Эпилог
Право жизни и смерти, которое присвоили себе Церковь и государство, я объявляю своим.
Макс Штирнер
Через неделю «Л’Эпин» принял на борт лоцмана и неспешно, как и подобает серьезному, уважаемому кораблю, чудом затесавшемуся среди всякой мелкотравчатой прибрежной мелюзги, отошел от пирса, всем видом говоря о той значительной роли, которую ему надлежало сыграть в истории Франции. Впрочем, на самом деле роль эта была весьма эфемерна, но об этом знали только мы с Лисом. В первую же ночь, когда галеон с «герцогом де Бомоном» на борту должен был выйти из устья Жиронды, и радостный экипаж, наконец почувствовавший дыхание морского ветра, должен был знатно отпраздновать начало похода, начальнику десанта и его адъютанту, то есть мне и Лису, надлежало воспользоваться заранее приготовленной шлюпкой и покинуть борт корабля.
Ночь была безлунной, вино крепким, а подкупленные за золото резидента Речи Посполитой матросы вполне достаточно, как выражался Лис, «вязали лыко», чтобы спустить на воду ялик, закрепленный на ахтеркастле. Минут через пятнадцать после этого мы уже едва различали в темноте кормовые огни галеона. Теперь оставалось ждать, когда в предрассветной дымке покажутся кончики мачт нанятого паном Михалом люгера, принадлежащего одному из местных контрабандистов.
Я сидел на веслах, слушая обычную трескотню своего друга, предвкушающего скорое возвращение в институтские стены, и вглядываясь, не появятся ли вдалеке мачты быстроходного кораблика, посланного нам на выручку. Не такая уж большая премудрость – вычислить, сколько миль может пройти галеон, вышедший в море с утренним бризом.
– Да не метушись ты, шо блоха на добермане! – успокаивал меня Лис, должно быть, борясь с собственным волнением, поскольку я, вглядываясь в темный горизонт, лишь изредка отвечал на его слова. – Вот рассветет – и нас враз найдут! На худой конец, жратва есть, в анкерке двадцать пять литров воды, ежели вдруг шо, до земли на веслах дойдем. А там уже доберемся, не боись! Не впервой!!
Мы болтались на мелкой зыби несколько часов в ожидании люгера, но его все не было. Рассвет застал шлюпку все в той же видной позиции. Как убеждал нас с берега Мишель Дюнуар, шансы росли с каждой минутой. Однако…
– О! Капитан! – Лис что есть силы хлопнул меня по плечу. – Я ж говорил, не боись! Вон мачты, три штуки, все, по описи, как договаривались! – Остроглазый Лис ткнул пальцем в какую-то ему одному видимую точку.
– Да где же? – Я уткнулся взглядом в горизонт, пытаясь разглядеть долгожданные мачты.
– Погоди, сейчас увидишь, – обнадежил он.
Вскоре я действительно увидел мачты, о которых говорил д’Орбиньяк, однако радости мне это не прибавило. Впрочем, Сергею тоже.
– Лис, это не люгер. У люгера мачты наклонены вперед. Это фрегат или корвет. Отсюда не разобрать. Причем, судя по корабельной архитектуре, тоже испанский.
– Не понос, так золотуха! – пробормотал не на шутку встревоженный шевалье. – Шо брехать будем?
– Разберемся. Во всяком случае, я не Бурбон и ты не д’Орбиньяк. Дай бог, пронесет!
– Пронесет, пронесет! – хмыкнул Серж Рейнар. – Как же ж без этого!
Не знаю, что имел в виду мой друг, однако Господь в это утро был все-таки на нашей стороне. Когда расстояние между нами сократилось до кабельтова и над грот-мачтой взмыл британский флаг, на резной доске, до этого небрежно прикрытой свисающими шкотами, ясно прочиталось английское название: «Дерзновение».
– Свои! – невольно выдохнул я.
– Кэптен Уолтер! – раздалось над палубой, едва мы ступили на борт фрегата. – Это французы. Что прикажете с ними делать?
Я невольно вздрогнул, услышав свое имя и звание, но дальнейшее…
– А ты здесь кого собирался увидеть, приятель? – раздался с капитанского мостика знакомый и нагловато-насмешливый голос, ставший вдруг безмерно удивленным. – О-ла-ла! Сир, вас ли я вижу?! Вот это встреча!
Сомнений быть не могло. Передо мной был реймсский знакомец, лейтенант Уолтер Рейли.
– Что ж вы стоите, господа?! – радостно воскликнул он, сбегая на палубу и обнимая нас. – Пожалуйте ко мне в каюту. Эй! – скомандовал Рейли вахтенному офицеру. – Все, что ни есть лучшего из вина и закусок, немедленно ко мне! Вот негаданный праздник! Как же вас сюда занесло? Пойдемте-пойдемте!
Объяснения Лиса по поводу нашего появления было цветисто и изобиловало героическими подробностями, но, по сути, сводилось к единственному вопросу: «А сам-то ты откуда здесь взялся?»
– Что рассказывать! – начал безбашенный авантюрист, разводя руками. – После возвращения в Англию королева призвала меня к себе, чтобы услышать рассказ о коронации и делах французского двора. Я ей приглянулся и даже целую неделю пробыл королевским фаворитом. А потом вдруг с утра пораньше оказался заговорщиком, подосланным Черной Вдовой, чтобы убить Ее Величество. Сами знаете, сир, придворная жизнь куда опасней военной.
Насилу удалось добиться аудиенции у Елизаветы и убедить ее, что от пленного офицера-испанца мне известно, когда адмирал Веккьо де ла Веттуро поведет к Гибралтару груженный золотом флот. И пожалуйста, результат – этот фрегат, две сотни экипажа, – Уолтер осушил полный кубок хереса, – и никаких идей, что делать дальше! Вчера вот захватил португальскую пинассу с какими-то странными клубнями в мешках. Неделю назад у Бильбао перехватил тунисскую шебекку с грузом шелка. Там же встретил два испанских галеона, так что сам еле ноги унес. Нынче же утром обстрелял люгер каких-то контрабандистов, но, чертовы рога, он оказался пустым! Почти как мой карман. Час погони, трое раненых – и ничего! Такая вот проклятая работенка. – Он тяжело вздохнул.
– Ты обстрелял люгер?! – невольно вырвалось у меня.
– Да, – махнул рукой Рейли. – Он сначала пытался уйти, когда смекнул, что попался, потом начал отстреливаться. Пришлось его сжечь, – равнодушно посетовал кэптен Уолтер, зевая. – Вот и все мои успехи. Прямо и не знаю, что делать. Может, на Тортугу податься? В береговое братство? Впрочем, – он вопросительно посмотрел на меня, точно по привычке испрашивая высочайшее соизволение, но тут губы его сложилась в жестокую усмешку и в глазах его запрыгали хищные бесенята, – пожалуй, я не пойду на Тортугу. Пожалуй, я вернусь в Лондон. И вы, сир, составите мне компанию.
Его пальцы сжались на рукояти длинного абордажного кортика, и хищная гримаса подняла кончики усов.
– Это будет веселее, чем испанское золото!
«Боже, храни королеву!» – мелькнула у меня в голове безнадежно-отчаянная мысль.
notes