвигая брови к переносице, недовольно пробасил богатырь, — вы эти значки один к другому не лепите. Я смысла в них не ведаю, а тут не ровен час, глядишь, какая напраслина сыщется. На кой оно ляд мне нужно? Значки-то, поди, дело колдовское.

Как я ни бился, все мои попытки убедить сурового нарочитого мужа в обратном не дали сколь-нибудь заметного результата.

— Не след! — насупившись, молвил могутный витязь.

Во время опроса свидетеля остальные участники «встречи» не теряли времени даром. Два жбана медовухи, раздобытые Лазарем Раввиновичем, мелели на глазах, точь-в-точь Аральское море. Не спасли положение и три бутылки перцовки, извлеченной Вадимом из недр рюкзака. Младшак наших новых знакомцев оказался разбитным парнем с длинными черными локонами у висков и столь же длинными смоляными висячими усами. Найдя благодарную аудиторию, удалец, положив ладони с длинными тонкими пальцами на крестовины двух мечей, висевших с обеих сторон у его пояса, вовсю травил байки о лихой привольной жизни вдали от чопорного двора и о богатырских подвигах участников импровизированной пьянки. Однако в момент, когда я подходил к пирующим, сидевший ко мне спиной Неждан Незванович, за хмельною чарой напрочь позабывший слова старшего собрата о государевом деле, весьма чувствительно ткнул в бок Вадюню с неизменным за последний час предложением:

— Ну, чего, витязь, это, с дороги отдохнул? Пошли — схлестнемся!

— Ну, ты достал в натуре! — Вадим Ратников, и на трезвую голову не отличавшийся ангельским терпением, вспылил не на шутку. — Тебе что, в бубен прислать? Ты меня за фраера держишь?

Уж не знаю, насколько речь моего соратника была понятна грозному Ломоносу, но, видимо, все задиры Вселенной владеют своеобразным тайным языком, понятным недруг недругу в любом конце света. Или, если быть точным, в любом конце миров. Тем более что если у Неждана Незвановича и оставались какие-то сомнения насчет смысла услышанного, ответный пинок, отвешенный Вадимом, был призван положить конец всем возможным кривотолкам.

— Ну дык пошли! — плотоядно улыбаясь, резво вскочил на ноги страж границы.

— Все ж таки решили схлестнуться? — подходя вплотную к забиякам, прогудел Святогорыч. — Ну-ну, доля вас храни. Это, того, как драться будете? До смерти аль до первой крови?

— Да это уж как получится, — не мудрствуя, пожал плечами вопрошаемый.

— Уж зело крут ты, Нежданушка, ни к чему это. Мягче с людями надо быть, учтивее. — Светозар положил левую руку на плечи Вадима, отчего тот слегка осел и пригнулся к земле. — Ты вот что, добрый молодец, послушай меня да на ус намотай. На копьях али на мечах с Нежданом биться — дело нешуточное. Он тут кого хошь с коня собьет да об колено поломает. А еще нагрудник у него из самой Тюрбании привезенный, его Богдемагнус для царя Салтана ковал. Эту сталь ничегошеньки пробить не может! Разве что на булавах с Незванычем можешь потягаться. Э-э, — он оглядел Вадюнино снаряжение, — да у тебя-то и палицы нет! Негоже так, витязь, негоже! Вот хошь — свою могу одолжить? — Он снял с запястья шипастую булаву, подкинул ее в воздух и поймал с непринужденностью, с какой ловят одноименный предмет высокохудожественные гимнастки. — Это у меня легкая, для пужания. Всего-то полтора пуда.

Вадюня мрачно посмотрел на заботливого доброхота. После такой рекомендации, пожалуй, у изрядной части поединщиков затряслись бы поджилки. Но Вадим Ратников был не робкого десятка, к тому же вряд ли он осознавал уровень защиты нагрудника работы Богдемагнуса, но зато очень явственно представлял возможности как синебокого Ниссана, так и немилосердного Мосберга.

Всадники разъехались, давая место своим скакунам для разгона и сокрушительного таранного удара.

— Ну что, витязи, вы готовы? — рявкнул Светозар Святогорович, взявший на себя обязанности судьи поединка.

— Вестимо! — отозвался Неждан.

— В натуре! — в лад ему вторил Вадим.

— Н-но! Пошли, родимые! — скомандовал Буйтур, и всадники помчались навстречу друг другу.

Впрочем, вернее было бы сказать, не спеша потащились. Поскольку, невзирая на бешеный галоп богатырского коня отчаянного Ломоноса, двигались они медленнее джапанского иноходца, а гуманный Вадим, сын Ратников, вопреки своим воззрениям, сейчас двигался со скоростью, не нарушающей установленный в черте города предел, то есть раза в три быстрее, чем его соперник. Кони вихрем неслись навстречу друг другу… Сшибка… Удар! Внимательное ухо могло определить, что грохот удара получился какой-то сдвоенный, но ссыльным витязям было не до того. Их товарищ, потеряв стремя, взмахнув руками, замертво рухнул наземь, а перепуганный неожиданным грохотом у самого уха конь встал на дыбы и понесся по полю уже без всадника, оглашая воздух гневным ржанием.

— Лови его, Лазарь! Не дай уйти! — гаркнул исполин, устремляясь к поверженному другу. — Экий знатный удар, отродясь такого не видывал!

Еще бы! По моим прикидкам, если после выстрела картечью в упор любитель схлестываться почем зря остался жив и хотя бы отчасти невредим, ему бы следовало совершить смиренное паломничество в Тюрбанию и устилать там лепестками цветов каждый шаг неведомого мне Богдемагнуса или же его прямых потомков. Однако, не произнося этого вслух, я вслед за могучим хранителем традиций рванулся к поверженному телу. Впрочем, вмиг протрезвевшая Делли была уже возле распластанного по земле витязя, спеша оказать волшебными средствами первую помощь пострадавшему. К счастью, повреждения Вадюниного противника были не так фатальны, как предполагалось. Удовлетворенно кряхтя, он приподнялся на локте, затряс головой и попытался растереть грудь под мятым зерцалом.

— Ох и силен, чертяка! Ох и силе-ен! — Витязь скривился. Очевидно, каждое движение причиняло ему ощутимую боль. Немудрено! Невзирая на стальной нагрудник, кольчугу и стеганый войлочный подкольчужник, пару-тройку ребер выстрел с такого расстояния наверняка сломал. Однако рьяного витязя Неждана Незвановича такие мелочи, похоже, не интересовали. — Помогите мне подняться, други верные! — с пафосом изрек он, протягивая руки мне и Буйтуру. — Где там мой победитель?

Вадим Ратников стоял чуть в стороне, насупившись и словно говоря всем видом: «А че я, че я?! Он сам нарвался!»

— Ай да умелец, ай да могута! — с уважением промолвил Ломонос, делая неловкую попытку поклониться моему соратнику.

— Ну так я типа не хотел. — Вадюня развел руками.

— Коли одолел меня в честном бою, — не обращая внимания на неуклюжую попытку Вадима оправдаться, продолжил Неждан Незванович, — хошь — в полон бери, под выкуп, аль за службу, а хошь — будь мне братом названым.

— Да ты че, братан, я тебе че, немецко-фашистский оккупант, чтоб тебя в плен брать? Побазарили и разошлись, все пучком!

— Ну, коли братом меня зовешь, — обрадовался Ломонос, — и я тебя буду братом звать. Токмо имя тебе надо придумать громкое да знатное, чтоб по всему честному миру слышали. А то — Вадим. Что Вадим, какой Вадим?

— Пусть зовется Злой Бодун! — раскатисто пробасил Буйтур, опуская руку на плечо свежеобретенного побратима. — Эк он тебя в грудину-то боднул!

И начались объятия, распитие очередного жбана медовухи, непременное «Ты меня уважаешь?», «Да я тобой просто горжусь!». И разговоры о деяниях и походах, которые я пытался превратить в опрос свидетелей, но с довольно малым успехом.

Уезжали мы поутру, в час, когда из табуна коней, представлявшихся нашему взору вечером, остались только наиболее яркие представители быстроногого племени. Утешив себя мыслью, что в любой момент смогу вызвать витязей для более тщательного допроса, я отпустил их дальше нести службу, предварительно взяв подписку о невыезде, которую они долго крутили в руках, пытаясь понять, в чем суть этой затеи. Потом, поверив словам нового побратима, смирились и поставили под распиской два отпечатка больших, весьма больших пальцев и аккуратную шестилучевую сквозную звездочку — личный значок Лазаря Раввиновича.

В пределах Груси мы могли не сдерживать бойкий шаг коней и теперь мчались во весь опор, спеша наверстать упущенное. Немилосердно припекавшее светило заставляло то и дело задирать голову вверх, точно умоляя уменьшить пыл и выискивая, нет ли в небесной лазури хоть небольшой тучки или, скажем, облачка.

— Делли, — тоскливо глядя на фею, взвыл Вадим, утирая лицо краем плаща. — А нельзя чисто с погодой что-нибудь сделать? А то я в этом скафандре, пока до вашей столицы доеду, буду ну типа та снегурка после мартеновской печи.

— Погоди, — оборвала его жалобные излияния наша спутница. Она вперила взор чуть в сторону от солнца. — Меня во-он та птичка интересует.

— Да что в ней интересного? — муторно поглядев на объект наблюдения феи, спросил витязь по прозванию Злой Бодун. — Голубь как голубь. Хочешь, — Ратников потянулся за своим, уже знаменитым копьем, — сейчас гриль из него забабахаем. На всех, конечно, маловато, но тут уж — конкретно чё есть…

— Погоди ты с едой! — рассердилась фея. — Эта птица летит вровень с нами с самого утра. Причем в том же направлении, прямехонько к столице. И мне почему-то очень кажется, что этот голубок почтовый.