Глава 15

Как всегда, мой напарник говорил дельные вещи. Самое время было подумать о крыше над головой, об ужине и отдыхе для утомленных тряской дорогой людей и лошадей, измотанных ею еще больше. Одна беда, сделать это было много сложнее, чем просто подумать. Уже изрядно стемнело, когда с очередного холма нам удалось разглядеть городские стены.

Городок, представший нашим взорам, никак нельзя было отнести к крупным населенным пунктам. Судя по полусрытым башням замка, красовавшимся на холме чуть поодаль, века три тому назад он вырос вокруг старинного сеньорального владения, словно мох вокруг древесного ствола. Однако война между французами, англичанами и бургундами, буйствовавшая в здешних местах, лишила горожан сюзерена – к немалой, должно быть, их радости. Нынешние невысокие бастионы вольного города вряд ли всерьез могли задержать крупный отряд, скажем, тех же ландскнехтов, но гордость местных буржуа была удовлетворена одним лишь видом укреплений, воочию свидетельствующих о купленных у короля правах.

К закрытию ворот мы явно не успевали. Впрочем, это не слишком нас тревожило. Хозяева гостиниц и постоялых дворов давно уже сообразили, что перспектива ночевать под открытым небом, да еще и вблизи разбросанных по округе хижин окрестных нищих и бродяг, вполне способна выжать из кошельков путешествующих одну-другую лишнюю монету. Поэтому найти место для ночевки близ городских ворот не составляло труда.

Опыт нас не обманул. Постоялый двор с романтическим названием «У ворот», свидетельствующим о богатстве фантазии его хозяина, был расположен всего лишь в сотне шагов от того самого места, о котором оповещало название. Услышав громкий стук, расторопный почтительный слуга впустил усталых путников во двор и, ловко подхватив на лету брошенную Лисом монету, занялся обустройством наших лошадей. Мы же тем временем проследовали в дом, из-за полуоткрытой двери которого аппетитно пахло жареным мясом, веяло теплом очага и уютом свежих постелей.

– Ба, мой капитан, да здесь полно гизаров, – чуть слышно пробормотал де Батц, едва переступив порог. – Раз, два, четыре, шесть…

– А ты кого здесь ожидал увидеть? Сонмища ангелов с пальмовыми ветвями? – под нос себе проговорил Лис, мило улыбаясь и кланяясь сидевшим за столом дворянам, шляпы которых действительно недвусмысленно украшал двойной лораннский крест – эмблема герцога де Гиза. – Добрый вам вечер и доброй вам еды, господа.

– Меньше внимания, – бросил я, не поворачиваясь к пирующим, так чтобы меня могли слышать лишь идущие рядом. – Не забывайте, мы всего лишь обычные наемники. Охраняем благородную даму. До всего остального нам дела нет. Так что не нужно суеты.

Гостеприимный хозяин, излучая высшую степень счастья от негаданой встречи на округлом, начавшем оплывать лице, появился перед нами, спеша порадовать поклонами «высокую госпожу», составившую честь его скромному заведению.

– Как прикажете записать вас, мадемуазель? – расплываясь в любезной улыбке, поинтересовался хозяин.

– Мадемуазель плохо говорит по-французски, – опередил я Конфьянс, собравшуюся было огласить свое имя. – Она итальянка.

– О, прошу прощения, сеньорита. Как же мне записать ее?

– Экая красотка! – ничуть не скрываясь, произнес чей-то голос за нашими спинами. – Погляди-ка, Этьен. Среди итальянок, оказывается, есть прехорошенькие! Не все такие уродины, как Паучиха Като.

Я повелительно жестко положил руку на плечо Мано и, наклонившись, проговорил чуть слышно:

– Не надо, дружище. Конфьянс действительно очень красивая девушка. Это не оскорбление.

– Но как они говорят об этом, сир, – прошептал в ответ лейтенант.

– Тихо. Хозяин ждет. – Я улыбнулся в ответ на выжидательную улыбку владельца постоялого двора. – Мадемуазель зовут Вероника. Баронесса Вероника дель Бранчефьори из Астурии.

– О-ла-ла. Еще и баронесса! Недаром наш добрый король Франциск после Павии так долго не желал возвращаться домой.

– Да нет же, Жофруа. Это после того, как он повеселился в Италии, там появились такие гладкие кошечки!

Подгулявшие дворяне, ни в грош не ставившие расфуфыренных ландскнехтов – стражу баронессы, веселились во всю прыть, не подозревая о нависшей над ними опасности. За нашими спинами послышался пьяный гогот, и я увидел, как побагровело лицо Маноэля.

– Не надо, – почти умоляюще попросил я.

– Но, сир!

– Побойся Бога, Этьен! – провозгласил кто-то за спиной с явной издевкой. – Тогда и близко не подходи к ней. Ведь именно из Италии король привез ту дурную болезнь, от которой теперь мрут все Валуа.

– Добрый человек, – стараясь не слышать оскорбительных выходок гизаров, начал я. – Будьте любезны предоставить на ночь лучшую комнату для нашей госпожи и что-нибудь поскромнее рядом для нас.

– Прошу прощения, мсье, но лучшие комнаты заняты этими господами, – извиняясь, проговорил трактирщик, указывая на куражащихся насмешников.

– Так за чем же дело стало? – услышав слова трактирщика, бросил в ответ один из наглецов. – Любой из нас готов потесниться, чтобы разделить постель с мадемуазель!

Я повернулся, чтобы остановить Мано, но было уже поздно. Размашистым шагом он пересек залу и остановился перед столом, должно быть, пытаясь угадать, кто из негодяев заслужил почетное право возглавить процессию, направляющуюся в преисподнюю.

– Ну, все как обычно, – глядя на него с безысходным оптимизмом, констатировал Лис. – Ни кабака без драки. Святой отец, позаботьтесь о дамах и поминальной проповеди, а ты, добрый человек, лучше подобру-поздорову ныряй под стойку и не высовывайся.

– Чего тебе надо, пес?! – презрительно осведомился один из дворянчиков, смеривая насмешливым взглядом фигуру ландскнехта. – Если тебе нужны кости, погоди до…

Не говоря ни слова, де Батц подхватил со стола увесистый оловянный кубок и, опорожнив его на голову вопрошавшего, с размаху двинул им по лицу неосторожного наглеца.

Кровь, смешанная с вином, хлынула из-под прижатых к носу ладоней первой из жертв сегодняшнего вечера.

– Пошла рубаха рваться! – во всю мощь луженой глотки рявкнул Рейнар. – Ублюдки, мамашу вашу! Мы имеем честь атаковать вас!

Но прежде чем слова эти достигли слуха гизаров, поспешно вскакивающих из-за стола, пуля, выпущенная из лисовского пистоля, пробила грудь одного из них. Фехтовальщиком мой напарник был посредственным, зато в цель бил без промаха.

– Четверо против троих, – не замедлил он подвести баланс. – Силы неравны. Капитан, в смысле, сир, вам помочь или лучше подготовить комнаты для ночлега?

Между тем застигнутые врасплох дворяне, оскорбленные в лучших чувствах до глубины души, схватились за шпаги, намереваясь примерно проучить нас. Первому из них, впрочем, попытка обнажить клинок не принесла ничего, кроме расстройства. Последнего в жизни. Старым бретерским приемом шевалье де Батц выхватил шпагу из ножен таким образом, чтобы вызолоченные защитные дуги эфеса врезались в лицо противника, а всего лишь полмига спустя кинжал Мано вонзился бедняге меж ребер, отпуская душу его в свободный полет.

– Поднимемся наверх, сударыни, – мягко увещевал наших спутниц брат Адриэн. – Негоже вам видеть то, что здесь будет.

– Но, может, кому-то из них понадобится помощь? – на чистейшем французском спросила «итальянская баронесса».

– В чем, дочь моя? В сражении? – Брат Адриэн опытным взглядом оценил обстановку. Трое все еще державшихся на ногах гизаров пятились к стене под нашим с Мано натиском. Звон пяти шпаг и натужные крики раненых оглашали постоялый двор, вероятно, заставляя остальных его постояльцев покрепче запереться в своих комнатах. – Вы ничем не можете здесь помочь, сударыня. А когда все закончится, боюсь, понадобится помощь исповедника, а не лекаря. Впрочем, похоже, и она будет излишней.

Без сомнения, он был прав. Я впервые видел, как фехтует Мано. Клянусь честью, здесь было на что посмотреть! Мне и самому не было причин стыдиться своей школы владения оружием. Но это!.. Это было какое-то вдохновенное наитие, и если позволительно разъять в фехтовальном искусстве бой поединщиков на отдельные фразы, то здесь звучали не четкие, выверенные до волоса «аргументы», вроде моих, а изящные, отточенные стихотворные строфы. Вот уж воистину проникающие в сердце.

– Ну куда тебя, блин, несет?! Шевалье!.. – раздался с верхней галереи голос Рейнара. – Ты ж, урюк недосушенный, уже лежал! – Выстрел заглушил последние звуки его слов. – Ну вот, твою мать! Теперь мертвый!

Все время схватки Лис занимал место на возвышении, имея возможность в полной мере созерцать происходящее в зале. Мне и в голову не могло прийти заподозрить адъютанта в трусости. Он просто не желал мешать мне и Мано расправляться с обидчиками. Его выстрел, пожалуй, был последней точкой в этом кратком, но кровопролитном действии. Шестеро гизаров лежали на полу, оскорбляя своим присутствием гостеприимный кров. Под крышей, обвивая толстые балки стропил, клубился пороховой дым. С клинков на выскобленные половицы стекала кровь, и наступившая вдруг тишина нарушалась лишь всхлипами, доносившимися из-под стойки.

– Вылазь, хозяин! – спускаясь вниз по ступеням, крикнул д’Орбиньяк. – Извини, за выпивку, похоже, тебе сегодня не заплатят.

– Рейнар, – вытирая клинок плащом одного из убитых дворян, устало сказал я. – Оплати убытки. Пусть хозяин не держит на нас зла.

– Ну вот, опять, – тяжело вздохнул Лис. – А между прочим, ротмистр, ландскнехтам щедрость подобает как корове, пардон, не корове – быку седло.

– Расплатись, – мрачно отрезал я, соображая, что делать дальше. – Я буду во дворе.

Ночь, пропитанная виноградным ароматом, висела над Шампанью. Полдня мы сегодня тащились мимо разлинеенных виноградников фиолетового краснолистого пино-нуар. Судя по обилию святых отцов среди сборщиков драгоценного сырья, монастырских. На север отсюда лежали земли Бургундии, герцоги которой с незапамятных времен присвоили себе титул «сеньоров лучших христианских вин». Но сейчас и этот запах, и стрекотание цикад, и прохладный ночной ветер, пришедший на смену дневной жаре, отчего-то раздражали меня донельзя. Я стоял на крыльце, опершись спиной на увитый плющом деревянный столб, поддерживающий козырек над ступенями, и хватал ртом воздух.

– Вам плохо, сир? Вы не ранены? – Мано вышел вслед за мной и теперь с недоумением и испугом следил за своим королем.

– Нет. Да. Мне плохо. Что-то душно, – вяло проговорил я, вспоминая распластанные на полу постоялого двора тела гизаров, плавающих в лужах крови. – Надо уезжать отсюда поскорее. Не хватало нам сцепиться с местной стражей. Поторопи Рейнара и дам.

– Слушаюсь, мой капитан, – поклонился де Батц.

Его не было несколько минут.

– Все в порядке? – спросил я, когда он появился вновь.

– Почти, сир.

– Как это – почти?

– Мы можем ехать, но хозяин интересуется, что ему делать с раненым, которого эти негодяи везли с собой.

– Да что с ним делать? – пожал плечами я. – Наверняка у гизаров были с собой деньги. Пусть возьмет из них седьмую часть и потратит на лечение бедолаги.

– Но, мой король! – Статный «ландскнехт» нервно дернул усом. – Это Луи де Беранже.

– Дю Гуа? – поворачиваясь к своему лейтенанту, удивленно переспросил я.

– Он самый, сир, – недобро процедил гасконец.

– Но что он здесь делает? – недоумевая, спросил я. – Он же должен быть в Жизоре.

– Не могу знать, мой капитан. Лигисты приехали незадолго перед нами. Он был с ними. Раненый.

– Вот ведь странная история. Пожалуй, стоит сходить к нему.

Губы де Батца сжались в жесткую гримасу. Встреча в лесу по дороге в Понтуаз не изгладилась из его памяти.

– Мано, он ранен, – напомнил я, понимая, что сейчас творится в голове болезненно самолюбивого гасконца. – И было бы неблагородно…

– Я знаю, сир, – перебил меня он, с трудом одолевая клокочущий в груди гнев.

– Помоги Рейнару, а я схожу посмотрю, что с дю Гуа.

– Слушаюсь, мой капитан, – пересиливая себя, процедил де Батц.

Беранже лежал в небольшой каморке, освещенной скудной масляной лампадой да фонарем, только что принесенным хозяином постоялого двора. Конфьянс и помогавшая ей Жозефина склонились над раненым, осматривая плечо коронеля Анжуйской гвардии, покрытое подтеками запекшейся крови. Хозяин, освещавший ложе фаворита, вздрогнул и попятился, когда последний кусок холстины, прикрывавший грудь вельможи, поддался ножу, открывая взору темное засохшее отверстие раны.

– Не убирайте свет! – мягко, но безапелляционно приказала «итальянка». – Жозефина, возьми фонарь! А вы, сударь, принесите теплой воды и ржаной хлеб! – скомандовала она трактирщику.

– Сейчас, сейчас, высокая госпожа! – засуетился тот.

– И еще, мсье. Мне нужен козий жир и соль. И прихватите луковицу, она тоже понадобится.

– Слушаюсь, ваша милость. – Содержатель трактира попробовал встать во фрунт, но, устыдившись своей неумелой попытки, рванулся к выходу, натыкаясь на входящего Лиса.

– О-ла-ла! – восхитился Рейнар, должно быть, расслышав последние слова юной целительницы. – Мадемуазель, вы что же, суп из Беранже собираетесь варить? Боюсь, кусок мяса слишком проспиртован!

При этих словах «кусок мяса» открыл глаза и застонал.

Лис собрался было еще что-то добавить, но тут Конфьянс окончила осмотр и произнесла весомо:

– Рана глубокая, но, кажется, легкое не задето. Мсье потерял много крови – вот что плохо! К тому же рана должным образом не обработана и повязка наложена из рук вон плохо. Но, полагаю, при хорошем уходе жизнь его вне опасности.

– Мадемуазель. – Д’Орбиньяк развел руками. – Я поражен и смят! Откуда столь фундаментальные познания в столь юном возрасте? Какой из университетов вы осчастливили своим присутствием?

– Не время для лести, шевалье! Я много времени провела в военных лагерях моего отца, а затем адмирала. В лаборатории мэтра Бригадини, учившего меня грамоте в замке Отремон, тоже было интересно. Мсье, прошу вас, если вы зашли только для того, чтобы посмотреть на раненого, оставьте нас. Здесь и так тесно. Сир, прошу извинить меня, но вас это тоже касается.

– Нас гонят, Капитан! Мы чужие… – начал было Рейнар.

– Мессир, – побледневшими губами проговорил дю Гуа. – Прошу вас, останьтесь.

– Как скажете, – тяжело вздохнул д’Орбиньяк. – Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Или хотя бы швелер. Кстати, капитан. Я собственно зашел сказать. Там внизу Мано бушует, шо тот «коктейль Молотова» в желудке язвенника. И того гляди, плюнет на твое величество и пойдет изображать стихийное бедствие в ничего не подозревающий, спящий все еще спокойно населенный пункт. Какая муха его укусила, не знаешь? Он желает украсить стены своей сакли конечностями твоего подопечного и подкармливать ими местных скорпионов.

– Дела сердечные! Рейнар, сходи, попытайся его успокоить.

– Я попытайся?! Нет уж, спасибо. Он еще, чего доброго, и в необходимости моего существования усомнится. У тебя вон Глас Божий имеется. Вот пусть и обогреет мятущуюся душу…

Грузный абориген-хозяин появился на пороге, держа в руках медный таз с плавающей в нем губкой. За ним шествовал молчаливый слуга с остальными требуемыми ингредиентами лекарства.

– Вот все, что вы просили, сударыня. Теплая вода, хлеб, козий жир, соль, лук. Быть может, еще что-нибудь нужно?

– Спасибо, почтенный. Пока больше ничего. Вы свободны! – скомандовала Конфьянс, едва оделяя взглядом трактирщика. – Идите! Раненому нечем дышать.

Я глядел на девушку, не так давно вырванную нами из замка Сен-Поль, и вновь узнавал ее так, точно видел ее в первый раз. Впрочем, она и до этого вечера не казалась мне оранжерейным цветком, выращенным лишь для того, чтобы радовать взор и обоняние досужих кавалеров. Но сейчас!.. И дело было не в том, что, как оказалось, наша юная спутница сведуща в искусстве врачевания. Нет. Этого как раз можно было ожидать. Всякая женщина, прожившая среди воинских шатров столько, сколько прожила мадемуазель де Пейрак, была менее или более осведомлена в лекарском ремесле. Та же Жози, принявшая из рук хозяина таз с водой, с немалой сноровкой теперь обмывала рану де Беранже. Но сила, которая чувствовалась сейчас в нашей юной спутнице… Мощь ее не поддавалась описанию. Полагаю, сам отчим Конфьянс, храбрый адмирал Колиньи, невзирая на многие поражения, слывший великим вождем своих единоверцев и умудрявшийся даже в поражении диктовать свою волю королям, не превосходил в тот миг несгибаемой внутренней силой свою очаровательную приемную дочь.

– Ну, что же вы стоите? Идите! – вновь требовательно произнесла Конфьянс. – Прочь отсюда!

Вода, стекавшая по телу, должно быть, вновь привела в чувство Луи де Беранже. Он приподнялся на ложе и негромко, но властно произнес:

– Оставьте нас! Пусть даже я умру, но сейчас мне необходимо поговорить с королем с глазу на глаз!

– Ерунда, – отмахнулась строгая врачевательница. – Рана не опасная, просто запущенная. Сейчас мы ее обработаем, и через несколько дней вы уже будете на ногах. Вы молоды. У вас сильное тело. Все обойдется.

Особенно забавно звучало в ее устах утверждение: «Вы молоды», наверняка позаимствованное прелестницей у кого-то из знакомых лекарей, но в целом она была совершенно права.

Между тем трактирщик и его слуга, все еще переминавшиеся у двери в ожидании оплаты, услышав слова дю Гуа, требующего конфиденциальной беседы с королем, округлив глаза, выскользнули за дверь. Врачевание раненого их больше не интересовало.

– Лис, – вызвал я своего друга. – Видишь хозяина со слугой? Они только что выскочили из нашей каморки.

– Ясное дело, вижу. И шо? – поинтересовался Серж-Рейнар.

– Ага, а до этого, значит, наш кормилец и поилец все еще полагал, что перед ним итальянская баронесса со свитой? Шо ты дрейфуешь? Охолонь!

– Рейнар! Если они заподозрят, что перед ними король Наварры, то сейчас же помчатся за стражей! Забыл, какое вознаграждение за наши головы обещают!

– Да ну, забудь. Какая Наварра, кто ее видел? Ща все устроим. Ты король Дании, Иордании, Верхних Мхов и Трех Мостов – инкогнито.

– И все же я очень тебя прошу. Проследи, чтобы они никуда не сбежали. Мне бы очень не хотелось давать уроки географии местной страже.

– Как скажешь, надежа-государь. Сделаем в лучшем виде. Посидим с хорошими людьми, покалякаем за вообще. Объясним, куда их может завести генеральная линия партии.

– Сир! – повернулась ко мне Конфьянс. – У вас не более пяти минут для беседы с раненым. Прошу вас, не утомляйте его. А вы, мсье, держитесь. Сейчас мы вернемся и продолжим лечение.

Она направилась к двери, на ходу откусывая кусок от ржаной краюхи и начиная тщательно его жевать. Я подсел к изголовью лежанки дю Гуа:

– Что произошло, Луи?

– Мессир! Я был там. Все оказалось так, как вы говорили, – негромко произнес Беранже. Ему было тяжело говорить, и потому слова были отрывисты, точно одиночные выстрелы. – Люди Гиза, – вновь выдохнул мой собеседник, – они собрались там. Ночью. Гиз затевает мятеж.

Луи замолчал и закрыл глаза.

Сообщенная им информация, несомненно, была ценной, но, в принципе, чего-либо необычного в ней не было. Бежавший из Парижа после подавления мятежа вождь Священной Лиги, несомненно, желал продолжения «банкета». Сил у него для этого во Франции было предостаточно. К тому же мой новоиспеченный родственник – король Испании Филлип II, без сомнения, поддерживал рьяный католический пыл Лотарингского дома обильным золотым дождем, проникая в души верующих, точно громовержец Зевс в лоно Данаи. Конечно же, Гиз замышлял новый мятеж. Он не мог его не замышлять!

– Через пять дней, – вновь заговорил Беранже, – король будет в Реймсе. Коронация… Они хотят перехватить его!

Это уже было куда как более определенно. Должно быть, в развалинах Жизорского замка, окутанных мрачными легендами и оттого редко посещаемых горожанами, собрались местные дворяне-лигисты, чтобы тайно встретиться и выслушать посланца Гиза. Бедняге дю Гуа изрядно не повезло оказаться в нужное время в нужном месте, но зато теперь у меня на руках были ориентировочное время и место подготавливаемого покушения на дорогого кузена. Грех было не воспользоваться таким подарком.

– Ну а сокровища? – спросил я. – Вы нашли то, что искали?

– Да, сир. Он лежал там, где вы и сказали… Под дубом. А гробовая доска… – Он замолчал, набирая сил для новой фразы.

– Что с ней? – невольно напрягаясь, спросил я.

– Это чудо! Там было много знаков. Я не знаю их…

– Это шифр тамплиеров.

– Да, но там еще были буквы и цифры.

– Какие? – насторожился я.

– LUI 22.9.1572. A.D. Вы понимаете, сир, он знал. Он точно знал, когда я найду его могилу!

– Удивительно, – нимало не кривя душой, прошептал я. – Настоящее чудо! Значит, мы на правильном пути. Надеюсь, вы сделали все так, как я говорил?

– Увы, мессир! Могила осталась разрытой. Я не успел. И еще. – Он остановился, чтобы собраться с угасающими силами. – Негодяи сожгли доску. Ночью. В костре.

– Сакр Дье! Это очень скверно, Луи. Очень! Но они уже поплатились за это смертью. Впрочем, гибель их не вернет утраченного.

– У Нострадамуса написано: «Кто вскроет найденный тайник и не закроет его тотчас же, поплатится бедою» (IX.7). Все сбывается, сир!

Он хотел еще что-то дополнить, но тут дверь отворилась, и обе наших целительницы явились на пороге каморки.

– Теперь прошу вас уйти, сир, – строго обратилась ко мне Конфьянс, раскладывая на табурете лекарские снадобья в двух глиняных мисках. – Мсье де Беранже, надеюсь, вы будете мужественны и стойко перенесете боль!

Дю Гуа печально вздохнул. Он был опытным воином и, несомненно, умел переносить страдания, причиняемые ранами. Но одно дело – ранения на поле боя, и совсем другое – терзания в руках ученых эскулапов. К тому же таких хорошеньких и, памятуя давешнюю встречу в лесу, желанных.

– Не беспокойтесь. – Мадемуазель де Пейрак села возле раненого и начала смазывать пробитое плечо буроватой кашицей. – Это всего лишь хлебный мякиш. Он снимет воспаление и устранит заражение. Но вон то, – она кивнула на вторую емкость, источавшую вокруг себя характерный луковый аромат, – когда дело дойдет до этой мази, вам действительно будет очень больно.

– Я заслужил это, сударыня, – закрывая глаза, прошептал Луи.

– Верно. Но сейчас вам лучше помолчать. Можете мне верить, в течение пяти дней, применяя эту мазь, вы снова встанете на ноги.

– Вы ангел, Конфьянс, – еле слышно сказал раненый.

– Молчите, сударь! – сурово нахмурилась девушка. – Я запрещаю вам говорить. Тем более говорить такое.

Я вышел из комнатушки, сохраняя для Луи столь необходимый для дыхания воздух.

Информация, сообщенная королевским фаворитом, требовала немедленного осмысления. То, что дю Гуа обнаружил могилу своего дальнего родственника именно там, где я ему и сказал, уже само по себе было почти невероятно. Я полагал, что почти все, поведанное Луи ночью в замке Аврез, было выдумкой, игрой ума. Но письмена на могильной доске и точное указание дня, когда она будет отрыта!.. Это уже что-то и вовсе немыслимое!

Спускаясь по лестнице, я вновь и вновь прокручивал в голове рассказанное дю Гуа. Откуда-то снизу, должно быть с кухни, примыкавшей к общей зале, доносились команды Лиса, руководившего уборкой трупов. Пожалуй, прояви мы чуть меньше прыти в выяснении отношений с гизарами – и сейчас можно было бы порасспросить выживших о планах Священной Лиги. Но таковых не было.

Пока ясно одно: в тот момент, когда ничего не подозревающий Генрих Анжуйский будет направляться на коронацию в Реймс, он будет схвачен, а возможно, и убит. Таков в общих чертах план заговорщиков. Именно для этого Гиз собирает дворян по всей Франции. Желает повязать сторонников совместным кровопролитием цареубийства. Но где готовится засада? Сколько мятежников может собрать Лотаринжец под свои знамена? Какими путями намерены добираться бунтовщики? Что дальше планируют делать? Думают ли на самом деле короновать Гиза? Или хотят разыграть испанскую карту и посадить на трон сына короля Испании?

Нет, это невозможно. Древний саллический закон запрещает передачу короны через женское лоно. Попытка оспорить этот закон не так давно вылилась в Столетнюю войну. А впрочем, почему нет? Ставка предельно велика. Уничтожить королевскую семью, скажем, обвинив ее в потворстве еретикам-гугенотам, а дальше – поддержка Испании, благословение Рима плюс бойкие перья памфлетистов, и Генеральные Штаты, собранные под неусыпным надзором Священной Лиги, проголосуют за смену династии. Совсем как недавно у нас, в Англии, при первых Тюдорах. Я поймал себя на мысли, что назвал непроизвольно Британию своей. Невероятное состояние!

Дверь постоялого двора распахнулась, жалобно взвизгнув несмазанными петлями, и в скупо освещенную залу подобно смертоносному зимнему вихрю ворвался Мано с обнаженной шпагой в руках. Голос брата Адриэна, донесшийся со двора, неоспоримо, увы, свидетельствовал, что попытки увещевания моего лейтенанта прошли впустую.

– Шевалье, опомнитесь, нечистый искушает вас!

– Молчите! Я слушал вас. Довольно! – двигая желваками на резко очерченных скулах, рычал де Батц. Мы столкнулись с ним нос к носу посреди лестницы. – Сир, это вы, – моментально теряя большую часть наступательного порыва, пробормотал Мано. – Вы…

Яростный гасконец, казалось, был потрясен возникновением нежданной преграды. Должно быть, так чувствует себя ревущий горный водопад, остановленный в сокрушительном беге заклятьем могущественного мага.

– Мано? – спросил я, удивленно глядя на лейтенанта. – Занятно. Что это ты собрался здесь устроить? Намереваешься убить дю Гуа? Прелестное зрелище!

При звуке этого имени мой доблестный соратник заскрежетал зубами, наверняка в душе жалея, что между этих зубов нет горла Беранже.

– Он негодяй и подлец, – наконец выдавил лейтенант.

– Быть может, – кивнул я. – Но сейчас он ранен. И я, ваш король, не допущу, чтобы вы, шевалье, запятнали свою честь убийством раненого.

– Вы защищаете его, сир?! – едва не плача от досады, выдавил Мано.

– Нет, я защищаю тебя. Я не желаю, чтобы, служа мне, ты завоевал славу бесчестного убийцы. Слышишь, не желаю! Тебе было нанесено умышленное оскорбление. При многих свидетелях. Это, несомненно, вполне достойный повод для дуэли. Но согласно уложениям «Дуэльного кодекса» данный случай является поводом второй степени. Это оскорбление словом. Следовательно, может быть смыто малой кровью и не предполагает смертельного исхода. Прошу тебя, вложи шпагу в ножны!

– Но она там! – с трудом унимая терзающий его гнев, процедил Мано, кусая губу. – Она гладит его своими нежными пальчиками… Сир, прошу вас, не останавливайте меня! Иначе я лишусь рассудка!

– Мано, Мано, ну что ты? – Я положил руку на плечо готового разрыдаться ревнивца. – Конфьянс втирает раненому смесь козьего жира, соли и лука. И, судя по тому, что до нас не доносится крик боли, Беранже попросту потерял сознание. Я прошу тебя, друг мой…

– Проклятье! – Маноэль с остервенением отбросил шпагу в угол, точно опасаясь, что безжалостный клинок в его руках сам уже служит непреодолимым искушением.

Сталь жалобно звякнула, падая на все еще залитый кровью пол. Бурые пятна уже начали впитываться в выскобленные доски, служа все же весьма недвусмысленным напоминанием о событиях последних часов.

– Вы правы, мой капитан! Я ухожу! – Он опрометью выскочил из залы во двор, едва не выбив дверь тяжелым ударом кулака.

Я вновь остался один, досадуя на все произошедшее здесь и пытаясь найти успокоение, созерцая колеблющиеся огоньки оплывших свечей, укрепленных на подвешенном к потолку колесе.

– Что здесь был за шум? – Конфьянс, с лицом, немного осунувшимся от усталости и тревоги, но полным осознания правильности содеянного, стояла на пороге комнаты Луи. – Что случилось?

– Это Мано, – грустно вздохнул я. – Он очень ревнует.

– Печально. Очень печально. – Девушка недоуменно покачала головой, глядя на хлопающую под ветром дверь. Я вовсе не хотела его обидеть. Однако я не давала ему никакого повода. Я… Нет. После. Сейчас я кое-что должна сказать вам.