Глава 18
Сказ о том, что коли зеркало с утра врет — жди дальнюю дорогу
Мы шли по ночному парку, следуя за фонарем недовольно ворчащего камергера. Я вовсю крыл здешние порядки с отсутствием регистрации драконов, находящихся в частном владении, нелицензированным пользованием волшебными предметами и полной неразберихой в области магической практики.
— Куда это годится! — возмущался я. — Волшебница у нас под самым носом пускает в ход целый арсенал спецсредств, а я не могу поднять архив, чтобы узнать, у кого в наличии имеются волшебные палочки из анчибалового корня! Я от каких-то проезжих молочниц, по слухам, узнаю, что в окрестностях столицы стартовал дракон. И опять же, по слухам, фиксирую появление какой-то твари в Гуралии перед носом нашего разудалого принца. Простите меня, кто вообще знает, сколько драконов покинули сегодня утром эти места? Нам известно только об одном. Почему не ведется регулярного наблюдения за воздушным пространством? Вам что, неинтересно, кто там летает? Где регистрация транспортных средств?
— Ты имеешь в виду драконов? — вставила словечко Делли в гневно изливающийся поток моей речи.
— Да хотя бы их! — отмахнулся я.
— Надеюсь, они этого не слышат, — хмыкнула фея. — В противном случае у тебя обязательно возникнут проблемы. Драконы — существа крайне самолюбивые, и хотя в общем-то признают, что кроме них в мире существует еще некоторое количество разумных тварей, но при этом искренне считают себя центром мироздания. В этом они все равны, однако каждый все же значительно равнее остальных.
— Байки все это, — отмахнулся я. — Чтобы тырить скот по пастбищам и крестьян рэкетировать, особого ума не надо.
— Ты заблуждаешься, — на ходу бросила Делли. — Да вот хотя бы у Громобоя спроси!
Хижина старика-драконоборца уже виднелась на прогалине, освещенной полной луной. Аккуратная грядка голубоватой архилим-травы, несносной для любого злого духа, мягко высвечивала отраженным лунным светом, с нетерпением ожидая первого солнечного луча, когда навстречу ему отворяют чашечки лепестков все четыре ее чудодейственных цветка: червлен, багров, синь и желт; на любовь, на правую победу, на защиту от порчи и на обретение богатства. Из-за необычайного сияния, даваемого этим растением, почти терялся тоненький лучик зыбкого свечного огонька, пробивающегося сквозь закрытый ставень обиталища драконьего ловчего.
— Кажется, не спит, — успокаивая себя, заявил я, указывая на пробивающийся свет. — Эге-ге-гей! Громобой Егорьевич! Это я, одинец Виктор Клинский! Мне необходимо с вами срочно поговорить. Отворите, будьте добры!
— Полночному гостю у меня в дому места нет! — громыхнул из-за двери знакомый голос, не так давно разъяснявший чужестранцам глубокую разницу между гуральским и стрессильванским драконами. — Ступай, откуда пришел!
Я с удивлением посмотрел на фею и явно опешившего от такого приема Вадима.
— А че это он в натуре понты колотит? — с натугой выдавил Злой Бодун. — Без меры крут?
Я молча пожал плечами.
— Громобой Егорьевич, вы не поняли. Это Клинский. Одинец. Я по приказу короля расследую дело…
— Пришел не зван, уйди не рван! — безапелляционно заявил голос из-за двери.
— Про «Нирвану» толкует, — пробормотал Вадюня. — Еще бы «Коррозию металла» вспомнил.
— Да уж, без коррозии тут не обошлось, — процедил я. — Делли, это твой друг. Не знаю, что на него нашло, но общайся с ним сама.
— Егорыч! — только успела крикнуть фея, как дверь, разделявшая нас, с грохотом распахнулась, и на низком крылечке возник мощный хозяин с двуручным мечом, явно выкованным по спецзаказу для отсекания неразумной или, если верить Делли, чересчур разумной драконьей головы с одного удара.
— Я же сказал, прочь!
— Что-то этот фитиль до хрена коптит, — упрямо наклоняя голову, с напором проговорил Ратников. — Тоже мне, лига защиты зеленых от голубых! — Он потянул из ножен свой клинок, явно досадуя, что, отправляясь на ночную прогулку, не прихватил смертоносный «мосберг». — Прикрой дупло, дедуля, кишки простудишь!
— Вадим, — одернула его Делли, — прекрати немедленно! Как ты можешь?!
— А че он!.. — начал было Ратников, но фея его не слушала.
— Громобой Егорьевич, — опасливо поглядывая на мрачно поблескивающую в сиянии чудодейственной травы отточенную железяку, примирительно произнес я, — вы уж извините за столь поздний визит, но дело не терпит отлагательств. Делли может подтвердить. Высок шанс того, что некая злая колдунья похитила принцессу и, утром умчавшись из этих мест на мурлюкском драконе, заманивает в засаду королевича Элизея. Если это так, то только вы можете помочь ему не только уцелеть, но, вероятно, и спасти Машу.
— Не стану я с вами разговоры разговаривать! — по-прежнему резко отчеканил Громобой, поводя острием меча из стороны в сторону. — Изменщики коварные!
— Постойте, дядюшка Громобой! — раздался из глубины избушки приятный девичий голосок, звучавший, однако, на удивление властно. — О чем вы тут баете? — Плечо статного драконоборца, закрывавшего собой почти весь проход, отодвинулось в сторону, пропуская вперед очень юную девушку с золотой косой до пояса и глазами цвета… цвета непередаваемого и невозможного. Цвета морских глубин в солнечную погоду, когда лежащие на дне раковины-жемчужницы отворяют створки навстречу пронзившим синь лучам, спеша наполнить жизнью бережно хранимые драгоценные перлы.
— Ваше высочество!!! — выдохнул граф де Бур, от неожиданности роняя разгонявший ночную тьму фонарь. — Да как же это?!.
— Что с Элизеем? — не обращая внимания на причитания Пино, потребовала девушка. — Говорите скорее!
Я поочередно посмотрел на Делли, на Вадюню и развел руками, не зная, что и сказать. Делли, казалось, была поражена не меньше моего. И лишь невозмутимый Злой Бодун не утратил стоического хладнокровия, спеша взять инициативу в свои руки.
— Здравствуйте! Вы Маша? А я Вадик Ратников. Из Кроменца. Не бывали? Зря, у нас там классно! И крепость есть клевая, ее татары штурмовали. Давайте я вам телефончик свой оставлю…
— Что с Элизеем?! — не обращая внимания на треп незнакомого витязя, упрямо повторила красавица. — Делли, я желаю знать, что с ним!
— Машенька, — перешел на шепот Громобой, однако у старого вояки, привыкшего во весь голос переругиваться с драконами, и самая тихая речь звучала более чем внятно, — а коли это хитрая уловка, чтобы вас из схрона потаенного выманить?
— Ну так, стало быть, они своего добились, — гордо заявила принцесса. — Ответь немедленно, Делли, что с моим суженым?
— Ваше высочество, — в интонации Делли слышалась непреклонная суровость оскорбленной женщины, — я не могу вам и высказать своего негодования! Как прикажете понимать ваше поведение?
— Делли, дорогая моя, — с досадой и несгибаемым напором прервала ее юная коронованная особа, — я очень тебя люблю и благодарна тебе за все, однако помилосердствуй! Элизей в опасности, и не время обсуждать мои прегрешения. Да, я очень виновата перед тобой, но клянусь, тому есть весомая причина. Но об этом позже. А сейчас, Делли, умоляю, не томи меня более!
— Позволь уж мне решать, что и когда делать, дорогая моя воспитанница! Элизей — взрослый мужчина и опытный воин, он сам о себе позаботится. А ты до свадьбы на моем попечении! Сейчас мы отправимся во дворец и сообщим его величеству, что ты, слава Светолику, сыскалась. А уж потом мы с тобой обо всем поговорим.
— Делли, душа моя, — едва не плача от досады, выпалила принцесса, — никакого позже может не быть! Рядом коварный враг, хитрой уловкой вкравшийся в твой круг. Ведомо ли тебе, что прошлой ночью сей переветник-одинец Прокопа схватил да в неведомые тартуры упрятал?
— Послушайте! — Я поднял руку, чтобы жестикуляцией придать словам больший вес, но… Тонкая ручка принцессы взметнулась по направлению ко мне, и на одном из пальцев я заметил небольшой выдающейся красоты перстенек с огненно-красным лалом, переливавшимся живым светом, в изящной оправе.
— Ни слова больше! — шикнула на меня фея. — В перстне молния!
Происходящее в ночной тиши начало сильно смахивать на любимую режиссерами вестернов картину: главный герой в белой шляпе, катая желваки на скулах, выходит на пустынную улицу перед салуном, где поджидает его злостный мерзавец в черной шляпе. Наезд камеры на руки, соперники разминают пальцы в непосредственной близости от рукоятей верных «кольтов» (как вариант, «смит-вессонов»). Вот только в моем случае выхватывать нечего, разве что блокнот с записями по делу, в том числе с показаниями Прокопа. Слабая защита. Вряд ли можно надеяться, что она сработает в качестве громоотвода.
— Где мой братец, гад разбойный? — гневно выпалила милая девушка, портретом которой в последние дни я любовался ежевечерне.
— В отеле «Граф Инненталь», в вашем номере, — честно сознался я, почитая за лучшее не вступать в пререкания со столь «молниеносной» особой. Можно было, конечно, попробовать перехватить ее руку, но, боюсь, старик Громобой воспринял бы этот жест как сигнал к началу боевых действий. Была охота подставлять спину под меч!
— Он уже пришел в себя после того, как колдунья, с которой он встретился вчера ночью, его слегка отморозила. Утром наверняка будет рад встрече с сестрой. — Я медленно развел руки в стороны, как можно убедительнее демонстрируя мирные намерения. — Кстати, он сам может вам подтвердить, что благодаря когтю птицы Гру видел две тени у особы, явившейся вчера в полночь к Русалочьему гроту. К слову, одна из теней была женской. Проверьте, я здесь в одном экземпляре.
— Это правда? — переводя взгляд на Делли, спросила взбалмошная принцесса.
— Чистая, как вода в роднике, — подтвердила напряженно замершая фея.
— Уж и не знаю, чему верить, — устало проговорила девушка, опуская вооруженную руку и вмиг теряя большую часть боевого запала. — Делли, давай уж поговорим здесь. Отец все равно спит. Пойдем к нему утром.
— Должна вам заметить, сударыня, что с тех пор, как вы изволили нас покинуть, его величество начисто утратил здоровый сон, и это, увы, пагубно сказывается на несомненной мудрости его правления. Впрочем, — Делли примирительно махнула рукой, — пожалуй, действительно лучше поговорить здесь. Ведь надо же придумать, как защитить вас, Громобой Егорьевич. Дерзкая шалость этой несносной девчонки может стоить вам головы!
Убеленный сединами воитель гордо развел плечи, всем своим видом демонстрируя, что заради любимой ученицы готов не пожалеть этакой безделицы.
— Да чего уж тут столбами стоять, — не убирая с лица жертвенного выражения, промолвил он, освобождая путь в горницу, — негоже честным людям, аки татям, под луной кадыки распускать. Проходите в дом, будьте гостями.
— Вы позволите… — начал было пришедший в себя от изумления граф де Бур, явно намереваясь лететь с радостным известием во дворец.
— Не позволю! — жестко отрезала Делли, коротким движением ладони перед глазами Пино подрезая лебединые крылья его верноподданнических чувств. — Вы спите, сударь, и что бы вы ни видели и ни слышали, это только сон.
Де Бур одеревенел, что, впрочем, если верить выводам Ратникова о происхождении вызолоченного камергера, было для его сиятельства делом привычным.
Оставив графа усыпным стражем у чудодейственной клумбы, мы с максимально возможным удобством разместились в хибаре почтенного драконоборца, чтобы, взбодрившись чаркой черного мускателя, выслушать обещанную историю.
— Уж не знаю, с чего начать, — устало вздохнула Маша, поудобнее располагаясь в единственном пристойном кресле.
— Начните сначала, — покровительственно сказал я, ловя себя на мысли, что в прежние времена десятки раз предлагал подросткам танцевать от печки, давая свои слезливые искренние показания. Правда, обстановка цейхгауза Громобоя мало напоминала мой служебный кабинет, но сути дела это не меняло.
— Прошу вас, не спрашивайте, откуда мне все известно, — произнесла Маша, — скажу вам только, что то, что я знаю, я знаю наверняка.
— Предположим, — согласился я, привычно открывая свой блокнот.
— Началась вся эта история без малого восемнадцать лет назад, когда мой отец был принцем, а страной правил его старший брат Константин Краснородный. Надо сказать, что дядя был тайно влюблен в мою покойную матушку и поэтому искал всяческие способы удалить от двора счастливого соперника. Надеясь, что в отсутствие дорогого моего батюшки он добьется успеха, Константин поставил молодого королевича Базилея во главе войска, отправляющегося за высокие горы и широкие реки в далекий Гюлистан помогать союзному шаху Хаджи-мулле Карамелю. Горы в тех краях высокие да дикие — днем там жара небывалая, а ночью мороз. Но еще более дикими, чем эти бесприютные горы, были туземцы, обитавшие среди тамошних мрачных скал. Каждое из племен почитало своего князька наместником божьим, каждое стремилось убить и ограбить соседа, а уж власть шаха, восседавшего на золотом троне в столице Гюлистана, эти дикари и вовсе не ставили ни во что. От весточки до весточки потянулись долгие месяцы ожидания, ведь ни одному голубю не перелететь через заснеженные вершины горных хребтов, составляющих большую часть той далекой страны.
Зеркал же таких, как у Делли, в ту пору еще и в помине не было. Вот однажды примчавшийся с эстафетой гонец привез ужасную весть о том, что королевич Базилей с небольшим отрядом, увлекшись преследованием одного из разбойных князьков, бесследно исчезли в лабиринте бездонных гюлистанских ущелий. Матушка моя была ни жива ни мертва! Уж как она молила солнышко ясное, обозревающее оком своим всю землю от края до края, защитить любимого от злого ворога! Да вот только как узнать, донеслись ли ее слова до небесного свода, или же пичуги крылатые развеяли по словечку ее молитву во все концы света? Тут-то и случилось то, с чего и начинается моя история.
Опосля дворцового бала, который, невзирая на дурные вести, давал Константин Краснородный, вернулась матушка моя в свои покои, в отчаянии заливаясь слезами. Уж и не знаю, от чего более слезы те были: от того ли, что отец на чужбине без вести сгинул, или же от того, что государь, едва тая свою радость, повсюду следовал за ней неотлучно, твердя, что уж наверняка бедняжке Базилею из далекого Гюлистана возврата нет. А коли так, чем вдовьим платом косу закрывать, уж лучше за него замуж идти да на чело корону надеть. Мол, что не люб — не беда, стерпится — слюбится! Плакала матушка сердешная, плакала полночи, уж всю подушку обрыдала, а тут дворецкий с докладом в неурочный час. Мол, какая-то женщина встречи с вами ищет, мол, известие есть у нее о королевиче Базилее. Понятное дело, матушка враз эту женщину звать велела, приветила, угостила и спрашивает, что за вести у нее об отце? Та и говорит, жив, мол, королевич, и люди его живы, да только томятся они в глубокой пещере, не ведая пути исхода. А она, ежели пожелает, может Базилею Иоановичу в том деле помочь и безо всякой к тому же платы.
— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — пробормотал я, делая отметку в записях. — Здесь какой-то подвох.
— Известное дело, подвох, — с грустью согласилась принцесса. — Да видать, недосуг было моей дорогой родительнице о том помышлять. Женщина эта назвалась Повелительницей драконов…
— Стоп! — Я опять перебил Машу и попросил, выразительно глядя на Делли: — Еще раз, пожалуйста, как она себя обозначила?
— Повелительница драконов, — с легким недоумением повторила девушка.
— Угу, — хмыкнул я. — Ну конечно, как же иначе! Прошу прощения, ваше высочество, продолжайте.
— Так вот, дама сия объявила, что освободить отца моего ей труда не составит, и само деяние только в радость. Но матушка была роду хорошего и воспитания примерного, потому с детских лет знала, что дара без отдарка не бывает. И стала она просить Повелительницу драконов принять от нее что-либо в благодарность за неоценимую услугу. Дважды та отказывалась, и трижды моя матушка уговаривала ее не нарушать давний обычай ее отечества.
— Должно быть, мадам хорошо ориентировалась в этих обычаях и потому заставила себя упрашивать, — не отрываясь от записей, прокомментировал я. — Весьма недурно.
— Наконец таинственная незнакомка согласилась и сказала, что ей достаточно первого подарка от королевича своей любимой, какой бы он ни был. Матушка, увы, согласилась с беззаботной радостью, но ведь ее можно понять: в тот час она готова была отдать все сокровища мира за возвращение обожаемого супруга.
— И что же? — нетерпеливо спросил я, видя, что, произнеся этот монолог, принцесса склонна впасть в меланхолическую задумчивость.
— Погоди, деточка, — вклинился в разговор храбрый отшельник. — Давай уж дальше я сам поведаю. Чего ради тебе мои слова перевирать? Я с государем нашим в том походе участвовал. И в пещере три недели кряду в кулак трубил. Заманил нас в каменный мешок местный байгуш1, точно волка в яму. Что таить, был грех, позарились мы на сокровища зазвонистые. А и то, гнали мы того хабарника, гнали! Он ужом меж камней шел, да не просто так, а к той проклятущей дыре. Только мы к ней приступили, глядь-поглядь, а в ней сундуки разверстые! В них золота несметно! Смарагды огнем горят! Жемчугов насыпано…
— Что грязи в болоте! — вмешался Вадюня. — Егорыч, хрен ты нам тут про пещеру Али-Бабы по ушам чешешь? Ты в тему давай!
— Нешто вы слышали о тех местах? — несказанно удивился грозный воитель. — Да, знатный был разбойник Али-Баба, вона как далече слава о нем гремела! Самого шаха чуть на кол не посадил!
Мы с Вадимом молча переглянулись. В нашей версии дело обстояло несколько иначе.
— Стало быть, увидели мы те богатства да в пещеру очертя головы и бросились. Не иначе шат попутал! Да только мы все в той норе очутились, скалы за нами и захлопнулись, точь-в-точь щучья пасть за плотвичкой. Три недели с лишком сидели, света белого не видели, конскую сбрую жевали, чтобы с голоду не подохнуть. Со стен воду слизывали! Все, думали, конец настал. А прошел срок, скалы вновь расступились, солнышко нам в глаза ударило, мы попервоначалу аж и видеть-то ничего не могли. А как промигались, зрим, ждет нас войско в силе немалой. Впереди всех Али-Баба. Кричит, чтоб кидали оружие да выходили на выкуп сдаваться. Ну, Василий-то Иваныч не из таковских, он только ус закусил, саблю булатную из ножен выхватил и, как был, на супостата бросился. Мы, стало быть, за ним поспевали неотлучно. Сеча в тех камнях случилась превеликая! Всем бы нам там полечь да кровицей своей чертоглотов корень напоить, да тут диво дивное сталось… Невесть откуда срываются со скалы три мурлюкских дракона. Над головами прошли, аж шеломы посрывали! И по ворогам лютым в три пасти ка-ак уху… — Егорыч поднял руку, явно собираясь произнести соленое словцо, но, вовремя оценив обстановку, закончил: — В общем, погнали бесовых сынов. А мы, стало быть, с теми сокровищами, что в пещере сыскались, в обратный путь пустились, в Торец Белокаменный. Поелику шах к тому часу с главными тамошними вождями мир подписал на веки вечные. Ажно на год с четвертью! Ну да царствие ему небесное! Мы ж в столицу возвращались? груженные богатствами великими.
— Сколько? — уточнил я.
— Чего сколько? — не понял Громобой Егорьевич.
— Сколько вы возвращались?
— Да, почитай, месяц.
— Угу. А гонец с эстафетой скачет недели две? — после некоторых подсчетов предположил я.
— Вестимо так, — согласно кивнул ветеран.
— Значит, неделю вы в пещере сидели до отправки гонца и пару-тройку дней после его прибытия. Громобой Егорьевич, мурлюкский дракон до тех гор за сколько долетает?
— Да с передыхом дней за пять доберется.
— Занимательная арифметика выходит. — Я почесал затылок. — Ничего не хочу сказать, но либо драконы в тех краях уже поджидали заранее, либо вся операция была спланирована этой загадочной Повелительницей драконов от первого до последнего события.
— Второе вероятнее, — мрачно заметила Делли. — Вряд ли туземцы не обратили бы внимание на тройку огромных тварей, притаившихся среди скал.
— Верно, — согласился я. — Насколько мне известно, душманы всегда выставляют дозоры. К ним просто так не подберешься. Что ж, в любом случае возможности этой дамы впечатляют! Однако что же было дальше?
— В полудне пути от Торца, — вновь заговорил Громобой Егорьевич, — Василь Иванович махнул рукой на едва тянущийся за войском обоз и, приказав отряду добираться в столицу своеходно, с малой дружиной помчал, не жалея ни себя, ни коней. Едва не загнав скакунов, отец Машенькин успел к воротам перед самым поднятием моста. И под вечерний звон, даже не стряхнув пыли с сапог, примчался он к возлюбленной своей супружнице, — старый воин вздохнул, — дабы заключить ее, ненаглядную, в свои объятия.
— Угу, — кивнул я, постукивая авторучкой по блокноту. — Кажется, я догадываюсь, что было дальше. И вы, ваше высочество, стало быть, с того дня, вернее, с той ночи, как бы это так выразиться…
— Да, — не моргнув глазом, подтвердила принцесса, — в ту самую ночь я и была зачата.
— И на этом основании вы делаете вывод, что являетесь… м-м… тем самым обещанным неведомой благодетельнице первым подарком? Забавно. Честно говоря, наблюдая, так сказать, ваше поведение в течение последних дней, я бы не стал столь категорично настаивать на этом тезисе. По-моему, вы отнюдь не подарок.
Моя язвительная речь была прервана болезненным щипком.
— Делли, ты что?! — Я отдернул руку, поскольку акт столь неприкрытого членовредительства был совершен именно боевой подругой. Оставив мой вопрос без ответа, фея утвердительно кивнула.
— Это в каком смысле? — Я в точности повторил жест феи.
— Подарок, — едва шевеля губами, прошептала она. — Маша — имя людское. А еще есть сокровенное. — И почти чревовещающая кудесница пояснила: — Его просветленные дают.
— Пода-арочек! — растягивая слово, хмыкнул я. — Ну-ну! Ладно, положим, что все обстоит именно так. Но прошло семнадцать лет, даже почти восемнадцать, может быть, все уже давным-давно забылось и быльем поросло.
— Не забылось, — покачала головой фея. — Такие обеты не забываются.
— Ночная гостья, — вступила Маша, — взяла с матушки слово, что та никогда никому не расскажет о ее визите и о злосчастном договоре. И невзирая ни на что, матушка свято хранила страшную тайну. Вскоре после возвращения отца, из-за жестокой досады, от разлития желчи скончался Константин Краснородный, и брат его унаследовал трон. Еще через несколько месяцев родилась я. Но, увы, рождение мое было омрачено неизлечимой болезнью матушки, ибо никто еще не придумал лекарство от мрачной тоски, сжигающей сердце и леденящей разум. По настоянию матери отец призвал на службу Делли, — Маша ласково посмотрела в сторону наставницы, — и та с младых ногтей заменила мне родительницу. С той поры она и ее род служили мне защитой. Впрочем, мы и посейчас не ведаем, от кого же эта защита.
— Верно, — подтвердил я. — Но почему все завертелось именно сейчас?
— Есть краткий миг, — вздохнула Маша, — между прошлым, когда я еще являюсь дочерью своих родителей, и будущим, когда я стану женой своего мужа…
— Знаю, знаю! — вновь вклинился Вадюня. — Именно он называется жизнь!
Я возмущенно шикнул.
— А че, правда, — обиделся Ратников.
— Возможно, так оно и есть, — согласно кивнула принцесса. — Во всяком случае, в этот миг все зависит только от самой невесты. И никакая защитная магия, как бы сильна она ни была, не укроет от злых чар.
— Угу. — Я закрыл блокнот. — То есть вы хотите сказать, что если в момент свадьбы эта самая укротительница драконов предъявит свои имущественные претензии, извините, на вас, то ничего нельзя будет предпринять?
— Так оно и есть, — подтвердила мои опасения беглая невеста.
Я поглядел на Делли. Та молча кивнула и развела руками:
— Так оно и есть.
— Но простите, — пожал плечами я, — можно же было обвенчаться где-нибудь вне столицы, тайно.
— Я принцесса, наследница королевского венца, — взвилась девица. — И мой суженый не свинопас! Нам не пристало сочетаться браком тайно, словно нашкодившие простолюдины.
— Хорошо, хорошо! — пошел я на попятный. — Вам виднее.
— К тому же это ничего не меняет, — со вздохом добавила она, на глазах теряя возмущенный пыл. — В договоре значилось, что дар должен быть передан безо всякого препона будь то самой Повелительнице драконов или же любому, кого она изволит послать за ним. Так что почти без изъяна каждый мог оказаться тайным посланцем той злосчастной благодетельницы. А тут вот вы со своим мурлюкским конем… И Делли ни с того ни с сего убежала…
— Не мурлюкским, а джапанским, — не на шутку обиделся субурбанский подурядник Коневодства и Телегостроения. — В натуре фишку не рубишь?
— Какая разница, — отмахнулась Маша. — Все равно вы могли быть тайными послами этой проклятущей ведьмы.
— Ну, не стоит ее хулить, — хмыкнул я. — Как ни крути, она спасла вашего отца. И не будь ее, мы бы с вами сейчас не разговаривали.
— Но она забрала жизнь моей матери!
— Увы, с точки зрения юриспруденции эти факты связаны лишь косвенным образом. Ни один суд не сочтет вашу историю достаточной, чтобы инкриминировать нашей неизвестной доведение до самоубийства.
— Я не суд и я сочту! — гордо отрезала принцесса. — К тому же она претендует и на меня. И вовсе не понятно, с какой целью.
— Верно, — согласился я. — Но это уже совсем другая история. И к делу, которое я расследовал, она относится постольку-поскольку. Вы здесь, передо мной, а стало быть, следствие можно считать закрытым. Уж и не знаю, насколько мы с Вадимом заработали свой гонорар, но вы во дворце, а дальше уже дело не наше. Хотя, если пожелаете, могу поделиться с вами кое-какими заметками.
— Да уж сделайте милость. — Принцесса скорчила недовольную гримасу.
— Номер раз: у вас есть целая ночь, чтобы придумать связную историю о том, где вас носило все это время. Поскольку, если всплывет обнаруженный вами и нами мурлюкский след, а при объективном докладе он всплывет непременно, осложнения в отношениях с Мурлюкией будут глобальными, что, в свою очередь, ни к чему хорошему не приведет. Номер два: имя Громобоя Егорьевича в вашем рассказе лучше не упоминать вовсе. В крайнем случае мы будем ссылаться на него как на эксперта-консультанта по драконам. Номер три: сейчас нам следует вернуться в гостиницу и, покуда не рассвело развернуть вашего суженого-ряженого в Торец Белокаменный. Что еще? А вот! Номер четыре: ваше высочество, определитесь с теми людьми, которым вы доверяете, предпримите, уж не знаю какие, это вам, Делли, виднее, меры безопасности, сыграйте свадьбу и не морочьте людям головы! Вот, собственно говоря, и все.
В хибаре вояки повисла гнетущая тишина.
— Да, и вот еще что, — опять заговорил я, — просто так, для общего развития. Маша Базилеевна, скажите все же, каким образом вы узнали то, о чем мне рассказали, если ваша покойная матушка сдержала обет и никому ничего не поведала о договоре.
— Вы что же, сомневаетесь в моих словах? — снова вспыхнула девушка.
— Нисколько. Но тем не менее хотелось бы знать, откуда такая осведомленность?
— Моя мать была человеком чести и никому не обмолвилась даже словечком. Но дело в том, что перед смертью она впала в беспамятство и много бредила. Нельзя же считать бред больного преднамеренным признанием.
— Пожалуй, да, — согласился я.
— Ее слова слышала… — Маша осеклась. — Не важно кто.
— Согласен, никаких имен. Впрочем, дальше и так все ясно. Ладно, благодарю. А сейчас, господа, если нет других предложений, самое время ехать в отель. Делли, солнышко, придумай, как нам половчее пройти мимо стражи. И не забудь разбудить несчастного графа!
Прибыв в гостиницу под самое утро, мы всполошили мирно дремлющую прислугу, однако, имея четкие инструкции хозяина не интересоваться происходящим, вышколенные лакеи, привратники и покоёвки точно по волшебству исчезали с наших глаз, едва закончив исполнять свои обязанности. Наконец двери люкса захлопнулись за нашими спинами, отрезая гостей «Графа Инненталя» от пробуждающегося внешнего мира.
— А где Прокоп? — с детской непосредственностью поинтересовалась Маша, почему-то шепотом.
— Там, — Делли кивком указала на двери ложницы, где и я был бы не прочь залечь минуток так на шестьсот, — должно быть, спит.
Принцесса благодарно кивнула и, ступая на цыпочках, чтобы, не дай бог, не потревожить сон молочного брата, направилась в спальню.
— Ну что, Делли, — я опустошенно уселся на стул, все еще пытаясь свыкнуться с мыслью, что дело завершено, — давай заводи свою таратайку. Надеюсь, королевич тоже еще не ложился.
Делли не нужно было упрашивать, она уже колдовала у заветного зеркала, силой мысли разогревая его таинственную глубокую поверхность до заветных волн.
— С чем кличете в такую-то пору? — появился внутри зеркального стекла недовольный лик рутенейского принца.
— Ваше высочество, — начал я, не отказывая себе в удовольствии сидеть, общаясь с августейшей особой, — у нас все в полном порядке. — Дверь опочивальни распахнулась, и из темноты комнаты, привлеченная, должно быть, голосом любимого, выпорхнула принцесса. — А с вами желает пообщаться одна особа.
— Элизей, ненаглядный мой! — Маша подскочила к зеркалу, едва не отталкивая меня плечом. — Ты уж прости…
Дальнейшее заставило опешить не только нас, но даже домового, шуршавшего в углу засахаренными фруктами.
— А-а-а! О боги, что за чудовище!!! — взвыл королевич и попытался отпрянуть от собственного зеркальца. — Прочь! Прочь! — Волшебное стекло описало широкую дугу и устремилось вниз, кувыркаясь в воздухе и отражая то кусочки рассветного неба, то склоны поросшего лесом ущелья.
— Он того, мобилу выкинул, — пробормотал Злой Бодун, ошарашенно глядя на затухающее изображение. — А че это было?
Маша попыталась что-то выговорить, замерла с открытым ртом и тут же рухнула лицом на руки, сметая не убранную после ужина посуду и оглашая высокие своды номера неистовыми рыданиями.
— Слышь, Клин, я тут чисто прикинул, а может, она — это не она, — недоуменно моргая, прошептал Вадим, озвучивая мысль, в которой я сам себе боялся признаться.
— Не понимаю, — пробормотала, глядя на погасшее зеркало, обескураженная кудесница, пытаясь вновь оживить безжизненное стекло.
— Вы видели? Видели? — на секунду отрывая заплаканное лицо от скрещенных рук, сквозь рыдания проговорила девушка. — Там, в глубине, возле дерева сидела… я!
