Лики мучеников
Легенда Батлерианского Джихада
— Прошу прощения, — сказал Рекур Ван своему товарищу, тлулакскому ученому, всаживая нож между его позвонков и для верности поворачивая лезвие тонкого стилета. — Мне этот корабль нужен больше, чем тебе.
По тонкому стальному клинку потекла кровь, которая ударила фонтаном, когда Ван рывком выдернул кинжал из тела своей жертвы. Смертельно раненный человек продолжал дергаться и извиваться — умирающие нервы неистовствовали атональными разрядами. Ван выбросил тело из люка маленького корабля на мощеную площадку космопорта.
На улицах Тлулакса слышались крики, взрывы и выстрелы. Раненый генетик распростерся на земле, его близко посаженные глаза с немым укором смотрели на убийцу. Ван выбросил генетика, походя избавился от него, как многие теперь избавлялись даже от самых необходимых вещей.
Он вытер ладони и пальцы об одежду, но руки так и остались липкими. Ничего, он вымоется и постирает одежду потом, когда вырвется отсюда. Кровь… это разменная валюта его торговых операций, генетический ресурс, наполненный драгоценной ДНК. Он не любил понапрасну проливать кровь.
Но теперь крови жаждала Лига Благородных. Его крови.
Хотя Рекур Ван был одним из самых блистательных генетиков и имел связи среди влиятельных религиозных лидеров, ему приходится сейчас спасаться с родной планеты, чтобы избежать суда разъяренной толпы. Взбешенные члены Лиги блокировали планету и вторглись, чтобы принести на нее свое правосудие. Если его схватят, то трудно даже представить себе, какой кары они потребуют.
— Проклятые фанатики! — выкрикнул он, прекрасно понимая, что его все равно никто не слышит, и захлопнул люк.
У него не было времени захватить с собой бесценный архив, он оставил на планете все свое состояние и теперь окровавленными руками лихорадочно нажимал кнопки панели управления украденного корабля. Не имея в голове никакого определенного плана, желая только одного — скорее бежать с планеты, пока его не схватили солдаты Лиги, Рекур Ван взмыл в небо.
Будь проклят этот Иблис Гинджо! — мысленно выругался он. Для него было малым утешением узнать, что Великий Патриарх мертв.
Гинджо всегда относился к нему как к низшему существу. Ван и Иблис были деловыми партнерами, имевшими общие интересы, но они никогда не доверяли друг другу. В конце концов Лига открыла страшную тайну тлулакских ферм. Органы забирали у дзенсуннитских рабов и пропавших без вести солдат, а потом пересаживали их другим бойцам. Но теперь карты были открыты. Все тлулаксы находились в страшном смятении, все пытались спасти свои жизни и скрыться от неумолимых мстителей Лиги. Торговцы плотью вынуждены были искать укрытия, а узаконенные и признанные прежде купцы стали изгоями цивилизованного мира. Опозоренный и разоренный, Рекур Ван превратился в дичь, на которую разрешили неограниченную охоту.
Но даже без лабораторного журнала он хранил в своей памяти знания, которыми был готов поделиться с любым покупателем. Кроме того, в кармане у него лежал небольшой флакон с бесценным генетическим материалом, который позволит ему начать все сначала. Только бы ему удалось выбраться отсюда…
Выйдя на орбиту на похищенном судне, Ван увидел эскадрилью штурмовиков Лиги. Экипажи наверняка состояли сплошь из твердолобых солдат Джихада. Многочисленные тлулакские суда летели прочь от планеты. Большинство их управлялось такими же неопытными пилотами, как и он сам, и штурмовики брали на прицел всякий корабль, который оказывался в зоне досягаемости их огня.
— Почему не сказать сразу, что мы все виновны? — прорычал он штурмовикам, понимая, что в этот момент они его не слышат.
Ван увеличил скорость, не зная, насколько быстроходен этот незнакомый ему корабль. Краем рукава он вытер кровь с панели управления, чтобы разобраться в надписях. Штурмовик Лиги приблизился к его судну, и с борта военного корабля раздался недобрый голос:
— Тлулакскому судну остановиться! Сдавайтесь, или мы уничтожим вас!
— Почему бы вам не обратить свое оружие против мыслящих машин? — злобно ответил Ван. — Армия Джихада попусту тратит здесь свое время и ресурсы. Или вы забыли, кто на самом деле заклятый враг человечества?
Действительно, все предполагаемые преступления тлулаксов бледнели в сравнении с теми опустошениями, которые на протяжении многих десятилетий произвел на планетах компьютерный всемирный разум Омниус.
Очевидно, командир штурмовика не оценил должным образом сарказм Рекура Вана. В космической тишине мимо его корабля пролетели выпущенные противником снаряды. Ван отреагировал молниеносным торможением; артиллерийские снаряды взорвались в некотором отдалении, но взрывная волна заставила судно завертеться на месте. Тревожная сигнализация залила рубку мигающим светом, но Ван не стал посылать сигнал бедствия. Он выключил управление и двигатели, притворившись мертвым, — и суда Лиги вскоре оставили его в покое, отправившись выбирать себе жертв среди других пытавшихся прорвать блокаду кораблей с беспомощными и несчастными тлулаксами на борту — благо таких кораблей было великое множество.
Когда корабли Лиги наконец исчезли из поля зрения, Рекур Ван почувствовал себя в относительной безопасности и решил включить стабилизаторы. Сделав несколько лихорадочных попыток, он все же смог остановить кувыркание и снова вывел корабль на требуемый курс. Не имея в голове никакого определенного направления, желая лишь только бежать подальше от родной планеты, он полетел к периферии солнечной системы с максимальной скоростью, на какую был способен корабль. Он не жалел о том, что оставлял за спиной.
Большую часть своей сознательной жизни Рекур Ван занимался разработкой новых биотехнологий, как занимался ею весь его народ в течение многих поколений. За время Джихада тлулаксы сказочно обогатились и, по сути, стали незаменимыми. Но теперь фанатики Серены сметут с лица земли фермы по выращиванию органов, уничтожат трансплантационные чаны и «великодушно» избавят доноров от страданий. Недальновидные идиоты! Лига еще пожалеет об этом, когда буквально через пару лет улицы будут кишеть безглазыми, безрукими и безногими калеками, выставляющими напоказ свои раны и язвы, калеками, которым некуда будет обратиться за помощью.
Близорукие правители Лиги не понимают практических вещей, абсолютно не умеют планировать. Как и во многих других начинаниях Джихада, они гонятся за фантастическими мечтаниями, движимые глупыми эмоциями. Как же ненавидел Ван этих людей.
Он схватил рычаг управления с такой силой, словно хотел его задушить, с наслаждением представив себе, что это толстая шея Иблиса Гинджо. Несмотря на то, что его вина была неопровержимо доказана, этот хитрец, этот Великий Патриарх, сумел даже после смерти выйти сухим из воды, свалив всю вину на бесстрашного героя войны Ксавьера Харконнена и весь народ Тлулакса. Эта старая интриганка, жена Гинджо, сумела сделать из своего муженька великомученика.
Лига, конечно, имела все возможности обесчестить и опорочить расу тлулаксов. Разъяренные толпы черни отнимут у людей их достояние и превратят в отверженных изгоев. Но эти предатели не смогут лишить Рекура Вана его знаний и умений. Козел отпущения еще вернется и отомстит за поругание и унижение.
Ван наконец принял окончательное решение. Теперь он знал, куда надо лететь, кому отвезти секреты клонирования и живые клетки самой Серены Батлер.
Он вылетел за пределы территории Лиги и принялся искать планеты машин, где он хотел предстать перед самим всемирным разумом, великим компьютерным Омниусом.
* * *
На центральной площади главного города Салусы Секундус, центральной планеты Лиги Благородных, бесновалась толпа, сложившая костер для человеческой фигуры. В тени покрытой лепниной арки стоял Вориан Атрейдес. Его неподвижное лицо казалось каменным. Горло было сдавлено спазмой, не дававшей ему говорить или вслух выразить отвращение. Он молча наблюдал за действиями толпы. Пусть он будет хоть трижды герой Джихада, эта толпа не станет его слушать.
Кукла имела мало сходства с Ксавьером Харконненом, но ненависть толпы к нему была очевидной. Кукла болталась на самодельной виселице, поставленной над грудой сухого хвороста. Какой-то молодой человек бросил в эту кучу клубок горящей пакли, и через несколько секунд огонь принялся жадно лизать напяленный на куклу мундир армии Джихада — ту самую форму, которой при жизни так гордился Ксавьер.
Друг Вориана всю свою жизнь посвятил войне с мыслящими машинами. Теперь же эта нерассуждающая, безумная толпа отыскала где-то мундир и, издеваясь над памятью погибшего, сорвала с него медали и знаки отличия, лишая Ксавьера по праву заслуженного им места в истории. Теперь же они решили его сжечь.
Огонь охватил чучело. Оно извивалось и крутилось в восходящих потоках горячего воздуха и дыма, нелепо раскачиваясь в петле, а толпа весело хохотала, и от этого смеха дребезжали стекла в соседних домах. Люди радовались второй смерти предателя. Они считали это актом мщения, но для Вориана это была всего лишь безумная мерзость.
Когда Вориан узнал о доблести Ксавьера, раскрывшего тайну тлулакских ферм и уничтожившего предателя Гинджо, он сломя голову бросился на Салусу. Но он не мог ожидать, что увидит прекрасно организованную кампанию клеветы, очернившей память его дорогого друга. Несколько дней Вориан пытался остановить поток этой грязи, убеждая людей, что их стрелы бьют не в ту мишень. Но, несмотря на влияние и высокое положение Атрейдеса, мало кто осмелился его поддержать. Кампания диффамации Ксавьера началась и стала набирать обороты, и одновременно лизоблюды кинулись переписывать историю в свете последних новостей. Вориан почувствовал себя человеком, стоящим во время шторма на берегу каладанского моря и пытающегося руками остановить надвигающийся вал.
Даже родные дочери Ксавьера не устояли и отказались от имени своего отца, взяв родовое имя матери — Батлер. Их мать, Окта, всегда тихая и застенчивая, решила провести остаток своих дней в Городе Интроспекции, наедине со своим несчастьем, не принимая никого из чужих людей…
Одетый в неприметную гражданскую одежду — чтобы его не узнали, — Вориан стоял в толпе. Как и Ксавьер, он был горд своей службой в армии Джихада, но здесь, в этом котле бушующих эмоций, было не место красоваться в парадном мундире.
За время своей долгой службы в армии Вориану приходилось участвовать во множестве битв с мыслящими машинами. Он воевал бок о бок с Ксавьером и добивался великих побед, пусть даже и дорогой ценой. Ксавьер был храбрейшим человеком из всех, кого знал Вориан, и теперь толпа выражает свое к нему презрение.
Не в силах больше выносить это тягостное зрелище, Вориан отвернулся от толпы. Какое массовое невежество, какая поголовная тупость! Напичканная ложью, оболваненная и легкоуправляемая толпа поверит всему, что она в данный момент посчитает правдой. Один только Вориан будет помнить истину о доблестном Ксавьере Харконнене.
* * *
Независимый робот сделал шаг назад, чтобы полюбоваться на новую надпись, украшающую стену лабораторного корпуса. Понимание природы человека есть труднейшая из всех ментальных задач.
Раздумывая над значимостью этой глубокой максимы, Эразм изменил выражение своего жидкостно-металлического лица. Вот уже в течение многих столетий бьется он над разрешением загадки этих биологических созданий: в них столько изъянов, но каким-то образом по воле капризного гения, искра которого вспыхнула когда-то в их мозгах, они создали мыслящих машин. Такая головоломка постоянно занимала пытливый ум Эразма.
Он частенько развешивал на стенах лаборатории плакаты с лозунгами и изречениями, чтобы в любое время иметь стимулы для углубленного размышления. Философия не была для него игрой — это было средство, с помощью которого он стремился внести улучшения в свой машинный разум.
Возможно достичь всего, что воображаешь, не важно, человек ты или машина.
Для того чтобы лучше понять своего биологического врага, Эразм без устали экспериментировал. Привязанные к лабораторным столам, заключенные в прозрачные пластиковые баки или запечатанные в герметичные клетки объекты опытов Эразма стонали, выли и извивались в муках. Некоторые взывали к невидимым богам; другие вопили и молили о пощаде, обращаясь к мучителю, который в ответ убеждал их в том, что все они глубоко заблуждаются насчет его намерений. Люди исходили кровью, мочились, выделяли массу жидкостей, приводя лабораторию в невыносимый беспорядок. К счастью, в распоряжении Эразма было достаточно служебных роботов и рабов, которые приводили помещения в надлежащий стерильный вид.
Плоть — это просто мягкий металл.
Робот препарировал тысячи человеческих мозгов, рассек тысячи тел, проводя вдобавок массу психологических экспериментов. Он испытывал людей сенсорной депривацией, причинял им невыносимую боль и вызывал в них невероятный страх. Он изучал поведение отдельных индивидов и толп. Но делая все это со своей, поистине машинной добросовестностью и тщательностью, Эразм все время понимал — и это причиняло ему неудобство, — что упускает из вида что-то самое главное и важное. Он никак не мог найти способ оценить и выстроить все факты так, чтобы они сложились в какую-то внятную картину, в «великую унитарную теорию» человеческой природы. Крайности человеческого поведения, казалось, исключали саму возможность построения такой теории.
Что более человечно — добро или зло?
Этот плакат — наряду с новым — какое-то время мучил робота своей загадочностью. Многие люди, которых он изучил очень подробно — например, Серену Батлер или своего ученика Гильбертуса Альбанса, — проявляли врожденные добродетели, выказывали сочувствие и заботу о других живых существах. Но Эразм изучал историю и знал о предателях, изменниках и социопатах, причинявших невероятные разрушения и навлекавших неисчислимые страдания на головы своих ближних ради того, чтобы добиться выгод лично для себя.
Никакие умозаключения при ближайшей проверке не выдерживали критики.
Спустя тридцать шесть лет от начала Джихада машины были очень далеки от победы, хотя компьютерные прогнозы предсказывали, что человечество будет сокрушено очень скоро. Фанатизм питал силу Джихада, люди продолжали сражаться даже тогда, когда разум подсказывал, что надо сдаться. Их вдохновенная предводительница была принесена в жертву, стала добровольной мученицей. По собственной воле. Необъяснимый, алогичный и недоступный пониманию акт.
Теперь наконец у него появилась новая возможность, новый объект, который поможет, вероятно, пролить свет на неподдававшийся до сих пор объяснению аспект свойства быть человеком. Этот тлулакс, быть может, снабдит Эразма полезной информацией. В конце концов, этот глупец сам, по собственному выбору, попал в лапы к независимому роботу.
Рекур Ван дерзко вторгся в Синхронизированное Пространство, управляемое мыслящими машинами, и передал требование встречи с Омниусом. Это наглое прибытие тлу-лакса было либо военной хитростью… или же этот человек полагал, что у него есть беспроигрышные козыри, которые он может предложить, чтобы заключить с машинами выгодную для себя сделку. Эразму было очень любопытно узнать, что именно привез с собой этот человек.
Омниус высказал желание без разговоров уничтожить беспардонного пришельца; большинство людей, пересекавших границы Синхронизированного Мира, были либо убиты, либо взяты в плен, не стоило делать исключение и для этого. Но Эразм воспротивился. Ему было интересно услышать, что может сказать выдающийся генетик.
Окружив маленькое космическое судно, корабли робота отконвоировали его на Коррин, главную планету Синхронизированного Мира. Не задерживаясь, сторожевые роботы препроводили Рекура Вана в лабораторию Эразма.
Состоявшее из сплошных острых углов землисто-серое лицо Рекура Вана выражало странную смесь надменности и страха. Он, не переставая, моргал своими темными, близко посаженными глазами, коса была заплетена, он старался держаться с достоинством, но это ему совершенно не удавалось.
Готовясь к встрече, независимый робот нарядился в свой царственно-роскошный костюм, который он надевал всегда, когда хотел произвести должное впечатление на рабов и испытуемых. Он изобразил приветливую улыбку на своем текучем металлическом лице, потом помрачнел, пробуя иное выражение.
— Когда тебя взяли, ты потребовал встречи с Омниусом. Было бы очень странно, если бы великий компьютерный разум подчинился требованию такой ничтожной личности, как ты, — человека малого роста и малого значения.
Рекур Ван вскинул подбородок и надменно фыркнул.
— Ты недооцениваешь меня. — Порывшись в складках своей испачканной и рваной одежды, тлулакс извлек маленький флакон. — Я привез вам нечто весьма ценное. Это образцы живых клеток — сырой материал для моих генетических исследований.
— Я сам занимаюсь научными изысканиями, — сказал в ответ Эразм. — И у меня тоже достаточно проб и образцов всякого рода. Чем же ты можешь меня заинтересовать?
— Это клетки самой Серены Батлер. К тому же у тебя нет ни технологии, ни оборудования, ни методов для ускоренного выращивания ее клонов, а вот у меня все это есть. Я могу создать совершенный дубликат вождя Джихада против мыслящих машин. Уверен, что ты найдешь ему достойное применение.
Эразм и в самом деле был сильно заинтересован.
— Серена Батлер? Ты можешь ее воссоздать?
— Имея в распоряжении ее подлинную ДНК, я могу ускорить ее созревание до любого произвольно выбранного возраста. Но я ввел в ДНК определенные ингибиторы — это хитрый замок, открыть который могу только я один. — Он продолжал держать флакон перед носом Эразма, дразня им независимого робота. — Только представь себе, какой ценной может оказаться эта пешка в вашей игре с человечеством.
— Но почему ты предлагаешь это сокровище именно нам?
— Потому что я ненавижу Лигу Благородных. Они обратились против моего народа, они охотятся на нас, как на диких зверей, убивая на каждом углу. Если мыслящие машины предоставят мне убежище, то я отплачу вам новенькой Сереной Батлер, с которой вы сможете поступать по вашему усмотрению.
Возможности, одна соблазнительнее другой, замелькали в компьютерном мозге Эразма. Серена всегда была самым лучшим из его подопытных объектов, но его эксперимент неожиданно и печально закончился, когда он убил ее надоедливое, вечно кричавшее дитя. После этого она перестала с ним сотрудничать. В течение многих десятилетий робот желал снова заполучить Серену — и вот такая возможность ему предоставляется.
Он представил себе их будущие диалоги, обмен идеями, ответы — да, ответы! — которые она могла давать на самые насущные вопросы. Он взглянул на еще один плакат, украшавший стену. Если я задумаюсь над вечным и окончательным вопросом, то получу ли я ответ на него?
Очарованный робот хлопнул Рекура Вана по спине, отчего тот скривился от боли.
— Я согласен принять твои условия.
* * *
Вдова Великого Патриарха прислала Вориану Атрейдесу официальное приглашение, и тот понял, что это предложение сделано отнюдь не ради соблюдения формальностей.
Приглашение доставил лично капитан полиции Джихада, что само по себе уже было нешуточной угрозой. Но Вориан ничем не выдал своих опасений. Он надел все свои медали, ленты и прочие побрякушки, заслуженные им за долгую, славную и переменчивую карьеру. Хотя с детства Вориан воспитывался среди мыслящих машин и был их доверенным человеком, позже он сделался героем Джихада. Он не желал, чтобы претенциозная супруга Иблиса Гинджо хотя бы на секунду забыла, с кем имеет дело.
Ками Боро-Гинджо вышла замуж за Иблиса ради престижа его имени, но это был холодный союз двух не любивших друг друга людей. Ками хотела только одного — с политической выгодой для себя использовать «героическую» гибель мужа. Теперь в том же кабинете, где Великий Патриарх обдумывал свои многочисленные темные схемы, сидела она — рядом с лысым начальником джипола Йореком Турром — субъектом с живыми глазами и темно-оливковой кожей. Вориан внутренне собрался, гадая, что могла задумать эта в высшей степени опасная парочка.
Очаровательно улыбаясь, Ками показала Вориану уменьшенную копию грандиозного монумента.
— Это будет мемориал, посвященный памяти Трех Мучеников, святилище и символическая гробница. Всякий, кто войдет в него, должен ощутить свою преданность Джихаду.
Вориан всмотрелся в арки, огромные жаровни, на которых будут гореть вечные огни, и на три колоссальные фигуры — изваяния мужчины, женщины и ребенка.
— Трех Мучеников?
— Да, Серены Батлер и ее сына, убитых мыслящими машинами, и моего мужа Иблиса Гинджо, павшего жертвой человеческого предательства.
Вориан с трудом подавил вспышку гнева. Не выдержав, он встал, собираясь уйти.
— Я не стану в этом участвовать.
— Примеро, пожалуйста, выслушайте нас. — Ками подняла руку в просящем жесте. — Мы должны успокоить смятение, вызванное убийством Серены Батлер мыслящими машинами и трагической смертью моего мужа, павшего жертвой заговора, сплетенного Ксавьером Харконненом и его тлулакскими подручными.
— Нет никаких фактов, доказывающих виновность Ксавьера, — дрогнувшим от ярости голосом произнес Вориан. Ками — вот кто ответственен за всю грязную клевету. Он не боялся ни ее, ни ее палача. — Ваши допущения насквозь фальшивы, и вы намеренно перестали искать истину.
— Она доказана к полному моему удовлетворению. Турр встал. Он был ниже Ками, но в нем чувствовалась скрытая сила готовой к броску кобры.
— И вот еще что я хочу сказать по этому поводу, примеро. Эта истина доказана к полному удовлетворению граждан Лиги, которым нужны герои и мученики.
— Очевидно, они нуждаются и в злодеях. И если вы не можете найти истинного виновника, то вы его просто назначаете — как вы поступили с Ксавьером.
Турр сплел пальцы.
— Нам абсолютно не нужен обмен язвительными выпадами, примеро. Вы — великий стратег, и мы обязаны вам многими блистательными победами.
— Так же как и Ксавьеру, — добавил Вориан. Начальник джипола продолжал, не ответив на реплику Атрейдеса:
— Мы, три главных лидера, должны работать сообща и быть заодно, чтобы достичь важных целей. Никто из нас не имеет права вязнуть в личных обидах и уязвленных чувствах. Мы должны любыми средствами поддерживать у населения стремление победить в Великом Джихаде и не можем допустить разногласий, которые отвлекли бы нас от реальных врагов. Вы настаиваете на расследовании обстоятельств того, что произошло между Ксавьером Харконненом и Великим Патриархом, но вы сами не понимаете, какой вред причиняете этим нашему общему делу.
— Истина есть истина.
— Истина — всегда относительна и должна восприниматься нами только в контексте нашей борьбы. Даже Серена и Ксавьер согласились на тяжкие жертвы, необходимые для победы Священного Джихада. Вы должны прекратить свой личный крестовый поход, примеро. Перестаньте сеять сомнения, вы только навредите нашему делу, если не сможете держать свои чувства при себе.
Хотя Турр произносил свою речь абсолютно спокойным и даже безмятежным тоном, Вориан без труда улавливал плохо скрытую угрозу. Он подавил желание встать и ударить этого человека. Турр лишен всяких представлений о чести и истине. Несомненно, он мог позаботиться о том, чтобы Атрейдеса тихо устранили… и Вориан знал, что Турр сделает это не задумываясь, если сочтет необходимым.
Но начальник джипола, надо отдать ему должное, нанес Вориану ловкий удар, напомнив о сознательной жертве, принесенной его другом на алтарь Джихада. Если Вориан разрушит веру общества в Совет Джихада и правительство Лиги, то последующие волнения и политические смуты могут привести к поистине разрушительным потрясениям. Скандалы, отставки и всеобщее возмущение ослабят солидарность человечества перед лицом непрекращающейся машинной угрозы.
В настоящий момент Омниус был единственным врагом, которого надо было одолеть любыми способами.
Вориан скрестил руки на увешанной орденами и медалями груди.
— Хорошо, пока я буду держать при себе мои чувства, — сказал он. — Но я не собираюсь скрывать их от вас и не собираюсь за чистую монету принимать ваши политические игры. Я сделаю это ради Джихада Серены и ради Ксавьера.
— Вот и делайте это.
Вориан повернулся и направился к выходу. В дверях он остановился.
— Я не желаю присутствовать на открытии этого мемориала и участвовать в фарсе с Тремя Мучениками. Я уезжаю на фронт. — Тряхнув головой, он поспешил прочь. — На войне я чувствую себя спокойнее.
* * *
На главной планете машинного мира, Коррине, тем временем прошли годы, и клонированный ребенок быстро превратился во взрослую молодую женщину. Течение жизни было ускорено у клона искусством и знаниями Рекура Вана. Эразм регулярно посещал лаборатории, где, наряду с корчившимися от боли и стонущими подопытными экземплярами, быстро оформлялся и рос давно желанный клон, на глазах превращавшийся в точную копию Серены Батлер.
Среди подвергаемых бесчеловечным пыткам людей тлулакс чувствовал себя как дома. Ван и сам по себе был довольно интересным человеком, совершенно не похожим на тех людей, с которыми раньше приходилось иметь дело Эразму — на прежнюю Серену и на Гильбертуса Альбанса. Этот талантливый ученый был совершеннейшим, законченным эгоцентриком, обуянным иррациональной ненавистью и презрением к роду «дикого» типа людей. Кроме того, он был умен и хорошо подготовлен. Это был прекрасный интеллектуальный спарринг-партнер для Эразма… но робот все же хотел возвращения Серены.
За время долгого развития и созревания клона Ван, используя передовые технологии, наполнял голову клона вымышленной информацией, фальшивой памятью, смешанной с реальными фактами из жизни подлинной Серены Батлер. Некоторые данные удерживались в мозгу сразу, другие приходилось вводить снова и снова.
Когда выпадала такая возможность, Эразм пытался вовлечь новую Серену в пробные беседы, предвкушая тот приближавшийся день, когда он снова сможет дискутировать с ней, провоцировать ее гнев и выслушивать ее очаровательные ответы — как это было раньше. Но хотя клон выглядел уже как вполне взрослая женщина, Рекур Ван утверждал, что работа еще не закончена.
По прошествии столь долгого времени Эразм начал испытывать нетерпение.
Вначале он допускал, что разница между клоном и прежней Сереной не играет большой роли, так как это разница между подростком и взрослой женщиной, каковой клону только предстояло стать. Но по мере того, как клон достигал возраста, эквивалентного возрасту исходной Серены, Эразм начинал испытывать нарастающее беспокойство. Это было совсем не то, на что он надеялся.
Чувствуя, что не может больше оправдывать задержку, тлулакс лихорадочно принялся за последние приготовления. Надев свой самый пышный царственный костюм, Эразм лично явился наблюдать, как Серена заканчивала свое пребывание в чане с жидкостью, останавливающей размножение клеток. Эта процедура была призвана замедлить процесс старения. Теперь старость была отодвинута на неопределенный срок, а слабое на вид тело могло переносить очень большие нагрузки.
Тлулакс горел желанием доказать свою правоту и истинность своих притязаний, но Эразм передумал. Мыслящие машины при необходимости могут ждать результата столетиями. Возможно, если он решит создать другой клон, то допустит его нормальное развитие, а не ускоренное, как в этот раз. Возможно, такое ускорение вызывает появление у клонов нежелательных нарушений и врожденных пороков. Независимый робот очень хотел возобновления своего общения с Сереной Батлер и не желал, чтобы ему мешали.
Когда вязкая жидкость стекла с обнаженного тела клона, и Серена предстала перед Эразмом, он принялся внимательно рассматривать ее, используя разные спектральные режимы своих сенсоров. Много лет назад, пользуясь такими же сенсорами, Эразм не раз видел обнаженную Серену Батлер, он видел, как она рожала ребенка, наделавшего впоследствии столько бед; он лично стерилизовал Серену, чтобы проблема беременности никогда больше не возникала.
Рекур Ван выступил вперед, с неприятным вожделением глядя на клон и желая провести медицинский осмотр. Но Эразм легким движением руки отодвинул тлулакса в сторону. Он не хотел, чтобы этот маленький человечек мешал ему в этот особый момент.
Серена, с которой все еще капала жидкость, совершенно не стеснялась своей наготы, хотя настоящая Серена наверняка испытывала бы стыд и смущение. Это было только одно из отклонений в личности клона, замеченных роботом.
— Теперь ты доволен мною? — спросила Серена, мигая своими прекрасными лавандовыми глазами. Она была весьма соблазнительна и явно старалась привлечь к себе самца. — Я хочу тебе понравиться.
Искусственная гримаса омрачила металлическое лицо Эразма, в оптических сенсорах загорелись недобрые и опасные огоньки. Серена Батлер была надменна, независима и умна. Ненавидя свое рабство у мыслящих машин, она вступала в споры с Эразмом и искала любую возможность уязвить и оскорбить его. Она никогда не стремилась ему угодить.
— Что ты с ней сделал? — обратился робот к Рекуру. — Почему она говорит такие вещи?
Ван неуверенно улыбнулся.
— Из-за ускорения, которое я был вынужден придать развитию ее личности, мне пришлось наделить ее чертами стандартного женского характера.
— Стандартного женского характера?
Эразм подумал, что, вероятно, этот неприятный изгой тлулакс разбирается в женщинах еще меньше, чем он сам.
— В истинной Серене Батлер не было ничего стандартного, — сказал робот.
Ван начал ощущать тревогу, он замолчал, решив не раздражать Эразма своими отговорками и объяснениями. Эразм принялся с интересом рассматривать клон. Эта женщина своими мягкими классически женскими формами очень напоминала Серену, у клона были такие же каштановые волосы и совершенно необычные глаза.
Но это была какая-то другая женщина, не похожая на Серену. Клонированная женщина лишь внешне походила на ту, исходную и подлинную, будя в Эразме воспоминания о том времени, которое он провел в обществе Серены Батлер.
— Скажи мне, что ты думаешь о политике, философии, религии, — сказал робот. — Выскажи свои самые сокровенные чувства и мнения. Почему ты думаешь, что даже плененные люди заслуживают уважительного отношения? Почему ты думаешь, что мыслящим машинам надо добиться обладания эквивалентной их разуму человеческой душой?
— Почему ты желаешь обсуждать со мной такие странные предметы? — ответила она почти раздраженно. — Скажи, что мне ответить, чтобы мои ответы удовлетворили тебя.
Заговорив, клонированная женщина всколыхнула в машинной душе Эразма отчетливые воспоминания о прежней, настоящей Серене Батлер. Хотя клон был ее точной внешней копией, этот муляж очень отличался по своему внутреннему строению. Клон мыслил, чувствовал и вел себя совсем не так, как подлинная Серена. Клонированная версия не обладала никакими социальными приоритетами, в ней не было искры, не было блеска личности, ставшей столь знакомой Эразму. Личности, причинившей ему столько интереснейших хлопот и неприятностей. Мятежная душа Серены стала искрой, от которой разгорелся Джихад, а эта фальшивка была лишена даже тени таких способностей.
Эразм заметил разницу и в том, как блестят глаза, как эта новая женщина открывает рот, в том, как она отбрасывает за голову мокрые волосы. Эразму же не хватало именно той очаровательной женщины, которую он знал прежде.
— Оденься, — приказал Эразм.
Стоявший слева от робота Рекур Ван явно встревожился, чувствуя разочарование робота.
Она скользнула в приготовленную Ваном одежду, которая только подчеркивала женские прелести клона.
— Теперь я нравлюсь тебе?
— Нет, к сожалению, ты неприемлема.
Одним стремительным движением своей металлической руки Эразм нанес быстрый точный удар. Он не хотел причинять этой незнакомке мучений, но он и не желал ее больше видеть. Изо всей силы он ударил женщину острым краем кисти по основанию шеи, мгновенно ее обезглавив. Он сделал это так легко, как обрезал розы в своем саду. Она не успела издать даже короткого стона. Голова отлетела в сторону, а тело рухнуло на пол, разбрызгивая кровь по выложенному плиткой полу лаборатории.
Какое разочарование.
Стоявший слева Рекур Ван едва не задохнулся. Стараясь не привлекать к себе внимания робота, он просто перестал дышать. Тлулакс хотел было бежать, но сторожевые роботы надежно блокировали выход из лаборатории. В клетках, чанах и на столах корчились и стонали подопытные экземпляры робота.
Эразм сделал шаг по направлению к генетику. Ван поднял руки, и выражение его лица ясно говорило о том, что он собирается сделать. Он попытается выскользнуть из неприятной ситуации, сняв с себя всякую ответственность.
— Я сделал все возможное! Это ее ДНК, и это настоящая Серена Батлер со всеми ее физическими характеристиками.
— Она совсем другая. Ты не знал настоящую Серену Батлер.
— Нет, я знал ее. Я сам, лично, брал у нее образцы тканей, когда она приезжала в Бандалонг.
Эразм убрал с металлического лица всякое выражение, и оно превратилось в бесстрастную маску
* * *
— Нет, ты не знал ее. — В лучшем случае, он просто переоценил способность этого недоростка-тлулакса в точности воссоздать Серену Батлер. Точно так же, как попытки самого Эразма во всех деталях скопировать картины Ван Гога отнюдь не привели к созданию шедевра. Копия никогда не могла сравниться с совершенным оригиналом.
— У меня осталось еще много клеток. Это была лишь первая попытка, но мы можем попробовать снова. В следующий раз, я уверен, мы справимся с проблемой. Этот клон получился таким, потому что ему не довелось приобрести жизненный опыт истинной Серены, она никогда не сталкивалась с такими же трудностями и вызовами. Мы можем модифицировать виртуальную реальность, можем заставить клон провести больше времени в состоянии сенсорной депривации.
Эразм покачал головой.
— Клон никогда не станет той женщиной, какая нужна мне.
— Убив меня, ты сделаешь ошибку, Эразм! Ты должен еще многому научиться.
Разглядывая тлулакса, пытливый робот заметил, насколько объективно неприятен этот человек; очевидно, это такая порода людей, и недаром они стали изгоями. У Вана в душе не было ни грана благородства, которое можно обнаружить у многих людей других рас. Но, в конечном итоге, этот маленький человечек способен все же оказаться полезным, стать окном, через которое можно будет рассмотреть темные стороны человеческой природы.
Он вспомнил один из своих плакатов. Что более человечно — добро или зло?
Жидкостно-металлическое лицо робота растеклось в широкой улыбке.
— Почему ты так на меня смотришь? — встревожился Ван.
По молчаливому, скрытно переданному сигналу сторожевые роботы подошли ближе и со всех сторон окружили Рекура Вана, отрезав ему все пути к отступлению.
* * *
— Да, я могу кое-чему научиться у тебя, Рекур Ван. — Он резко повернулся, полы его роскошного одеяния красиво колыхнулись. Рукой Эразм дал знак роботам схватить тлулакса. — Знаешь, я уже давно обдумываю серию интересных экспериментов…
Тлулакс дико закричал.
* * *
Глядя прямо перед собой, Вориан Атрейдес сидел в командной рубке на мостике своего флагмана. Всю прошедшую неделю его соединение крейсировало в пространстве. Солдаты и наемники занимались обычной боевой подготовкой. Все они, до последнего человека, горели желанием скорее схватиться с мыслящими машинами.
Когда флот вошел в пределы Синхронизированного Мира, Вориан мысленно подсчитал все оружие и боеприпасы, всех солдат и гиназских наемников, которых он поведет в следующую великую битву. Название планеты было ему незнакомо, но Вориан был твердо намерен отвоевать ее у врага и истребить оскверняющих ее роботов.
К черту политику! Здесь, на поле боя, мое истинное место.
В течение многих лет, прошедших после гибели и диффамации Ксавьера, Вориан не переставая бросался в сражения, борясь с Омниусом. Он поражал одного противника за другим, воюя во имя священного будущего человечества.
Вориан чувствовал в себе решимость Серены и Ксавьера. Их сила позволяла ему, невзирая на тяготы, продолжать битвы Джихада. Всегда вперед, только вперед! Он поклялся себе сокрушать всех машин на своем пути. Он превратит следующую планету в выжженную пустыню, если не будет иного выхода, несмотря на жертвы среди несчастных рабов, вынужденных служить Омниусу. Теперь и примеро Атрейдес научился платить кровью не стоя за ценой, лишь бы эта пролитая кровь окупалась победой над мыслящими машинами.
Два его самых близких друга стали мучениками этой войны — каждый по-своему. Они знали, что делали, и сознательно принесли эту великую жертву, положив на алтарь победы не только свои жизни, но и память о себе, допустив, как Ксавьер, мифы на место истины — все для того, чтобы продолжилось великое дело Джихада.
В своем личном послании Серена Батлер просила Вориана и Ксавьера понять смысл ее жертвы. Позже Ксавьер тоже пожертвовал собой, чтобы остановить Великого Патриарха и его торговлю органами, которой он занимался вместе с тлулаксми, и спас этим тысячи жизней. Решение Ксавьера оставить незапятнанным имя Иблиса Гинджо не было продиктовано эгоизмом; то был чистой воды героизм. Ксавьер прекрасно знал, какой урон потерпит Джихад, если все узнают, что Великий Патриарх был спекулянтом, наживавшимся на войне.
Оба, и Ксавьер, и Серена, заплатили ужасную цену, хорошо сознавая, что делали. Я не могу оспаривать решения моих друзей, думал Вориан, склоняясь под гнетом постоянно давившей его скорби.
Он понимал, однако, что его бремя заключается в том, чтобы сделать то, что хотели сделать они. Он должен воспротивиться чувству, которое заставляло его изменить то, что сделали Серена и Ксавьер, он должен позволить восторжествовать несправедливости, во имя окончательной победы правого дела. Приняв свою судьбу и сделав то, на что они и рассчитывали, Серена и Ксавьер оставили ему, Вориану, миссию выступать от их имени, продолжить их дело и нести дальше невидимое знамя чести, которой все трое остались верны до конца.
Это нелегкое бремя, но такова моя жертва.
— Приближаемся к цели, примеро, — доложил штурман.
На экранах рубки флагмана появилось изображение ничем не примечательной планеты — тонкий слой облаков, синие океаны, коричневые и зеленые массивы суши. А над всем этим зловеще красивые боевые корабли роботов, выстроившиеся над планетой в боевой порядок. Даже с большого расстояния было видно, как из орудийных портов вырывается пламя и смертоносные снаряды устремляются к приближающемуся флоту Лиги.
— Включайте поля Хольцмана. — Вориан поднялся и ободряюще улыбнулся офицерам, стоявшим на мостике. — Прикажите гиназским наемникам перейти в трюм, чтобы они смогли высадиться, как только мы прорвем орбитальную линию обороны.
Он говорил уверенно, автоматически, словно заученный текст.
Много лет назад Серена начала Джихад, чтобы отомстить за смерть своего маленького сына. Ксавьер сражался бок о бок с Ворианом, сокрушив множество врагов. Теперь Вориану, одному, без друзей, предстояло довести эту невиданную войну до победного конца. Только так можно было принести мученикам достойную их жертву.
— Вперед! — громко скомандовал Вориан, когда первые снаряды врага ударили в защитное поле. — У нас есть еще враги, которых надо уничтожить!
notes
